Алла кирилина неизвестный

Вид материала

Документы

Содержание О. Г. Шатуновская утверждает, что Комиссия Политбюро, в которой работала О. Г. Шатуновская, в 1960 году взяла показания у С. Л. Маркус — сестры жены Кирова. Она Далее П. Ф. Куделли писала, что это, естественно, не так. Но рабо­тать ей стало крайне трудно, ей не доверяет даже ее организаци Ольга Григорьевна Шатуновская передала в редакцию «Аргументов и фактов» материал по расследованию обстоятельств убийства Кирова.

Подобный материал:

• Научная литература белоконь, Алла Тарасовна, 667.47kb.
• Методическая разработка урока По сказке А. Платонова «Неизвестный цветок», 112.59kb.
• А. П. Платонова «Неизвестный цветок» (мини-рецензия)      Рассказ, 13.05kb.
• Московского Патриархата Алексеева Алла Сергеевна пояснительная записка, 77.64kb.
• Ю. Н. Байбакова, Е. Р. Кирилина научный, 9.63kb.
• А. В. Кирилина. Гендерные исследования в лингвистических дисциплинах >Дж. Коатс, 134.57kb.
• Публичный отчет февраль 2011 Заведующая Кирилина, 31.49kb.
• Контрольные вопросы и задания по произведению Платонова А. П. «Неизвестный цветок», 9.6kb.
• Конкурс Интернет-ресурсов «Неизвестный Моршанск» для обучающихся 8-11 классов оу города, 19.5kb.
• Разработка урока по теме «Прекрасное вокруг нас», 41.01kb.

Он умел всех нас примирить, объединить, не терпел восточной дипломатии и ковар­ства» (выделено мной. — А. К.).

Действительно, Киров был открытым человеком, не любил интри­ганства, не прощал лжи и обмана. Имеются два интересных документа, проливающих дополнительный свет на эту сторону его личности. Речь в них идет о члене партии с 1917 года А. Г. Ханджяне, который работал вместе с Кировым в Ленинграде. Центральный Комитет ВКП(б) в связи с просьбой ЦК Компартии Армении отозвать Ханджяна для работы в республике поставил этот вопрос перед Кировым. Последний стал воз­ражать. Тогда ЦК ВКП(б) заявил, что этот вопрос будет снят, если Киров сможет уговорить первого секретаря Заккрайкома ВКП(б) Орахелашвили оставить А. Г. Ханджяна в Ленинграде. 12 января 1928 года Киров посылает следующую телеграмму:

«Тифлис. Заккрайком. Орахелашвили.

Цека Армении просит откомандировать Ханджяна¹. Убеди­тельно прошу снять этот вопрос следующим основанием. Первое. Мы решительно возражаем. Второе. Ханджян категорически от­казывается. Третье. Ханджиян существующей обстановке и его на­строении пользы не даст. Чтобы не вышло ошибки не настаивай. Телеграфируй ответ»².

Не будем сейчас обсуждать, насколько серьезны были обоснования Кирова. Но согласие Орахелашвили было Кировым получено. Однако в ЦК ВКП(б) Орахелашвили дал другой ответ, так как 17 мая того же года Киров собственноручно пишет новую телеграмму:

«Тифлис. Заккрайком. Орахелашвили.

Крайне удивляюсь твоему отношению вопроса о Ханджяне. По­лагаю, что мы с тобой договорились о том, что на Ханджяне вы больше не настаиваете, а в Москву ты сообщил другое. Повторяю, что ты ставишь меня невозможное положение. Прошу телеграфи­ровать срочно ваши истинные намерения»³.

