Geum.ru

Анатолий Онегов Русский лес

Вид материалаИсследование
Подобный материал:
1   ...   13   14   15   16   17   18   19   20   ...   30

Жизнь человека, думающего о своей земле, о благополучной жизни своих детей, не бывает без труда, и только систематический упорный труд помогает человеку добиваться своих целей. И я, честное слово, счастлив, что детство, та пора в нашей жизни, когда учимся мы быть людьми, проходило у меня возле крестьянского хозяйства, около лошадей, которым я очень благодарен за великую науку - добывать свой хлеб старательным трудом.

"Сидя без шапок и в старых полушубках на самых бойких клячонках, мчатся они с веселым гиканьем и криком, болтая руками и ногами, высоко подпрыгивают, звонко хохочут. Легкая пыль желтым столбом поднимается и несется по дороге; далеко разносится дружный топот, лошади бегут, навострив уши; впереди всех, задравши хвост и беспрестанно меняя ноги, скачет какой-нибудь рыжий космач с репейниками в спутанной гриве».

Конечно, это не о моем сельском детстве - это о других крестьянских детях, что возвращаются из ночного,-"Бежин луг" Ивана Сергеевича Тургенева. Но честное слово, вижу я за этими строчками и наших лошадей, наших мальчишек, и наши возвращения из ночного в деревню. Мне и сейчас очень счастливо и гордо оттого, что и в моей жизни был тот удивительный мир откровенно работающего села, в котором было место всему, что помогало честно вершить работу.

Этот мир подарил мне и плеск речной волны в непроглядной теми того крутоярья, возле которого горел наш костерок, и ночные голоса птиц по песчаным отмелям, и плески громадин рыб в тумане расходящегося утра, и дозорное ржанье коня, окликавшего своих товарищей по табуну... А первое солнце, встающее в малиновых, полосах зари за туманом росного луга?.. А голоса проснувшейся деревни, уже ждущей наших коней?.. А потом каждый конь привязывается возле своей телеги, и каждый из нас, пригнавших домой коней, теперь выносит на телегу всю конскую снасть-сбрую.

Хомут еще не под силу каждому из нас надеть на голову коню, не каждый конь согласно после ночной воли вдруг принимает начало рабочего дня, и хомут берет в руки обычно взрослый человек.

Не под силу нам и поставить дугу и затянуть как следует супонь, а следом и подтянуть чересседельник. Но вот конь обряжен, одет, и мы, так и не выспавшиеся в ночном, успевшие лишь кое-что перехватить с утреннего стола, снова возле коней, с вожжами в руках, в телеге - и уже ровный след взятого в железный обруч деревянного колеса пишет по сельской дороге-улице две длинные полосы - след телеги, увозящей людей на сельские работы...

Мне пришлось быть на всех сельских работах, которые тогда были доверены коню.

Первая работа, которая поручалась тогда мальчишкам- первоклассникам, умевшим уже управлять конем, называлась - отвозить копешки. Эта работа была только во время молотьбы. Тогда в нашем колхозе еще не было комбайнов, и хлебное поле большей частью убирали-косили жатками. Жатки по принципу своей работы очень походят на конные косилки, которыми и сейчас можно успешно косить сено в самых разных местах: как на заливному лугу, так и на дальней лесной поляне, куда отправлять трактор часто бывает не очень выгодно.

Итак, жатки, размахивая своими граблями-крыльями, шли по краю хлебного поля, оставляя за собой ровные ряды скошенной пшеницы. Скошенный хлеб подбирали идущие сзади женщины и быстро и ловко вязали в снопы. Снопы могла вязать и сноповязальная машина. Делала она это быстро и ладно, но тогда, в первые послевоенные годы сноповязалку на полях нашего колхоза я видел только один раз - ее откуда-то привозили к нам в порядке опыта и очень скоро увезли обратно.

Связанные людьми или машиной снопы складывали в крестцы (по тринадцать снопов в каждом крестце) и оставляли в поле для того, чтобы скошенный хлеб в крестцах досох. Крестцы расставляли по полю группами - по четыре рядом друг с другом. Такую складную группу из четырех крестцов называли копной. Эти копны красиво стояли по всему скошенному полю, и свозить досохший в крестцах хлеб, свозить копны к молотилке поручалось уже ребятам постарше.

Право свозить копны к молотилке и получать за это при достаточном старании полный колхозный трудодень было предоставлено мне лишь тогда, когда я перешел в пятый класс, а до этого мы, мелкота, ждали, когда начнет работать молотилка и от нее надо будет отвозить обмолоченные, выброшенные из молотилки снопы -солому. Эта самая работа и называлась - отвозить копешки.

