Под снегом
| Вид материала | Документы |
- Проект Kaks keelt – üks meel“, 18.02kb.
- Дневник одной роты, 357.2kb.
- Глубоко на юге лежат, возможно, самые завораживающие и самые дикие места нашей планеты., 85.52kb.
- Под Новый год искрятся снегом, 358.86kb.
- Грамматическое задание. Выполнить морфологический разбор имени существительного: Iвариант., 89.73kb.
- Зимняя рапсодия Литературная викторина, 9.09kb.
- Чудесна зимняя пора! Январь. Мороз. Принакрылась белым снегом гладкая дорога после, 26.94kb.
- Сказка для новогодней елки (корректировка лит источников), 49.41kb.
- Рассказ , 1012.76kb.
- Angela Yakovleva Тел.: + 44 20 7471 7672, 1263.63kb.
В деревне ор стоял великий. Семей, отказавшихся вступить в колхоз, было немало: четырнадцать дворов. На подмогу уполномоченному из города прислали машину солдат, и они, распахивая ворота, силой угоняли у бунтарей скот, грузили на телеги инвентарь, шарили по избам, амбарам, погребам. Хозяев не трогали: куда они денутся, сами потом с повинной прибегут.
С Михайловым разговор был иной: Коробов лично пожаловал к ним с подкреплением.
– Даю на сборы полчаса. Из деревни выдворяетесь по моему решению. За саботаж и подрывающие Советскую власть разговоры. И скажите спасибо, что батраков не держали – отправились бы сейчас в Сибирь иль на Соловки. А так – с почётом, на авто – за черту района.
Бабы заголосили, но мужики Михайловы молча, как один стояли посреди двора и двигаться с места не собирались. Дед, сын и внук, похоже, готовились сопротивляться. Олег хохотнул – ему хотелось спровоцировать драку, но положение обязывало, и он ограничился лишь насмешкой:
– Ну, что, дед, чья взяла? Ребята, – обратился он к солдатам, – кантуйте этих контриков и – в кузов.
Михайловых пришлось тащить волоком, своими ногами уходить из родного дома они не желали. Им связали руки во избежание эксцессов и запихали в машину. Бабы с узлами залезли сами. Всю дорогу Коробов насвистывал чарльстон, весело переговаривался с сослуживцами, а душа пребывала в смятении: мужики Михайловы внушали ему непонятное чувство – уважение? восхищение? зависть?
Тем злее он напутствовал семью, когда отвёз её километров на пятьдесят от деревни:
– Теперь подыхайте, как сами того хотели!
– Ты, парень, видно, проклятый, коль за дело такое взялся – людей губить, – только и сказал старший, Семён Ильич.
В прежние времена работу в деревне, хотя бы за пропитание, пришлому человеку найти было нетрудно. Но теперь жизнь перевернулась с ног на голову. Крестьяне, напуганные и разорённые колхозным «общим котлом», и сами не знали, что будут есть завтра, поэтому у Михайловых поначалу с заработком ничего не получалось. Они жили в лесу, сложив три шалаша, и питались травой и ягодами, благо в это лето черники с голубикой уродилась прорва. Через два месяца в бывшем селе Покровское, а ныне колхозе имени 8 Марта, Роману и Фёдору удалось всё же устроиться на работу – убирать за скотиной. А Семён Ильич в соседнем Красном Богатыре заступил ночным сторожем в колхозный сад, отнятый у раскулаченной и сосланной зажиточной семьи.
Есть по-прежнему было нечего. К ягодному рациону добавились яблоки, но на пользу они не пошли – Семён Ильич и Анна Никитична заболели дизентерией. Через несколько дней ужасных мучений они умерли один за другим.
Похоронив стариков, младшие Михайловы стали держать совет, как жить дальше. Женщины настаивали на возвращении домой на любых условиях, мужики решительно возражали. И хотя обидчик их, этот судак замороженный, давно уехал из Лесной, о вступлении в колхоз они и слышать не хотели. У них на примете был другой вариант:
– Я в газете прочитал, в Волхове какая-то огромная станция для электричества построена18, – рассказывал женщинам Роман Семёнович, – сотни людей работают. Туда надо подаваться, авось и мы пристроимся. Пешком пойдём, как паломники, за месяц, думаю, доберёмся с Божьей милостью.
