Geum.ru

Сборник статей о Л. Н. Толстом 1902 1903

Вид материалаСборник статей

Содержание


Наша литература
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

Наша литература


31-го минувшего августа исполнилось 50 лет литературной деятель­ности Льва Толстого: ровно полвека тому назад в книжке «Современ­ника» появилась его первая повесть «Детство». Событие знаменательное и в русской литературе редкое, так как великие писатели земли русской, вообще говоря, «не любят заживаться», и нам то и дело приходится оплакивать «преждевременную кончину». Но Толстой и в этом отношении составляет сча­стливое исключение, чему, конечно, мы можем только от всей души порадоваться.

По поводу этого юбилея все сентябрьские газеты и журналы полны статьями и записками о Толстом. Каждый, как может, старается выразить ему свою любовь и удивление, свое восторженное чувство к нему. «Припоминая весь 50-летний путь литературной деятельности «велико­го писателя русской земли», – говорит, например, Н.К. Михайловский, – мы видим, что и в своих великих произведениях, и в своих ошибках, часто очень крупных, всегда от первой до последней написанной им строчки он был и есть сам, считающийся только с собственной своею совестью, неподкупный ни для предрассудков своей среды, ни для предрассудков, так сказать, мировых, не раз менявший свои взгляды, но никогда не отступавший от них под каким бы то ни было внешним давлением. В этом смысле он для нас больше, чем великий писатель. Он как бы живой, облеченный в плоть и кровь символ достоинства печатного слова»…

Да, честно и грозно держал всегда Толстой знамя духовной неза­висимости русского писателя, русской литературы. Больше всякого другого имеет он право приложить к себе слова Пушкина:

«Ты царь – живи один. Дорогою свободной

Иди, куда ведет тебя свободный ум»...

Из газет мы знаем, что весной и летом Толстой сильно хворал. Но теперь поправился и живет своей обычной жизнью в Ясной Поляне, занят отделкой своего нового произведения. <…>

Впрочем, он все тот же, каким был, только как будто спокойнее, уравновешеннее, без той нервности в словах, без того скрытого раздра­жения и недовольства, которое звучало у него еще в недавних разгово­рах, напр., с Сергеенко. Он благодушен и опять полюбил шут­ку. <...> По-прежнему он следит за всей литературой и пристально всмат­ривается во все выдающееся. Писателю вообще он предъявляет огромные требова­ния, так что неудивительно, что он не многими доволен… «Писатель, – говорит он, – должен обнаружить определенное и главное свое – особенно подчеркнул Л.Н. – миро­созерцание. Вот, напр., Чехов и Горький – что за сила изобразительности и, главное, самобытность!..»

Так, по-прежнему окруженный людьми и книгами, по-прежнему творящий, несмотря на 74 года, по-прежнему отзывчивый, душевно-бодрый и свежий в седи­нах своей юной старости живет Л.Н. в своей всесветно известной Ясной Поляне, куда приходят и приезжают к нему на поклон и праздное любопытство и молитвенное уважение. Не прежними грозными встречами, упреками, нравоучениями встречает он своих поклонников: ласковое участие к собесед­нику видно в каждом его слове. Хотелось бы сказать, что после беспокойных и долгих исканий смысла жизни, он, перенеся тяжелую болезнь, когда был на волосок от смерти, и заглянув в страшную бездну, отделяющую живых от мертвых, достиг наконец высшего блага–духовного равновесия, полной определенности в своих взглядах на жизнь, в своем отношении к людям. Да… великая это вещь заглянуть в бездну, из глубины которой жизнь человеческая не заслуживает, должно быть, ни упрека, ни гнева, а лишь глубокой, безмерной жалости... Слово Толстого – всегда ценное, приобретает теперь особое зна­чение.

Между прочим, около года тому назад, Толстой определенно вы­сказался еще раз о задачах искусства и главным образом задачах критики. Пользуюсь случаем, чтобы познакомить читателей «Журнала для всех» со взглядами Толстого на эту последнюю.