Как только в поле начинала стучать молотилка, так тут же появлялись мы, малышня, верхом на своих конях. На каждую лошадь был надет хомут. К одной стороне хомута, к гужу, ременной петле, с помощью которой крепятся между собой дуга, оглобля и хомут, крепко привязывалась веревка. До поры до времени эта, веревка собранная аккуратными петлями, была в руках у малолетнего всадника. Но когда ты, сидя на коне, подводил коня к копне обмолоченной соломы, веревка опускалась на землю, и ты заводил дальше коня за копешку так, чтобы твоя веревка окружила солому.

Ты возвращал коня к тому месту, где отпустил веревку на землю, конец веревки кто-нибудь подавал тебе, ты всовывал его в другой гуж, с другой стороны хомута и крепил там палкой-тычкой, которую имел при себе. Затем конь натягивал веревку, и копна соломы, охваченная ею, двигалась вслед за конем к скирде, куда положено было складывать обмолоченную солому.

Копёшки мы возили с шутками, смехом. Когда копна двинется, пойдет, кто-нибудь из мальчишек, кто подает тебе конец веревки, вдруг прыгал на ползущую копешку и так, вместе с соломой, ехал к скирде, затем выскакивал из своего соломенного возка, скатывался с копешки на землю и весело смеялся над тобой, так и не заметившим, что твоему коню пришлось везти вместе с соломой еще и безбилетного пассажира..,,

Свозить к молотилке снопы на телеге доверялось мальчишкам только тогда, когда им было под силу держать в руках двухрожковые вилы с длинным навильником. Этими вилами один из возниц подхватывал с земли сноп и подавал его на воз, а другой возница-напарник принимал снопы, сноп за снопом, и старательно укладывал их на телегу, чтобы за один раз увезти как можно больше.

А потом эти снопы (и тоже вилами по одному) подавались с воза к молотилке, складывались там в ожидании очереди быть обмолоченными, а ты с напарником снова направлялся в поле к крестцам и снова возил и возил снопы вызревшего хлеба с поля к молотилке, чтобы там эти снопы были разделены на темно-золотое зерно, что теплой горой поднималось над током, и на светло-золотистую солому, которую мальчишки-малыши весело, шумно возили к скирдам.

Конечно, сегодня эти работы с лошадью в поле на хлебе, да еще на большом поле могут показаться лишь давнишней историей-воспоминаниями рядом с могучими степными кораблями-комбайнами, которым доступно сразу скосить и обмолотить хлеб. Конечно, лошадке тягаться с комбайном на целинном поле Алтая или Северного Казахстана очень трудно. А вот что касается небольшого поля, то я думаю, что точные экономические расчеты могли бы показать нам, когда на поле какого размера комбайн должен уступить место снопу и молотилке.

Да, да, я не оговорился, и точные экономические расчеты подтверждают, что на небольшом по площади поле хлеб выгоднее скосить и убрать, например, такой недорогой и более простой в обращении машиной, как сноповязалка, которую можно подцепить либо к не очень сильному трактору, а то и передоверить такую машину паре сытых лошадей. А там уже, когда снопы дозреют, дойдет в них зерно, можно отвезти эти снопы к молотилке, механизм которой приведет в действие тот же не очень сильный трактор. И уже от молотилки все зерно, собранное до зернышка, не потерянное комбайнами и машинами при перегрузках, можно отправить в зернохранилище.

И ничего не будет необычного в том, что при такой вроде бы древней технологии хлеб сначала свяжут в снопы, а потом, спустя какое-то время, эти снопы обмолотят - косовица и обмолот хлебов разделены по времени и на тех полях, где хозяином ходит один только комбайн. И там хлеба чаще сначала косят и оставляют лежать в валках на земле, пока они не досохнут, не дойдут, пока не дозреет до конца зерно (зерно обычно не оставляют дозревать на корню, чтобы оно не высыпалось из колоса - поэтому и косят хлеб раньше, чем зерно дозреет).

И там, при комбайне, на бескрайних полях, только после дозревания зерна в валках комбайн подбирает эти валки и обмолачивает их.

