Сборник статей о Л. Н. Толстом 1902 1903

Вид материала

Сборник статей

Содержание К 175-летию со дня рождения Л. Н. Толстого ЛЕВ ТОЛСТОЙ и РУССКАЯ ПЕЧАТЬ Лев Толстой Он поднял печатное слово на недосягаемую высоту». Я кричу и умоляю К редактору «Русских ведомостей» 2. «Мир искусства», 1902, № 2 3. «Приднепровский край», 1902, № 1465 (22 февраля) Лев Толстой о литературе и критике [По поводу предисловия Л. Толстого кроману фон Поленца «Крестьянин»] 5. «Известия по литературе, наукам и библиографии, 1902, №№ 8–9 (май, июнь) Он – как бы живой, облеченный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова К 50-летию литературной деятельности гр. Л.Н. Толстого О 74-летии гр. Л. Толстого 9. «Русские ведомости», 1902, № 240 (31 августа) Беседа с Толстым 11. «Московские ведомости», 1902, № 239 (31 августа) 12. «Московские ведомости», 1902, № 239 (31 августа) Войны и мира ОМЕГА 13. «Русские ведомости», 1902, №N 241, 243 (1, 3 сентября) Русские ведомости ... Полное содержание

Подобный материал:

• -, 93.63kb.
• -, 312.28kb.
• Роза Люксембург. Застой и прогресс в марксизме, 87.7kb.
• Сборник статей Сборник статей о жизненном и творческом пути заслуженного деятеля искусств, 3958.9kb.
• Информационные технологии и вычислительные системы, №3, 2002, 558.37kb.
• Сборник литературно-критический статей, 963.73kb.
• Сборник статей Выпуск 3 Москва, 16 февраля 2007, 1294.42kb.
• Сборник статей под редакцией А. В. Татаринова и Т. А. Хитаровой Краснодар 2004 удк, 2633.96kb.
• Сборник статей и материалов, посвящённых традиционной культуре Новосибирского Приобья, 3550.79kb.
• Сборник статей преподавателей Кемгппк кемерово 2011 удк -373., 2280.86kb.

Московский государственный университет

им. М.В. Ломоносова

Факультет журналистики

Кафедра истории русской литературы и журналистики

К 300-летию русской печати

К

175-летию со дня рождения Л. Н. Толстого

ЛЕВ ТОЛСТОЙ и РУССКАЯ ПЕЧАТЬ

Сборник статей о Л.Н. Толстом

1902 – 1903

Москва – 2003

Московский государственный университет

им. М.В. Ломоносова

Факультет журналистики

Кафедра истории русской литературы и журналистики

К 300-летию русской печати

К 175-летию со дня рождения Л. Н. Толстого

ЛЕВ ТОЛСТОЙ и РУССКАЯ ПЕЧАТЬ

1902 – 1903

Сборник статей

Москва – 2003

Предисловие


Лев Толстой – «живой, воплощенный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова”


1903 год стал особенным для русской общественной жизни: 200-летие русской печати совпало с «двойным» юбилеем Льва Толстого – полувековым юбилеем литературной деятельности (1902 г.) и 75-летием со дня рождения.

Несмотря на весьма солидные, внушительные цифры юбилейных дат официальных громких торжеств всероссийского масштаба не было. Эти памятные даты отметила – в меру своих возможностей – русская печать [1]. Лишенная возможности говорить в полный голос, русская пресса нашла возможность высказать свое мнение о положении печати, выразить свои мечты о свободе слова в публикациях, приуроченных к юбилейным датам начала 1900-х гг.

Юбилеи Л. Толстого, великого писателя и мыслителя, голос которого вопреки запретам цензуры свободно звучал на весь мир, явились для русской прессы поводом высказать свои наболевшие проблемы. В контексте размышлений журналистов о необходимости свободы печати, свободы слова, свободы совести прозвучали высказывания о знаменитом юбиляре, который стал олицетворением этих чаяний журналистов.

Изучение материалов периодики 1902-3 гг. показывает, что юбилей печати во многом определил основное звучание публикаций, посвященных Л. Толстому.


Необходимо заметить, что и прежние юбилеи Л. Толстого не отмечались официально, несмотря на то, что он «составлял гордость и славу русской литературы», был известен как мыслитель. Ни пятидесятилетие, ни шестидесятилетие, на даже семидесятилетие маститого юбиляра (1898 г.) не вызвали никаких торжеств: тогда пресса лишь робко и «почти незаметно» откликнулась на эту знаменательную дату. «Взнузданная донельзя» легальная русская печать промолчала, ведущие газеты и журналы не поместили на своих страницах ярких материалов о Л. Толстом.[4]

Теперь, в начале бурного предреволюционного десятилетия замолчать юбилеи Л. Толстого было уже невозможно.

Русская пресса сочла своим «священным долгом» отметить юбилеи Л.Н. Толстого.

О приближающихся годовщинах русская газеты и журналы постоянно напоминали своим читателям. Журнал «Известия по литературе, наукам и библиографии в разделе «Новости литературного мира» проинформировал о создании «организационного комитета по устройству празднования двухсотлетнего юбилея печати» (2), регулярно и подробно сообщал о Л. Толстом.

Публицист влиятельной суворинской газеты «Новое время» задавал вопрос: «Чем ознаменовала Москва день рождения своего обывателя? Глубокий старик вправе был ожидать чего-нибудь больше письменных поздравлений и не ахти-каких газетных статей». [3]

Да, в русской прессе 1902-3 гг. еще не было посвященных Толстому отдельных юбилейных номеров газет и журналов, того нескончаемого потока юбилейной литературы, как это будет в 1908 г. в связи с 80-летием писателя.

Но журналисты восторженно сообщали, что «все органы печати, без различия направления, приветствовали великого художника и мыслителя», что «со всех столбцов всех органов русской печати» неслись восторженные похвалы гению Толстого. И хотя это было некоторым преувеличением, желанием выдать желаемое за действительное, но изменения были очевидными.

Различие общественно-исторических условий предопределило перемену отношения к Л. Толстому: от ожесточенной полемики с его учением в 1880-х гг, «замалчивания» в конце 1890-х гг. до повышенного внимания в начале 1900-х гг, бурное время перед революцией 1905 г., эпохи общественного подъема, стремительного роста оппозиционности русского общества.

Публикации о Л. Толстом, суждения самого писателя по различным вопросам попадали на первые полосы газет, становились важными документами эпохи, являлись фактами общественного сознания.

