Geum.ru

Анатолий Онегов Русский лес

Вид материалаИсследование
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   30

И если был на земле когда-то охотничий рай у лесного костра, то почему уходили куда-то от этого рая, и уходили другой раз навсегда? И могла ли быть раем-благополучием жизнь первобытного охотника, если такой рай чаще всего не обеспечивал охотничьим племенам полноценного воспроизводства?

Полноценное воспроизводство вида, воспроизводство качественное - это далеко не два-три ребенка от двух родителей. Для качественного воспроизводства, для гарантии сохранения качества вида, для выживания этого качества с учетом хотя бы возможных отрицательных внешних воздействий на потомство, воздействий, способных уничтожить качество вида в том или ином потомке, простым арифметическим уравнением "один плюс один будет два" никак не обойтись. Два-три потомка от двух родителей - это вымирание и если не физическое, то качественное, это деградация. И если какой-то народ не получал возможности перейти рубеж этого простого уравнения, то не мог он рассчитывать на прогресс своей эволюции: не было у него резерва, чтобы встречать удары судьбы.

И такой резерв прежним охотничьим племенам давали лишь пашня и домашний скот. Гарантированные продукт питания, размеры которого можно было к тому же увеличивать по желанию человека, обеспечивал стабильное превалирование рождаемости над смертностью. Хлеб и домашний скот зимой под крышей стали путем к прогрессу эволюции - отныне наша эволюция была направлена по пути создания старателя-строителя!

Давайте без лишних эмоции и каких-либо поспешных заключений обратимся к опыту тех племен и народов, которые почему-либо не приняли для себя ни пашни, ни оседлого животноводства и которые, увы, не получили посему возможности качественного воспроизводства. Такие племена обычно не знали в своей истории стабильного роста, жизнь их складывалась из импульсов вслед за импульсами природы. Они обрели умение выживать именно в тех, своих условиях, в каких оказались когда-то, но стать в чем-то ином примером для других племен и народов обычно не могли.

Увы, человек, идущий вслед только за неверной природой, не выстраивает внутри себя своего собственного непрерывного стержня, линии. Его жизнь - импульсы вслед за погодой, удачами и неудачами на охотничьих тропах - то поднимает его к высотам эмоционального напряжения, то, вычерпав из него весь запас энергии на те же радости по случаю удачи, опускает его туда, где нет человеку никакой помощи от себя самого. Тут и приходится поддерживать свой дух, побеждать угрозу депрессии молитвой, обращением к духам, бубном шамана или ритуальными наркотиками - приходится создавать видимость организации своего энергетического потенциала.

Пашня и алкоголь! Честное слов, это сочетание не просто дань нынешней озабоченности судьбой народов, знакомых с этим страшным наркотиком. Пашня и домашний скот с сеном на зиму оказались способными избавить человека от незапланированных импульсов жизни, смягчали прежние взлеты и падения. Размеренный труд не требовал уже того предельного напряжения, какое необходимо было охотнику для завершения той же охоты, и уже не оставлял так часто человека в длительном бездействии один на один со своей уставшей, сомневающейся душой.

Пашня и скот с сеном на зиму победили наркотики, ибо наркотики (тот же алкоголь) безудержно сваливаются только на обреченные племена и народы, чтобы исключить их из жизни поскорей и до конца.

Пашня и скот с сеном на зиму, суля возрождение охотничьим племенам, спасли их и от кровопролития на кочевых тропах, предложив вместо кочевья оседлую жизнь с узаконенными границами постоянных личных владений.

Пашня и скот зимой под крышей гарантировали мир и предопределили выдвижение в первые ряды жизни уже не охотника-воина, а строителя-созидателя, строителя-землепашца - качество, которое предстоит как следует оценить именно сейчас, когда прежние пашни теряют свое плодородие. Кто вернет плодородие истощенной земле? Наука? Техника?.. Все это уже потом, а прежде вернет нам жизнь земли наше старание-созидание, родившееся для нас еще в те давние времена, когда славяне-переселенцы с горстью хлебных зерен в дорожной котомке встретили на своем пути стену дремучего леса и все-таки решились вступить в него...

Наверное, и тут не хотел наш предок сразу обнажать свой меч и звать на помощь небесные силы - Бога Огня, чтобы получить право на первую свою пожню в лесном краю. Но лес не расступался сам по себе. И славянин-переселенец, позвав на помощь себе огонь, пустил на месте будущей пашни пал.

