Рекажизн и

Вид материала

Документы

Связав оставшихся в живых и раненых казаки быстро раздели убитых, еще несколько минут назад грозных воинов, сняли нагольные полушубки, с ног меховые ичиги, шапки, рукавицы, малахаи, рубахи, штаны из выделанных козьих шкур.

Они с интересом рассматривали нагольные полушубки из овчин, из выделанных шкур дикой козы, такие же меховые штаны, рукавицы мехом наружу, рубахи холщовые и из мягкой китайчатки. Такую ткань привозили купцы в станицу с берегов моря Хвалынского. Дивились ссыльные, качали головами – ткань из далекого Китая оказалась у кочевников с берегов Енисея. Но холод заставил примерить на себя одежды кочевников, здесь же они переоделись, теперь издалека трудно было отличить кочевника от казака. Вскоре поняли, какими теплыми оказались одежды, добытые в бою, они надежно спасали от холода.

– Скажи на милость, кочевники, дикий народ, а тело в тепле держат, в таких одеждах в трескучий мороз в снегу спать можно, – переговаривались казаки, радуясь богатой добыче.

Поймав отбитых лошадей, по приказу Родионова собрали трофеи, приторочили к седлам большие узлы с одеждой, в переметные сумы сложили часть луков и колчаны со стрелами убитых и плененных туземных воинов, привязали крепко к седлам.

– Егорий, скачи с добычей в острог, скажи Митрофану, чтобы быстро, до возвращения воеводы, раздал трофеи, одежду и оружие нашим казакам, мы получили приз в бою и вправе распорядиться им. Никто не посмеет снять одежду с наших казаков, их жен и детей.

Тот прыгнул в седло низкорослой сибирской лошади, подхватил уздечки навьюченных лошадей, подгоняя криками, ударами уздечки, повел в острог, не забыв перепоясать себя добытой в бою кривой саблей.

Вскоре верхом на отбитом у неприятеля коне во главе ватаги пеших казаков подъехал атаман. Увидев место боя, пленных, несказанно обрадовался:

– Славную победу учинил ты, Гавриил, со своими раскольниками, проси, что хочешь, тебе принадлежит половина добычи! А почему убитые раздеты?

– Исполняя твой указ поставить на стены всех способных носить оружие, велел собрать одежду убитых и одеть в нее голых казаков. Думаю, десять казаков с пищалями, десять лучников да еще десяток молодых казачат, вооруженных саблями и пиками для ближнего боя, будут славной боевой дружиной и подмогой для острожных казаков. Их верность и умение ты видишь, тебе решать, атаман! – приложив руку к сердцу, сказал Родионов.

– Хитер ты, Гавриил, пользуешься победой, так и быть, одежду дарю казакам, они добыли ее в бою, с остальным разберемся позднее, надо увести плененных в острог, изловить лошадей, они нам пригодятся, – радуясь победе, сказал Пашков.

– Не гоже столько мяса бросать зверью, надо убитых лошадей затащить в острог, заморозим, надолго мяса свежего хватит в приварок к каше, а тебе, атаман, у меня свой подарок имеется. Нужны мне две лошадки, чтобы его привезти! – улыбаясь, сказал казак.

– Ты чего загадками говоришь, лошади здесь нужны, говори, что за подарок, –удивился атаман.

– Семь коз сегодня с отроками добыли, три твои, как уговаривались! – рассмеялся казак.

– Весть приятная, но коней дать не могу, надо очистить поле боя, большой отряд, полагаю, где-то рядом, их надо стеречься! Этим и займитесь, пока совсем не стемнело! Лошадям за хвосты веревками привязывайте голову убитой лошади, тащите волоком в острог. Десяти казакам быть готовыми к пищальному бою, если появится неприятель. Всю добычу свезете в острог, потом вернуться за телами убитых, их также надо забрать – приедут выкупать, я их обычаи знаю. Можно будет договориться о мире! – распоряжался Пашков.

Казаки, к большой радости жен и домочадцев, слышавших выстрелы, с тревогой ожидавших возвращения близких, из боя вернулись без потерь, с богатыми трофеями. Впервые за год скитаний женщины сварили добытое мясо, добавили в котлы пшеницы и хорошо распарили. Соли не было, но люди давно отвыкли от ее вкуса, женщины накладывали кашу в большие чашки, самые вкусные кусочки старались положить казакам, молча сидевшим за столом, как того требовали строгие каноны веры.

Рано утром Гавриила разбудил караульный казак:

– Вставай, атаман кличет.

Быстро одевшись, он пришел в палаты Пашкова.

– Со своими охотниками пойдешь за добытым мясом, с собой возьми десяток тепло одетых раскольников, отведи в засаду, на конный след. Кажется мне, что где-то возле острога стоит большое войско кочевников. Пусть покараулят, осмотрятся, после вчерашнего разгрома инородцы захотят посмотреть, что случилось с их воинами, будут стараться напасть на острог.

На дворе стояли густые предрассветные сумерки, когда заскрипели ворота острога, – за стену вышел небольшой отряд раскольников, трое ехали в седлах.

В лесу они подъехали к одиночному конному следу. Савелий соскочил с седла, внимательно осмотрев, сказал:

– Обратный след конного кочевника, видно, ушел мимо засады! Надо предупредить казаков в остроге, пусть ждут гостей незваных!

– Егорий, возвращайся в острог, предупреди атамана, мы оседлаем конный след, будем принимать бой, если кочевники попытаются прорваться к лесосеке. Ты, Мефодий, бери лошадей, езжай на место охоты, отвезешь добытое мясо в острог, потом объедешь с казаками вокруг, посмотрите, не подбирались ли степняки с другого края. А сюда пусть поспешают десяток наших казаков, скажи Митрофану, пусть попросит у воеводы пищалей для них! – распорядился Гавриил.

На место охоты наведались волки, растащили кишки, но не смогли добраться до туш, развешанных на сучьях. Сняв добычу, охотник приторочил на лошадь, проехал по вчерашнему следу козьего табуна, подобрал еще три туши раненых и застывших на морозе животных, приторочив добычу на лошадь, отправился в острог.

Гавриил, оставив казаков в засаде, решил с сыном Савелием, вооруженного луком и стрелами, дождаться подкрепления в месте, где обнаружили след, чтобы казаки не заплутали.

Раскольники рассыпались по вершине небольшой сопки, укрылись за деревьями. Один из них, по прозвищу Самохвал, посмотрел в сторону леса, откуда никак не ожидали появления кочевников, со спины засаде, увидел маячивших в лесу всадников. Показывая рукой, сказал:

– Глядите, конные в лесу!

Но сколько не смотрели казаки, ничего не могли разглядеть в утренних сумерках.

– Привиделось тебе, Самохвал, нет там никого, – сказал Акинфий.

– Видит Бог, не вру, готовьте пищали, казаки, едут гости дорогие, – всмотревшись в лесную чащу, сказал Самохвал.

Теперь казаки разглядели едва приметную цепочку всадников, ехавших по лесу, вокруг холма, на склонах которого сидели в засаде казаки.

– Запаливай фитили, встречать гостей надо! – сказал Акинфий, высекая кресалом искру на трут.

– Пока вы над Самохвалом смеялись, они наверняка слышали наши голоса и знают о засаде, закатывайте в ствол по одной большой пуле, стрелять в лесу картечью дело бесполезное. Хорошо цельтесь во врага, чтобы не успел спрятаться за деревья до выстрела, – наставлял ссыльных посланный с ними десятник Заиграев, – палить только по моей команде.

Затаились казаки-раскольники, приготовились к бою, но всадники делали вид, что не знают о засаде и не спешили на приступ сопки, обтекая ее с трех сторон.

– Чудно ведут себя, может, не заметили? – сказал Самохвал.

– Нет, они про нас знают, скорее помощи дожидаются, сидите тихо, посмотрим, что дальше будут делать, на таком расстоянии пуля не долетит, – вполголоса сказал Заиграев.

Ждут казаки, уповая на волю Божью, умение и силу свою, видят вдвое превосходящего врага. В тайге раздался громкий крик птицы кедровки, кочевники спешились, прячась за деревьями, пошли на приступ, перебегая от дерева к дереву.

– Дождались, братья казаки, помните слова Пашкова – от того, как воевать будем инородцев, зависит судьба наша. Господи, благослови нас на победу! – не таясь сказал Заиграев, и все перекрестились двуперстно.

Он подсыпал порох на полку, приложил пищаль к плечу и скомандовал:

– Пора, братья! Пали!

Прогремел залп, вершину заволокло дымом сгоревшего пороха, казаки, не теряя времени, заряжали пищали, стреляли редко, хорошо прицеливаясь в противника.


Гавриил с Савелием ждали подхода подкрепления из острога, но тревожное чувство неминуемой беды не покидало душу старого казака.

– Нет мочи больше ждать, пойдем к оставленным в засаде казакам, сердце за них болит! – сказал он сыну.

Утопая по колено в снегу, они пошли к высотке, где была оставлена засада. Поднявшись на гребень небольшого холма, поросшего лесом, увидели страшную картину. По ложбине, в спину засаде, тихо подъезжали пять всадников в малахаях – никаких сомнений не было, кочевники разглядели казаков, направили своих воинов в обход, для удара в спину.

– Наши казаки их не видят, подпустим ближе, на дальность полета стрелы. Ты начинаешь метать стрелы в двух последних, я палю в трех первых, – сказал он сыну, достал огниво, высек из кремня искру на трут, раздул огонек и подпалил фитиль пищали, из рога на полку подсыпал пороха.

В подтверждение его слов раздался залп из пищалей, потом разрозненные выстрелы – на высоте кипел бой, но стреляли не во всадников, подъезжавших со спины. Выглянув из-за дерева, Гавриил прицелился в подъехавших почти вплотную кочевников, скомандовал:

– Пора! – поджег фитилем подсыпку пороха на полке. Тишину тайги разорвал пищальный выстрел, от него содрогнулись вековые сосны и ели, эхо покатилось по таежным дебрям.

Савелий пустил стрелу, всадник выпал из седла. Гавриил не слышал и не видел ничего вокруг, быстро насыпал в ствол из роговой пороховницы заряд пороха, запыжевал его кусочком замши, закатил три маленькие пули, запыжевал их. Когда поднял голову, увидел, что вздыбившиеся от неслыханного ранее грохота кони сбились в кучу, всадники лежат на снегу.