Имя Льва Толстого, всегда бывшее в центре внимания журналистики, в первые годы нового столетия вызывает повышенный интерес русской прессы. Каждое его слово и самые разноречивые суждения о нем стремительно разносились с помощью газет и «услужливого телеграфа». «Каждая строчка жадно ловится на лету не только нашей журналистикой, но и печатью всех государств Европы», – свидетельствовал «Журнал журналов и энциклопедическое обозрение». (3)

Тема «Л. Толстой и русская печать начала ХХ века» является многоаспектной. В настоящий сборник вошли статьи о юбилеях русской прессы и Л.Н. Толстого, наиболее характерные для публицистики этого времени. Эти статьи, часто перепечатываемые на страницах периодических изданий, помогают составить целостную картину русской прессы рубежа веков.

Отказ Л. Толстого в 1891 г. от авторских прав, разрешение «безвозмездно издавать в России и за границей» его произведения (именно эта публикация открывает данный сборник) – также определили особенное положение Л.Н. Толстого в русской журналистике рубежа веков.

Имя Толстого воспринимается в контексте судьбы русской революции. Толстой воспринимается как политический писатель, его имя служит поводом к политическим разговорам.

«Великий гражданин Русской земли», проповедник, апостол социальной справедливости, горячий общественный деятель – так характеризуют Л. Толстого публикации русской прессы перед революцией 1905 г.

Редакция газеты «Русские ведомости» в приветственной телеграмме Толстому подчеркивала общественный характер деятельности великого писателя: «С чувством глубокого уважения приветствует Вас редакция «Русских ведомостей» по случаю исполнившегося 50-летия Вашей общественно-литературной деятельности». (6)

Многие газеты перепечатывают приветственную телеграмму херсонской общественной библиотеки, обратившейся к Толстому: «Вам, великому гражданину земли русской» (7).

Русская пресса объявила юбилеи Толстого «праздником русской мысли, русского слова».

Многими газетами была перепечатана телеграмма Литературного фонда Л.Н. Толстому: «Комитет литературного фонда приветствует 50-летие Вашей литературной деятельности как великий праздник в истории русской мысли и русского слова.(8)

Юбилейная пресса 1902-1903 гг. показала, что и для своих современников – журналистов – Лев Толстой стал «символом достоинства печатного слова», которое он «поднял на недосягаемую высоту».

На страницах журнала «Русское богатство» в 1902 г., в защиту великого писателя от «безобразно неистовой выходки Мережковского» (публикация книги Д. Мережковского «Религия Л. Толстого и Достоевского) и от «недостойной спекуляции» именем Л.Толстого «недобросовестными журналистами», прозвучало признание Н.К. Михайловского, неожиданное в устах лидера «позднего народничества», автора знаменитой статьи о «деснице» и «шуйце» Толстого, надолго определившей отношение к нему критики: «Припоминая весь 50-летний путь литературной деятельности «великого писа­теля русской земли» мы видим, что и в своих великих произведениях, и в своих ошибках, часто очень крупных, всегда, от первого до последней написанной им строчки, он был и есть сам, считающийся только с собственной своею совестью, не­подкупный ни для предрассудков своей среды, ни для предрассудков, так сказать, мировых, не раз менявший свои взгляды, но никогда не отступавший от них под ка­ким бы то ни было внешним давлением.

В этом смысле он для нас больше, чем великий писатель. Он - как бы живой, облеченный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова» (9)

Это высказывание о Толстом властителя дум того времени Н. Михайловского, подхваченное многими журналистами, стало камертоном, задавшим общую тональность публикаций о маститом юбиляре.

Почти целиком перепечатывает статью Михайловского о Л.Н. Толстом авторитетная газета «Русские ведомости», выделив тезис: Лев Толстой «как бы живой, воплощенный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова». Автор статьи предлагает читателю «взвесить эти слова». Он утверждает, что значение Толстого «не исчерпывается для нас одним художественным. Толстой является великим моралистом, неизвестным до сих пор в России <…> независимо от того, согласен ли с ним читатель”. (10)

Эту же мысль о Л. Н. Толстом неоднократно высказывал и В.Г. Короленко: « Он поднял печатное слово на недосягаемую высоту». Его приветственная телеграмма «великому художнику и великому человеку, поднявшему на недосягаемую высоту значение русского слова» была перепечатана едва ли не всей столичной и провинциальной печатью (11).

Русское общество начала ХХ в. увидело в Льве Толстом высокий нравственный авторитет. «Когда в литературе есть Толстой, то легко и приятно быть литератором.., так как Толстой делает за всех. Его деятельность служит оправданием тех упований и чаяний, какие на литературу возлагаются <…> пока он жив, дурные вкусы в литературе, всякое пошлячество, <…> озлобленные самолюбия будут далеко в тени, – признавался А.П. Чехов. <…> Только один его нравственный авторитет способен держать на известной высоте так называемые литературные течения и настроения» (12).

Именно в Л. Толстом увидел высокий нравственный авторитет и для журналистов молодой, начинающий тогда исследователь русской цензуры и печати М. Лемке, обратившийся к писателю от имени журналистов: «Вы <…>наш, журналистов, старший товарищ, старейшина. Одно сознание: «Да, ведь, я по профессии товарищ Толстого» – я убежден, спасло не одного журналиста от нравственного падения» (13).

В это время А.С. Суворин записал в своем дневнике: «Два царя у нас: Николай II и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой несомненно колеблет трон Николая …».(14)

В этот период особенно ясным стало значение Льва Толстого для русского общества. Толстой-мыслитель, публицист стал для русской печати проверкой гласности, «свободы слова».

В легальной и бесцензурной печати Толстой выступает со статьями и воззваниями. Его мощный голос звучит на весь мир. Обличительный пафос его произведений вызывает огромный резонанс, он участвует в формировании оппозиционных настроений у себя дома и за границей.

Материалы русской прессы живо и ярко свидетельствуют, что в начале 1900-х гг. на первый план выходит именно критический пафос выступлений Л.Н. Толстого. На сознание современников оказывает влияние именно его личность, его демократические устремления, нравственная мощь проповеди, общественная деятельность, свободное слово.

Так, в канун революции 1905 г., видя, что «развязка» приближается, Толстой в письме Николаю II в 1902 г., говоря о нищете и голоде, о всеобщем недовольстве правительством и враждебном отношении к нему, о религиозных гонениях, о цензурных преследованиях («цензура дошла до нелепостей запрещений, до которых она не доходила в худшее время – сороковых годов»), предостерегал царя: «Мерами насилия можно угнетать народ, но не управлять им».

« Я кричу и умоляю» – настойчиво обращался Л. Толстой к русскому обществу. На весь мир звучало бесстрашное слово «апостола правды», не желающего мириться с окружающим злом, и голос евангельского пастыря, для которого несомненна заповедь непротивления злу насилием, «закона любви».