Думается, что именно эти свойства кировского характера ценил и Сталин. Они были основой их отношений. Как свидетельствуют совре­менники, Киров мог возражать Сталину, приглушать действие таких от­рицательных черт характера Сталина, как подозрительность, грубость. Он искренне восхищался Сталиным, верил ему. Будучи заядлым охотни­ком и рыболовом, он часто посылал в Москву свежую рыбу, дичь. И Ста­лин настолько доверял Кирову, что не раз приглашал его совместно па­риться в бане. Среди прочих смертных такой чести удостаивался только начальник его личной охраны генерал Власик. Не следует забывать, что, будучи человеком с физическим недостатком, Сталин фактически нико­му не показывался в «костюме Адама». С Кировым же он вместе купался в Сочи, играл в городки. Имеются многочисленные фотографии Стали­на и Кирова в сугубо домашней обстановке. Большая их часть относится к 1934 году.

Охрана Сталина, а лица, ее составляющие, обычно бывают в курсе всех; личных привязанностей и взаимоотношений охраняемого, в один голос твердили: между Сталиным и Кировым существовали друже­ские, доверительные отношения. Так, один из охранников Сталина — А. Т. Рыбин писал: «не могу согласиться, что они (взаимоотношения меж­ду Сталиным и Кировым. — А. К.) были холодными. Тут уместно вести речь не просто о дружестве, но об отношениях задушевных, чему я лично свидетель. Мне неоднократно приходилось видеть их вместе на ближней даче, на юге во время городищных баталий. Сталин играл в паре с рабочим по кухне Харьковским, а Киров с Власиком. Было видно, что Сталина и Ки­рова связывают глубокие чувства»¹.

Отстаивая версию о соперничестве Кирова и Сталина, А. Антонов-Овсеенко и А. Рыбаков связывают это с XVII съездом партии. Аргумен­тируя свою позицию, они утверждают, что именно поэтому Киров не председательствовал ни на одном заседании XVII съезда ВКП(б), а в Ле­нинграде не выступил на партийном активе с докладом об итогах съезда.

В действительности дело обстояло значительно проще.

На XVII съезде Киров был избран в президиум съезда, почти посто­янно находился там, избирался в комиссии для редактирования резо­люций съезда по докладам о плане 2-й пятилетки и по организацион­ным, вопросам, и только когда шло их принятие, он спустился в зал к ленинградской делегации и голосовал вместе с ней. Не председательствовал он потому, что приехал на съезд будучи больным гриппом, более того, сама возможность поездки Кирова на съезд висела на волоске из-за его болезни. В лечебном деле С. М. Кирова его домашний врач про­фессор Г. Ф. Ланг 16 февраля 1934 года записывает «...болел около 1 ме­сяца гриппозной инфекцией в форме гриппозного ларингита и ринита. В Москве на съезде пришлось выступать с речью, после чего явления ларин­гита обострились. 3/II был осмотрен в Москве профессором Воячеком, ко­торый назначил полоскание»².

Как известно, на съезде Киров был избран в состав Центрального Комитета, а на пленуме ЦК 10 февраля — членом Политбюро, Оргбюро и секретарем ЦК ВКП(б) с оставлением на работе в Ленинграде. Вокруг этого тоже существует немало домыслов.

В Ленинградском партийном архиве хранятся воспоминания ле­нинградца, заведующего облгорфинотделом Михаила Васильевича Рослякова, члена партии с 1918 года, делегата XVII съезда ВКП(б) с со­вещательным голосом. В них он рассказывает, якобы со слов Кирова, о том, что произошло при предварительном обсуждении кандидатур будущих секретарей ЦК на Политбюро ЦК. Оно состоялось накануне со­зыва пленума ЦК. Дело обстояло так: «На заседании Политбюро Сталин предлагал сделать Кирова секретарем ЦК с освобождением от работы в Ленинграде. Киров стал решительно возражать против этого, он моти­вировал тем, что ему надо закончить в Ленинграде вторую пятилетку и окне подготовлен для работы в центре. Кирова поддержали Орджоникидзе и Куйбышев. Не встретив согласия, Сталин ушел с заседания Политбюро. После этого члены Политбюро предложили Сергею Мироновичу идти к Сталину и искать приемлемый выход. Он был найден в компромиссном ре­шении: Киров избирается секретарем ЦК с оставлением на работе в Ле­нинграде. А для работы в ЦК ВКП(б) из Горького берут Жданова. Это было неожиданное решение для членов Политбюро, ибо Горьковская организация ВКП(б) — одна из крупных — теперь не была вообще представлена в Центральном Комитете. Поэтому уже после съезда опросом делегаций вводится в состав ЦК новый член — 68-й по счету — Э. К. Прамнэк (вто­рой секретарь Горьковского крайкома ВКП(б). — А. К.)».