– Молодец, сынок, бежим дальше, казаков немного, их обходят, возьмут штурмом!

Они слышали, что на высоте кипел бой. Подобрав лежавший на снегу колчан со стрелами и лук, прикрываясь деревьями, побежали по склону высотки.

Савелий поднял руку, стал за дерево, отец последовал его примеру, они увидели, что четверо всадников, поторапливая лошадей, быстрым шагом ехали навстречу по кромке леса – враги не отказались от мысли обойти державших оборону казаков. Подпустив их на убойное расстояние, Савелий послал три стрелы и видел, как две достигли цели. В это время отец сделал выстрел из пищали в сторону двух всадников, оставшихся в седле.

Когда дым рассеялся, Гавриил разглядел, что к ним с саблями наголо скачут всадники, прикрываясь за гривами лошадей, он понял, что промахнулся. Небольшие выносливые сибирские лошади скакали во весь опор, казак подумал: «Пищаль зарядить не хватит времени, да и лошадок губить не хочется!».

Схватив лук, вместе с сыном стал пускать стрелы, но всадники продолжали приближаться, словно заговоренные, каждый на своего врага.

– Савелий, саблю достань, стрелой не возьмешь! – крикнул отец и бросился под защиту лесной чащи, крепко сжимая в руках пищаль.

Степняк видел своего безоружного врага, издав гортанный крик, нанес удар саблей по голове, казак резко поднял руки, и удар пришелся обо что-то твердое – он услышал звон разломившегося клинка. Вложив всю силу в удар, кочевник потерял равновесие, увидел ухмыляющуюся физиономию казака, в следующий миг удар страшной силы выбил его из седла.

Гавриил применил излюбленный казачий прием, спасавший от смерти в бою с конницей противника. Он принял удар сабли на поднятый над головой ствол пищали, а прикладом что было силы нанес удар всаднику в грудь, выбив из седла, погасив сознание. Нескольких секунд ему хватило, чтобы связать плененного степняка.

Савелий отступил за ствол дерева, когда всадник поравнялся, подсел, уходя от сабельного удара, и полоснул лошадь саблей по боку, внутренности вывалились на снег, она упала на передние ноги, начала биться, заваливаясь набок. Степняк лежал, ошеломленный падением, не выпуская сабли из руки, на него прыгнул Савелий и что есть мочи ударил кулаком по голове. Когда кочевник пришел в себя, оказался связанным по рукам и ногам.

Гавриил, вырвав из рук поверженного врага повод лошадки, прыгнул в неудобное седло кочевника, подхватив пищаль, тронул пятками коня. Чувствуя чужака, конь, отказываясь повиноваться, взвился на дыбы, но сильный удар кулака по голове подчинил волю животного чужому всаднику, заставил выполнять его команды. Лук и колчан со стрелами висели в переметных сумах. Остановив лошадку, Гавриил зарядил пищаль, закатив в ствол большую пулю, она летела гораздо дальше, вновь ударил пятками под бока маленькой косматой лошадке, он слышал, как у нее екнула селезенка, крикнул сыну:

– Лови лошадь, беги за мной!

Как и всякий казак, он любил лошадей, знал их повадки, на монгольской лошади в нагольном тулупе, ичигах и малахае был похож на степняка, это позволило ему подъехать к одинокой войлочной юрте, возле которой важно восседал на белой лошади степняк, одетый в богатые одежды.

Дерзкий план родился в голове Гавриила: подняв вверх пищаль, опустив голову, он поскакал к юрте, охрана, увидев своего воина, скачущего на лошади с отбитым в бою огнедышащим оружием, не насторожилась, кочевники продолжали смотреть на атаку своих воинов – те шли на приступ высоты. Вставив пищаль в веревочную петлю на седле, Гавриил выхватил лук и пустил несколько стрел в сторону стражей. Он был близко, и промахнуться было невозможно – богато одетый кочевник успел только повернуться к неприятелю, как кулак обрушился ему в лицо, сознание помутилось. Выхватив плененного из седла, казак бросил его на загривок своего коня, подхватив под уздцы белую лошадь, поскакал на сближение с воинами, пытавшимися одолеть казаков, отстреливающихся из рощи.

Издав победный крик, он сделал выстрел с седла, привлекая внимание нападающих и обороняющихся, продолжая кричать, держа за волосы приподнятую голову князька, проскакал вдоль склона. Увидев плененного предводителя, захваченную белую лошадь, кочевники, полагая, что их предводителя лишат жизни, если они продолжат нападение, в страхе бросились врассыпную, провожаемые выстрелами пищалей.

Это был полный разгром. Не обращая внимания на происходящее, Гавриил подъехал к юрте, спрыгнул с лошади, привязал веревкой так и не пришедшего в себя князька к молодой сосне, зарядив пищаль картечью, стал ждать подхода казаков. По его следу на отбитой в бою лошади подъехал сын, прискакали пять казаков, вооруженных пищалями.

– Стойте, казаки, кочевников не догонишь, и на засаду в лесу можно угодить, сдается мне, взяли мы в полон важную птицу, князька инородцев, теперь они воевать не будут, побоятся, что мы его лишим жизни, или отбить постараются. Четверо остаются здесь, беречь инородца как зеницу ока до приезда атамана, а один поедет на вершину холма, сообщит казакам о снятии осады. Пусть спускаются, трофеи, одежду собирают, лошадей ловят.

Тронув пятками коня, он поехал к месту последней стычки с инородцами – не пропадать же добру. Верные сибирские кони стояли рядом с поверженными наземь всадниками. Два кочевника были мертвы, у одного стрела застряла в бедре, он беспомощно сидел на снегу. Собрав оружие, сняв одежду с убитых, подхватив под уздцы лошадей, казак собрался ехать к белой юрте. Но его остановил голос раненого, на ломаном русском языке он попросил не бросать его.

Удивившись, откуда кочевнику известен русский язык, спросил:

– Кто ты? Откуда ведом тебе наш язык?

– Я жил с русскими в Якутске, потом по приказу хана вернулся, помоги мне, казак, не убивай, я отслужу тебе верой и правдой, – ответил раненый туземец.

– Сколько воинов у хана? – учинил допрос Гавриил.

– Много, две сотни всадников собрать может.

– Кто хозяин белой юрты, что вам было нужно в остроге?

– Сын великого сибирского алтын-хана, он пришел с полусотней воинов, чтобы сжечь острог по приказу отца.

– Тебя как кличут, толмач?

– Тоджа, не бросай меня, жена и мать умрут с голода, если я им не буду помогать.

– Хорошо, я помогу тебе, надо вынуть стрелу из ноги, иначе тебя убьет антонов огонь, терпи, Тоджа, резать и жечь буду, – сказал Гавриил, доставая нож из ножен. Осмотрев место ранения, разрезал одежду, сделал надрезы на коже в местах, где были ребра наконечника стрелы, неожиданно дернул за древко. Он увидел, как обмякло тело Тоджи, подхватил пригоршню снега и приложил к голове, раненый застонал и открыл глаза.

– Крепись, сейчас прижгу рану, через десяток дней сможешь ходить, – сказал Гавриил, высекая искру и поджигая фитиль пищали. Кочевник, широко открыв глаза, глядел на его приготовления и мысленно прощался с жизнью. Казак снял роговую пороховницу, насыпал на рану горку пороха, сказал: – Крепче сожми зубы! Еще крепче! – и поднес фитиль к пороху, тот вспыхнул, а пленник от боли потерял сознание.

Он так увлекся старинным казацким врачеванием, что не заметил Пашкова, подъехавшего впереди отряда казаков.

– Чем ты тут занимаешься? – строго спросил тот.

Подняв голову, казак ответил:

– Толмача в полон взял, стрелу из ноги достал, думаю, полезен будет!

– Спрашивал его, кто нас воевать пришел? – спросил атаман.

– Говорит Кунгус, сын великого сибирского алтын-хана с полусотней воинов, по приказу отца.

– Где же теперь этот Кунгус?

– Там, за высоткой, у белой войлочной юрты, к молодой сосне привязан!

– Кто же его привязал? – удивился атаман.

– Я его в бою в полон взял! Он мой приз, но в знак глубокого уважения передаю тебе, – с поклоном ответил казак.

– Благодарю за такой подарок! Показывай, где пленник?

– Скажи казакам, чтобы увезли этого инородца в острог, в переговорах тебе толмач нужен будет, я спас его от смерти, обещал быть верным до гроба, потом покажу белую юрту, – сказал Гавриил.

Атаман отдал распоряжение, Тоджу посадили на лошадь, привязали к седлу, один из казаков повел лошадь в острог.

Гавриил прыгнул в седло, тронул лошадь пятками, начал рассказ:

– После того, как отправил гонцов с мясом и вестями в острог, решил с сыном посмотреть, как дела у казаков. Вышли на гребень, а по ложбине конные инородцы объезжают засаду со спины, сын пустил несколько стрел, потом я сделал выстрел из пищали. Подобрал лук с колчаном стрел, выехал на отбитом коне на гребень, увидев белую юрту, пустил в охранявших князька инородцев стрелы, выбил их из седла, а самого князька бросил на загривок лошади и проскакал по склону высотки, схватив за волосы перед его воинами, они побежали в лес, сели на лошадей и ускакали.

«Больно складно врет казак, одному столько сделать в бою невозможно! Ладно, спрошу казаков, посмотрим, что тогда он скажет!» – ухмыляясь в бороду, думал атаман.

Выехав вслед за Гавриилом на склон, увидел юрту из белого войлока, привязанного к дереву инородца в богатых одеждах и спускающихся в ложбину раскольников, собиравших оружие и одежду поверженных врагов.

«Господи! Он не врет! Вот это казак, один управился за пятерых, стоит за него похлопотать отдельно. А с сыном сибирского хана надо примириться, оставить его у себя заложником-аманатом – отец не посмеет пойти войной на острог, зная, что там содержится плененный сын, будет знать, что его могут лишить жизни в любое время!» – думал атаман, разглядывая молодого князька. Он видел, что тот не понимает ни одного слова из того, что ему говорят, вспомнил о словах предусмотрительного казака, решившего спасти толмача.