Провозглашенный Толстым путь ненасильственной революции был услышан многими, но накануне революции 1905 г. наибольший резонанс получили именно обличительные высказывания Толстого.

Позиция великого писателя, отрицавшего су­ществующий строй, вызвала к нему острую ненависть самодержавия, которое «в течение многих лет практиковало над писателем изнуряющую административную опеку». Сочинения Толстого запрещались; близкие люди, распространявшие его сочинений, преследовались, как преступники. Один за другим следовали циркуляры о запрещении публикаций о нем в печати. Причем, не дозволялись к печати не только статьи, осуждающие, скажем, отлучение Толстого от церкви, но даже такие, казалось бы, безобидные известия, как о поездке Толстого на лечение в Крым в 1901 г.

Показательно отношение властей к болезни недавно отлученного от Церкви Л. Толстого. Был издан циркуляр Министерства внутренних дел, который доказывает, что правительство ожидало в 1902 г. «кончины Л. Н. Толстого», и поэтому требовало от всех редакций газет соблюдения «необходимой объективности и осторож­ности» в статьях, «посвященных его жизнеописанию и ли­тературной деятельности».(15) О том, как соблюдалось это требование официальными лицами, говорят архивные документы того времени. Категори­чески запрещались всякие демонстрации, торжественные собрания и даже сообщения в местной печати о возможной «кончине вышеупомянутого графа». Предписывалось священникам в случае «кончины этого еретика» отменить «всякие службы».

Русская пресса 1902– 1903 гг. показывает, что статьи, посвященные юбилеям Толстого, появились в атмосфере открытого преследования, травли писателя, достигшей апогея в «отлучении» его от Церкви (1901 г.). В сборник помещены и статьи, имеющие явно антитолстовскую направленность.

На характере публикаций сказались «исключительные цензурные меры» по отношению к писателю и проповеднику. От журналистов требовалось соблюдение «объективности и осторожности». Не препятствуя обзору литературной деятельности и жизнеописанию» юбиляра, цензура стремилась статьи к юбилею Толстого или вовсе устранить, либо так обесцветить, чтобы они перестали быть тенденциозными и не воздействовали на «возбужденную аудиторию рассказами ко дню 50-летия литературной деятельности – чем занимается Лев Толстой в Ясной Поляне» (16).

Запрещение цензурой в печати имени Толстого привело в начале 1902 г. к такому курьезному факту, когда в приложении к массовому журналу «Нива» обзор русской литературы ХIХ века появился без портрета «гордости русской литературы» Л. Толстого. Причем не был помещен его портрет даже «в маленьком виде в компании Горького, Потапенко, Короленко, Авсеенко …».(17)

К газетам и журналам, печатавшим сообщения о Л. Толстом, неоднократно применялись репрессивные меры – запрещение розничной продажи («Петербургской газеты» за напечатание известия о выезде Толстого в Крым в 1902 г.) вплоть до конфискации тиражей. Не раз подвергались цензурным гонениям такие издания, как «Русские ведомости», «Новое время», «Русь», «Русское слово» и др.

Центральная и провинциальная российская пресса по-разному реагировала на многочисленные предписания и запрещения правительственных учреждений. Официальные издания замалчивали существование Толстого. Многие провинциальные газеты (например, «Туркестанская правда») вообще не отозвались ни на 50-летие творческой деятельности Толстого, ни на 75-летие со дня его рождения. Некоторые издания ограничились сухими краткими информационными заметками.

Однако провинциальные газеты, сотрудниками которых были в боль­шинстве своем представители передовой интеллигенции края, критики, близкие к марксизму, рассматривали публицистические выступления Толстого как мощное средство пробуждения общественного сознания, вос­питания гражданского отношения к жизни. Именно такие мысли прозвучали в статьях, приуроченных к юбилею Тол­стого, на страницах таких изданий, как «Уралец», «Русский Туркестан», «Приднепровский край», «Северный край», «Саратовский листок», «Волжский вестник» – некоторые из этих публикаций помещены в настоящий сборник.

Обще-демократическое направление этих газет, их оппозиционность по отноше­нию к правительственным указаниям проявились и в том, как много внимания они уделяли Толстому. Если пра­вительственные органы соблюдали «объективность и осторожность» в освещении жизни и деятельности Толстого, то оппозиционная передовая русская печать заметно увеличила количество статей и заметок о нем. Буквально через два-три номера читатели мог­ли узнавать о состоянии здо­ровья писателя, тогда тяжело болевшего. Затем тревожная рубрика «Болезнь Толстого» сменилась оптимистической – «Здоровье писателя», в которой с удовлетворением сообщалось об улучшении его здоровья. Когда же появились новые слухи об опасной болезни Толстого, сотрудники многих изданий специально по­сещали Толстого, и газеты публиковали многочисленные интервью с Толстым:«В Ясной Поляне», в которых обязательно подробно сообщалось о состоянии здоровья писателя, подчеркивался его бодрый дух.

Журналисты различных общественно-литературных убеждений стремились в Ясную Поляну и в московский дом в Хамовниках, чтобы взять интервью у великого писателя и «оригинального» мыслителя. Л. Толстой был первым, кого проинтервьюировали русские журналисты, и эти публикации вызывали подчас справедливое недоумение читателей. «Можно было бы сказать, что странные мнения высказал Толстой, если можно было быть уверенным, что это, в самом деле, его мнение, а не искаженные до неузнаваемости в передаче какого-то добровольца, вероятно, не понявшего хорошо того, что ему говорило знаменитый писатель», – замечали журналисты других изданий, несмотря на это жадно перепечатывающие любые, зачастую недостоверные, нелепые сведения о Л. Толстом.

Боль и негодование читателя вызывает публикация в газете «Курьер» (при этом сочувственно и с уважением относящейся к писателю) небольшого отрывка из весьма сомнительных воспоминаний конца 1890-х гг. о Толстом, как «пришепетывающем» старике» (18). Но она была перепечатана очень многими столичными и провинциальными газетами и охарактеризована ими как «очень интересная».

Погоня за правом первого напечатания нового произведения Л.Н. Толстого, сведений о нем приводила к спекуляции именем Толстого. Хотя присутствие живого Толстого все же накладывало некоторую степень ответственности на журналистов, в отличие от посмертных публикаций о нем.

Некоторые газетные и журнальные материалы о Л. Толстом говорят лишь о стремлении к сенсационности. Подобная бесцеремонность газетчиков огорчала писателя: «Да что же это пишут про меня?! Я ведь еще жив…» (19)

Поэтому столь важны немногие газетно-журнальные материалы, сохранившие правку, внесенную рукой самого Толстого. Особенно поражает деликатное отношение великого писателя к просьбе журналиста просмотреть корректуру статьи, извиняющийся тон Толстого, когда он считает необходимым внести в нее исправления. В этом смысле интересна статья Ю. Беляева в «Новом времени», помещенная в настоящем сборнике.(20).