Выжечь под пашню участок леса - наука давно известная и неплохо освоенная в наших лесных краях. И помнили мы эту науку еще совсем недавно. Так, например, в тех местах, где светится своим первозданным светом мое Пелусозеро, практика подсечного земледелия была законодательно остановлена лишь во второй половине Х1Х века, а до тех пор огонь мог лихо пожирай лесные угодья, освобождая место под хлеб, лен или репу. Да и после вышедшего законодательного уложения, повелевавшего пресечь прежнюю практику подсечного землепользования, не забывали крестьяне в лесном краю, что огонь может чисто снести те же тощие лесные углы с непотребным ольшаником да черемушником, вытоптанными к тому же скотом и негодными теперь вроде бы более ни для чего другого, кроме как на золу для будущей пашни.

Словом, сам по себе пал, сведение леса огнем не был никогда трудом слишком тяжелым. Больше того - легкостью своей он и привлекал к себе в массе тех крестьян, какие не имели еще земли либо не задумывались о том, как устроить имеющуюся землю,

чтобы родила она щедро из года в год. Пал оставлял после себя золу. Зола была первым минеральным удобрением, с которым и встретилось наше отечественное земледелие. Зола тут же, после пала, питала собой землю, а та следом дарила человеку, призвавшему в помощь себе пожар, в первый год после пала богатый урожай.

Именно на золе в первый год после пала богато родила освободившаяся от леса земля и репу, что издавна была на Руси вместо того же картофеля, и лен, каким славились во времена подсечного земледелия наши северные земли.

В небольшой книжечке, изданной в 1983 году в Петрозаводске и посвященной, пожалуй, самому лесному нашему северному русскому району - Пудожскому, отыскал я такой рассказ:

«Из отраслей сельского хозяйства в Пудожском уезде в это время значительное развитие получает торговое льноводство. Г.Р.Державин, посетивший край в 1785 году, отмечал, что в округе Пудожа почти все поля заняты посевами льна. Лен этот за гроши скупали у крестьян вытегорские купцы Мартынов и Галашевский, а так же онежские мещане Гончев и Фомин. Скупщики имели в уезде несколько льнотрепальных предприятий, на которых было занято до 100 человек. После обработки лен вывозился в разные места Олонецкой губернии, в Петербург и даже за границу. По данным Г.Р.Державина, ежегодно на рынки поступало до 25 тысяч пудов пудожского льна. Примерно столько же льна вывозилось за пределы уезда и в первой половине XIX века. Знаменит был пудожский край своим льном. Даже на гербе Пудожа красовались три пучка льна на голубом фоне. В 1856 году мастерство пудожских льноводов удостоилось высокой оценки на Лондонской всемирной выставке. Представленные здесь образцы пудожского льна - карелки получили почетный диплом».

И чуть дальше в той же работе:

"Пудожский уездный исправник отмечал в своем отчете за 1890 год:"В минувшие годы крестьяне имели значительные подсечные запашки... с воспрещением же бесконтрольного пользования подсеками запашки крестьян значительно сократились…» Запрещение подсека больно ударило по торговому льноводству, так как лен давал хорошие урожаи только на подсеках. В пореформенные десятилетия посевы льна в крае неуклонно сокращались».

Увы, пепел пожарища, зола с пепелища дарили человеку очень недолгое счастье. Уже на второй после пала год урожай был заметно ниже, а там скоротечно отродившую землю можно было оставить совсем и снова, призвав на помощь огонь лесного пожара, пустить новый пал для новой пашни с новым эфемерным счастьем.

Увы, бедные лесные почвы, подстеленные бесплодным песком или глиной, не могли сами по себе кормить человека. Увы, золы после лесного пожара хватало совсем ненадолго. И новый пожар уже гулял по лесу, развращая людей, приучая их к легкой добыче, грозя .возвратить землепашца к тем охотничьим временам, когда жил человек одной лишь охотой-добычей, не умея еще складывать свое благополучие по бревнышку, бревно к бревну, как складывают вечный крестьянский дом, корабль-крепость.

Что остановило эту грядущую беду, что отвернуло нашего предка-крестьянина от бесконечных палов и заставило его в конце концов стать строителем-созидателем на своей земле? Может, соседние охотничьи племена, что все еще оставляли за собой лесные тропы, проложенные рядом с поселениями славян-землепашцев, как-то по-своему возражали против лесных пожаров и тем сдерживали земледельца, надеющегося пока больше на огонь?.. Или же мысль, ум нашего предка, отточенный в дальнем походе-поиске новой земли-родины, уже приведший его в благословенные лесные края,

не мог допустить вечного пожара, огня-пожирания в свою жизнъ-старание, что уже поднимала в"лесном краю поселения, в которых исподволь закладывался фундамент будущих славных российских городов?..