Плененных согнали в тюремную избу, приставили караульных казаков, приносили им питание, научили топить печь. Казакам было не до отдыха – с помощью отбитых лошадей, которые никак не хотели ходить в упряжи, стаскали по снегу заготовленный лес за острожную стену, чтобы не было соблазна у инородцев вновь поджечь кругляк.

Конные казаки ежедневно объезжали вокруг острога, смотрели следы на выпавшем снегу, но никто не приближался к стенам.

Раскольникам, защищавшим острог, было за что воевать – за восстановление в казачестве и свободы старообрядческого вероисповедания. Собрав двенадцать туш лошадей, добытых в боях за два дня, свезли на складскую избу, ошкурили, разрубили, подвесили на крюках мясо, чтобы спасти от голодных острожных крыс.

В табуне появилось более двух десятков сибирских лошадей, отбитых у неприятеля. Эти жилистые, очень выносливые животные небольшого роста отличались от лошадей, которые привыкли видеть ссыльные казаки, своим малым ростом и длинной шерстью, спасавшей их от зимних морозов. Они могли пастись весь год, добывая копытами из-под снега траву. Это был хороший запас еды на долгую зиму и для острожных казаков, и для раскольников.

Осенью на берегу Енисея ссыльные закопали в землю столбы с выбранными пазами, зимой в пазы заложили доски, накрыли односкатной крышей, получился просторный сарай, защищенный от ветра и снега, в нем было намного теплее, чем на улице. В нем, под руководством Митрофана, отобравшего из раскольников дружину мастеров, умеющих держать в руках плотницкий инструмент, был заложен первый шитик. С ними работали три казака из гарнизона, обучаясь опыту постройки неведомых им шитиков. Собрав на киле каркас будущей посудины, они распаренными в кипятке гнутыми досками обшивали носовую часть, работа спорилась в умелых руках, вскоре все желающие могли увидеть первое судно.

Его выкатили на подложенных под днище катках, в сарае заложили другой, чтобы поднять на борт переселенцев с семьями, построили три судна, их конопатку и смоление отложили на весну, когда солнце пригреет, сгонит надоевший снег. Рядом с сараем на берегу на деревянных катках стояли струги, уже ходившие на славное море Байкал, дожидаясь ледохода, готовые к новым походам.

Женщины переселенцев с помощью мочи и древесной золы выделывали козьи шкуры, сшили несколько короткополых нагольных полушубков, несколько пар ичигов, к ним казаки дратвой пришили подошвы из выделанных лошадиных шкур, в такой одежде и обуви можно было ходить весь день по лютому морозу.

Тепло одетые охотники ходили на лыжах на козьи тропы, протоптанные в метровом снегу, ставили петли из прочных сыромятных ремней. Охота почти каждый день приносила по две-три туши козы без перевода пороха и свинца, что было важно для боеспособности казачьего гарнизона острога.

В один из дней к ним выехали три всадника, у одного из них на палке висела шкурка с белым мехом. Гавриил со своими подручными схватились за оружие, но инородцы знаками показали, что они не вооружены.

Один из них долго объяснял, мешая свои слова с русскими, наконец, казаки поняли, что он просит отвести посольство к атаману. Осмотрев приезжих, Гавриил послал вперед Савелия с сообщением о приезде гостей. Как оказалось, это были послы сибирского алтын-хана, приехавшие с богатыми подарками для выкупа Кунгуса.

Атаман Пашков встретил гостей с подобающими почестями, угостил царской водкой, чем привел в состояние полного изумления. Когда послы отоспались и вновь похмелились, им представили ухоженного, в чистых одеждах Кунгуса. Толмач Тоджа переводил на русский язык разговор ханских послов с сыном великого хана. К их крайнему изумлению, тот сказал, что ему здесь тепло и сытно, и отказался уезжать из острога, пригласил отца наведаться к нему. Удивленные послы не могли понять его поведения, но атаман, знавший истинную причину, хитро посмеивался в бороду, кивая в знак одобрения словам юного отпрыска ханского рода. Послы не знали, что сын хана каждый день получает полкружки царской водки, пристрастился и не мог жить без нее.

После отъезда посольства жизнь в Енисейском остроге пошла своим чередом, все были заняты работой, не опасаясь нападения неспокойных соседей. В трудах не заметили, что зима пошла на убыль, ярче светило солнце, теплее стало на улице.

Поздней осенью казаки случайно увидели небольшой ключ, бивший из-под земли в двух верстах от острога, впадавший в многоводный ручей. И случись, что один из них захотел напиться, стал на колени, зачерпнул в ладонь ключевой воды, попробовал и сразу выплюнул. Стоявшие рядом казаки с удивлением глядели на него.

– Ты что плюешься, Николашка, вода холодная? – под смех казаков спросил десятник.

– Она горькая, соленая! – ответил тот.

– Ты что, Николашка, вчера царскую водку пил? – спросил десятник.

– Нет, не пил, вода горько-соленая, попробуйте.

Десятник спрыгнул с лошади, с опаской зачерпнул воду из родника, попробовал, она действительно была горько-соленой.

– Казаки, наш Николашка великое открытие совершил, отыскал родник с соленой водой! Если ее выпаривать, будет у нас своя соль! Вы понимаете, мы будем жить с солью! Давайте назовем это место Николашкин ключ!

Вымораживая в колодах родниковую воду, казаки вычерпывали превращающуюся на морозе в ледяную шугу пресную воду, выпаривая оставшийся рассол в котлах, стали получать соль. Привезенной купцами из Тобольска было мало, и она была очень дорогой, так как ее везли в Сибирь из России.

Добывая мясо, Родионов с помощниками по разрешению воеводы часть присаливал в бочках, готовились в дальний и нелегкий путь. За зиму у переселенцев появилась меховая одежда, ее шили женщины из выделанных шкур, молодежь подросла и окрепла, это были уже настоящие казаки, за зиму старые казаки научили и на практике показали искусство боя.

Весна наступила рано, оказалась дружной, солнце сгоняло полутораметровые снега, гремели в логах талые воды, лед на Енисее набух от тепла, стал голубым, по нему разлилась талая вода, прошло немного времени, и вода ушла, просочившись в промоины и полыньи. Лед стал рыхлым, грязно-серым, вскоре под пушечные залпы разрываемого половодьем ледяного панциря начался ледоход. Разломанные водой толстые льдины, шурша и рассыпаясь, громоздились в торосы, уплывая на север, высыпавшие на берег обитатели острога смотрели на проплывающие торосы с благоговейным трепетом, пораженные мощью реки, сумевшей сбросить полутораметровой толщины ледяной панцирь.

Прошел ледоход, ласковое весеннее солнце растопило выброшенные на берег льдины, они рассыпались на глазах высыпавшей из барака детворы многочисленными остроконечными сосульками: сегодня утром на берегу лежит кусок речного льда, толщиной более полутора метров, а вечером льдина распадается на множество длинных остроконечных сосулек.

Осмолив шитики, раскольники на катках, подложенных под днище, спустили их на воду, широкоскулые посудины с высокими мачтами качались у берега рядом со стругами в ожидании погрузки. Доски обшивки должны намокнуть, тогда меньше воды будет проникать в посудину.

Перед отъездом Гавриил сговорился с купцом, за два серебряных ефимка купил конный плуг, металлические наконечники для сохи, косы, пилы, топоры, ему удалось сторговать у острожных казаков полмешка соли. Крестьянские орудия были нужны как воздух для хлебопашества на новых землях.

Когда все приготовления были закончены, посудины погружены, казаки и ссыльные собрались на молебен по случаю отплытия.

После молебна к ним обратился атаман Пашков:

– Вольные поселенцы! Теперь я могу вас так называть за вашу верность присяге! Не забывайте про нее и в новых землях, служите царю-батюшке верой и правдой, и я сдержу свое слово. С казаками дойдете до Верхнеудинского острога, там будете жить, сеять хлеб, разводить скот, а самое главное, не забывайте, как держать саблю в руках, держите порох сухим. Сказывали местные буряты, что частые гости у них китайские банды, будет нужда, будете помогать казакам отпор давать! Отправляйтесь с Богом, я про свои обещания помню! Главным назначаю острожного десятника Заиграева Даниилу, его слово будет законом для всех, помните это!


Трудным и длинным оказался путь вверх по Енисею, до стрелки с рекой Ангарой, дул встречный ветер с юга, идти приходилось на веслах, они были вытесаны из сырых, только что спиленных елей и имели длину девять шагов. Перо весла имело длину два шага, уравновешивалось противовесом у ручки, грести садились по очереди все – мужики, бабы и дети.

Когда караван зашел в устье Ангары, Господь сжалился над путешественниками, послал попутный ветер, поставив прямые паруса, стали быстро продвигаться к острогу Илимскому.

Ссыльные во все глаза смотрели на берега, заросшие нехоженой тайгой, где не ступала нога человека, полной непуганого зверя и птицы. Когда на пути встречались быстрины с камнями, перекаты и пороги, часть впрягалась в лямки, бичевой тащили шитики против бурного течения, другие стояли вдоль бортов с жердями, оберегая, чтобы вода не бросила на торчащие камни.

Через месяц увидели рубленую из круглого леса ограду и избы острога Илимского. После небольшого отдыха караван пошел вверх, дойдя до Падунского порога, остановился, за ним плескались воды Байкала. Воды Ангары, с большой скоростью бурным потоком вытекая из озера, падали на множество больших камней, разбросанных по руслу, разбивались на несколько потоков в пене и грохоте, закручивались в водовороты.

Ссыльные, впервые увидевшие торчащие среди ревущих потоков камни, в страхе крестились, гадая, что будут делать казаки с флотилией, с берега казалось, что в невообразимом месиве пены и водоворотов нет прохода для судов, но это впечатление было обманчивым, казаки уже не раз проводили бичевой свои струги через Падунский порог. Они расставили по бортам людей с шестами, наказав дружно отталкивать посудину от камней, не давать проломить борт о выступающие камни, мужики впряглись в лямки.

Общими усилиями, по одному, с большими предосторожностями перетянули струги и шитики через ревущий порог. Ссыльные во все глаза смотрели на открывшееся перед ними чудо – берега реки раздвинулись, куда ни кинь взор, плескались голубые волны Байкальского моря.

Переселенцы, не оправившиеся от изумления перехода через порог Падун, крестясь, смотрели на бескрайние голубые воды, пытаясь рассмотреть противоположный берег, но он терялся за горизонтом, среди небольших встречных волн.