По хрестоматийной схеме празднования юбилеев первым шагом естественным было бы издание собрания сочинений юбиляра. Но на родине «великого писателя земли русской» не было юбилейного издания ни текстов художественных произведений Толстого, ни уж тем более публикации его новых сочинений, о которых русская печать из-за цензурных запретов могла упомянуть лишь вскользь: «Толстой занят новым сочинением по социально-экономическим вопросам».

Зато печать пестрела перечислением цифр тиражей изданий художественных произведений Толстого и литературы о нем, изданной к этому времени в России и за рубежом. Эти библиографические данные были восприняты русским обществом, как сенсационные и перепечатывались газетами. (21) Поэтому много места на страницах различных изданий отводилось сообщениям о международном значении Толстого. Русская печать начала ХХ в. приводила все новые свидетельства роста авторитета, мировой славы писателя и мыслителя, которая происходила на глазах его современников. Об этом свидетельствует перепечатка всеми газетами сведений о популярности Л. Толстого. В статьях приводятся явно впечатляющие читателей цифры, говорящие о количестве изданий сочинений Толстого во всем мире, переводов его произведений на различные языки. И здесь зачастую журналисты позволяют себе реплику о том, что запрещенные в России произведения Толстого расходятся огромными тиражами за границей, называют и книги иностранных авторов, посвященные его нелегальным сочинениям.

В прессе того времени указывается также на обилие библиографических изысканий о Толстом. Так, журнал «Вестник Европы» вместо статьи к толстовскому юбилею поместил на своих страницах ряд рецензий на книги о писателе. Внимание журнала привлекла библиографическая работа помощника библиотекаря Императорской публичной библиотеки П.Д. Драгоманова. Рецензию на это издание журнал помещает в качестве юбилейного материала к 75-летию Толстого (22).

Журнал явно гордится своим сделанным некогда замечанием о славе и популярности, «какими пользуется во всем свете гр. Л.Н. Толстой», они «впервые выпадают на долю русского писателя». Вся книжка наполнена свидетельствами всемирной известности Л.Н. Толстого. Литературный обозреватель «Вестника Европы» задается риторическим вопросом: «Какой ж другой русский писатель был переводим в таком обилии, приобрел такую широкую славу?». Затем объясняет причину того, что за границей Толстой «чуть ли не в 3 раза популярнее, чем в самой России». По мнению журнала, это происходит потому, что во всем «безвозбранно печатаются все произведения» Толстого, в России они запрещены. «Это прискорбная черта в положении писательской деятельности гр. Толстого», – справедливо заключает рецензент «Вестника Европы».

В сборнике невозможно представить все материалы о Л.Н. Толстом, появившиеся в русской прессе в 1902–1903 гг.: их более тысячи.

Неосуществимость этой задачи привела к необходимости ограничиться лишь наиболее важными, часто перепечатываемыми в прессе материалами. Это письма Л.Н. Толстого, отрывки из дневников писателя, «открытые» письма к нему, а также очень важные для исследователей русской журналистики письма Л.Н. Толстого в редакции газет, журнально-газетные материалы о писателе, позволяющие судить об общественно-литературной позиции издания.

Интересно проследить эволюцию критических отзывов о Л.Н. Толстом, появляющихся в русской прессе. Так, если в 1898 г. немногочисленные публикации о писателе по случаю его 70-летия сводились преимущественно к цитированию известного предсмертного письма Тургенева, в котором он просил «великого писателя Русской земли» <…> «вернуться к литературной деятельности», то спустя пять лет, в 1902–3 гг. в прессе ясно прозвучала мысль о том, что Л. Толстой – «великий гражданин земли русской», признавалась огромная значимость его общественно-публицистической деятельности.

В 1902–3 гг. юбилей Толстого воспринимался как праздник не только литературный, но и общественный, несмотря на высказанное многими публицистами «несогласие» с взглядами писателя.

О Л. Толстом-художнике в русской печати появилось материалов немного. Наибольшее внимание журналистов вызвала небольшая заметка Н. Бочарова в «Русском слове» об истории создания романа «Войны и мир»: фрагменты из нее дали многие газеты. В «Новом времени» перепечатали из журнала «Русский архив» за 1868 г. статью «Несколько слов по поводу книги «Война и мир» Л. Н. Толстого»; причем эта публикация появилась в газетах под броскими заголовками: «Статья гр. Л.Н. Толстого по поводу книги «Война и мир», «Л. Толстой о задачах исторического романиста», без указания на почти полувековую давность, но – статьи! – писателя.

Ряд изданий публикуют материалы об общественной деятельности Толстого: о его деятельности в качестве мирового посредника в 1860-е г., о защите Толстым рядового Василия Шибунина – «Лев Толстой как судебный защитник». В ряде материалов русской прессы приводились новые подробности об участии писателя в переписи населения в 1882 г., когда он, столкнувшись с городской беднотой, написал свое знаменитое обращение «О переписи в Москве», в котором он призывал «просвещенных людей», людей «достаточных классов», подобно библейскому Закхею, помочь жителям городских трущоб. Сведения о публикации этой статьи-воззвания в газете «Современные известия», об отношении редактора газеты Н.П. Гилярова-Платонова к Толстому, его «Исповеди», которые привел в своих воспоминаниях С.К. Эфрон, (23) вызвали интерес журналистов многих изданий.

Но особенно много внимания уделила русская пресса деятельности Толстого по оказанию помощи голодающим крестьянам в голодные годы. И в 1873 г., и, конечно, 1891-93 гг., когда немолодой уже писатель с мировым именем встал во главе помощи голодающим, и первым поднял на страницах русской печати «страшный вопрос» – есть ли в России голод? Ведь и спустя десятилетие этот вопрос вновь звучал весьма актуально: на страницах правительственной и охранительной прессы голод по-прежнему именовался «неурожаем», как и прежде правительство стремилось не допустить «под покровом» частной благотворительности «внесения в население политической смуты». И вновь либеральная и демократическая пресса прибегала к авторитету писателя: «Недаром же самая светлая страница в истории последних голодовок отмечена именами гр. Льва Толстого и Короленко» (24).


