Наталья Богатырёва брошюрка про шурку творческий портрет Писателя, драматурга, сценариста Александра Курляндского юмор – это состояние духа

Вид материалаДокументы

Содержание


«тайна кремлёвских подземелий»
И снова – пародия!
«дядя лёня, выходи!»
О литературных традициях
О вере и безверии
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

МАССОВИК-ЗАТЕЙНИК



А.Курляндский. Я часто встречаюсь со зрителями и читателями. Если это малыши, то выступаю как массовик-затейник. В весёлой, познавательной форме рассказываю, как делаются мультфильмы, а ребята мне помогают: изображают кто Волка, кто Зайчика. Потом отвечаю на их вопросы, которые всегда много задают. С ребятами постарше придумываем трюки. Я уже много лет выступаю перед ребятами, но не могу сказать, что они от поколения к поколению сильно меняются. Дети как музыкальный инструмент. Как ты их настроишь, так они и будут резонировать. Но я не удивлюсь, если узнаю, что они могут повести себя не по законам добра. Потому что это возрастная категория, не имеющая чётких позиций и способная подстроиться под любого.

Во время одного выступления в советские ещё времена я спросил какую-то девочку из зала, кто ей больше нравится, Волк или Заяц. Она надолго задумалась (весь зал затаил дыхание) и наконец сказала: «Зайчик». А после концерта она подходит ко мне и говорит: «А теперь, дядя Саша, я вам по-честному скажу: мне больше Волк нравится». А прилюдно сработал внутренний цензор: ведь Волк – это плохо… Показательный момент, характеризующий то время.

А однажды мальчик из зала меня спросил, как я учился. И я стал рассказывать всю правду. Смотрю: у мальчика на глазах слёзы. Я растерялся, а потом сообразил, в чём дело: он хотел брать с меня пример, а я обманул его ожидания. Тогда я говорю: «Ребята, я сказал всю правду. Что же, я должен был соврать?» И весь зал дружно ответил: «Да!» С одной стороны, это объяснимо: дети любят сказку. Я стою перед ними как сказочный герой, мне верят и хотят подражать. И вдруг я начинаю говорить такие вещи, от которых сказка разрушается. Задумаешься над этим и начинаешь лучше понимать жанр сказки: почему должен быть хороший конец, почему добро должно побеждать зло.

Встречи с ребятами научили меня – не теоретически, а практически – тому, что в произведении для детей не должно быть ничего жестокого, злого. Жестокое и злое встретится в их дальнейшей жизни, а сейчас они должны учиться добру. Пусть поверят в иллюзию, что добро всегда побеждает зло. Я считаю, что в детской книжке должен быть хэппи-энд.

Однажды мы заспорили в одной компании (помню, был ещё Юрий Энтин), а правильно ли – не готовить детей к жизни, не говорить им о том, что в действительности много зла? Феликс Камов говорил, что учит сына с позиций добра, а какой-нибудь жлоб учит своего по-другому. И что будет, когда они столкнутся?


^ «ТАЙНА КРЕМЛЁВСКИХ ПОДЗЕМЕЛИЙ»


Н.Богатырёва. Взрослых читателей Александр Курляндский тоже не забывает. Его «взрослые» рассказы по-прежнему злободневны и остры: писатель не утратил способности немедленно откликаться на события общественной жизни. Летом 2002 года в Подмосковье горели торфяники, над столицей полтора месяца висел смог. И в «Вечерней Москве» появился рассказ «Встреча во мгле (необычайное приключение, случившееся с писателем Александром Курляндским в задымленной столице)» (10.09.2002). Сдержанная ирония автора по поводу нерадивости столичных властей, потерявших контроль над ситуацией, и блистательный слог заставили вспомнить о тех временах, когда Курляндский и Хайт были известны каждому жителю Советского Союза.

Что касается более крупных прозаических произведений, то готова к печати юмористическая повесть «Мутанты из деревни Огрызки. Записки бывшего алкаша» (материалом к ней послужили впечатления от общения с жителями деревни, куда Курляндский ездит уже 20 лет. Большой успех у читателей и благосклонные отзывы критики имел пародийный детектив «Тайны кремлёвских подземелий».

Пресса называла повесть «Тайна кремлёвских подземелий» повестью-анекдотом, «Ну, погоди!» в кремлёвских интерьерах.

