Под снегом
| Вид материала | Документы |
- Проект Kaks keelt – üks meel“, 18.02kb.
- Дневник одной роты, 357.2kb.
- Глубоко на юге лежат, возможно, самые завораживающие и самые дикие места нашей планеты., 85.52kb.
- Под Новый год искрятся снегом, 358.86kb.
- Грамматическое задание. Выполнить морфологический разбор имени существительного: Iвариант., 89.73kb.
- Зимняя рапсодия Литературная викторина, 9.09kb.
- Чудесна зимняя пора! Январь. Мороз. Принакрылась белым снегом гладкая дорога после, 26.94kb.
- Сказка для новогодней елки (корректировка лит источников), 49.41kb.
- Рассказ , 1012.76kb.
- Angela Yakovleva Тел.: + 44 20 7471 7672, 1263.63kb.
– Попозже, Любовь Васильевна. Сейчас – домой.
Получив ключи, он, немного помешкав, выжал из себя:
– Спасибо вам за письма, за сообщение о моих…
– Да разве за такую весть благодарят? Бог с тобой, Витя.
В комнатах всё было по-прежнему. Старинная мебель, занимавшая почти всё пространство, знакомая до самой мелкой царапины, выгоревшие до белёсости бархатные портьеры, пожелтевшая и пыльная кисея на окнах. На потёртой гобеленовой спинке кресла лежал мамин халат…
Он плакал, забившись в угол дивана, как в детстве, и не заметил, как уснул.
Его разбудил негромкий стук в дверь. На пороге стоял незнакомый парнишка и застенчиво улыбался:
– Виктор Игоревич, мама зовёт вас к нам.
– Мама? А вы кто?
– Не узнали? Сергей Журавлёв, сосед ваш.
– Серёжка, ты?! Вырос-то как, не узнать.
– А что толку! Всё равно война без меня закончилась. Вы счастливый, воевали… – Парень завистливо покосился на гимнастёрку с орденами и медалями.
– Во-первых, чего это ты вздумал мне «выкать»? А во-вторых, дурак ты, парень, если войну за счастье почитаешь.
– Да не саму войну, а участие в ней, бои, наступления, победу.
– Ага, только не забудь, какой ценой эта победа нам досталась. Ладно, – махнул рукой Виктор, – ещё поговорим обо всём. Зачем Любовь Васильевна звала?
– Не знаю.
– Ну, пошли.
Соседка усадила гостя за стол, накрытый вязаной скатертью, поставила перед ним тарелку горячего супа и приказала:
– Ешь, только что сварила. Небось, за четыре года по домашней еде-то соскучился.
– Ещё как! Бабушкины котлеты да грибной супчик не раз снились.
– Нам тоже еда снилась. Так хорошо снилась, что многие и не проснулись.
Они замолчали надолго.
До самого прихода с работы хозяина, Трофима Никодимовича, Любовь Васильевна говорила об ужасах блокады, и Виктор, сжав зубы, едва верил, настолько это отличалось даже от тех страшных сообщений, что приходили на фронт.
Он принёс фляжку трофейного шнапса, и они выпили за победу и помянули родных. Засиделись допоздна. Теперь уже Виктор рассказывал о боях под Москвой, Курском, об освобождении Польши, Румынии, о последних сражениях на территории Германии.
Журавлёвы трудились всю войну на «Арсенале». Трофим Никодимович – начальником цеха, а Любовь Васильевна с сыном-подростком – станочниками. Работали по 12–14 часов в сутки, почти не бывая дома. Они испытывали чувство вины перед соседом за то, что, выжив, не уберегли, словно это было им по силам, Юлию Николаевну и Валентину Михайловну. Правда, удалось отстоять комнаты Алексеевых, когда комендант домоуправления решил было отдать пустующую площадь под заселение, но, не считая это большой заслугой, не стали ничего рассказывать.
Виктор выбрал Лесотехнический институт по двум причинам: там на анкету смотрели не слишком пристально и не было конкурса. Он панически боялся вступительных экзаменов, не слишком полагаясь на привилегии фронтовика-абитуриента: школьные знания выветрились напрочь.
Годы учёбы, голодные и трудные, но наполненные смыслом и жизнерадостным студенческим духом, пролетели быстро.
На третьем курсе Виктор женился на своей одногруппнице Поленьке Фроловой, а на последнем курсе у них родился сын Андрюша.