Весьма симптоматично в ряде публикаций русской прессы 1902-3 гг. сопоставление имени первого русского публициста А.Н. Радищева и Л.Н. Толстого, данное в статье ведущего публициста «Русского богатства» В. Мякотина, и подхваченное журналистами многих изданий. А.И. Богданович в журнале «Мир Божий», публицисты «Русских ведомостей» И. Игнатов и В. Якушкин и газеты «Северный край» А. Вергежский (Тыркова) подчеркивали, что эти писатели, разные по степени художественного таланта, близки друг другу напряжен­ными поисками истины и нравственного смысла жизни.

В. Мякотин – автор знаменитой статьи о Радищеве «На заре русской общественности» – в только что вышедшей книге «Из истории русского общества» отметил, что оба писателя сознательно посвятили свою жизнь и творчество служению народу, «главный герой их произведений – правда». «Празднуя знаменательные юбилеи настоящего года, русская литература может с законной гордостью подчеркнуть эту непрерывающуюся в ней традицию служения народу».(25). Критик, несмотря на свое несогласие с идеями Л. Толстого-мыслителя, находит черты, роднящие «родоначальника русской публицистики» и великого писателя.

Важно, что в год юбилея русской печати имена первого и даже спустя 100 лет после смерти опального русского публициста и Л.Н. Толстого стояли рядом.

Вся русская печать была единодушна в хвалебно-восторженных высказываниях в адрес Толстого-художника, но критики различных направлений подчеркивали свое несогласие со многими взглядами Толстого. Степень неприятия проявлялась по-разному: одни это делали в осторожной и деликатной форме: другие – достаточно резко: «во многом мы с вами решительно не согласны», или «многое из ваших взглядом кажется нам неисполнимым еще на долгие столетия» и даже «мы сами на очень многие вопросы нравственности и социальные держимся диаметрально противоположных взглядов» (26).

На страницах русских изданий журналисты не только сообщали о том, «как живет и работает» великий писатель, но и часто приводили суждения Толстого о русской прессе, рассказывали о том, какие он читает газеты и журналы.

В предреволюционные 1900-е гг. Л.Н. Толстой вызывает особенное внимание журнала «Образование». Его редактор А.Я. Острогорский неоднократно бывал у писателя, переписывался с ним, посылал свой журнал в Ясную Поляну. Он дорожил мнением писателя, просил о сотрудничестве. Иногда возникали недоразумения, например, в связи с публикацией в журнале легенды Костомарова «Сорок лет», объявленной как рассказ Л. Толстого. Это вызвало недоумение современников (27), резкую отповедь Михайловского: «О том, как г. Острогорский превратил рассказ Костомарова в рассказ Л.Н. Толстого». (28)

К юбилею Л. Толстого в журнале была опубликована обстоятельная статья за подписью редакции.

Но их тесному сотрудничеству препятствовала цензура. В декабре 1902 г. Толстой посылает в редакцию журнала «Образование» свою статью «Что такое религия и в чем сущность ее?», дав ей название «Мысли о современном человечестве», но она не была разрешена к публикации. Также был запрещен перевод Толстого статьи Эдуарда Джемса о духоборах из журнала «Cooperative».(29)

Но, пожалуй, особенно много публикаций самого Л.Н. Толстого и материалов о нем было в «Журнале для всех». На протяжении 1902-3 гг. здесь печатаются письма Толстого о воспитании, о смысле жизни, отрывки из его дневников под заглавием «Из писем и бумаг Л.Н. Толстого». Причем редактору журнала В.С. Миролюбову удается провести через цензуру те материалы, которые не смогли появиться ни в «Посреднике», ни в «Образовании». На страницах журнала помещались портреты Л.Н. Толстого, его семейные фотографии, что было затруднительно для многих других изданий. Ведущий критик журнала Е. Соловьев-Андреевич (Мирский) печатает серию статей о писателе.

Письма Миролюбова к Л.Н. Толстому свидетельствуют, что это было время особенно настойчивых просьб редактора к писателю о сотрудничестве в журнале (30), несмотря на то, что к 1903 г. тираж журнала достиг 80 тыс., экземпляров, что для России было невиданным делом.(31)

В декабре 1902 г. Миролюбов от лица частного комитета по устройству чествования 200-летия русской печати, членом которого он состоял, просил Толстого подписать резолюцию, которая должна была быть зачитана 3 января 1903 г. на юбилейном банкете. Толстой отказался, ибо его отношение к подцензурной прессе было достаточно скептическое: «А писание подцензурное, либеральное одно из самых вредных писаний. Моск(овские) вед(омости) делают меньше вреда, прямо восхваляя то, что они восхваляют, чем либеральн(ые) органы, не договаривающие там, где читатель хочет и робеет и не умеет сам договорить и оттого предполагает, что что-нибудь неясно и трудно там, где все ясно и просто». (32)

Свое отношение к либеральной прессе Л.Н. Толстой высказал в знаменитом «Письме либералам» (А.М. Калмыковой) еще в 1896 г.: «<…> в печати они намекали на то, на что позволено было намекать, молчали о том, о чем было велено молчать. Но печатали все то, что велено было печатать. Так что всякий читатель, получая либеральную газету и журнал, не будучи посвящен в то, что говорилось потихоньку в редакциях, читал изложение без комментарий и обсуждений самых жестоких и неразумных мер, и часто даже восхвалению их…» (33)

Заметим, что Л. Толстой даже утверждал, что предпочел бы участие в реакционно-охранительной прессе, открыто выражавшей свои взгляды. «Я часто думаю, что если бы мне надо было печатать и можно выбирать, я печатал бы в «Московских ведомостях» и «Московском листке». Вносить хоть немного света в мрак читателей этих органов – доброе дело». (34)

В целом, можно констатировать, что «единомышленного» органа печати (подобно «Свободному слову» В.Г. Черткова в Англии или «Северному вестнику» в 90 гг.) в это время у Л.Н. Толстого не было. Однако он переписывается и общается с журналистами и редакторами многих периодических изданий. Своим корреспондентам Толстой сообщал, что он может поместить свои произведения и близких ему авторов в «Курьере», «Русских ведомостях», «Ниве», «Неделе».

Но при том, что имя Толстого не сходило со страниц русской прессы – это все же был преимущественно лишь «внешний» взгляд на жизнь и деятельность писателя. Сложная внутренняя духовная, отраженная в его дневника, письмах, в новых, преимущественно философских публицистических произведениях, так и не увидевших свет на страницах отечественной легальной печати, оказалась за рамками дозволенного цензурой.

В русской прессе 1902-3 годов почти ничего не говорилось о публикации новых работ Толстого в бесцензурном издательстве «Свободного Слова» в Англии. Это статьи «О веротерпимости», «Что такое религия и в чем сущность ее?», «Обращение к духовенству», «Солдатская» и «Офицерская памятка», «К политическим деятелям», «К рабочему народу», «О разрушении ада и восстановлении его». В издании «Свободного слова» появилась и брошюра Л.Н. Толстого: «Мысли о воспитании и обучении, собранные Вл. Чертковым» (лишь частично перепечатанные русской прессой). Это был запрещенный в России Лев Толстой.