Десятник Заиграв распорядился пристать к берегу:

– Ветер встречный, Байкал на веслах не перейдешь! Будем ждать, когда попутный задует, тогда с Богом поплывем через Байкальское море.

Флотилия направилась вдоль берега, приглядев небольшую бухточку со скалистыми берегами, казаки направили свои суда под прикрытие скал, сошли на берег. В прибрежном сосновом лесу слышался стук топоров, казаки перенесли на берег котлы, поставили на камни, развели костры. Женщины стали варить кашу, обмениваясь впечатлениями.

– Экая страсть, не думала, что живыми удастся нам выбраться из этой круговерти пены, воды и камней! Весь путь молилась, Господь спас нас от смерти лютой! – говорила одна, все крестились, кивая в знак согласия.

Выставив караульных, казаки, переселенцы после пережитых страстей уснули, караульные, сменяя друг друга, всю ночь смотрели, чтобы не погасли костры, освещавшие лагерь.

Утром проснулись под свист ветра, приветливо встретившее путешественников Байкальское море за ночь преобразилось – восточный ветер, сорвавшись с гор противоположного берега, гнал по озеру крутую волну в клочьях пены, свистел в береговых скалах, за которыми укрылись шитики и струги.

– Правильное решение принял Заиграев, если бы отправились в плавание при таком ветре и волнении, утопли бы все! – сказал Харитонов, глядя на свирепые волны, обрушивающиеся на скалы и разбивавшиеся в пену о каменную твердь.

Три дня бушевало море, на четвертый встречный ветер стих, Заиграев предупредил:

– Варите кашу на завтрашний день, котлы снесите на струги, даст Бог, поменяется ветер, отплывем не мешкая, путь не близкий и трудный, кашу съедим по дороге!

Еще не наступил рассвет, когда караульные разбудили лагерь, все быстро разошлись по судам, с первыми проблесками зари на горизонте флотилия покинула гостеприимную бухту, на веслах вышла в воды Байкала. По нему навстречу судам, поймавшим в паруса западный ветер, катились высокие валы с белыми шапками пены, шитики и струги влезали на гребень очередного вала, потом проваливались вниз, зарываясь носом в воду. Все не покладая рук вычерпывали воду, резвый попутный ветер дул в паруса, и флотилия уходила все дальше от берега. В борьбе за плавучесть шитиков переселенцы не заметили, как берег растаял в дымке, кругом были только пенистые валы, пытавшиеся утопить утлые суденышки с прямыми парусами.

В России в те годы не знали науки плавания галсами, против ветра, или при боковом ветре, поморы на северных морях плавали под прямым парусом только по ветру, так же плавали суда и на реках.

Люди, измотанные качкой, борьбой с заливающейся в посудины водой, среди бескрайней водной круговерти увидели, что на горизонте, из голубых вод озера, возникли цепи гор. У них появилась надежда на благополучное окончание плавания, там, где видны горы с искрящимися в вечерних лучах солнца вершинами, был берег, был конец их плаванию.

Ссыльные никогда не видели такого чуда, бывшие здесь казаки рассказали, что Байкал окружают высокие горы, на вершинах лежат ледники, не тающие летом. Вскоре на горизонте возникла долгожданная полоска земли среди бескрайнего водного простора, люди молились, вознося благодарность Господу, что он спас их от свирепых волн огромного озера, эта надежда удесятерила их силы. Перед закатом на берегу увидели бревенчатую стену и постройки острога Верхнеангарского, поставленного казаками во главе с енисейским атаманом Пашковым несколько лет назад.

Наконец флотилия вошла в бухту, на берегу ее возвышались постройки острога, их окружали поля. Ссыльные завели разговор с землепашцами, от них узнали, что на залоговых непаханых землях они собирают хорошие урожаи ржи, пшеница родит хуже, хорошо себя показали овсы.

Скот у них был мелкий, сибирской породы, но животные выносливы, пригодны для сурового сибирского климата, лошади зимой разрывали снег копытами, добывая из-под него траву, и в подкормке не нуждались. Коровам и овцам в самые холода, во время окота и отела, требовалась подкормка сеном, но до глубокого снега они паслись. В водах Байкала, в впадавших в него рек водилось много рыбы, жители не страдали от бескормицы, единственной бедой были набеги кочевников и бурят, они чинили разор в окрестных хозяйствах.

Пополнив запасы продовольствия соленой и вяленой рыбой, флотилия вошла в устье реки Селенга, плыли против бурного течения, не выпуская весел из рук, часто приходилось тащить суда бичевой. Лето перевалило за середину, когда на берегу, заросшем вековым лесом, показался острог Верхнеудинский.

После радостной встречи десятник Золотарев рассказал, что оставленные зимовать казаки срубили из круглого леса два больших барака, вместо окон были бойницы, затянутые бычьими пузырями. Соединенные тыном из круглого леса, они образовывали треугольник. Такое расположение строений позволяло выдерживать длительную осаду, внутри двора под навесами укрывать лошадей от стрел осаждающих. Отряд был малочисленным, десять человек, у пятерых были пищали, остальные вооружены луками и саблями. Они не собирали ясак с местных жителей, чтобы не настроить против себя.

Осенью после ухода стругов на зимовку в Енисейский острог банда из Китая совершила набег. Бандиты грабили окрестные улусы, забирали их скот, мужчин женщин, и детей угоняли в рабство, разрозненные кочевые племена не могли дать достойного отпора китайцам, имевшим несколько пищалей.

Местные князьки во главе с нойоном Турухаем приехали к казакам со своими семьями и подданными, уцелевшими после набега, просить защиты.

Десятник Золотарев велел казаку Григорию Бражникову с местными жителями, знавшими местность, разведать путь движения банды. Им удалось найти стоянку бандитов, расположившихся на отдых в одном из урочищ, верстах в пяти от острога. Десятник велел казакам с основными силами местных лучников занять место на склонах лога, выходившего из долины, густо поросшего лесом. Другому отряду малым числом с большим шумом напасть на бандитов и вынудить их пуститься в погоню за легкой добычей, показав, что в панике отступают к лесу, заманить в засаду.

Буряты на лошадях, выскочив на окраину леса, стали с двух сторон пускать стрелы в сторону лагеря неприятеля. Когда в ответ прозвучало несколько пищальных выстрелов и засвистели стрелы, в беспорядке сбились в кучу и крутились на месте, изображая панику.

Китайцы прыгнули в седла и поскакали к желанной добыче – хороший раб в Китае стоил двух лошадей. В панике, с громкими криками буряты, мешая друг другу, поскакали по дну урочища к лесу, увлекая за собой преследователей. Достигнув леса, всадники укрылись в нем, а следовавшие по пятам бандиты неожиданно попали под огонь пищалей, были встречены дождем стрел оставленных в засаде бурятов и казаков.

Оставшиеся в живых закордонные разбойники в ужасе повернули лошадей, но вновь оказались под стрелами всадников, только что в панике убегавших от них. Вскоре было все кончено, казаки увидели, как буряты, опьяненные победой и запахом крови, доведенные бандитами до отчаяния, ножами добивали раненых. Оставшиеся в лагере маньчжуры, видя это жуткое побоище, бросив награбленное, вскочили на лошадей и бросились бежать, но казаки и буряты под командой Бражникова преследовали по пятам, уйти от погони удалось немногим.

Скот и плененные были возвращены, в лагере бандитов казаки нашли четыре пищали и два бочонка с ручным пищальным порохом, большое количество пищальных пуль, взяли себе в качестве трофея. Буряты быстро собрали оружие и одежду грабителей, поймали их лошадей, все принесли и сложили у ног казаков.

К Золотареву подошли князьки во главе с Турухаем, низко кланяясь, тот сказал:

– Я и мой народ благодарим вас за помощь в разгроме бандитов! Все, что добыто в бою, принадлежит казакам, нам довольно возвращенных табунов, вызволенных из плена мужчин, женщин и детей. Мы убедились в силе казаков, не будем им чинить зла, если будет нужда, мы придем к вам за помощью!

Десятник, возглавлявший гарнизон, принял слова благодарности, сказал в ответ:

– Победа заслуга общая, без вашей помощи трудно было бы нам устоять, делите добычу и оружие на равные части!

Когда трофеи были поделены, Золотарев сказал:

– Достопочтенный Турухай, это ваша добыча, пусть она будет для вас утешением за разор, который учинили в ваших становьях бандиты. Сегодня вы видели, что только сообща можно одолеть врага, превосходящего по численности и хорошо вооруженного. Приглашаю вас и все соседние племена под руку нашего царя-батюшки! Мы будем защищать вас от повторения набегов. Учитесь сами владеть оружием, постоять за себя! Но мы должны быть уверены, что оружие, добытое у врага, вы не повернете против нас, чтобы получить его, надо присягнуть на верность царю-батюшки!

Турухай поставил на колени своих бурятов, стал сам, они торжественно поклялись в вечной дружбе с русскими, горячо поблагодарил казаков, сказал, что на следующий день устраивает праздник у стен острога.

Он сдержал слово – двое суток полыхали костры, над ними висели большие котлы, варилось мясо баранов и бычков. Два дня казаки вместе с местными князьками – нойонами – пили араку, приготовленную из молока, но достаточно хмельную, и хмельной кумыс. Это еще больше сблизило русских казаков, сидевших за одним столом с бурятскими князьками и простыми кочевниками, что у них считалось знаком глубочайшего уважения.

Весть о победе над бандитами с быстротой молнии разнеслась по окрестным землям, нойоны стали смотреть на русских казаков как на своих защитников.


Прошло несколько месяцев, весть о разгроме подданных китайского военного начальника восточной провинции Китая Чжан Бао достигла его ушей. Маньчжурский князек Дай Чжэнь, состоявший у него на службе сотником, уцелел при разгроме банды, сумел добраться до ставки своего повелителя. Согнувшись, не смея поднять голову, он со скорбной вестью вошел в покои вельможи.

Чжан Бао был взбешен известием о разгроме сотни посланных им солдат, вернулась жалкая горстка, они не привели ни одной головы скота, ни одного раба. Глядя испепеляющим взглядом на согнутую фигуру сотника, упавшего на колени, закричал:

– Я дал тебе сотню воинов, приказал пригнать табуны скота и сотни рабов! Ты, ничтожный, позволил грязным кочевникам уничтожить сотню обученных солдат, после этого посмел явиться ко мне. Разве ты не знаешь, что военачальнику, потерявшему свое войско, отрубают голову?!