А.Курляндский. Когда я писал «Тайну кремлёвских подземелий», то бывал порой ужасно злым. Хотелось всем надавать по мордам, высказать всё, что накипело. Однако реакция людей, прочитавших книгу по её выходу в свет, честно признаюсь, меня слегка обескуражила. Суммарно мнение это звучало примерно так: «Давно не получал такого удовольствия, смеялся от души, настроение после книги замечательное». Вот и поди угадай после этого, «как слово наше отзовётся».

Н.Богатырёва. «Тайна кремлёвских подземелий» – произведение небольшое. Издано оно в формате «покет-бук», но, в отличие от дешёвых одноразовых книжек, которыми заполнены лотки, это действительно произведение искусства. Начать хотя бы с того, что это довольно сложное жанровое образование. В нём соединились детектив, боевик, сатирическая повесть, антиутопия, социальная фантастика. По тематическому своеобразию содержания, интриге – это детектив. В центре повествования – поиски Президента России, Николая Борисовича Ёлкина, который решает своими глазами увидеть, как проходят начатые им реформы, и инкогнито покидает Кремль через подземный ход. Это вызывает целую цепь драматических событий. Параллельно этой сюжетной линии развивается другая, связанная с поисками золота партии. По идейно-эмоциональной трактовке изображаемого «Тайна…» – сатирическая повесть.

Это нелицеприятная сатира на перестроечное время. Практически все стороны жизни России начала 1990-х годов оказываются в поле зрения Курляндского. И всё находит острое сатирическое выражение. Судьбу интеллигенции олицетворяет один из героев, Физмат Васильевич Тягунов, блестящий учёный, много лет проработавший в оборонной промышленности. После развала ВПК он вынужден торговать на Старом Арбате медалями, в основном своими собственными, полученными за «оборонку». Об инфляции напоминает фраза «за полторы тысячи можно только пописать сходить. И то – полраза». О всеобщем воровстве – эпизод, в котором капитан танкера ворует на Кольском полуострове нефть, за наличные продаёт капитану атомной подводной лодки, а тот в нейтральных водах перекачивает её американцам. «Время такое. Вы-жи-ва-ем… Кто нефтью, кто «градом». Спасайся, кто может».

Характерный диалог ведут бывший актёр и Президент. «Вы говорите, демократия. А чем она мне…улучшила жизнь?.. Я больше получать стал, вкуснее питаться? Да раньше я в трёх фильмах снимался, а теперь не на что валидол купить!.. Только тем и живу, что вас озвучиваю». – «Ну, ладно, ладно… Скоро всё наладится. Демократия идёт, реформы побеждают». – «Кого? Нас?»

Понятно, что указы двойника Президента, самозванца, встречают сочувствие в обществе. Они, действительно, словно бы продиктованы волей народа. Горбачёва «сажать надо. Всё профукал». За взятку надо расстреливать: «А страну разорять можно?» «Увеличить минимальный оклад до прожиточного уровня бизнесмена». Снизить цены, поднять пенсии. Присоединить Прибалтику и вернуть Севастополь.

Курляндский виртуозно владеет таким излюбленным художественным приёмом сатириков, как гротеск. Социальный гротеск свойствен сатирическим рассказам Курляндского, но наиболее ярко гротеск проявляется в «Тайне кремлёвских подземелий». Парадоксы постперестроечной действительности доведены в повести Курляндского до комедийного абсурда, но именно эта гротесковость лучше документальных фактов раскрывает нелепость российской жизни. Масштаб описываемых событий становится планетарным, решаются судьба России и – шире – всей планеты. В финале повести российская подводная лодка выпускает ракету «куда бог пошлёт». Бог посылает на лужайку перед Белым домом. Из ракеты успели украсть ядерную начинку, и взрыва не последовало. А сбить ракету американцы не смогли, поскольку из неё украли ещё и какие-то важные детали, так что снаряд шёл по немыслимой траектории. «Мы тратим миллиарды на оборону, - говорит Клинтон. – А что получается? Они сильней. И только потому, что воруют?»

Трудно забыть и эпизод с проститутками, которые по указу фальшивого Президента должны будут работать на государство: в принудительном порядке обслуживать гарнизоны солдат, оказывать бесплатные услуги «учёным в годах, деятелям культуры». «Каждая из вас с этого дня считается призванной на трудовой фронт. Хотите, рельсы кладите. Не хотите – по основной профессии… Срок вашего призыва – один год. А там – посмотрим. Кому понравится – в вольнонаёмные. Нет – идите на все четыре стороны. Если снова не попадётесь».