В то же время газеты пестрели сообщениями о работе Толстого над новыми художественными произведениями: – из времен декабристов или эпохи Николая I – повестью «Хаджи-Мурат», а также о первом представлении «Власти тьмы» в Московском Художественном театре. Взахлеб сообщалось о большом успехе постановки «Воскресения» в инсценировке А. Батайля на сцене парижского театра «Одеон». Целиком или фрагментарно во многих изданиях было напечатано «Предисловие» Л. Толстого к роману фон Поленца «Крестьянин», по определению журналистов, это было «напутственное слово» писателя (35).

В печати 1902–3 гг. много публикуется писем Л. Толстого к разным лицам. Необходимо отметить, что сегодня эти письма требуют особого внимания: не все из них вошли в полное собрание сочинений писателя, а датировка иных нуждается в уточнении.

Показательна публикация в первом номере только что появившегося журнала «Новый путь» пяти писем Л. Толстого к М.А. Новоселову (1886 – 1890-х гг.), одно из которых не вошло в полное собрание сочинений писателя. И хотя они появились в отделе «Литературный архив»(36), их появление было злобой дня. Всего лишь год назад, после отлучения Л.Н. Толстого от церкви в журнале «Миссионерское обозрение» и отдельной брошюрой было опубликовано «Открытое письмо графу Л.Н. Толстому от бывшего его единомышленника по поводу ответа на постановление Святейшего Синода» М. Новоселова. Эпитет «бывший» означал всего лишь десятилетнюю давность близости и расхождения с писателем недавнего студента Московского университета. Распространение М. Новоселовым запрещенных сочинений Толстого, создание толстовской земледельческой общины, участие вместе с писателем в помощи голодающим в 1891-2 гг. – эти события были еще на памяти многих.

Теперь, в контексте грозных толков об отношении Л. Толстого и церкви, Новоселов оказался среди хулителей своего бывшего учителя. Его новые единомышленники – весьма «авторитетные обличители» Л. Толстого, выступающие с «разборами» его учения на страницах церковной печати – митрополит Санкт-Петербургский Антоний, ректор С.-Петербургской духовной академии, епископ Ямбургский Сергий и редактор журнала «Миссионерское обозрение» В.М. Скворцов. Теперь они вместе участвуют в заседаниях Религиозно-философских собраний, протоколы которых печатаются в «Новом пути». (см. комментарии)

Свой поход против великого писателя и мыслителя продолжала реакционная пресса. В юбилейных заметках «публицисты Страстного бульвара» дружно скорбели о «прежнем» Толстом, о его «погибшем» художественном таланте».(37) Редактор «обновленного» журнала «Русский вестник» призывал пресечь «разрушающее влияние Льва Толстого» на русское общество. (38)

В борьбе с возрастающим воздействием идей Л. Толстого на умы своих современников правительство использовало различные способы травли великого писателя – донос, преследование последователей, издателей и распространителей запрещенных сочинений Толстого и цензурные карательные меры.

В церковной печати – в основном – звучали в адрес писателя откровенные яростные нападки: от намеков переходили к прямой угрозе: «… Толстого могла бы образумить скорбь тюремного уединения, как она образумила многих, например, и декабристов». (39)

Постоянная антитолстовская пропаганда, которая велась со страниц «Миссионерского обозрения», «Московских церковных ведомостей» и следовавших их примеру «Тульских епархиальных ведомостей», издававшихся на родине писателя, усилилась в 1902-3 гг.

Публикации газеты «Московские ведомости» и богословского журнала «Вера и разум», приуроченные к юбилею писателя, также содержали яростные выпады против его учения, в котором усматривали «крайне разнузданный социализм, облаченный в евангельские одежды». В них прозвучали характерные формулы: скорбь о «погибшем» художественном таланте Толстого сменялась нападками на Толстого-проповедника и завершалась выражением крайней обеспокоенность силой воздействия идей «отпадшего» от Церкви Толстого на умы его современников.

Но иные публицисты стремились в увещевательном тоне разъяснять смысл «отлучения» Толстого, как факта, засвидетельствовавшего отпадение его от церкви, а также призвать к покаянию. Осторожность в выборе слов, интонации обусловливались задачей: не только «разоблачить», но и вернуть Толстого в «лоно православной церкви».

В данный сборник включена обстоятельная статья архимандрита Сильвестра «Современные искатели полной свободы совести пред судом православной Церкви и государства (опыт критического решения этого вопроса)», опубликованная в журнале «Вера и разум».(40) В ней с позиций богословской и юридической разъяснялась позиция Церкви и государства по отношению к писателю. Автор утверждал, что о свободе совести «заговорили со времени отлучения гр. Л. Толстого от Православной Церкви», когда «учредились в Петербурге религиозно-философские собрания и возник журнал «Новый путь».

Статья скорее «увещевательная», чем «ругательная»: в ней автор не провозглашает привычное: «лжеапостолам анафема да будет!», не указывает на Толстого как на антихриста, а настоятельно подчеркивает «долготерпение Церкви к своему злейшему и открытому врагу», хотя государство, напоминает автор, «может выслать открыто отпадшего от Церкви из пределов России».

В русской печати циркулировали слухи о готовящихся репрессиях против Толстого, его возможной высылке из России. Тем не менее охранительная газета «Московские ведомости» пыталась это опровергнуть, называла их вздорными» и нелепыми выдумками либералов, которые «сознательно лгут на Россию». (41)

Нападки на Толстого в юбилейные дни исходили не только со стороны правительственной и церковной печати.

Весьма своеобразным подарком к юбилею великого писателя в 1902 г. явилась публикация в журнале «Мир искусства» книги Д. Мережковского «Л. Толстой и Достоевский»( 42), написанной «в духе нескрываемой враждебности» к писателю. Труд Мережковского вызвал резкую отповедь ведущего публициста той поры Н.М. Михайловского и многих других критиков. Отзвуки этой критической оценки Толстого достаточно ощутимы во многих публикациях 1902 и 1903 г., что нашло отражение на страницах данного сборника. Тем не менее эта работа Мережковского, в которой он, по его признанию, «несколько погорячился» по отношению к писателю (см. комментарии), и сегодня бесконечно цитируется, перепечатывается, включается во все сборники критических работ о Л. Толстом.