Так или иначе, но только именно здесь, в лесном краю (нет, никак не в щедрой черноземной степи!), с сиротскими лесными почвами, и свершилось то, что должно было когда-то свершиться с народом, желающим жить и дальше на своей земле - здесь, возле лесного пожарища, возле пашни, удобренной золой всего на какой-то год, возле бесплодной лесной земли, глины-песка вперемешку с камнем, и родился крестьянин-строитель.

Это он первым не оставил очищенной от леса земли после того, как она отродила на золе. Это он встал на краю будущей рукотворной пашни с сохой и верной рабочей лошадью и бороздка за бороздкой пошел вслед за своим конем-трудягой, поднимая сохой из земли оставшиеся там корни деревьев, освобождая свою будущую землю от камня-валуна, раскиданного повсюду ледником-бродягой. Вот сошники сохи поддели древесный корень. Тпру - встала лошадка, вынут из-за пояса топоришко, и тюк-тюк топором с обеих сторон по корню, закрывшему сохе дорогу, и корень в сторону, чтобы не мешал больше, не встревал на пути... И снова топоришко за поясом, за спиной, снова руки на березовые прутья- рукояти, что протянуты к человеку от сохи-разумницы, и снова: "Но-но, милай... Пошел, пошел..." И снова подцеплен сошниками древесный корень, и снова топор в деле...

И так без конца, изо дня в день, только с передыхом для лошади, пока не останется, не будет совсем на пашне-пожне ни корня, ни камня. Камни уложены кругом-горкой в стороне от пашни, а корень снесен в кучи-вороха тут же, на пахоте, и тут же сожжен— опять же зола на пользу и хлебу: и овощу. Но не она одна будет теперь настоящей силой для новорожденной пашни! Нет!

Домой, на отдых, соха, очистившая, разрыхлившая, поднявшая землю! А коня ставь в телегу, грузи на телегу навоз от скотины, и снова на пашню. Ровнехонько раздели по новорожденной пашне скотский навоз, что сохранился с зимы вместе с соломой-. подстилкой. И тут не брошен навоз сохнуть на ветру и солнце, не отдан кучей дождям - снова соха да еще вместе с бороной вернулись на пашню и старательно поделили, свели навоз с землей. Так чисто и совестливо сводят теперь навоз с пустой землей (той же глиной) нынче, пожалуй что, только добрые огородники, когда строят-устраивают на бесплодной, холодной сырой глине будущие щедрые грядки...

Год ухода-старания возле пашни, второй, третий - из года в год все, что собирается у тебя возле хлева со скотиной, на пашню. И глядишь, поднимается теперь над твоей рукотворной землей-почвой такой хлеб, какой не всегда вдруг встанет и по местам, одаренным черноземом.

Построил человек свою землю-пашню! Построил, чтобы из года в год так же старательно ходить за ней. Построил землю-пашню, чтобы построить и себя – старателя-строителя, построить там, где еще совсем недавно бились за жизнь, обреченные без пашни-старания на ущербность, смелые, вольные, но, увы, вымиравшие племена охотников-кочевников!

И помнить нам об этом старании-строительстве на земле каждый день! Помнить и держать примером для себя, как помнили когда-то и повторяли каждый день без подсказки наши православные предки "Отче наш, иже еси на небесех". Потому что не будет без такой памяти, без такого примера-работы на земле жизни!

И не спасут потерявших эту память о стоическом труде крестьянина на лесной пашне никакие надежды на прожекты-обещания разом решить все земные проблемы какой-нибудь особой наукой. Не решаются они ни наукой, ни многосильной техникой, ни электронными приборами без тех самых рук, какие помнят, как встречала в земле соха-труженица корень за корнем, камень за камнем. Не жить нам без таких рук, что и сейчас могут ласково принять горсть земли и доверительно расспросить эту землю:"Милая, чем живешь-можешь? Какой заботы, какого внимания не хватает тебе, чтобы рядом с тобой счастливо жили и мы, люди?"

Ох, не потерять бы нам умения доверительно разговаривать с землей, какое было даровано нашему предку-крестьянину, устроившему в лесу свою рукотворную пашню!

Нет-нет да и услышишь, что Русским следует называть наш лес лишь по той причине, что изменился он с тех пор, как стали обживать его русские люди, что изменили мы его древостой, что вместо лесов хвойных и хвойно-широколиственных, в каких стеной стояли ели, сосны да дубы с липами, теперь в нашем Русском лесу, мол, больше стало тех же берез.

