Сопоставление и синтез «культурных» и «индивидуальных» подходов к мышлению имеет не только академический, но и практический интерес, особенно, в психологии взрослой личности. Это обусловлено, во-первых, заметным смешением ранних и поздних возрастных типов мышления у взрослого, часто затрудняющим его быструю адаптацию к жизненным изменениям и напоминающим смешение различных исторических форм интеллекта в ставшей культуре. Во-вторых, недостаточностью конструктивного снятия в строго упорядоченном, направленном, научном мышлении взрослого интуитивно–фантазийного способа мышления, свойственного детству, отрочеству и юности, подобно тому, как рациональная, технократическая, «стареющая» цивилизация отрицает поэтичность и иррациональность своей молодости; а это несомненно снижает творческий потенциал мыслителя. В-третьих, обусловлено утратой личностью по мере взросления родовой простоты и естественности интеллектуального отношения к обыденной жизни, утратой, отнюдь не являющейся знаком умственной культуры и зрелости.
Параллели общекультурной и индивидуальной эволюции мысли, а также реализация принципов естественно-биологической, социально–исторической и деятельностно – практической детерминации умственного развития индивида, повлияли на фундаментальные теории онтогенеза мышления, созданные Ж. Пиаже, Л.С.Выготским, Дж. Брунером, А. Р. Лурией. Разработанную ими «объективную» психологию когнитивного развития углубил психоанализ, проникающий в трактовки возрастных особенностей мышления посредством идей о стадиальных изменениях бессознательного и сознательного планов мыслительной деятельности. Соблюдение единства различных форм детерминации мыслегенеза позволяет современным исследователям найти и систематизировать множество конкретных характеристик развивающегося мышления, как это сделали, например, Л. М. Веккер и Ф.и Р. Тайсоны, предложившие свои синтетические реконструкции концепции Ж. Пиаже..( 26; 102; 122 )
Критериями определения возрастной специфики мышления у этих авторов выступили:1) внутренний состав мышления, включающий сенсо – моторные, перцептивные, образные, концептуально- вербальные элементы; 2) переходы перечисленных элементов от бессознательного существования к сознательному и наоборот; 3) разновидности мыслительных операций; 4) особенности продуктов мышления. По данным критериям Веккер различает «допонятийное» и «понятийное» становление мышления, причем первое соответствует выделенным Ж. Пиаже сенсо- моторной, символической и интуитивной стадиям генеза мышления, а второе – стадиям конкретных и формальных операций. Две последние стадии в психоаналитической модели Тайсонов называются «латентным периодом» и «периодом операционального синтеза». Стратегия дифференциации возрастных типов мышления основывалась на методе генетических срезов, который позволяет исследовать ранние элементарные формы мысли в условиях, когда они еще не подвержены осложняющим и трансформирующим влияниям ее зрелых форм.
Сенсо – моторный тип мышления характеризуется познавательной ориентировкой на внешние объекты, по отношению к которым применяются несложные двигательные схемы (приблизить, удалить, встряхнуть, толкнуть, ударить и т. д.). Простое понимание объекта достигается в режиме сделал – воспринял – сделал. Развивающаяся константность перцептов на основе их сравнения между собой и сохранение перцептивных следов в памяти позволяет ребенку быстро перейти к удержанию и актуализации образов объекта при его реальном отсутствии. Так ребенок четырех месяцев задерживает взгляд на двери после ухода матери или пытается найти спрятанный под тканью предмет. Между воспринимаемыми объектами, благодаря их образной репрезентации устанавливаются временные связи «до-после», так что перцепт появившегося в поле действия объекта означает будущее появление другого объекта или приближения определенного события. Выражение лица матери предполагает для ребенка скорое наступление благоприятного момента ласки и заботы о нем. Двигательная активность все более регулируется внутренними образами и приобретает форму исследовательской. Образное моделирование начинает высвобождаться от моторных схем, но при этом относится к перцептивно охватываемым ситуациям. Опережающая движения когнитивная активность проблематизирует ребенка, заставляет его совершать все новые и новые пробные предметные действия. Образы предметов, ассоциируясь с образами усложняющихся поисковых движений, формируются как внутренняя система знаний, из которой может быть извлечен любой элемент.
«С извлечением информации из этой системы возможно произвольное или сознательное мышление. Способность вызывать что – либо произвольно обеспечивает доказательство того, что начали формироваться концепции объектов.» ( 122, с. 230)
В состав ранних концептов второй половины первого года жизни, прочно связанных с конкретными предметами, включаются, таким образом, постепенно свертывающиеся сенсо – моторные элементы, перцептивные элементы и образные элементы. Первоначальная нестойкость, мерцание межэлементных связей внутри концепта преодолевается за счет введения в его структуру речевых сигналов. Последние воспринимаются от других людей, пропитаны эмоциональным отношением ребенка к называемым объектам и становятся прекрасным средством организации, синтеза когнитивного и аффективного опыта ребенка. Становится возможным речевое выделение перципируемого, представляемого и переживаемого объекта из актуального предметного окружения. До начала дифференциации окружающих предметов как относительно автономных, когнитивный процесс протекает бессознательно, подчиняясь врожденным паттернам Различение объектов, опосредованное речевым участием в построении ранних концептов, определяет разделение бессознательного и сознательного, иначе «первичного» и «вторичного», процессов психической жизни. К постепенному осознанию мира ребенок идет, благодаря усложняющимся связям его двигательной практики, образных репрезентаций и языковых образований, прочно соотнесенным с внешней реальностью. Бессознательное, отступив от регуляции непосредственных предметных взаимодействий, между восемью и двенадцатью месяцами жизни начинает наполняться новыми содержаниями. Во – первых, это «переходный объект» (игрушка или любая другая вещь), являющийся символом матери и представляющий собой субъективные чувство и образ безопасности в условиях реальной угрозы со стороны внешней среды. Этот символ полностью слит со своим объектом, его спонтанная актуализация замещает собой мать при ее действительном отсутствии, выступает «мостом» между ребенком и ею и поддерживает внутреннее состояние удовольствия, не нуждающееся во внешних подтверждениях. Во-вторых, это проявления «магического феноменализма», когда ребенок субъективно наделяет свои движения, жесты, языковые сигналы волшебными свойствами вызывать желательные для него реакции взрослых. Не воспринимая и не сознавая себя источником этих реакций, не замечая, что окружающие отвечают на его собственные выразительные действия, он пытается манипулировать поведением окружающих, настойчиво повторяя свои магические запросы. Бессознательные образы своей власти над взрослым и при их посредстве - над вещами, становятся онтогенетической основой развития архаичного, инфантильного уровня индивидуального мышления, обеспечивающего в основном отработку ранних аффективных желаний.