В связи с именем Л. Толстого в печати часто обсуждались вопросы нравственности, этики журналиста. В декабре 1902 г. многие газеты перепечатывают письмо Толстого в редакцию «Русских ведомостей» (43) с просьбой не сообщать сведений о состоянии его здоровья. Письмо было опубликовано с искажением: газета напечатала и зачеркнутую писателем часть текста. Это вызвало затем целую полемику о профессиональной журналистской этике. На страницах популярных изданий журналисты бурно обсуждали – важную и сегодня – этическую проблему: надо ли было исполнить просьбу писателя или, выполняя свой профессиональный долг, следовало сообщать читателям о состоянии здоровья великого русского писателя.

В год юбилея русской печати на страницах всех газет и журналов жарко обсуждалось и ее правовое положение, поэтому журналисты дружно отозвались на сообщение в газете «Право» о запрещении к слушанию в казанском юридическом обществе реферата Н.В. Рейнгардта «Роман гр. Л.Н. Толстого «Воскресение» и вопросы уголовного права, им возбуждаемые». В преддверии юбилея печати сообщения о цензурном запрещении сочинения Толстого обсуждает даже весьма умеренный, законопослушный журнал «Вестник Европы». Комментируя этот инцидент, журналисты различных направлений размышляют о свободе печати, о необходимости консолидации литературных сил и даже приходят к мысли об учреждении Московского общества журналистов.

Важно, что и в публикациях о Л.Н.Толстом русская печать, отмечающая 200-летний юбилей, выразила свои чаяния о свободе слова, о необходимости объединения, о профессиональной этике.

Важно, что именно в Л.Н. Толстом журналисты в начале ХХ в. увидели не только великого писателя, но – с гордостью – своего авторитетного коллегу; Л.Н. Толстой воспринимается ими, вслед за Михайловским, как «живой, воплощенный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова».


В настоящий сборник включены далеко не все материалы русской прессы, приуроченные к юбилеям российской печати и Л.Н. Толстого. Здесь важна и небольшая по объему газетная статьи, и обстоятельная журнальная публикация. Регистрация этой литературы в целом – от мельчайшей газетной заметки до иллюстрированного альбома может стать задачей специального библиографического издания.

В Приложении к данному сборнику даны материалы к библиографии о Л.Н. Толстом за 1902-1903 гг, (полного библиографического указателя материалов, посвященных Толстому в периодике начала ХХ в., пока нет). В данной работе мы лишь наметили пути дальнейшего исследования, необходимость которого становится все очевидней..

Журнальные и особенно газетные публикации о Л. Толстом совершенно потонули в старых повременных изданиях. Их изучение носило до сих пор довольно случайный характер, просматривались лишь те из них, которые, по признанию Ю. Битовта, одного из первых библиографов. «тем или иным способом попадали в поле зрения исследователя». Исключением является, пожалуй, книга В. Лакшина «Интервью и беседы с Львом Толстым» (44), но интервью, как его оценивали и сами современники, жанр недостаточно достоверный.

Надо также учитывать, что многое в публикациях о Толстом начала ХХ в. было вызвано необходимостью умолчания о тех или иных фактах – по цензурным условиям и из чувства деликатности по отношению к живому классику.

Опубликованные в настоящем сборнике статьи о Л. Толстом – это своеобразные «показания современников», которые создают образ не канонического великого писателя; личность Толстого истолкована и окрашена людьми и событиями, жизнью эпохи.

При составлении сборника, отбирая газетно-журнальные материалы о Л.Н. Толстом, мы руководствовались одной целью: услышать голос самого Л. Толстого – писателя и мыслителя, громкие и порой едва тогда слышные голоса его современников, прозвучавшие со страниц русской периодики, дать живые свидетельства современников о живом Толстом,

Русская печать дает возможность представить своего великого современника в живой жизни, увидеть, каким пытались представить Толстого его современники – журналисты. В различных мнениях о Толстом – проповеднике, религиозном мыслителе, публицисте, высказанных на страницах печати 1902-3 гг., не было недостатка: их даже невозможно подсчитать. Причем, как показывают материалы русской прессы, это было отнюдь не только юбилейно-апологетическое, панегирическое восхваление писателя, в наших глазах давно уже ставшего классиком, с привычным для нас этитетом «великий».

При составлении сборника внимание было сконцентрировано по преимуществу лишь на тех материалах, которые могут послужить к уяснению многоаспектной проблемы, требующей дальнейшего изучения: Лев Толстой и русская журналистика начала ХХ в. Журнально-критические публикации, посвященные Толстому, в известной мере составляют биографию русской критики, вехи развития ее самосознания.

В сборнике представлены преимущественно газетные статьи, более оперативно, чем журнальные, откликавшиеся на желание русского общества больше узнать о личности, жизни и творчестве своего великого современника.

Помещенные в сборнике газетные и журнальные материалы не одинаково значимы. Но собранные вместе отражают общую картину русской журналистики начала ХХ в., важны и интересны и толстоведам, и историкам русской журналистики.

Сборник построен по хронологическому принципу. Публикации 1902 – 1903 гг. о юбилеях русской печати и Л. Толстого даются в виде цельных статей, иногда отдельных выдержек или фрагментарных цитат: тогда в печатном тексте обозначаются пропуски – <…>.

В разделе «комментарии» произведения, дневниковые записи и письма и письма Л. Толстого цитируются по 90-томному полному собранию сочинений (юбилейному) изданию (ПСС) с указанием в скобках номера тома и страницы.

Сноски

1. Махонина С.Я. Сто лет назад. Как отметили 200-летний юбилей русской журналистики; Петровицкая И.В. 200-летний юбилей печати и два юбилея Л. Толстого.// Из века в век. Под ред. проф. Б.И. Есина. 2002.
   
2. Известия по литературе, наукам и библиографии. 1902. № 8-9, май-июнь
   
3. Журнал журналов и энциклопедическое обозрение. 1898. № 5.
   
4. Петровицкая И.В. Два юбилея (Л. Толстой и русская пресса // Из истории русской журналистики начала ХХ века. МГУ. 1984
   
5. Н. Ежов. Новое время. 1903. 6 сентября
   
6. «Русские ведомости» 1902. № 240.
   
7. «Одесские новости. 1903. № 6069.
   
8. Русские ведомости. 1902. № 243.
   
9. Михайловский Н.К. Русское богатство. 1902. № 8.
   
10. Русские ведомости. 1902. № 240.
    
11. Одесские новости. 1903. № 6069.
    
12. Чехов А.П. С.с. т. 12.М., 1957. С. 395-6
    
13. Лемке М. Письмо Л.Н. Толстому. 1902. Архив Л. Толстого. ГМТ. Публикация. письма М. Лемке // В сб.: Петровицкая И.В. 200-летний юбилей печати и два юбилея Л. Толстого. Из века в век. Под ред. проф. Б.И. Есина. 2002.
    