Дай Чжэнь, стоя на коленях, не смея поднять голову, слушал гневную речь господина и покорно ждал своей участи.

– Как ты посмел бежать от толпы грязных кочевников? Отвечай!

– Достопочтенный господин мой, моя жизнь в твоих руках, я заслужил смерти и не молю о пощаде, но позволь рассказать о нашем походе, сражениях, – он замолчал, покорно ожидая разрешения продолжить свой рассказ.

Его господин немного остыл, махнув веером, разрешил:

– Говори, ничтожный!

– В землях бурятских, за большим озером, мы встретились с хорошо вооруженными русскими казаками числом не менее пятидесяти.

– Ты от страха сошел с ума, откуда там русские казаки? – встревожился вельможа.

– Господин мой, я говорю правду, в среднем течении реки Селенга русские казаки поставили острог, там стоит большой гарнизон. Они собрали вокруг себя кочевников, научили военному ремеслу, вооружили, против нашей сотни стояло не менее двухсот вооруженных бурят и пятьдесят казаков. Силы были неравными, у нас был большой обоз, табуны скота и десятки рабов, но они отбили все, что нам удалось захватить. Твои воины дрались как львы, умерли, глядя смерти в лицо. Я, ничтожный раб твой, добрался с великими лишениями, чтобы сообщить эту скорбную весть. В забайкальские земли пришли русские.

Слушая опального сотника, вельможа, руководивший восточной провинцией Китая, думал: «Неужели опоздали? Год назад послал императору Китая прошение о присоединении пограничных земель до озера Байкал под власть императора. До сего времени ответа нет, но чувствую, что он будет положительным. Этому негодяю следует сохранить жизнь, он знает дороги в чужой земле, место, где стоит острог, пошлю три сотни солдат, будет проводником. Надо сравнять острог русских казаков с землей, самих обезглавить или захватить и привести в рабство!».

– Я подарю тебе жизнь, ничтожный, но только потому, что моим воинам нужен проводник в те земли, где ты потерял свою сотню. Ты приведешь воинов великого императора Китая к острогу русских, сожгите его, казаков обезглавить, а еще лучше привести в столицу рабами, с колодками на шее. Если исполнишь мой приказ, будешь жить, нет – тебя ждет топор палача!

Обращаясь к молодому китайцу в дорогом платье, сказал:

– Сын мой Цынь Бао, бери три сотни самых отъявленных головорезов, готовь их, летом пойдете в забайкальские земли, огнем и мечом отомстите за смерть наших соотечественников, чтобы на месте поселения русских остались только пепел и их обезглавленные тела! Если увидишь, что этот шелудивый пес плохо несет службу, обезглавь перед воинами, пусть они знают: их ждет такая же участь, если они будут плохо воевать!

– Я исполню свой долг, вы будете довольны, – тихо сказал Дай Чжэнь, пятясь, выполз из покоев наместника императора.


Летом гонцы кочевых племен принесли весть о новой банде, вторгшейся в Забайкалье и двигавшейся по берегам реки Селенга к Верхнеудинскому острогу. Они сообщили о том, что у бандитов есть оружие, стреляющее огнем, они отличаются особой жестокостью, забирают в рабство мужчин, женщин и детей, стариков убивают, скот угоняют.

Выслушав гонцов, Золотарев сидел и думал думу о том, как остановить и разгромить три сотни хорошо вооруженных и, судя по рассказам, умелых воинов.

«Десять казаков с девятью пищалями не устоят против такой силы, чувствую я, что пришли они отомстить нам за гибель сотни в прошлом году, спалить острог, он им как бельмо на глазу. Надо собрать присягнувших бурятов, дать им поручение, чтобы скакали их гонцы по становищам, собирали воинов для отпора орде, послать гонца за помощью к казакам в соседний острог. Надо срочно послать гонца к Турухаю, он поможет!» – решил десятник, и к вечеру поскакал всадник в становище нойона с просьбой Золотарева не медля собрать нойонов других родов и прибыть к острогу. Утром следующего дня потянулись к острогу конные и пешие буряты, с оружием и без него.

Золотарев собрал нойонов на военный совет, рассказал о вторжении:

– В земли ваши в верховьях Селенги вторглась большая банда конных маньчжурцев, не щадят никого, стариков вырезают, остальных угоняют в рабство, племена разоряют, весь скот угоняют в Китай.

Ваши соседи сообщили, что банда идет вдоль Селенги на острог с намерением спалить его и безнаказанно чинить разбой в ваших землях. Одолеть их мы сможем только сообща, общими силами. Нойон Турухай, к тебе просьба большая – нужны две пары резвых и выносливых лошадей, на смену, два умелых и верных всадника, знающие путь к острогу Верхнеангарскому. Пусть не медля скачут, меняя лошадей, с моей грамоткой, в которой просим мы помощи от братьев казаков, даст Бог, и подоспеют, нам каждая пищаль дорога в таком деле.

Турухай кивнул одному из своих приближенных, и тот побежал выполнять поручение.

– В банде три сотни хорошо вооруженных всадников, имеют оружие огненного боя, в открытом бою нам их не одолеть. Предлагаю не медля разбить ваших воинов на десятки, поставить во главе верных людей, собрать самых понятливых, обучить понимать команды, владеть оружием, каждая стрела, каждая сабля для нас на вес золота.

Нойоны встретили сообщение десятника молчанием, каждый думал о том, что бандиты опустошат стойбища, вырежут стариков, остальных угонят в рабство. Золотарев не мешал им думать, но видел, как ненависть засветилась в глазах бурятских нойонов, и понял, что обрел верных союзников.

– Я говорю от имени всех нойонов, мы будем драться до последнего воина, у нас нет выбора, иначе все погибнем от рук бандитов и сгнием в рабстве. Лучше умереть свободными, ценой жизни защитить свои становища, детей, женщин и стариков, говорите, что делать нам и нашим воинам! – поднявшись с земли и оглядев родовую знать, сказал Турухай.

Нойоны зашумели в знак согласия, поклялись сражаться насмерть.

– Земной поклон вам за такое решение! – низко поклонился десятник. – Не медля шлите гонцов в родовые становища тех, кого нет с вами, пусть расскажут о надвигающейся опасности, идут и едут к нам все, кто может держать оружие.

Сегодня надо послать конных разведчиков навстречу незваным гостям, собрать ваших людей, не имеющих оружия, поставить во главе умеющих обращаться с луками. Выдадим все захваченные у бандитов в прошлом году луки и колчаны со стрелами, пусть день и ночь обучаются стрельбе и понимать команды. Мы не знаем, сколько у нас дней в запасе, но надо подготовить острог к осаде, крыши навесов и бараков прикрыть срезанным дерном, чтобы не смогли запалить стрелами, вести подготовку к обороне острога и возможной осаде! Если не поспеет помощь с байкальских берегов, будем бой давать сами, биться не жалея живота своего! У нас девять пищалей, много ручного пороха, пуль и стрел, на всех бандитов хватит!

Работа закипела, готовили рогатки и колья, Турухай отобрал смышленых бурятов, живших подле казаков, их обучали понимать команды, передавать бурятским воинам, что нужно делать в бою. У стен острога были выставлены мешки с шерстью и скотоводы учились попадать в них стрелами.

Разослали гонцов во все концы по берегам Селенги с наказом всем племенам, кочующим на пути банды, спешно уводить свои стада и становища дальше в тайгу, в недоступные места, слать воинов к острогу для отпора бандитам. Это дало свои результаты – шли и ехали скотоводы к острогу, многие с луками и саблями, набрался отряд в пятьдесят человек.

Оглядев разношерстное войско, Золотарев разбил его на десятки, назначил старших из числа сыновей нойонов, приказал во всем под страхом смерти слушаться его приказов. Пятнадцать конных бурятов, вооруженных луками и стрелами, и четырех казаков с пищалями передал под начало казака Григория Бражникова, приказав вести разведку намерений разбойников, беспокоить их мелкими стычками, стараясь задержать продвижение банды, чтобы выиграть время для подготовки к осаде.

На следующий день сводный отряд выступил по берегу реки Селенги навстречу неприятелю, продвижение сдерживали пешие воины. Бражников приказал взять у них и приторочить на лошадей поклажу и оружие, отряд пошел быстрее. Местных скотоводов, знавших эти места, он посадили на лошадей и разослал в дозоры.

Вечером третьих суток дозорные обнаружили стоянку бандитов. Не встречая становищ, не взяв в рабство ни одного человека за последние дни, ни одной головы скота, бандиты сильно обозлились, они догадывались, что кочевников кто-то предупредил, и они откочевали с берегов реки в тайгу, а там поди, найди местных жителей, знающих каждую тропинку, каждый распадок. Это все равно, что искать иголку в стоге сена.

Не встречая сопротивления, они не обременяли себя охраной своего лагеря, полагая, что весть о столь многочисленной банде парализовала волю к сопротивлению у кочевников и казаков.

Григорий сам выбрал лучших лошадей, наказал гонцу, хорошо понимавшему русскую речь:

– Скачи день и ночь, лошадей меняй на ходу, спи в седле, сообщишь, что банда числом до трехсот конных в трех днях верховой езды от острога. Мы постараемся задержать их, но пусть торопятся с подготовкой обороны острога.


Он не знал, что в это время к всеобщей радости местных жителей и казаков с низовий реки подошли струги с енисейскими казаками и шитики с переселенцами под командой десятника Заиграева.

Золотарев и Заиграев посовещались. Десятники решили в случае прорыва банды снять часть небольших медных пушек со стругов, установить под стенами острога, спустить струги вниз по Селенге, чтобы враг не догадался о том, что пришла помощь. Вооруженных пищалями, луками и саблями ссыльных казаков направить в обход банде. Когда осаждавшие начнут штурм, этот отряд должен нанести удар сзади в самый решающий момент боя, пушечные залпы картечи от стен острога и с поднявшихся стругов должны завершить разгром.