Сатирико-комический эффект повести достигается благодаря откровенному шаржированию черт детектива, боевика. Это позволяет говорить о том, что данная повесть – замечательная пародия. Главный герой повести, полковник КГБ Малышко – это Джеймс Бонд российского розлива. Постоянное упоминание о его геройстве – явная пародия на концентрат суперменства, который выливают на зрителя создатели боевиков. Откровенно пародийна и любовная линия повести. Взаимоотношения чекиста Малышко и шпионки ЦРУ Сьюз – избитое место в современной детективной литературе.

Описывая загадочные кремлёвские подземелья, Курляндский использует и специфический детективный антураж (мрачные коридоры, подземные реки), и откровенно комические детали. Так, в конце таинственного коридора, под самым Мавзолеем, перед дверью в святая святых стоят солдатики в тулупах: «Традиция такая… Чтоб по правде было, как в те январские морозы. Когда он дуба дал». Но под тулупами оказываются трусы и майка – солдатики изнывают от жары. Происходит профанация легенды и, как следствие, заземление её, низведение до уровня анекдота. «Ленин-то настоящий? Или тот, что для народа?» – «Настоящий. Для народа – наверху. Как раз приёмные часы». А полной профанацией кумира является тот факт, что Ленин… не один. Их, по крайней мере, три, рядком лежащих на столе, напоминающем прозекторский. Всё это способно не напугать, а рассмешить читателя.

Так, повесть Курляндского – это сатира на российскую действительность и… сатира на сатиру, то бишь на популярные сегодня иронические детективы и боевики.

В повести явственны и черты антиутопии. Если в начале повествования много забавного, смешного, то к концу атмосфера сгущается, действие становится предельно концентрированным. Начинается фантасмагория, напоминающая лучшие образцы антиутопий ХХ века: Оруэлла, Замятина, Войновича, Аксёнова. Квази-президент назначает новое правительство, сплошь состоящее из лесорубов и плотников. Ленинский лозунг о кухарке, управляющей государством, воплощается в самых зловещих формах. Москву наводняют грубые, ограниченные, часто даже неграмотные элементы, которым дана неограниченная власть и оружие вплоть до пресловутой кнопки. Метафора легко читаема: власть опирается на тех, чьи руки, как поётся в песне, «привычны к топорам». Образ мужика с топором в литературе и общественном сознании стал символом «русского бунт, бессмысленного и беспощадного». Ещё немного – и топор обрушится на головы не успевших уехать бизнесменов, а заодно и на интеллигенцию. Про иноверцев и говорить нечего. Курляндский блестяще пародирует лицемерные советские лозунги, которые у необременённых интеллектом лесных людей звучат вполне откровенно, обнажая истинный смысл политики властей: «Да здравствует нерушимая дружба русских, татар, хохлов, жидов, чурок – всех тружеников нашей страны!» Только возвращение «блудного Президента» предотвращает очередную кровавую революцию.

Стиль, по которому привыкли узнавать произведения Хайта и Курляндского, легко угадывается и в повести «Тайна кремлёвских подземелий». В их писательском дуэте острота реприз обеспечивалась Хайтом, а лиричность, мягкость – Курляндским. Поэтому и юмор повести Курляндского отличается деликатностью, хотя и в язвительности писателю тоже не откажешь. «Всего несколько лет назад он был в полном порядке, см выбирал роли, даже в булочную ездил на такси. А теперь – на метро, в булочную – пешком, а за границу – по телевизору».

Имея богатый опыт работы в кинематографе и мультипликации, Курляндский талантливо выстраивает диалоги – ёмкие и лаконичные. Для речевой характеристики героев и создания нужной атмосферы используется жаргон – в меру и тактично.

Одной из синтаксических особенностей стиля Курляндского является парцелляция, то есть выделение несамостоятельных частей предложения и слов в отдельные синтаксические единицы для их смыслового акцентирования: «Я понимаю всё: инфляция, преступность… Цены растут. И невыплаты. И коррупция везде». С удовольствием использует писатель игру слов, также создающую комический эффект. Обыгрываются омонимы: «Торговец то ли апельсинами, то ли гранатами, причём гранатами настоящими, а не просто гранатами».

В современных политических детективах героями являются первые лица государства. В повести Курляндского это Брежнев, Андропов, Громыко, Черненко, Горбачёв, упоминаемые под своими именами, и Ельцин, имя которого изменено. Аллюзии предельно прозрачны. Но чтобы у читателя не оставалось сомнений в личности того, кто стал прототипом Николая Борисовича Ёлкина, автор прибегает к инверсии. Неожиданно увидев перед собой Президента, один из героев с перепугу называет его Борисом Николаевичем. Впрочем, прототип легко угадывается по характерным речевым штампам («заблудился, понимаешь»), и рубленому стилю изложения. Курляндский прибегает к приёму, который часто используется писателями-детективщиками: изменяет всего лишь одну букву в имени – Ваня Рывкин, Чувайс, Раиса Максаковна. Как говорит сам Курляндский, это своеобразная игра с читателем.