14. Суворин А.С. Дневники. М. Гихл. 1924. С. 69.
    
15. ЦГАМ, ф. 31, оп. 3, д. 2237, л. 8-об.
    
16. Там же. л. 9.
    
17. Сухотин М. Воспоминания о Л. Толстом в 1902 г. // М., 1964. С. 29.
    
18. Z. Воспоминания о Л. Толстом. // Курьер. 1902. Сентябрь
    
19. Н. Ежов. Новое время. 1903. 6 сентября
    
20. Ю. Беляев. В Ясной Поляне. // Новое время. 1903. № 9746.
    
21. Волжский вестник. 1902. № 191.
    
22. Вестник Европы. 1903. № 10.
    
23. С.К. Эфрон. Н.П. Гиляров-Платонов и Л.Н. Толстой. // Русский листок. 1902. № 281.
    
24. Вестник Европы. 1902. № 12.
    
25. Русское богатство. 1902. № 9.
    
26. Л.Н. Именины великого писателя // Саратовский листок. 1903. № 186.
    
27. М. Лемке. Дневники. Записные книжки. Всякая всячина. Тетрадь 3. // ИРЛИ (Пушкинский Дом), ф. 31. Л 38.
    
28. Русское богатство. 1902. № 3.
    
29. Л. Толстой. ПСС. Т. 74.С. 206.
    
30. Петровицкая И.В. Неизвестные письма журналистов к Л.Н. Толстому. // Вестник МГУ. 1988. № 4.
    
31. Махонина С.Я. История русской журналистики начала ХХ века. М., 2002.С. 151.
    
32. Л. Толстой. Письмо Д. Хилкову. // ПСС. Т. 69. С. 141.
    
33. Л. Толстой. Письмо А.М. Калмыковой. // ПСС. Т. 69. С. 127 – 138.
    
34. «Приднепровский край. 1902, № 1465; «Русский Туркестан». 1902. № 26.
    
35. Л. Толстой. Письмо П.А. Буланже. 1899 г. Т. 70.
    
36. Новый путь. 1903. №№ 1-3
    
37. Басаргин А. Гр. Л.Н. Толстой – теперь и прежде (1852-1902)\ // Московские ведомости. 1902. 31 августа. № 239.
    
38. Величко В. Граф Лев Николаевич Толстой // Русский вестник. 1902. № 10.
    
39. Миссионерское обозрение. 1900. № 21.
    
40. Архимандрит Сильвестр. Современные искания полной свободы пред судом Православной Церкви и государства. // Вера и разум. 1903. № 15.
    
41. Московские ведомости. 1903. 10 августа.
    
42. Мир искусства. 1902. № 2.
    
43. Русские ведомости.1902. № 343. См. сб. С. 64.
    

44.. Лакшин В.Я. Интервью и беседы с Львом Толстым. М., 1986.


1. «Русские ведомости», 1891, № 258 (19 сентября)

К редактору «Русских ведомостей»

М(илостивый) Г(осударь). Вследствие часто получаемых мною запросов о разре­шении издавать, переводить и ставить на сцене мои сочинения, прошу Вас поместить в издаваемой Вами газете следующее мое заявление.

Предоставляю всем желающим право безвозмездно издавать в России и за границей, по-русски и в переводах, а равно ставить на сценах, все те из моих сочинений, которые были написаны мною с 1881 года и напечатаны в ХII томе моих полных сочинений издания 1886 года и в ХIII томе, изданном в нынешнем 1891 году, равно все мои неизданные в России и могущие вновь появиться после нынешнего дня сочинения.

Лев Толстой





2. «Мир искусства», 1902, № 2


Л. Толстой и Ф. Достоевский. Религия.

До последнего времени Л. Толстой ни­когда, собственно, не был нашим духовным вождем – в полном смысле этого слова, «учителем». Почему? – вот вопрос. Между силою бессознательного творче­ства, тем, что мы называем «гением», с одной стороны, и силою сознания, ума – с другой, существуют различные степени соразмерности, согласованности, точно так же, как между физическим объемом тела, ростом человека и его мускульною силою. В существе Пушкина, Гёте соблюдена вы­сшая степень этой соразмерности <…>. Этой-то соразмерности у Л. Толстого нет, или она у него есть только в низшей степени. Он недостаточно умен для своего гения, или слишком гениален для своего ума. Му­скульная сила, которая легко носит людей среднего роста, оказалась бы недостаточ­ной для великана: умствующий Л. Толстой и есть такой слабый великан. Голиаф, кото­рого, рано или поздно, маленький Давид убьет камнем из пращи. <…>

Еще недавно, по поводу злобного возражения на одну из его последних статей, семидесятилетний Л. Толстой признавался с тою же просто­душною искренностью: «Статья эта доста­вила мне удовольствие. Так и чувствуешь, что попал в самую середину кучи муравьев, и они сердито закопошились». <…>

Да, есть что-то бесконечно трогательное в этой способности великого старика быть вечным ребенком: по бессознательной мудрости, по глубочайшему про­зрению в тайны животной жизни, ему на вид будто не семьдесят, а семьсот лет; а по уму, по сознанию – все еще семнадцать или даже семь лет. <…>

В настоящее время в России упоминать о христианстве Л. Толстого все равно, что упоминать о веревке в доме повешенного. В конце концов оказывается, ну, хоть на «одну десятитысячную долю» вероятия (а ведь в таких подозрениях самые гомеопатические доли – самые сильные), что перед лицом «почти всех» образованных русских людей не быть за Л. Толстого значит быть против него. Положение не только безвыходное, но и бессмысленное, как в бреду: со всех сторон – призрачные чудовища; надо от них бежать, спасаться, а ноги не двигаются, нельзя сделать шагу. Нельзя говорить о христианстве Л. Толстого; но нельзя и молчать. <…>

У меня два главных вопроса, два сомне­ния. Вся книга, для которой строки эти служат предисловием, – есть только опыт постановки на живом, самом близком и наглядном для нас примере одного из этих вопросов – именно вопроса отвлеченного, мистического, о возможном соединении двух противоположных полюсов христи­анской святости – святости Духа и свято­сти Плоти. Сознаю все недостатки, недо­молвки и неточности моего изложения; но поправлять и пояснять их здесь не буду: это завело бы меня слишком далеко, ибо уже самая постановка подобного вопроса с же­лательною ясностью и точностью есть труд, превышающий не только мои, но и вообще какие бы то ни было силы одного человека: тут потребна общая преемственная работа целых поколений. <…> Д. Мережковский


3. «Приднепровский край», 1902, № 1465 (22 февраля)