Свидетельство Рослякова имеет косвенное документальное под­тверждение. В протоколе № 1 заседания пленума ЦК ВКП(б) XVII со­зыва, состоявшегося 10 февраля 1934 года, имеются списки членов Центрального Комитета и кандидатов в члены ЦК, предложенные на совещаний представителей делегаций. Фамилии Прамнэка там нет. Нет его и среди присутствующих членов и кандидатов в члены ЦК на этом пленуме ЦК ВКП(б)¹. Поэтому, несомненно, Прамнэк был введен в состав ЦК после съезда. И это, естественно, противоречило всем внутрипартийным и уставным нормам.

Другим аргументом личного соперничества между Кировым и Ста­линым служит легенда о якобы готовящемся избрании на XVII съез­де С. М. Кирова Генеральным секретарем ЦК ВКП(б). В связи с этим хотела бы обратить внимание: ни на одном съезде партии ее Гене­ральный секретарь не избирался. Он всегда избирался только на пле­нуме ЦК.

Большую роль в создании и распространении этой легенды сыграли устные и печатные выступления делегата XVII съезда от московской организации В. М. Верховых. В ноябре 1960 года в своей записке в Ко­миссию партийного контроля при ЦК КПСС он сообщал: «...в процессе работы съезда... в ряде делегаций были разговоры о Генеральном секретаре ЦК. В беседе с Косиором последний мне сказал: некоторые из нас говорили с Кировым, чтобы он дал согласие быть Генеральным секретарем. Киров отказался, сказав: надо подождать, все уладится»².

Об этом же говорила в своем заявлении в КПК при ЦК КПСС в ноябре 1960 года 3. Н. Немцова, присутствовавшая на съезде с госте­вым билетом. Про разговоры о выдвижении Кирова на пост Генераль­ного секретаря ей рассказывали делегаты в гостинице, но «когда об этом доложили Кирову, он отверг это предложение и дал делегатам взбучку»³.

Однако в КПК при ЦК КПСС давались и противоположные сведения. Так, К. С. Сидоров, делегат ленинградской партийной ор­ганизации, в своем объяснении в Комиссию партийного контроля при ЦК КПСС 28 июля 1965 года писал: «В период съезда... ника­ких разговоров о выдвижении Кирова в Генеральные секретари не слы­шали, да и не могли они высказываться»⁴. А.Г. Слинько, делегатка съезда также от ленинградской организации, писала в КПК 4 апре­ля 1967 года более определенно: «Я твердо помню, что никаких раз­говоров о выдвижении Кирова на пост Генсека вместо Сталина я не слыхала»⁵.

Спустя четверть века бывшие делегаты XVII съезда обменялись сво­ими впечатлениями по вопросу: выдвигали или не выдвигали Кирова на должность генсека. Итог: «да» — два голоса, «нет» — два голоса. Возникает вопрос: так выдвигали Кирова генсеком или нет? Полагаю, что нет. Но не исключено, что кто-то весьма осторожно пытался раз­дуть искру недовольства против Сталина. Нельзя исключить и его вче­рашних оппонентов, которые, конечно, были недовольны действиями Сталина, уже достаточно настрадались от него, но были допущены на съезд и там славили Сталина, скорее неискренне. Однако эта искра была такой слабой, что даже в материалах ОГПУ по охране XVII съезда ВКП(б) каких-либо данных о разговорах относительно Сталина и Ки­рова не зафиксировано. Понятно, что подобные разговоры велись ше­потом, и все же, если бы они были частыми — бдительные чекисты не прошли бы мимо них.