Динамичность – ещё одно достоинство произведений Курляндского. Все его рассказы и повести читаются на одном дыхании, во многом благодаря большому количеству гэгов. Трюковое начало свойственно и повести «Тайна кремлёвских подземелий». Но трюки в ней – скорее комическая стилизация боевиков с их бесконечными взрывами, погонями на автомобилях, падениями с высоты и пр. Примером такого пародирования является сцена боя двух истребителей с президентским вертолётом над Красной площадью.

«Тайна кремлёвских подземелий» стала очередным свидетельством эволюции писателя – от малых форм, сатирических рассказов, к крупной форме, более сложной сюжетно, композиционно, идейно-тематически.


^ И СНОВА – ПАРОДИЯ!


Н.Богатырёва. Пристрастие к пародированию Александр Курляндский сохранил и по сей день. По заказу Московского театра кукол им. С.Образцова он подготовил новую версию популярного в своё время спектакля «Необыкновенный концерт». На этот раз это была пародия на современное телевидение. Спектакль, увы, так и не был поставлен, а жаль: пародии получились отличные. Всё в них было узнаваемо, как в одной из самых удачных сцен под названием «Капитан-шоу».

А.Курляндский

Капитан-шоу в «Поле чудес»


На экране ведущий. Фрак, галстук-бабочка, усы, микрофон – всё, что необходимо современному ведущему.

- Добрый вечер, друзья! Разрешите представить сегодняшних игроков. Семья Новосёловых из Нижнереченска.

Гремят аплодисменты.

- Николай Николаевич – отец семейства. Вера, тоже Николаевна, - мать. Нет-нет, они не брат и сестра, хотя оба – Николаевичи.

Хохот, аплодисменты.

- А тебя как звать, мальчик? Ты тоже у нас Николаевич?

Мальчик молчит.

- Может, ты немой? – шутит ведущий.

Мальчик утвердительно кивает головой.

- Немой? Но ты меня хотя бы слышишь?

Мальчик отрицательно мотает головой.

- Не слышишь? А как же ты мне отвечаешь?

На помощь мальчику приходит отец.

- Он очень любит вашу передачу. Знает наизусть все ваши шутки.

- Великолепный ответ! – хохочет ведущий. – Приз в студию!

- А пока принесут приз, - говорит мать, - разрешите…

Она достаёт из сумочки огромную банку.

- Что это? – вскрикивает ведущий.

- Это грибы. Всем районом собирали.

- Надеюсь, они съедобные? – шутит ведущий.

- Что вы! Это поганки.

- Вы хотите меня отравить?

- Не вас. Тараканов.

- Но у меня нет тараканов.

На помощь матери приходит отец:

- Я говорил ей: нет. А она: есть, есть! Раз такие усы, должны быть и тараканы.

Хохот, аплодисменты.

- Великолепный ответ! – радуется ведущий.

В это время в студию въезжает приз: передняя часть роскошного лимузина. Гремят аплодисменты.

- В этом чемоданчике, - говорит ведущий, - ключи от этого лимузина. Он обращается к отцу: - Что выбираете: пять рублей или ключи?

- Ключи.

- Хорошо. Даю тысячу рублей.

- Ключи.

- Две тысячи рублей. Подумайте, Николай Николаевич!

- Ключи, - упрямо твердит отец.

- Хорошо, получайте ваши ключи. А сам лимузин мы разыграем отдельно.

Аплодисменты. Отец хватается за голову.

- А теперь, - говорит ведущий, - разыгрываем сам лимузин. Слово из трёх букв. Часть тела человеческого. Назовёте сразу всё слово? Ваш ход, Вера Николаевна.

Мать смущается.

- Можно я на ушко скажу?

- Нет, говорите вслух.

- Можно, я? – говорит отец. – Буква… буква «икс»! И ещё буква… «игрек»!

- Верно, есть такие буквы.

Длинноногая помощница открывает в слове из трёх букв вторую букву «Х» и первую «У». Получается «УХ».

- Можете назвать всё слово?

Пауза.

- Ну, подсказываю. Часть тела из трёх букв. Первая буква «У», вторая буква «Х».