Но хлеб, лежащий в валках на земле - не лучший способ дозревания. Зерно, лежащее на земле, дозревает дольше, чем поднятое в снопы - ведь земля может быть и сырой. А зерно в снопе отдано не только солнцу, но и ветру - здесь, в снопе, оно спеет

быстрее, сырость земли никак не вредит колосу, поднятому над землей. Зерно в снопах куда меньше травится мышами, не склевывается птицей, которой зерно с земли взять проще, чем со снопа. Сноп выручает зерно и в дождь. Ведь сам крестец (или бабка, которую строят из снопов) собирается так, чтобы дождь миновал хлебные колосья - сверху крестец накрывается снопом, который поставлен на нижние снопы кверху гузом, комлем, и дожди скатываются с такого сооружения так же, как с соломенной крыши, которая много веков защищала жилище крестьянина от непогоды. А уйдет дождь, выглянет солнце, и уже через несколько часов сноп, если даже в него попала вода, высохнет на ветру и солнце и его можно будет тут же отправить в барабан молотилки. А сколько придется ждать, чтобы как следует высохли валки, лежащие на земле и впитавшие в себя дождевую воду?..

И я очень верю в то, что совсем скоро точные расчеты покажут нам, где, в каком случае надо снова ставить на хлебном поле крестцы или бабки, где отказаться от валков, где снова вспомнить молотилку и, где, очень может быть, вернется к детям сегодняшнего села та добрая лошадка, на которой когда-то мы очень весело возили свои соломенные копешки, запоминая на всю жизнь радость крестьянского труда.

Следом за соломенными копейками (еще до права возить к молотилке хлебные снопы) получали мы разрешение еще на одну работу с лошадью - на конные грабли.

О конных граблях мы начинали мечтать класса со второго и, обнаружив эти самые грабли где-нибудь у машинной станции или в бригадном сарае, забирались на них, поудобней усаживались в высокое, железное, как на жатке и косилке, седло-кресло и принимались изображать из себя совершеннолетних участников колхозного покоса.

Мы нажимали на педаль, которая приводила в действие зубья грабель, - после нажатия на педаль зубья разом поднимаются вверх, и собранное ими сено остается лежать валком на земле позади грабель. Мы тянули на себя рычаг, запирающий поднятые зубья, что делалось всегда, когда надо было на граблях просто куда-то ехать, и пусть поднимать рычагом грабли нам было еще не под силу, пусть грабли, стоявшие на месте, не слушались педали и не поднимали следом за педалью свои зубья - ведь педаль работала только во время движения, но все равно конные грабли тянули нас к себе, как уже обещанная, но пока еще не доверенная работа.

И вот свершалось… Мы отправлялись вместе со взрослыми на покос и на этот раз не пассажирами на чужой телеге, а на своих собственных конных граблях, с вожжами в руках и вообще при положенном в таком случае почете и уважении со стороны не только голопузых малышей или подруг-девчонок, но и со стороны взрослых: "Надо же, у Анны-то Колька как вырос - на грабли уже посадили!"

И мы, честное слово, старались, как говорят в таких случаях в рапортах и отчетах, оправдать оказанное доверие...

Сначала мы переворачивали, ворошили, сушили сено. А когда сено подсыхало, мы сгребали его в большие валки, которые затем другие, уже с помощью других орудий, отвозили к стогам или скирдам. После того, как валки увозили, мы снова на своих граблях грабили весь луг, чтобы подобрать до конца всю траву, которая была свалена косой и которая почему-либо не была сразу увезена к стогам.

Это был, как скажут теперь, малопроизводительный труд - подбирать какие-то там клочки сена, оставшиеся после основной работы. Возможно, ради каких-то там клочков сена, собранных напоследок, и не стоило бы гонять еще раз по лугу трактор с

навесными граблями и жечь топливо (и прочее и прочее). Но во времена моего детства добиралось по лугу сено не взрослыми дипломированными водителями дорогих машин, а мальчишками, которым самое бы время разбойно носиться по деревне и шкодить гурьбой по чужим садам. И добирали эти мальчишки последнее сенцо, воспитывая у самих себя гражданскую бережливость, не на машинах, поглощающих дорогое топливо, а на своей лошаденке, которая тут же, возле покоса и подкормится травой, какая почему-либо не пошла под косу.

Вот эта, как говорят теперь, экономическая рентабельность лошади на таких работах, куда дорого посылать трактор, машину, вместе с ее неоценимым педагогическим потенциалом и убеждают меня в моем рассказе вести разговор о лошади не в прошедшем, а в настоящем и даже в будущем времени...