Немало легенд ходит и вокруг несогласия Кирова занять якобы предложенный ему пост генсека. 3. Н. Немцова заявляет, что ей расска­зали об этом делегаты в гостинице, которым «Киров дал взбучку и отверг это предложение»¹.

О. Г. Шатуновская утверждает, что «во время XVII партсъезда... в квар­тире Серго Орджоникидзе прошло тайное совещание некоторых делега­тов — Косиора, Эйхе, Шеболдаева, Шаранговича и других. Они считали не­обходимым устранить Сталина с поста генсека и предлагали Кирову заме­нить его, но тот отказался»².

И наконец, Андреев письменно показал, что личный друг Кирова А. М. Севастьянов якобы в 1956 году рассказал ему, что будто бы Киров, беседуя с ним, говорил о реорганизации поста генерального секре­таря и замены Сталина Кировым, и первый похвалил Кирова за то, что он ему все сообщил, назвав Кирова настоящим другом³.

Что меня смущает как исследователя? Детали в преподнесении этих фактов. Позволю себе все это проиллюстрировать.

Комиссия Политбюро, в которой работала О. Г. Шатуновская, в 1960 году взяла показания у С. Л. Маркус — сестры жены Кирова. Она «например, показала, что во время XVII партсъезда состоялось тайное совещание старых большевиков (выделено мной. — А. К.) (Косиор, Эйхе, Шеболдаев, Шарангович и др.), на котором было решено заменить Стали­на на посту генсека Кировым. Правда, Киров наотрез отказался. Сталину каким-то образом обо всем стало известно — он вызвал Кирова к себе. Сергей Миронович ничего отрицать не стал. Более того, заявил Сталину прямо, что тот своими действиями вызвал недовольство ветеранов пар­тии... Как помнила Софья Львовна, Киров вернулся из Москвы подавлен­ный. Он говорил, что теперь его голова на плахе»⁴.

Примерно это же показали Елена Смородина (жена репрессирован­ного комсомольского вожака Ленинграда Петра Смородина), а также Алексей Севостьянов, старый друг Кирова. Летом 1934 года, отдыхая в Сестрорецке, Киров делился с ним своими невеселыми мыслями: «...„Сталин теперь меня в живых не оставит”. Семья с тех пор стала жить в постоянном страхе»⁵.

Несколько слов по поводу Софьи Львовны Маркус. В 1960 году ей было 79 лет (по паспорту она несколько моложе, ибо он выдавался с «ее слов». — А. К.). Я знала С. Л. Маркус в 1952—1955 годах, когда работала в музее С. М. Кирова в Ленинграде. Тогда она была несколько моложе. Но это был старый больной человек, страдавший склерозом, плохо по­мнивший людей. Более того, вряд ли вообще мог состояться подобный разговор между Кировым и Софьей Львовной в 1934 году после съезда.

И причин тут несколько. С. Л. Маркус жила до смерти Кирова в Моск­ве, в Ленинграде она появилась лишь после, его гибели, и то жила от­дельно от вдовы Кирова. Сергей Миронович, бывая в Москве, никогда не навещал С. Л. Маркус — отношения между ними были более чем прохладные. И наконец, в 1959 году она собственноручно отредактиро­вала свои воспоминания об отношениях Сталина и Кирова, описав их в самых восторженных тонах.

Что касается воспоминаний Елены Смородиной, то замечу, что муж ее в 1934 году уже почти десять лет как не был комсомольским вожаком, а был на партийной работе, в 1934 г. — секретарем Выборгского райко­ма ВКП(б) г. Ленинграда. Естественно, Киров его хорошо знал, но до­верительного разговора о Сталине Киров с ним, а тем более с его же­ной — вести не мог.

В отношении Алексея Севостьянова возможно допустить, что какой-то разговор с Кировым состоялся. Но возникает вопрос: когда? С конца июля до конца сентября Сергея Мироновича в Ленинграде не было. Семья Киро­вых — он и Мария Львовна жили на даче в Толмачеве. Это подтверждается документами и воспоминаниями, относящимися к 1935 году.