- Уха!

- Почему уха? При чём тут уха? Я же сказал: часть тела.

- А уха и есть часть тела, только рыбьего.

- Сами вы часть тела. Я бы сказал какая, только не хочу буквы местами менять.

Хохот, аплодисменты.

- Ну?

И вдруг совершенно неожиданно мальчик называет слово:

- Ухо!

- Верно!

Ведущий обнимает его, целует.

- Молодец! Родной ты мой! Конечно, ухо! Что же ты раньше молчал?

- А раньше у вас таких машин не разыгрывали.

Н.Богатырёва. Всё знакомо: штампованные шутки и натужно-гипертрофированное веселье ведущего, простодушие и идиотский восторг недалёких зрителей и участников. Однако написано это без всякой злобы, с добродушной усмешкой. Ведь, помимо учёбы в одном вузе, Александра Курляндского и Леонида Якубовича связывает и совместная работа в жюри Фестиваля детского кино в Артеке.


^ «ДЯДЯ ЛЁНЯ, ВЫХОДИ!»

А.Курляндский. В институте мы не были знакомы: Якубович моложе меня. Позже пересеклись на читке какой-то пьесы. А близко познакомились и даже немножко подружились в Артеке, на Фестивале детского кино. Популярность у него дикая – этому я был свидетелем. Он терпеливо – десятками, сотнями – в жару раздавал автографы. Мы жили на корабле, пришвартованном к пристани, а ребята, узнав, что там живёт Якубович, собирались на берегу и кричали: «Дядя Лёня, выходи!» При всей своей популярности он человек приятный и хороший


^ О ЛИТЕРАТУРНЫХ ТРАДИЦИЯХ


Н.Богатырёва. В творчестве Александра Курляндского просматриваются традиции Ильфа и Петрова, Зощенко и дореволюционного писателя Пантелеймона Романова, «сатириконовцев». Его любимый Чехов тоже повлиял. Ведь даже герои «Ну, погоди!» не так просты, как кажется. Любимые зарубежные писатели – Марк Твен и особенно О`Генри. Увлечение творчеством О’Генри выразилось и в прямой перекличке с любимым писателем: один из рассказов А.Курляндского, напечатанный в «Литературной газете» (N2, 1980), называется так же, как известный роман американского писателя - «Короли и капуста». Правда, повествуется в нём… об овощехранилище.

А вообще, у Александра Курляндского свой, легко узнаваемый стиль. Много цитат – из классики и современной городской субкультуры. Критики скажут: дань моде, интертекстуальность, а на самом деле - проявление эрудиции и умение немедленно реагировать на события в общественной и культурной жизни. Частое употребление слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами – от мягкости характера, деликатности и лёгкой ироничности. В душе писатель ласково посмеивается над тем, о чём говорит. И над героями своими слегка иронизирует, но при этом очень любит.


^ О ВЕРЕ И БЕЗВЕРИИ


Н.Богатырёва. У Курляндского с Хайтом есть рассказ «У попа была собака». В электричке рядом оказались парень лет семнадцати, такой пэтэушник, недалёкий и нахальный, и молодой священник. И парень начинает от нечего делать провоцировать священника на спор о Боге – есть он или нет. Священник легко разбивает все убогие аргументы парня, убедительно доказывая существование Бога, но заканчивается рассказ, как всегда у Курляндского с Хайтом, неожиданно. Парень спрашивает: «Что же это получается, что на самом деле Бог есть?» «Батюшка одёрнул рясу и внимательно посмотрел на юношу. – Нет, - тихо сказал он, - к сожалению, нет. Но чтобы это понять, надо сначала в него поверить!» Сначала может показаться, что авторы, рьяные богоборцы, воспитанные, как и всё их поколение, в атеизме, разоблачают лживость религии и её служителей. Пичкают, дескать, «опиумом для народа» доверчивую молодёжь, а сами, лицемеры, ни во что не верят. Всё оказалось, однако, гораздо сложнее.

А.Курляндский. Я помню, как лет тридцать назад поехал на Пасху на крестный ход в Троице-Сергиеву лавру. Полупьяная молодёжь свистела, улюлюкала – вела себя по-хамски по отношению к чужой вере. Это отчасти дало стимул к написанию рассказа. Смысл его в том, что нельзя отрицать то, чего ты не понимаешь. Прежде чем что-то отрицать, надо это понять. К вере надо прийти. Нельзя слепо верить или слепо не верить. Отрицание или утверждение должно быть прочувствованным, выстраданным. Так что этот рассказ не о религии, а о вере и неверии вообще.