Конные грабли, которыми управляет к тому же мальчишка-школьник, нужны, видимо, и сейчас почти на каждом покосе. Конечно, не смогут они везде тягаться по скорости с мощными граблями, навешанными на трактор и управляемые с помощью воздуха или гидравлики, которые разом собирают высохшее сено с большой площади. Но до этого сено надо сушить, надо то и дело ворошить его, переворачивать, отрывать от земли. Вот тут-то конные грабли по праву и должны стать хозяевами покоса - ведь на такую работу трактор посылать невыгодно. Вот тут-то лошадь, запряженная в грабли, и поможет скорей высушить сено, выручит это сено из беды на случай дождей, когда без такой тщательной работы может погибнуть весь сенокос. И потом, когда основная часть сена будет убрана в стога, в скирды, конные грабли приведут в порядок скошенный луг, подберут сено, оброненное большими торопливыми машинами.

Вот так мы с вами и оставили место рабочей лошади даже рядом с совершенной быстроходной техникой. И оставили не только из жалости, вспомнив нашей лошади ее прежние заслуги, но и отвели ей такую работу (вроде ворошения сена), какую трактор

либо не станет делать, посчитав ее невыгодной для себя, либо не сможет сделать так хорошо, как сделает ее расторопная лошадка.

Пожалуй, только рабочая лошадь (одна среди всех остальных наших домашних животных) была приспособлена человеком почти к любому крестьянскому труду. И часто в своих работах крестьянин не щадил лошадь так же, как самого себя, считая ее своей обязательной помощницей. Отсюда в обиходе крестьянина и значится такой атрибут жестокости, как кнут. Отсюда и всевозможные бранные слова в адрес лошади, которая почему-либо отказывается вдруг выполнять работу, а следом и жестокое избиение животного, на котором человек срывает всю свою злость от неудачно завершенного дела. И, пожалуй, примеров такой частой жестокости, какую знала порой простая рабочая лошадь, не знали другие домашние животные.

Нередко крайним актом жестокости заканчивалась и жизнь какого-нибудь Савраски - негодного больше в крестьянском хозяйстве коня продавали коновалу-живодеру, который покупал дошедшую лошадь только ради ее шкуры. А зачем вести куда-то никчемную скотину, чтобы где-то потом снять с нее шкуру?.. А может, проще поступить так - снять с лошади шкуру прямо тут, за деревней? Но, говорят, снимать шкуру легче с живого коня - и живодеры по привычке творили свое живодерство, оставляя ободранных, но еще живых коней мучиться где-нибудь в овраге рядом

с дорогой.

Живодер - негодное слово по Руси. И если в скупщиках лошадей узнавали вдруг живодеров, то гнали их прочь, да гнали другой раз так яростно, чтобы дорогу в эти края живодеры забыли навсегда.

Конечно, и это, выходящее за границы всех человеческих норм живодерство вместе с другими примерами жестокого обращения с лошадьми помнили мы, когда радовались за лошадь, освобожденную трактором от ее рабочих обязанностей... Все! Теперь не будет больше кнута, ругательств, избиений коня! Не будет, наконец, ни живодерства, ни конокрадства с его жестокой расправой над пойманным конокрадом! Теперь наступят, мол, новые уважительные отношения человека к лошади!..

Как забывали мы тогда, что уважительное отношение к лошади существовало по русским деревням давным-давно, и только там, где жизнь крестьянина была настолько унижена, уничтожена, что он терял всякое уважение даже к своей собственной жизни, крестьянская рабочая лошадь знала грубость, побои.,

Нет, не чудачество, не память по давно прошедшим временам предстала передо мной в доме лесника, куда вслед за хозяином вошел к семейному столу его новый конь Соловко - лесник, считавший свой лес не меньшей святостью, чем собственный дом, знал, помнил всегда, как помнили когда-то молитву, что без доброго коня, коня-помощника, коня-напарника нет и не будет в нашем лесном краю настоящей жизни ни лесу, ни человеку...

„Сивка-бурка, вещий каурка, встань передо мною, как лист перед травою», -~ как хочется мне по памяти детства вот так вот позвать того коня, который придет и останется со мной навсегда, как в чудесной сказке. Останется и снова, как в детстве, принесет с собой удивительный мир слаженной работы человека и лошади, мир живых настоящих сказок, которые приходили ко мне вместе с костром, что горел всю ночь на обрывистом берегу реки, вместе со свежим запахом только что скошенной травы, с частым стуком работающей молотилки, с золотыми пшеничными и ржаными снопами и со зрелым шепотом зерна, что так, само по себе, под собственной тяжестью, вдруг растекалось широким языком по колхозному току оттуда, с самого верха горы, сложенной и моими руками...

Сивка—бурка, где ты, моя добрая сказка-быль? И вернешься ли ты ко мне снова?.. А может быть, встретив когда-то меня и указав мне мой верный путь, сегодня ты рядом с другим, еще не выросшим человеком и теперь помогаешь и ему найти честную дорогу по жизни.