Администрация маленького деревообрабатывающего завода на Обводном канале, где проходили преддипломную практику Виктор и Полина, позаботилась оставить молодых специалистов на своём предприятии, определив их поначалу мастерами цеха.
Война унесла жизни сразу четверых Михайловых: Роман Семёнович ушёл в ополчение и был убит под Ленинградом, дома от голода умерли его жена Тамара и сестра Татьяна. Племянница Ольга погибла во время эвакуации, она с семьёй Баэров попала под бомбёжку. В живых остались лишь Фёдор, вернувшийся с фронта с тремя ранениями, жена его Клавдия, четырнадцатилетняя дочь Галина да двоюродная сестра Шура. Они по-прежнему работали на электростанции и жили в бараке, ситцевой занавеской отгородившись от соседей. По причине нехватки сильного пола женщины освоили мужские специальности и домой с работы возвращались чуть живые. Фёдор долго болел, но всё-таки выдюжил. Его назначили на должность бригадира участка – мужик хоть и без образования, но башковитый и дотошный, от его взгляда не ускользала ни одна мелочь. Михайлову не раз предлагали вступить в партию, но он отговаривался религиозностью женщин в его семье. Афишировать факт, что Клавдия и Александра верующие, причём одна из них вовсе староверка, было неловко, но другого способа отвертеться от настырности коммунистов он не видел. Впрочем, с женщин – всё как с гуся вода, их и на собрании прорабатывали, и премий лишали, и выговоры объявляли, а они знай себе молятся в уголке за шторкой. Да и не одни они такие: полстанции – люди в годах, большую часть жизни с Богом прожили, при Советах многого навидались, есть что с чем сравнивать, научились молчать и терпеть, и до конца своих дней безбожной агитации не поддавались.
Было среди них и несколько староверов, устроивших молельню у старухи Рычадыхи на окраине Волхова.
Рычадыха жила одиноко в ветхой избёнке, перебивалась подаянием, но была так сурова и тверда, что участковый побаивался заходить к ней. Несколько раз он с помощниками устраивал облавы во время церковных праздников и каждый раз терпел фиаско. Вломившись в горенку, сплошь завешанную образами и битком набитую стариками да старухами, милиционер натыкался на горящие ненавистью взгляды, и ему тогда казалось, что все эти люди только что сошли с икон – так схожи они были с древними святыми, обличающими и проклинающими антихристово племя. Рычадыха вставала перед непрошеным гостем и грозным, зычным не по годам голосом не говорила, а вещала:
– Ну, убедился? Ни комсомолии, ни пионерии тут нет и не было. Всё те же божьи люди. А мы, кроме Бога, уже ничего не боимся. Шагай себе, куда шёл. После вас, бесов, снова избу надо окроплять.
Шура лет пятнадцать как прибилась к старухе, благодаря Всевышнего, что нашлись единоверцы. Жалея одинокую бабку, она помогала той по хозяйству – то огород засадить, то полить грядки, то куда-нибудь сбегать по делам, а когда, казалось, бессмертная Рычадыха вдруг тяжело захворала, начала ухаживать за болящей. Но старуха уже не поднялась. Властным тоном она приказала однажды Шуре привести к ней нотариуса. Шура долго не могла взять в толк, кто это такой и где его искать. Выполнив с помощью знающих людей бабкину просьбу, она и думать забыла об этом случае.
Через несколько месяцев Рычадыха умерла, и Шура неожиданно для себя оказалась её наследницей. Ей достались избёнка и крошечный приусадебный участок. Не переставая молиться за благодетельницу, Шура перевезла всю свою семью в новое жилище, казавшееся Михайловым после жизни в бараке настоящим дворцом.
Больше всех радовалась дому Галина, к тому времени заканчивавшая девятый класс. Будет теперь у неё свой угол, со столом для занятий и с полкой для литературы: Галина хорошо училась, часами проводила за книгами. Крошечная библиотека Волхова была изучена ею вдоль и поперёк, она искала всё, что касалось медицины, и мечтала стать врачом.
Родители с тёткой были счастливы: умное чадушко. Они уже представляли себе, каким почётом Галочка будет окружена в обозримом будущем, и светились от гордости, рассказывая соседям, сколько книг дочка в очередной раз принесла из библиотек.