Золотарев наставлял Харитонова, ссыльных и их добровольных помощников:

– Соединитесь с отрядом Бражникова, за спиной китайцев скрытно подойдите, после стрельбы из пушек, как увидите над стенами острога шест с красной тряпкой наверху, нападайте смело, отрезайте банду от табунов лошадей, не давая никому уйти. Мы должны отбить у маньчжурских князьков охоту ходить в наши земли, пусть знают, что здесь их ждет верная смерть! До их подхода к острогу совместно с воинами Григория Бражникова постоянно тревожьте врага мелкими стычками, все, что возьмете в бою, будет вашим призом, будь то пищали, лошади, добро разбойников! Я думаю, стоит постараться, казаки-раскольники! Поведет вас местный бурят Цорондой, можете на него положиться, в прошлый раз бандитская шайка вырезала его семью, он их люто ненавидит.

Родионов Савелий у шитика нашел семью.

– Быстро собирайся, беру тебя в поход! – сказал он Никите, которому шел четырнадцатый год.

Марфа принялась причитать:

– Куда ты голубка моего сизокрылого уводишь, может, в последний раз его вижу!

Никита кинулся матери в ноги:

– Благословите, матушка, и ты, батюшка, на славу казацкую!

Савелий подошел к жене, обнял, ласково сказал:

– Будет выть, мать! Наши дети должны быть настоящими казаками, понюхать сгоревший порох, услышать свист стрел и пуль!

Услышав голос мужа, она стихла, скорбно вздохнула, двуперстно перекрестила сына, благословила:

– Пусть Господь тебя бережет, пусть лихой человек стороной обойдет, пуля горячая облетит, стрела каленая к ногам упадет, пусть товарищ никогда не предаст и мать с женой дома дождутся! Благословляем мы с рабом божьим Савелием сына своего на службу казацкую! – уголком платка вытирая глаза, она трижды двуперстно перекрестила сына.

– После благословения на службу казацкую родители дарят сыну-казаку оружие – саблю острую, пику длинную, пищаль громогласную! Но супостат Никон разор учинил, думаем мы, что оружие в бою добудешь, наш род казацкий не посрамишь! Прими от родителей кинжал, в бою добытый! – сказал Савелий, протягивая клинок.

Приняв кинжал, Никита склонил голову, вынул клинок из ножен и поклялся:

– Без нужды из ножен не выну, без славы обратно не вложу!

Сказав слова старинной клятвы, он стал казаком, кончилось детство, теперь уделом его было не только хлебопашество, но и защита родного очага и отечества.

Перекрестив молодого казака, мать стала собирать воинов в дорогу, украдкой смахивая слезы, не зная, что ждет их в походе.

Митрофан Харитонов привел двух сыновей, казак Лисицын привел сына шестнадцати годов. Савелий представил молодого казака:

– Это сын мой Никита, сегодня принял казацкую клятву, пусть удалью своей заслужит в бою уважение всей казацкой дружины!


Отряд поселенцев с молодыми, еще не обстрелянными казаками, числом двадцать пять человек, в сопровождении проводника Цорондоя выступил в многодневный поход. Продвигаясь вверх по Селенге тропами кочевников, они повстречали гонца отряда Бражникова, он поведал, что китайцы находятся в трех переходах от их лагеря, упросили гонца вернуться, свести их с отрядом и уже к утру вышли на заставу.

Подмога пришла неожиданно, как снег на голову, у Бражникова созрел план нападения на бандитов и он поделился им с Митрофаном:

– Нужно оставить десяток конных бурятов на пути банды, пусть делают вид, что пасут табун лошадей, застигнуты врасплох, пометавшись, бросаются убегать по ложбинке, угоняя лошадей. Разбойники обязательно пустятся в погоню в надежде догнать безоружных скотоводов, завладеть рабами и табуном лошадей. Тут мы их встретим стрелами и пищальным огнем.

Харитонову понравился план – с таким отрядом можно было вступать в бой, побеждать не числом, а уменьем. Подыскав подходящее место, казаки и большая часть местных воинов рассыпались по краю густой сосновой рощи. На поляне перед лесом расположились табором несколько пастухов, стороживших небольшой табун лошадей. Буряты, сидя у костра, громко обсуждали достоинства лошадей нойона, со стороны казалось, что для них нет ничего важнее этой темы.

Затаившиеся воины видели, как на противоположный край поляны выехали два всадника, постояв у опушки, они повернули лошадей и скрылись в чаще. Видели их и расположившиеся на отдых скотоводы, но сделали вид, что никого не заметили. Через некоторое время из леса на поляну выскочил отряд – более двадцати конных китайцев, они со свистом и криками направили коней в сторону пастухов, охватывая их полукругом. Сторожившие табун буряты начали метаться, а когда преследователи были совсем близко, прыгнули на коней и резво поскакали к кромке леса, подгоняя небольшой косяк лошадей.

Расстояние между пастухами и преследователями сокращалось, маньчжуры подгоняли пятками лошадей в надежде захватить рабов и желанную добычу – лошадей. Нещадно подгоняя лошадей, буряты, оторвавшись от преследователей метров на сорок, заскочили в лес, резко остановили коней, схватили поданные им луки и колчаны со стрелами, помчались по склону, заворачивая за спину конной банде. Разгоряченные погоней, китайцы приблизились к кромке леса, неожиданно в упор ударили пищали, запели пущенные с близкого расстояния стрелы. Каждый выстрел нашел цель, сраженные всадники вылетали из седел, падали на землю. Последние успели остановить лошадей и повернуть назад, но их встретили стрелами убегавшие буряты.

В несколько минут все было кончено, пастухи, спрыгнув на землю, раздели поверженных врагов, собрали оружие, не забывая добивать раненых, поймали лошадей и скрылись с трофеями в лесу. Ссыльные казаки сели на отбитых лошадей передний дозор разбойников был выбит в коротком, но жарком бою.

Возглавлявший набег Цынь Бао, услышав пищальные выстрелы, не озадачился, посчитал, что двадцать пять хорошо вооруженных и обученных разведчиков, не раз совершавших набеги в Забайкальские степи, наткнулись на бурятское становище, захватили рабов и богатые трофеи. Желая участвовать в дележе добычи, он ударил пятками коня, поскакал не выстрелы впереди своих конников.

Выехав на поляну, не сразу понял, что белеет на другом конце, приглядевшись, увидел трупы раздетых воинов, ярость исказила его лицо, издав воинствующий крик, махнул рукой и поскакал вперед в надежде догнать обидчиков, ориентируясь по примятой копытами лошадей траве.

Передовой отряд поскакал следом, но вскоре воины остановились в нерешительности, следы лошадей веером расходились в разные стороны.

В это время с опушки раздался залп пищалей, лес заволокло сгоревшим пороховым дымом, Цынь Бао с ужасом видел, как вокруг него из седел выпали несколько всадников, сраженных пулями.

Его конь споткнулся, чтобы не выпасть из седла, он пригнулся к холке и слышал, как рядом с головой просвистела пуля. Развернув лошадь, поскакал назад, увлекая за собой всадников, но здесь отряд попал под стрелы бурятских воинов, выехавших на маленьких сибирских лошадках на кромку леса. Пуская стрелы, они не дали бандитам скрыться в лесу, шайкой овладела паника, бросив убитых и раненых, моливших о помощи, всадники поскакали в сторону стана, где остались основные силы.

Собрав оружие, уздечки, седла, переметные сумы с убитых лошадей, всадники поймали оставшихся без седоков лошадей, скрылись в лесу, уводя десяток отбитых у врага коней, приторочив к седлам, и в переметных сумах трофеи и одежду.

Чудом оставшийся в живых Цынь Бао велел посчитать потери, они были ужасными – в стычках с неуловимым врагом его банда потеряла более двадцати пяти всадников, не добыв ни одного раба, ни одной головы скота.

«Что делать? Что делать? Словно оборотни налетают буряты и русские, убивают, потом исчезают, как будто проваливаются сквозь землю! Наверняка это работа русских казаков. Во что бы то ни стало надо сжечь этот острог, взять казаков живыми, продать в рабство, если не получится всех перебить, иначе я потеряю всех воинов, здесь нам никто не поможет!» – мрачно думал предводитель разбойников. Он велел собрать трупы и предать земле, чтобы не достались диким зверям на съедение.

Наступление остановилось, заполыхали костры, после похорон совершили поминальную молитву, помянули погибших друзей крепкой рисовой водкой.


Подкрепившиеся захваченными в бою продуктами, ссыльные казаки посовещались и решили попытать счастья в ночной вылазке, отбить пасущихся у лагеря бандитов лошадей.

С наступлением темноты, держа лошадей за гривы, прикрываясь за ними, они приблизились к кострам китайцев, оставленных сторожить лошадей, подползли и без шума вырезали спящих. У третьего, самого дальнего костра, дозор не спал, когда от него к табуну лошадей пошел караульный, на него из темноты неожиданно прыгнул человек, зажав ладонью рот, ударил ножом в сердце. В это время к костру подползли двое лучников, пустили с близкого расстояния стрелы, никто не вскрикнул, не пошевелился. Собрав оружие, нападавшие стали оттеснять лошадей к лесу. Но большая часть лошадей чего-то напугалась, развернулась и бросилась на луг, к китайскому лагерю. Удалось увести двадцать лошадей, включая восемь оседланных лошадей охраны.

Топот угоняемого табуна разбудил китайцев, поднялась суматоха, увидев, что часовые мертвы, они начали стрелять из пищалей во все стороны, но нападавшие с отбитыми лошадями скрылись во мраке ночи, выпущенные в беспорядке пули не причинили вреда.

Остаток ночи Цынь Бао провел без сна, теперь он понял, что у него на пути стоят опытные бойцы, конный отряд казаков с пищалями и лучники, а не беззащитные пастухи буряты.

– Клянусь памятью своих предков, я отомщу за гибель моих воинов, кто бы ни был перед нами! – поклялся он перед двумя сотнями разбойников.

Бражников решил отправить к острогу на отбитых у неприятеля лошадях добытые в боях трофеи, чтобы не связывали конный отряд, находившийся под его началом. Родионов Савелий отправил Никиту, принимавшего участие в бою, добывшего себе саблю, лук и колчан со стрелами, сопровождать лошадей к острогу.

– Езжай, казачок, отвези трофеи, найди мать, скажи, что у нас все хорошо, воюем разбойников! Передадите оружие и добро, не мешкайте, к нам возвращайтесь, сейчас каждый казак нужен! – наказал сыну в дорогу.