Добрый путь тебе, Сивка-бурка!..


ЛУГ


В старых сельскохозяйственных книгах я отыскал как-то вот такие интересные сведения:

"Разнообразие луговой растительности является причиной того, что хорошие луга доставляют корм, по своему составу как нельзя лучше отвечающий природе сельскохозяйственных животных; полная замена этого корма растениями, возделываемыми на полях, не всегда возможна, да я производимый на лугах корм обходится хозяйству дешевле».

"Хорошие луга имеют особенно большое значение там, где земля требует навозного удобрения, ибо при больших запасах сена можно содержать много продуктивного скота, производящего хороший навоз, - недаром немецкая пословица говорит, что "луг - кормилец пашни". Луга обычно не получают навоза, так что весь навоз, производимый на счет лугового сена, идет на пашни».

"Понятно, какое громадное значение для хозяйства имеют естественные заливные луга, растительность которых использует хотя отчасти те громадные количества питательных веществ, которые в противном случае были бы унесены речными водами в моря и океаны и потеряны для хозяйства человека».

"Сено пойменных лугов. Питательность такого сена очень высока: у нас откармливаются на Севере России (по берегам Сев. Двины, Вычегды, Мезени, Пинеги и др. рек) волы, которые сильно жиреют».

«Обилие прекрасных лугов на Севере, где благодаря продолжительному летнему освещению и достаточной влаги, растительность развивается удивительно роскошно, создает весьма благоприятные условия для скотоводства. Холмогорский скот, например, обязан своими качествами прежде всего именно этим пастбищам. В такой же зависимости от характера лугов находится и известная романовская овца (наиболее типичные представители её встречаются в романово-борисоглебском у. ярославской губ.), так как главным образом благодаря обилию мотыльковых на местных волжских лугах и вообще прекрасному питанию овцы дают здесь чрезвычайно доброкачественную, славящуюся по всему миру шерсть и овчину».

Мне, к сожалению, не пришлось побывать в тех местах, где выводили холмогорский скот - знаменитую отечественную породу крупного рогатого скота. Но зато в Борисоглебском районе Ярославской области я получил возможность проследить историю романовской овцы, не менее знаменитой, чем холмогорская корова.

Именно здесь, на этой русской земле, и сложилась выдающаяся отечественная порода "грубошерстных овец шубного направления", дающих лучшие в мире овчины. Из таких темно-серых, с голубизной овчин и шились когда-то у нас лучшие верхние одежды: шубы и полушубки.

Главное достоинство романовской овцы - особое качество шерсти. У романовской овцы тонкие пуховые волокна длиннее толстых, грубых остевых волос - такое качество у других грубошерстных пород отсутствует. А оттого шерсть романовской овцы не сваливается в овчине, а значит шуба или полушубок, пошитый из такой овчины, многие годы хранит тебя от самых суровых холодов.

Как пошла, как сложилась, чем кормилась знаменитая романовская овца?

Ну, прежде всего пасли романовскую овцу по местам достаточно сухим (овцам вообще не годятся сырые пастбища: сырые-пастбища отары овец скоро губят, вытаптывают, а сами овцы на сырых пастбищах часто болеют). Не спеша, с одной горушки, освещенной

солнцём, на другую, прихватывая по пути что-то и из густого разнотравья узких ложинок, то есть питаясь весьма разнообразно и здорово (подчеркиваю: трава с сырых мест никогда не считалась здоровой пищей для овец), и паслась с весны до осени романовская овца по богатым и здоровым естественным угодьям-выпасам. Ну а на зиму заготавливали этой овце особое сено- "сено с листочками» ...

Давайте вернемся к последней цитате, выписанной мной из старой сельскохозяйственной книги, где речь идет о том, что качество шерсти романовской овцы зависит от состава луговых трав и главным образом от трав из семейства мотыльковых ("главным образом благодаря обилию мотыльковых на местных волжских лугах …»)

Семейство мотыльковых, о котором идет речь, и составлено травами с листочками - травами с хорошо развитыми листовыми пластинками, листьями. Тут и одна из лучших кормовых трав - медунка, цветущая с весны до осени желтыми цветочками-огоньками, и люцерна, украшенная среди лета фиолетовыми цветами, и донник лекарственный (желтые цветы), и донник белый с белыми цветами, и самые разные клевера от белоголового клевера ползучего, дятлины белой (самый нежный и питательный корм для скота) до клевера лугового, красноголового(дятлина красная), который прочно вошел в посевную культуру.