Да, в наших краях ныне больше берез, чем в той дебре-чаще, какая встретила первых славян, вступивших в лесной край, чтобы затем вместе с другими здешними племенами-народами родить лесную Русь, поименованную позже Великой. Чтобы родить в этом лесу, ставший затем Русским, русский народ-труженик.

Редко когда творец-созидатель не принимает для себя, не оставляет в себе навсегда тот материал, в который вкладывал свою душу - так и лес, создавший русского человека, не мог не измениться, не мог не принять от людей новые черты.

И верится мне, что наш лесной край, как и те озерные острова с русскими именами, получил право величаться Русским лесом прежде всего оттого, что именно здесь, в этом лесном краю, и совершил свой подвиг наш народ-землепашец, дав достойный пример-поучение потомкам, как строить-создавать землю, ставшую для нас Землей-Кормилицей!


КОРОВА


Если бы нам удалось перенестись на десять тысяч лет назад к кострам охотничьих племен, то мы с вами встретили бы здесь, возле людей, собаку и свинью. И здесь, у костра охотника-собирателя, собака и свинья, прирученные человеком в одно и то же время, как бы олицетворяли собой два противоположных начала, два пути-выбора, предложенных людям.

Собака помогала человеку расширять внешние связи, сопровождала его в охотничьих походах, звала дальше, в неизвестность. Свинья же всегда оставалась возле домашнего очага, свинья -резерв пищи, подсказывала человеку:"Стань домоседом, разведи побольше домашнего скота и оставь кочевые тропы».

Казалось бы, именно свинья в помощь(а то и раньше)пашне, дарующей тот же хлеб, и должна была указать сегодняшний путь человека-труженика, человека-творца. Но нет, не свинья, первой оказавшись рядом с людьми, а корова вместе с лесной пашней помогла нам достичь нынешних вершин созидания.

Наверное, кому-то покажется странным это мое утверждение: откуда, мол, и как какая-то там корова привела людей к сегодняшним космическим кораблям? Но давайте не будем торопиться с сомнениями, а снова мысленно перенесемся в те далекие от нас времена, когда наши предки занимались только охотой и собирательством...

Жизнь первобытного охотника была трудна и опасна. Охота требовала максимального напряжения сил во время охоты, хотя бы для единоборства со зверем, но вместе с тем удачная охота дарила добытчику и сравнительно спокойный отдых возле добычи. И первобытный охотник, видимо, по-своему отдыхал после каждой охоты до тех пор, пока не кончалось добытое мясо, и тогда конец отдыху-расслаблению, и снова напряжение сил для охоты.

Вот в таком ритме приливов и длительных отливов и шла вся жизнь охотничьих племен.

Мало чем отличался от ритма жизни охотничьих племен и ритм жизни первобытного скотовода-кочевника, не знавшего еще забот ни о сене, ни о зимнем помещении для скота. Первобытному скотоводу тоже периодически требовалось максимальное напряжение сил, чтобы защитить свои стада от врагов, отстоять в бою с другими племенами право пасти свой скот на том или ином пастбище. Приходилось усиленно работать и тогда, когда скот перегоняли с одного пастбища на другое. Но остальное время первобытный скотовод-кочевник мог все-таки отдыхать и отдыхать порой куда дольше, чем первобытный охотник, - ведь скотоводу не надо было выслеживать добычу, караулить ее, доставлять с места завершения охоты, к своему очагу - его добыча, домашний скот, была рядом с его очагом...

Нет, ни охотничьи тропы, ни кочевое скотоводство не требовали от людей систематического труда в течение всего года, труда размеренного, каждодневного, крайне необходимого для создания значительных материальных ценностей, для совершения значительных работ на земле. Нет, ни первобытный охотник, ни первобытный скотовод-кочевник не обладали еще особым умением постоянно поддерживать в себе то трудовое напряжение, какое рождало творцов и мыслителей.

Видимо, не очень заметно подправляло психологию охотника и скотовода-кочевника и первобытное землепашество в степной зоне с богатыми почвами, которое тоже не знало еще систематического труда. Чтобы подготовить и засеять пашню здесь, как и в первобытной охоте, тоже требовалось максимальное напряжение сил. Но вот пашня засеяна - и наступает период относительного покоя до следующей, часто не очень близкой по времени работы на пашне...