Прыгнув в седло как заправский казак, Никита и еще два казачка повели отбитых у врага лошадей с полными добра переметными сумами, оружием и одеждой пришлых китайцев.

Глядя, как сын сел в седло, прямо держит спину, Савелий с гордостью подумал: «Добрый казак растет, воевал храбро, в седле как влитой сидит, пусть Господь хранит его в боях и походах!».

Догадываясь, что утром банда продолжит путь к острогу и китайцы будут мстить за причиненный урон, Бражников решил устроить засаду. Он послал Родионова Гавриила с бурятами в разведку, наказав ни в каком случае не вступать в сражение.

В полночь вернулся гонец, сообщивший, что лагерь грабителей разбит в полутора верстах вверх по Селенге. Бражников велел быстро собрать табун отбитых у бандитов лошадей, гнать его к стоянке, а под утро, когда на траву упадет роса, подогнать табун к берегу Селенги на водопой, затем выгнать на поляну и пустись пастись рядом с казацкой засадой.

Засады были излюбленным приемом малочисленных казацких отрядов, неожиданность и пищальный огневой бой всегда давали преимущество в сражениях. Казаки умели быстро перезаряжать пищали, а когда надо, сходились в рукопашной схватке, ловко орудуя саблями, пиками, кинжалами. Война была для них профессией на всю жизнь, в глухих сибирских лесах помощи ждать неоткуда, зная это, бились они не на жизнь, а на смерть.

Ссыльные казаки вперемежку с бурятскими воинами расположились на окраине леса, росшего по склону, кроме них, в лесу укрылся конный отряд бурятов, вооруженными луками и саблями, с тремя казаками, у них были пищали. Оба отряда подошли к месту засады след в след, не сбивая с травы капли росы, рассыпались в цепь, укрылись за деревьями и замерли в ожидании.

Заря алым светом позолотила край неба, прогоняя ночную тьму, когда дозорные заметили приближение маньчжурских разведчиков. Трижды прокричав филином, разведчики отступили к реке. Неожиданно для себя разъезд неприятеля выехали на свежий след табуна лошадей, им казалось, что роса только что была сбита с трав, покрывающих луг. Они сразу стихли, один спрыгнул и начал рассматривать следы, поднявшись с колен, подошел к богато одетому маньчжуру, что-то стал быстро говорить, показывая руками, куда ушел табун. Всадник отдал короткий приказ, конные спешились и присели за лошадями, а сам поскакал в стан разбойников.

Прошло более получаса, ночная тьма почти рассеялась, отдельные ее куски зацепились за вершины густого леса, когда лежавшие в засаде услышали крик филина. Слышали его и пастухи, они завернули лошадей и не спеша погнали по ложбинке между двумя склонами холмов, поросших лесом.

Когда табунщики миновали стрелков, лежавших в засаде, сзади раздался топот десятков лошадей, пастухи в панике стали метаться, гортанными криками подгоняя табун. Но для того, чтобы табун пошел рысью, надо увлечь первых лошадей. Здесь же задние лошади напирали на передних, образовалась давка, и пастухи не могли заставить лошадей перейти на галоп.

Увидев сбившихся лошадей и возле них нескольких пастухов, маньчжуры сорвались на галоп, с криками бросились догонять добычу. В пылу погони не обратили внимания, что пастухов, больше, чем должно быть для охраны небольшого табуна, жажда легкой добычи ослепила их. Когда вал китайских лошадей прокатился половину пути до табуна, раздался свист, косяк перешел на галоп, отставшие пастухи спрыгнули с лошадей, они нагибались и что-то поднимали с земли, потом сели в седла, поскакали за табуном. Скакавшие в лаве бандиты не видели, что пастухи подняли с земли и установили на вбитые ночью в землю рогатки – остро заструганные колья, их не было видно в высокой траве. Всадники на глазах преследователей поскакали вслед за косяком, за гребень горки, скрылись от преследователей.

Казаки знали, как страшна лавина всадников и как их трудно остановить. Чтобы не смяли и не порубили малочисленных воинов в засаде, они пустились на воинскую хитрость, которой пользовались их деды и прадеды. В высокой траве ночью забили в землю рогатки, на них, спешившиеся буряты поставили частокол из наклоненных и заостренных жердей, другой конец каждой из них был уперт в землю. Этот невидимый в траве частокол принял на себя удар конной лавы.

Передние лошади, напоровшись на колья, падали, сбрасывая всадников, скакавшие следом спотыкались о лежащих на земле – вал людей и лошадей рос на глазах. В них густо летели стрелы, в тех, кто успел отвернуть лошадей и пустить к левой опушке, летели пищальные пули. В страхе конники шарахнулись к другому краю поляны в надежде поскорее вырваться из-под обстрела, но запели пущенные в них стрелы кочевников, ускакавших от погони, в шуме боя было слышно, как с характерным шлепком они находили своих жертв.

Из смертельных клещей удалось ускакать немногим, буряты добили раненых, раздели, собрали оружие, лошадей и исчезли, растворившись в лесу, только клубы едкого порохового дыма от сожженного пищалями ручного пороха плавали под кронами деревьев.

Радовались воины: маньчжуры в бою потеряли до тридцати человек, шесть пищалей, луки с колчанами стрел, сабли и другое оружие. Казаки сумели вывести из боя свой малочисленный отряд без потерь.

Потрясенные гибелью воинов, опасаясь новой засады, разбойники не решились идти в погоню за неуловимым врагом.


– Стой! Кто такие? – остановил караван с трофеями казачий разъезд.

– Свои мы, казаки из отряда Бражникова, добычу, взятую в бою, везем в острог, – ответил Никита.

– Гляди, и впрямь правоверные, чей будешь? – спросил дозорный.

– Ссыльного казака Родионова Савелия сын Никита, а это мои товарищи по отряду.

– Видим, что правоверные, не китайцы, проезжайте, – разрешил казак, заворачивая лошадь и скрываясь в подросте пихтача.

Очень удивились десятники и казаки пришедшему под стены острога каравану лошадей под охраной трех казачат.

– Откуда вы, молодцы, что за караван с вами?! – спросил Золотарев.

– Ссыльные казаки с берегов Яика, в честном бою отбили у бандитов лошадей, оружие и одежду. Велел Митрофан Харитонов в целости и сохранности доставить! Принимайте скорей, велено сразу назад возвращаться, батюшка сказал, что каждая сабля на счету! – с гордостью ответил Никита.

Осмотрев лошадей с трофеями, прикинув шансы на победу, Заиграев сказал:

– Наказывал в бой не вступать, тревожить стычками. Что там отец твой думает, приказ не исполняет! Погибнет отряд, острог некому защищать будет!

– У нас нет не только убитых, но и раненых, а бандитов человек тридцать положили, – успокоил десятника Родионов. – Отец велел передать трофеи и скорым шагом ехать обратно, каждый казак на счету!

– Это кто вам велел? – удивился Заиграев.

– Батюшка мой казак Савелий Родионов.

Казаки, готовившие оборону острога, подходили и с удивлением рассматривали казачат, у каждого на боку красовалась сабля, за спиной висели лук и колчан со стрелами.

«Хорошо повоевали, и потерь нет и добыча богатая. Надо казачков придержать, обсудим действия по обороне острога, с ними пошлем весточку!» – подумал Золотарев и сказал:

– Отведите лошадей во двор острога, казакам накажите, чтобы сложили все в одну комнату, потом разберем, кому что досталось. Сами далеко не отлучайтесь, повезете вести в лагерь казаков о дальнейших действиях, вас отыщут, когда понадобитесь.

Защитники острога, получив обнадеживающее известие о победе над бандитами, обрадовались, десятники сели за стол обсуждать план борьбы с разбойниками.

Золотарев изложил свой план:

– Поскольку наши казаки отбили врага от Селенги, предлагаю на стругах поставить паруса и с частью имеющихся в наличии казаков и вооруженных бурятов подняться по реке, зайти бандитам со спины и во время боя неожиданно напасть на лагерь маньчжуров, ударить в спину их войску!

– Не согласен я с твоим планом, больно он мудреный! Идти под парусом опасно, враг может заметить паруса проплывающих стругов. Надо снять со стругов пушки, поставить их на три струга, снять мачты с парусами, взять огневой припас. С других стругов также снять мачты, посадить на них пеших казаков, местное ополчение, ночью тайно поднять струги на веслах за спину маньчжурскому воинству. В это время отряд Гавриила Бражникова и ссыльных на конях совершит налет на стоянку банды, пусть стреляют, поднимают шум, делают вид, что будут продолжать атаку, а когда китайцы опомнятся, бросятся в погоню, быстро отступить к Селенге, у берега рассыпаться в стороны. Встретить незваных гостей картечью и пушечными залпами, а с боков стрелами и пищальными огнем довершить разгром, – сказал Заиграев.

На том и решили, послали рассыльного казака за молодыми, растолковали им план, наказали поспешать к отряду с приказом десятников.

– Не забудьте, через два дня струги будут встречать рассвет у излучины реки, туда ваш отряд должен заманить бандитов и на берегу рассыпаться в стороны, чтобы не попасть под огонь пушек. В случае неудачи в этом бою все силы отходят и занимают оборону вокруг острога, гарнизон будут поддерживать легкие пушки, снятые со стругов.

В ствол такой пушки закладывался мешочек замши с горстью круглых свинцовых пуль, после выстрела более полутора десятков круглых картечин, размером крупнее пищальных пуль, разрывали мешочек и разлетались, сметая все живое на пути. Они летели дальше пищальных пуль, опустошая ряды противника. Картечь на двести шагов пробивала любую броню или кольчугу, проходила через тело насквозь, причиняя урон сразу нескольким воинам противника.

Отряду, в котором находился Родионов Савелий и вернувшийся Никита, отводилась роль главной ударной силы – они должны были в конном строю вступить в бой с разбойниками, отступая, заманить их на берег Селенги.

– Никита, главное, не робей, сам не подставляйся ни под саблю, ни под выстрел, но и врагу спуску не давай, стой всегда к нему лицом, старайся раньше убить его, чем он тебя, но напролом не лезь, где надо, отступи, врага обхитри. Воевать надо не только силушкой, но и смекалкой, так учил меня мой отец, а твой дед Гавриил!