Добрались раньше, ещё в середине сентября, «христарадничая» по пути. Наконец, им повезло. Первая в стране Волховская гидроэлектростанция только набирала обороты и нуждалась в квалифицированных рабочих. Роман Семёнович с Фёдором устроились плотниками, дело это они знали хорошо, как-никак прадед, Никита Фёдорович Мокеев, был в Лесной знатным мастером и зятя Семёна многому научил, ну а тот уж по наследству сыну Роману да внуку Федьке опыт передал.
Ольгу и Александру заприметила жена одного из начальников и, угадав их выносливость и безропотность, взяла обеих в прислуги. Сёстры не были хороши собой и стары – к сорока подобралось, а супруг мадам Баэр имел большую слабость к смазливым профурсеткам.
Михайловым выделили угол в общем бараке, дали аванс и разрешили Роману Семёновичу съездить домой за необходимыми вещами.
Список этих вещей рос, и Роман Семёнович голову ломал, как их доставить из Лесной. Но всё решилось просто: Шура бросилась в ноги своему новому хозяину, Сергею Самуиловичу – у того была персональная машина – и поклялась отслужить сколько потребуется месяцев бесплатно за перевоз родного скарба из деревни. Мадам Баэр умела хорошо считать и поэтому поддержала просьбу прислуги.
Дяде Роману Шура за своё посредничество выставила условие: привезти сундучок со святыми книгами, что всегда стоял под образами в зале.
В Лесной Роман Семёнович не был уже почти полгода. Он не узнал деревни: всегда она была чистой и даже нарядной, а сейчас выглядела так, словно только что пережила Мамаево нашествие. Тут и там валялись когда-то бережно хранящиеся, а ныне требующие ремонта колёса от телег, сломанные грабли, лопаты, черепки непонятного происхождения – словом, колхозное добро. Даже дома смотрелись какими-то сиротскими и неухоженными.
Изба Михайловых стояла заколоченная, видно, соседи позаботились. В доме царил нежилой дух.
Собрав самое необходимое и пристроив всё в кузов машины, Роман Семёнович отправился в сельсовет. С председателем колхоза – новоприбывшим из числа двадцатипятитысячников – долго рядились о продаже избы. Наконец, сговорившись, ударили по рукам и оформили бумаги. Михайлов получил за родной дом «кучу» денег – в райцентре, на базаре, на них можно было купить килограмм пшена.
Выполнив с честью задание партии по коллективизации в Ленинградской области, Олег Коробов вернулся к своим прежним обязанностям в ОГПУ. Учитывая ревностную службу на страже закона и порядка и неукоснительное исполнение поручений, начальство продвигало Коробова вверх по карьерной лестнице, и в 1936 году он уже был следователем по особым делам на Литейном, а попросту – заплечных дел мастером. Своих высот он достиг на следующий год, когда ЦК ВКП(б) развязало руки тысячам садистов, разрешив органам НКВД применение физического воздействия на арестованных.
В октябре 37-го на стол ему легла очередная тонкая папка, в которой были анонимка, анкета с места работы и протокол обыска квартиры Алексеева Игоря Юрьевича 1900 года рождения. В доносе сообщалось, что доцент кафедры математики университета Алексеев неоднократно был замечен в публичном цитировании запрещённых стихов среди преподавателей и студентов. При обыске у него в квартире была обнаружена целая библиотека книг Бунина, Цветаевой, Гиппиус, Мандельштама, Бердяева, Ходасевича и других авторов-антисоветчиков. В протоколе было особо выделено, что семейные альбомы заполнены фотографиями лиц дворянского происхождения, и среди них немало снимков царских офицеров. То ли агенты НКВД были чересчур загружены работой, то ли проявили халатность, но сведений о титуле Алексеева в папке не было.
Коробов вызвал Алексеева на допрос. В кабинет ввели человека с наружностью «гнилого интеллигента» – так обозначил для себя таких людей Олег: лицо аристократическое, умное, но какое-то безвольное. У Коробова мелькнула мысль, что лицо вошедшего ему знакомо, но вспоминать было некогда.
Уточнив имя, адрес и место службы, следователь задал вопрос, вызвавший у арестованного явное смятение:
– Расскажите, кто были ваши родители.
– Мать – Юлия Николаевна, в девичестве Постникова, из купеческого сословия, школьная учительница, отец – Алексеев Юрий Павлович – из обедневших дворян, служил в армии, погиб под Лаояном в девятьсот четвёртом.
– А ваш дед?
– Тоже погиб. Во время Балканского похода.
– Они оба были царскими офицерами?
– Извините, но в те времена все службы так или иначе были подчинены царскому закону. Советской власти ещё не существовало.
– Не