И последнее, вряд ли Киров мог сказать тогда, в 1934 году— «Ста­лин теперь меня в живых не оставит», ибо в те годы Сталин прибегал в основном к другим способам воздействия на своих политических про­тивников: исключение, отстранение от должности, ссылка, моральное унижение. И сама эта фраза, якобы сказанная Кировым, относится к лексике более позднего времени — второй половины 30-х годов.

Настораживает меня как исследователя и другое. Первое: никто сам не был прямым свидетелем или участником подобного разговора о замене Сталина Кировым. Второе: все говорят об этом с чужих слов — Росля­ков ссылается на Кодацкого, Верховых — на Коссиора, Андреев — на Севостьянова, Немцова — на делегатов XVII съезда ВКП(б), причем не помнит даже фамилии тех, кто об этом говорил. В третьих, могло ли на квартире Орджоникидзе — одного из самых преданных Сталину людей в дни работы XVII съезда партии состояться подобное совещание, да еще с повесткой дня об отстранении Сталина от должности. В это время Орд­жоникидзе боготворил Сталина: Позднее, в 1936—1937 годах, подобное совещание могло бы иметь место. Думается, что все разговоры о тайном совещании, о замене Сталина Кировым являются мистификацией. Нельзя не учитывать и еще одного обстоятельства: почему-то все эти утверждения появились не после XX съезда партии, когда воспоминатели вернулись из тюрем и лагерей, не в 1957 году, когда работала пер­вая комиссия по расследованию обстоятельств убийства Кирова, а толь­ко в 1960 году, и как «по команде»: Немцова, Маркус, Маховер и другие. Ведь даже Андреев написал свое письмо в КЛК в 1960 году, хотя Севостьянов рассказал ему об этом в 1956 году.

И последнее — самое главное. Вряд ли можно поверить, что именно Киров был той фигурой, которая могла стать, по мнению делегатов, антиподом Сталина на посту генсека. Масштаб не тот. Он не имел ни­когда собственных политических программ, был несопоставим и не­соизмерим со Сталиным как политический деятель. На заседаниях Политбюро он не был инициативен, если только вопрос не касался Ле­нинграда. Хрущев писал о Кирове: «В принципе, Киров был очень не­разговорчивый человек. Сам я не имел с ним непосредственных кон­тактов, но потом расспрашивал Микояна о Кирове... Микоян хорошо его знал. Он рассказал мне: „Ну, как тебе ответить? На заседаниях он ни разу ни по какому вопросу не выступал. Молчит, и все. Не знаю я даже, что это означает"»¹.

Все имеющиеся и доступные историкам документы свидетельству­ют, что Киров был верным, последовательным сторонником Сталина, возглавляя влиятельную партийную организацию страны, был значи­тельной, но не самостоятельной политической фигурой.

Скорее всего, на создание мифа о Кирове гак о политическом вож­де, крупнейшей фигуре в политической жизни страны, повлияла его трагическая гибель и та пропагандистская кампания, которая разверну­лась после смерти Кирова. Ежегодно отмечался день его траура. Появ­лялись десятки воспоминаний, статей, посвященных жизни и деятель­ности Кирова, все больше и больше превозносились его заслуги. По­степенно складывался образ Кирова — великого государственного, партийного, советского деятеля.