Войско маньчжуров более чем в три раза превосходило силы казаков и воюющих с ними бурятов, поэтому от задуманной битвы все ожидали перелома в соотношении сил, или полного разгрома неприятеля.

В ночь перед сраженьем в стане казаков царила тишина, привычные к боям, они спали, набираясь сил, рядом с ними у костров спали их помощники буряты, показавшие себя хорошими воинами во время стычек с бандитами.

Еще не наступила полночь, когда Бражников велел будить всех, казаки подтянули подпруги оседланных коней, приготовились выступать к лагерю банды. Пешие воины, растворившись в темноте ночи, отправились в засаду по пути движения неприятеля, в лагере остались только конные казаки и буряты, они продолжали поддерживать огонь в кострах.

Они еще не знали, что ночью разъезд маньчжуров наткнулся на стоянку казаков. Не подъезжая к кострам, всадники спешились – сомнений быть не могло, это были казаки, которых два дня безуспешно искал Цынь Бао, разослав во все концы разведчиков. Дай Чжэнь махнул своим воинам, и они бесшумно скрылись в ночном лесу.

– Господин, мы нашли лагерь казаков, их не более тридцати человек, они мирно спят возле костров, самое подходящее время напасть на них перед рассветом, когда так крепок сон! – докладывал он Цынь Бао.

– Что вы видели?

– Лагерь казаков и бурятов, человек тридцать, судя по кострам, но ближе подходить не стали, чтобы не выдать себя.

– Ты уверен, что они не ожидают нападения?

– Да, мой господин, ручаюсь головой, сам видел!

– Хорошо, поднимайте людей, приготовьтесь к бою, через час выступаем! – приказал Цынь Бао своим сотникам.

В это время в стан казаков прискакал дозорный, он следил за лагерем бандитов и видел, как вернулся разъезд и как начались сборы.

– Беда, Бражников! Прознали бандиты про лагерь, сам видел, как пулей к себе прилетели, а там сразу загалдели, собираются выступать. Нас воевать идут!

– Пусть идут, вовремя они догадались это сделать. Всем приготовиться, будем ждать нападения и поведем банду к излучине. Ты скачи на берег, предупреди казаков на стругах, пусть заряжают пушки и держат зажженными фитили, предупреди казаков в засаде, пусть не зевают. Скажи, чтобы раньше времени пальбу не открывали, пропустили мимо казаков и погоню, только после залпа пушек можно открывать огонь, отрезать врагу путь отхода.


Сборы и переход у бандитов заняли вторую половину ночи, утром туман накрыл поляну, но сквозь белое месиво был виден огонь казацких костров, казалось, что лагерь вымер, казаки спали мертвым сном, и это радовало князька.

– Сегодня мы должны за все отомстить этим воинственным бурятам и русским, захватить их врасплох и вырезать до одного! Не щадить никого, перебьем их здесь, больше опасаться будет некого! Нужно скрытно охватить поляну в кольцо, потом скачите не таясь, если начнем убирать дозорных, можем дать возможность подготовиться к защите, внезапность будет нашим оружием, вперед, мои верные воины! – приказал предводитель бандитов.

От топота более двух сотен лошадей содрогнулась земля, туман мешал видеть, что происходило в лагере неприятеля, но Цынь Бао слышал громкие крики отчаяния, беспорядочные выстрелы и, злорадно улыбаясь, процедил сквозь зубы:

– Настал час расплаты, грязные буряты, сегодня вам не удастся выскользнуть из моих смертельных объятий! Вырежем всех до одного, ни одного года не было, чтобы простые пастухи оказывали такое сопротивление! Хороший враг – мертвый враг!

Он брезгливо сплюнул и тронул каблуками своего коня, вместе со свитой направляясь к лагерю, откуда раздавались редкие пищальные выстрелы. Казакам и их помощникам, судя по звукам выстрелов, удалось прорваться к берегу реки, но это не пугало маньчжурского князька, он знал, что скотоводы бурятских племен не умели плавать. Выстрелы сместились к берегу, и он отдал приказ:

– Гоните кочевников без остановки и утопите в широкой реке. Не отставайте от них, пока казаки и туземцы не захлебнутся в водах реки!

Топот лошадей отдалился, в это время из-за гор показался край солнечного диска, его лучи разогнали утренний туман, мириадами алмазов сверкали на траве капельки воды. Эта умиротворяющая картина навеяла на князька мысли о далеком Китае, с его тысячелетней историей, нежными женщинами, дворцами, золотыми рыбками в прудах, и он с тоской думал, почему он здесь, в этой варварской стране, а не в объятьях прекрасных наложниц.

Неожиданно в той стороне, куда ускакали его всадники, раздались раскаты грома, нарушившие утреннюю тишину, вернувшие Цынь Бао на землю.

Он удивленно поднял голову, но не увидел в голубом небе туч, удивился: «Откуда взяться грому среди ясного неба?». В это время воздух вновь содрогнулся от близкого грохота, раздалась частая пальба пищалей, донеслись крики ужаса и боли.

«Опять они нас заманили в засаду! Это стреляют пушки! Но откуда они у кочевников? Неужели сюда пришли русские? Конечно, русские, как я раньше не догадался, скотоводы не могут так умело воевать!» – запоздало подумал Цынь Бао и закричал:

– Всем отходить! Это русские казаки! Всем назад!

Словно услышав его команду, начал приближаться топот копыт скачущих во весь опор лошадей, он увидел поредевшие ряды своих воинов, пригнувшихся к гривам лошадей. В панике они скакали от реки, за ними, размахивая саблями, выкрикивая непонятные слова, неслись конные казаки и буряты. Они рубили всех, кого настигали их резвые кони. Страх парализовал Цынь Бао, видя эту кровавую драму, он приказал воинам бросить на землю оружие и поднять руки в знак того, что они сдаются на милость победителя.

С окровавленными клинками подскакали два казака – один молодой, другой постарше. Видя, что богато одетый китаец и его окружение сдаются, старый казак сказал, показывая на главаря банды:

– Савелий, хватай под уздцы лошадь этого басурмана, нашим призом будет!

Осадив коня, молодой казак схватил под уздцы лошадь Цынь Бао, обтер о ее гриву окровавленную саблю, бросил в ножны. Другой казак схватил уздечку лошади Дай Чжэня. Мимо них проскакали казаки и буряты, преследуя врага, гнали бандитов к спешно оставленному лагерю, из леса в непрошенных гостей летели стрелы, раздавались пищальные выстрелы.

«Такой разгром мой господин не простит, надо сдаваться русским, я немного знаю их язык, буду полезен Цынь Бао», – думал Дай Чжэнь, снимая с себя оружие и передавая казакам.

Отобрав оружие, они повели лошадей с плененными маньчжурами на берег Селенги.

– Кого же вы пленили, Родионовы? – спросил Заиграев, с удивлением рассматривая богатые одежды пленников.

Видя, что казак привез их к важному господину, Дай Чжэнь на ломаном русском языке сказал:

– Его зовут Цынь Бао, он привел три сотни воинов, он сын начальника восточной области Китая великого Чжан Бао! Не надо нас убивать, за нас дадут богатый выкуп.

– Повезло вам, казаки, удалось пленить сына самого главного китайского вельможи пограничной провинции Китая, да еще с толмачом, он по-нашему немного понимает! – удовлетворенно сказал Заиграев.

– Скажи своему господину, что не будем вас убивать, берем в плен, аманатами, будете жить в остроге. Одного из твоих слуг мы отпустим, чтобы сообщил отцу, что три сотни его воинов навсегда остались в забайкальских землях, на берегу Селенги. Чтобы сам знал и другим наказал: кто посмеет прийти на нашу землю, всех ожидает такая участь, но вместе с ними умрет твой господин вместе с тобой! – сказал десятник Заиграев.

Выслушав перевод, Цынь Бао подобострастно кивнул и поблагодарил казаков за подаренную жизнь.

Банда маньчжуров была разгромлена, большей частью они были убиты в схватках с казаками и бурятами. В Верхнеудинском остроге остался жить в аманатах Цынь Бао, гарант безопасности границ России, и его слуга и толмач Дай Чжэнь.

В те времена границ не существовало, русские шли все дальше на юг и восток необъятной Сибири, находя и объясачивая обитающие там племена и народы. Сбор дани, ясака, – шкурок соболя, белки и других ценных меховых зверьков – был единственным источником прибыли для российской казны. Россия не имела своих рудников по добыче золота и серебра, мягкая рухлядь, доставляемая казенными обозами в Москву, с огромной выгодой продавалась на рынках Европы, была основной статьей поступления золота в казну Российской империи.

Необъятная Сибирь была колонией России, для ее завоевания и освоения казна не жалела денег. Казаки и другие служивые люди, получая денежное и иное довольствие, верой и правдой несли службу, ставили в глухих местах остроги и городки, закладывали станицы, в них поселялись хлеборобы, прибывшие из России по своей воле либо сосланные на вечное поселение.

За воинскую отвагу по челобитной енисейского атамана Пашкова даровал губернатор сибирский, сидевший в городе Тобольске, свободу роду Родионовых и другим ссыльным, восстановил в казачьем сословии Забайкальского казачьего войска. Слишком мало было в Сибири военного люда русского, на счету была каждая сабля, каждая пищаль.

Жили они дружно и зажиточно, но старому казаку не понравились скученность, толчея, его душа просила свободы, простора, и он начал уговаривать единоверцев отселиться в отдельную станицу, благо плодородных земель вокруг было много.

Вместе с отставным десятником Заиграевым облюбовали место в ста верстах от Верхнеудинского острога, выправили бумаги на отвод земель под хутор. Осенью, после сбора урожая, заготовили и ошкурили лес, на следующий год срубили просторные дома с хозяйственными постройками, распахали залогу, не тронутые плугом черноземы, засеяли рожью, овсом, гречихой, пшеницей, переехали жить на хутор. Следом потянулись сыновья, единоверцы-старообрядцы, время шло, и вырос хутор в станицу Заиграевскую, – закончил свой рассказ Никита Савельевич.

Ефим сидел тихо, не шевелился, и дед подумал, что он заснул, – время было далеко за полночь, все домочадцы спали.

Но казачок встрепенулся, спросил:

– Дедушка, саблю, что мне передал, ты у иноземных бандитов отбил?

От неожиданности Никита довольно крякнул:

–