Что касается меня, то я как раз не герой этого рассказа. Я ничего не принимаю на веру, слепо. Религия становится модной философией. Церковь превращается в то, чем раньше была коммунистическая партия. Сегодня быть религиозным человеком – значит быть правильным. А росли мы все в атеистическое время. Но дед у меня ходил на религиозные службы, и я относился к религии терпимо. Но ни тогда, ни сейчас не пришёл к одному какому-то выводу. Лев Толстой говорил незадолго до смерти: «Чем больше живу, тем больше не понимаю». Что такое жизнь и есть ли Бог – разве можно ответить на эти вопросы однозначно?

В юности духовные поиски шли в направлении смысла и цели жизни. Эти поиски для человека размышляющего идут всю жизнь. Что всё-таки было смыслом жизни в студенческие годы? Не провалиться на экзамене! Когда закончил институт? Получить больше денег! А если серьёзно, смыслом моей жизни было творчество. Искусство не ради искусства, а ради самовыражения, самоутверждения.

И ещё у нас была дружба. Это, пожалуй, единственное, что было хорошего в советское время. Романтические идеалы: дружба – это святое, надо жить для других. Понятия патриотизм, дружба, верность были святыми. Если человек не жил этими нравственными категориями, то его не принимали. Конечно, общество жило не по святым законам. Но в среде обычных людей, к которым я принадлежал, эти понятия действительно были действенными. А сейчас всё размыто, к сожалению. Старых друзей мало – уехали, поумирали. Конечно, стараемся, оставшиеся, держаться друг за друга. Но сейчас в основном живут не по принципу: сам пропадай, а товарища выручай, а, наоборот, сам выручай, а товарищ – пропадай! Главное – выжить. А для многих выжить – значит хорошо выжить. И тогда все юношеские идеалы девальвируются. И подлость уже не считается подлостью.

Целые поколения, и моё в том числе, верило в высокие коммунистические идеалы. Сталин был богом. Но и в моей семье к нему относились по-разному. Отец рассказывал, что мой дед, очень мудрый человек, когда сообщили о смерти Сталина, сказал: «Сдох гозлунум» («гозлунум» на еврейском языке – это «разбойник»). А я, когда в пять утра передавали это сообщение, вскочил в ярости, что врачи не смогли спасти нашего дорогого Иосифа Виссарионовича.

У нас в школе был заведён порядок читать вслух собственные заметки, написанные для школьной стенгазеты. Когда я был в третьем-четвёртом классе, сочинил заметку, в которой были слова: «Благодаря заботе Иосифа Виссарионовича Сталина электрифицированы сотни городов и сёл». Я читаю. Учительница говорит: «Не так! Такие слова надо читать с выражением». Я читаю с выражением. «Не так! Садись, Курляндский. Голубев, прочитай заметку Курляндского». Конечно, было ощущение, что в Кремле сидит Бог, который всё знает и всех спасёт. Пионером был. И в комсомоле хотел быть и был. А в партии не был и не хотел.

В силу своего возраста я не знал, что творилось тогда. А отец знал. Слушал «Голос Америки», спрятав приёмник под подушкой.

Неправду-то ты понимаешь, потому что в семье тебя воспитывают в понятиях добра и зла. Предавать – плохо, ябедничать – плохо. И когда ты видел, что в обществе что-то не так, то ты думал: это не законы плохие, а люди плохие. Мы ещё не созрели, не доросли до светлого коммунистического будущего.

Потихонечку человек умнеет. Разочарование наступило после ХХ съезда. Период нашего взросления совпал с разоблачением культа личности. Почему мы стали работать в сатирическом жанре? Потому что ощущали неправду этого общества. Весь этот идиотизм. И на восприятии советского идиотизма построены все мои ранние произведения. Но сама идея была почти свята: извратили завещание Ленина, пришли плохие, не в ту сторону повернули, если бы не Сталин, а Бухарин… Эта идея у меня давно разрушилась. И всё-таки думаю, что идея гуманизма – не буду говорить социализма, коммунизма – воплотится когда-нибудь.

Н.Богатырёва. Рассказ оказался довольно острым. В «Литературке» его напечатали без купюр. А вот в сборнике сняли концовку. Говоря, что Бога нет, священник добавляет: «Но чтобы это понять, надо сначала в него поверить». Получается, что сам священник долгое время верил! А этого цензура пропустить не могла. Рассказ этот против слепой веры и слепого неверия. Против тупого фанатизма.