Вообще он недоволен нашей критикой. По его мнению, она, в погоне за посторонними целями, совершенно забыла главную свою задачу – руководить чтением, указывать, что надо и чего не надо читать. Однако, такое указание, такое руководство становится с каждым днем все более необходимым. Образованная или просто грамотная толпа растет, быстро растет и предназначаемая для нее литература. Как разобраться в ней? Ведь это вопрос духовной жизни и смерти, потому что большая часть того, что печатается, плохо и даже скверно. Благодаря неразборчивому чтению, вкус падает, приспособляется к случайным требованиям моды, и здоровая пища классических произведений не удовлетворяет читателей. Им нужно что-то острое, трескучее, самое модное, хотя бы это самое модное было самым пошлым.

Между тем критика как будто даже не замечает этого печального факта и, вместо того чтобы прийти на помощь читателю, оставляет его одного без совета и руководства. Но читателю, особенно молодому читателю – студенту, курсистке, человеку из народа, – нет решительно никакой возможности справиться с такой непосильной задачей, как выбор хороших, приподнимающих человека духовно, а не опошляющих его книг. … «Если, - говорит Толстой, - такому читателю дать доступ ко всем книгам, журналам, газетам и предоставить его самому себе, то все вероятия за то, что он в продолжение 10 лет, неустанно читая каждый день, будет читать все глупые и безнравственные книжки. Попасть ему на хорошую книгу так же мало вероятия, как найти замеченную горошину в мешке гороха. Хуже всего при этом то, что, читая все плохие сочинения, он будет все более и более извращать свое понимание и вкус. Так что, когда он и попадет на хорошее сочинение, он уже или вовсе не поймет его или поймет его превратно».

В этих словах Толстого столько печальной правды, его забота о духовных интересах молодого читателя так важна, что не хочется даже возражать против огульного обвинения кри­тики, что вся она никуда не годится. Не вся, это во-первых, скажу я ми­моходом. А во-вторых, настоящей задачей литературной критики является не только указанное Толстым руководство в чтении <…>, не менее важно и открывать смысл, разум явлений, изображаемых в художественной ли­тературе, объединять то, что указывается частями и неполно в бесчисленных романах и повестях, так, чтобы перед читателем вырисовыва­лась цельная картина общественной жизни... <…>

Рядом с литературой самого Толстого растет, конечно, и литера­тура о Толстом. На немецком языке недавно вышла работа г-жи Аксельрод о философских идеях Толстого, на русском два тома еще неза­конченного исследования Мережковского «Лев Толстой и Ф. Достоев­ский», или «Религия Толстого и Достоевского».

Два тома обширной работы г. Мережковского заключают в себя более 1000 страниц. Но основная идея их и теперь не представляется мне высказанной с той ясностью и определенностью, которая делает возможной беспристрастную и всестороннюю критику. Оставляя пока, поэтому, основную идею в стороне, сделаю все же несколько замечаний об этой любопытной книге.

Замечу прежде всего, что тема выбрана очень удачно, … Но г. Мережковский, один из сыновей слишком самолюбивого времени нашего, он хочет во что бы то ни стало каждой фразой своей быть оригинальным, новым, забывая, что человеку всегда и во всем достаточно быть самим собой. Конечно, это только вредит ему. Но еще больше вредит его отношение к Толстому, отношение, местами настолько странное. <…>

Странное, как бы придирчивое отношение к Толстому, что оно уже вызва­ло резкий отпор себе со стороны критики (напр., № 7«Русского богатства»). На самом деле, очень часто г. Мережковский без всякой пользы для своей задачи чрезмерно и раздражительно говорит о личной жизни Тол­стого. <…>

… Кроме того, с любой точки зрения обычная мерка к Толстому неприложима. Надо всегда помнить, какие трудности стояли у него на пути его исканий смысла жизни и сколько этого пути прошел он. Опроститься и заподозрить справедливость жизни легко нищему и обиженному человеку. Но это совсем не легко Толстому – чисто­кровному аристократу, мечтавшему и имевшему основание мечтать о том, что он будет генералом от артиллерии, – сло­вом, во всех отношениях баловню судьбы <...>

<...> И я говорю: красиво, величественно это непрестанное, упрямое искание Толстого, эта его тоска, это мучительное, всю жизнь ненасытимое же­лание ответить на вопрос: Небо ясно,

Под небом места много всем...

Но непрестанно и напрасно

Один (человек) враждует он…

Зачем?..
В. Мирский

25. «Журнал для всех», 1902, № 11