Так когда же и где стал приобретать наш предок навыки систематического, каждодневного и обязательно старательного труда? Очень может быть, что начало такой науки было положено только тогда, когда скотовод-кочевник оказался однажды вместе со своим стадом без тех привычных для него пастбищ, где можно было относительно безбедно пасти скот и летом, и зимой.

А произойти такое событие могло, например, после какого-нибудь вражеского нашествия, когда более сильное племя кочевников вытеснило племя, жившее здесь до этого, с его пастбищ. И если там, дальше, куда побежденным пришлось отступить, не было привычных для них степных пастбищ с неглубокими зимними снегами, если здесь, на новом месте, стеной стоял лес с редкими лесными полянами, которые по зиме заносились к тому же глубоким снегом, то у скотовода, попавшего в такие, новые для него условия, было только два выхода: либо научиться жить и здесь, и прежде всего научиться кормить в новых условиях свою скотину и летом, и зимой, либо погибнуть...

Конечно, не все озадаченные таким образом древние скотоводы решали эти жизненно важные вопросы всякий раз благополучно. Но кто-то из них все-таки однажды догадался собрать на зиму для своего скота сухой травы, а там и сделать для скота зимнее убежище, защищающее скот и от холода, и от лесного зверья. Видимо, так еще в древние времена и было положено начало современному животноводству.

Вот так вчерашний кочевник и вынужден был впервые отказаться от длительных периодов отдыха-лености - теперь каждый день он должен был сам кормить свою скотину.

Но все-таки и этот каждодневный уход за скотом был, по-моему, лишь началом обучения систематическому труду, а само обучение состоялось, видимо, только тогда, когда скотовод принялся раздаивать свою корову, чтобы постоянно питаться ее молоком.

Очень может быть, что решение кормиться постоянно коровьим молоком скотовод принимал и вынужденно, в силу определенных обстоятельств. Действительно, лесной край не позволял держать такое количество скота, какое можно было держать в степи - количество скота в личной собственности теперь ограничивалось прежде всего той же сухой травой (сеном), которую скотовод мог запасти для своего скота на зиму. Много сена вручную заготовить нельзя, а потому и не мог тот древний скотовод оставлять на зиму много скота, а, следовательно, не мог он теперь каждый день есть мясо. Вот тут на выручку и пришел к нашим предкам полноценный животный продукт - молоко.

Еще и сейчас в тех местах, где разводят только мясной скот, встретите вы коров, которых доят от случая к случаю. Такие коровы дают очень мало молока, и даже несколько таких коров никак не смогут прокормить своим молоком большую крестьянскую семью. Примерно с такой, далеко не молочной коровенкой и попал вчерашний скотовод-кочевник в лесные края, где не было, как в степи зимних пастбищ с неглубоким снегом. Вот такую коровенку и начал он раздаивать, чтобы возместить ее молоком недостаток мясной пищи. И это ему удалось - за старания и заботу корова

одарила людей молоком, маслом, сыром, выручила человека, попавшего вместе с ней в беду, и привела его, научившегося как следует ходить за молочной коровой, к систематическому труду - ведь без терпеливого старания, без каждодневного труда раздоить корову не удалось бы. И немудрено, что лучшие молочные породы крупного рогатого скота держатся там, где живут очень трудолюбивые и аккуратные люди (вспомните все лучшие молочные породы крупного рогатого скота и наши, и иностранные, припомните, откуда пошла когда-то та или иная порода, отыщите эти места на карте, поинтересуйтесь, чем еще славны те города и веси, которые подарили нам выдающихся молочных коров, и вы сами подтвердите мои слова: знамениты эти места рукодельными, мастеровыми людьми).

Так и приучила корова людей к систематическому, каждодневному труду - ведь корову надо доить не только каждый день, но еще и несколько раз на день, да еще каждый раз в одно и то же время, по часам. Вот так молочная корова, преподав лесному краю уроки систематического труда, вместе с лесной рукотворной пашней, устроенной нашими предками, и привела нас к нашим сегодняшним вершинам труда и мысли.

Когда заходит разговор о том, что значила корова для русского человека, я обязательно вспоминаю роман Дмитрия Михайловича Балашова "Бремя власти". Этот роман посвящен русской истории - пожалуй, самому трудному моменту в нашей истории, когда почти все русские земли оказались под врагом, когда вместо селений и городов лежали среди лесов и полей одни пепелища. Это было время, когда московский князь Иван Данилович Калита начал собирать русские земли под властью Москвы, чтобы совсем скоро другой московский князь Дмитрий Иванович, будущий Дмитрий Донской, привел эти русские земли к Куликову полю и победил здесь Орду.