Не следует забывать, что вспоминали люди, прошедшие через ста­линские лагеря, тюрьмы, величайшие несправедливости. Люди, до это­го верившие в Сталина, обожествлявшие его. Отсюда их резко негатив­ное отношение к своему свергнутому с пьедестала недавнему божеству, желание вместо него найти нового идола, якобы из зависти убитого этим «божеством». А мы оказываемся иногда неспособны критически оценить красиво упакованную ложь. Между тем, уже вскоре после XVI съезда ВКП(б) постановления ЦК, совместные постановления ЦК ВКП(б) и Совмина СССР подписывались Сталиным так: «секретарь ЦК ВКП(б)». А не «Генеральный секретарь ЦК ВКП(б)». И это вряд ли можно считать случайностью. По-видимому, шла большая политичес­кая игра со стороны Сталина. Он уже считал свое положение в партии достаточно прочным среди других секретарей, тем более что последние состояли в основном из надежных и преданных ему людей. Отказ от под­писи в качестве Генерального секретаря давал возможность прослыть «демократом», отвести от себя обвинения «в авторитарном режиме в партии», «диктатуре». Ведь именно в этом его справедливо обвиняли Мартемьян Рютин и его сторонники. Поэтому нельзя не обратить вни­мания на содержащуюся в заявлении в КПК при ЦК КПСС Михаила Васильевича Рослякова фразу о. том, что во время работы XVII съезда председатель Ленгорисполкома И. Ф. Кодацкий, делегат с решающим голосом, сказал ему: «Некоторые делегаты имеют мысль ликвидировать пост Генерального секретаря ЦК в духе ленинских замечаний»¹. Однако ни на одном заседании XVII съезда партии, ни на первом пленуме ЦК ВКП(б) — 10 февраля 1934 года, решавшем организационные вопросы, проблема Генерального секретаря вообще не поднималась. Эта долж­ность была введена в 1922 году вопреки уставным нормам, не была за­фиксирована Уставом ВКП(б) на XIV съезде партии и «тихо отмерла» после XVIII съезда партии.

Еще больше домыслов и слухов в связи с Кировым и Сталиным суще­ствовало вокруг результатов голосования Ha XVII съезде ВКП(б). Некото­рые публицисты, писатели утверждали, что фальсификация итогов голо­сования была организована Кагановичем с ведома Сталина, так как про­тив него голосовало более 300 делегатов². Самая большая мистификация по результатам голосования на XVII съезде допущена автором докумен­тальных рассказов Львом Разгоном. Будучи на этом съезде по пригласи­тельному билету, он, по его утверждению, умудрился присутствовать на закрытом заседании (!!!), где оглашались результаты голосования. В сте­нограмме съезда говорится: «Следующее заседание закрытое, присутству­ют на нем только делегаты с решающим голосом (выделено мной—А. К.)». А пропускная система на съездах тогда была весьма жесткой.

Официально итоги выборов в центральные органы партии на

16. съезде были объявлены 10 февраля 1934 года на заседании съезда и 11 февраля уже были опубликованы в печати. В том же году они были напечатаны в стенографическом отчете XVII съезда .ВКП(б), но ни в печати, ни в статотчете не сообщалось количество голосов, поданных «за» и «против».
    

Основным источником, питавшим версию о фальсификации итогов выборов на XVII съезде ВКП(б), был делегат этого съезда от Москов­ской организации В. М. Верховых. В своей записке от 23 ноября 1960 года в КПК при ЦК КПСС он писал: «Будучи делегатом XVII съез­да..., я был избран в счётную комиссию. Всего было избрано 65 или 75 че­ловек, точно не помню. Тоже не помню, сколько было урн — 13 или 15... В голосовании должно было 1225 или 1227. Голосовало 1222. В итоге голо­сования... наибольшее количество голосов „против “ имели Сталин, Моло­тов, Каганович, каждый имел более 100 голосов „против", точно теперь не помню..., но кажется, Сталин 125 или 123»³.

В ноябре 1960 года О. Г. Шатуновская обратилась к члену Прези­диума ЦК КПСС, председателю КПК при ЦК КПСС Н. М. Швернику: «В связи с Вашим поручением об изучении дела об убийстве С. М. Кирова возникла необходимость ознакомиться с протоколами счетной комиссии 17-го съезда партии, хранящимися в Архиве ИМЭЛа. Прошу Вашего согла­сия»⁴. Такое согласие было получено. И тогда, в ноябре 1960 года, ко­миссия в составе члена Комитета партийного контроля при ЦК КПСС О. Г. Шатуновской, зам. директора Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС Н. В. Матковского, ответственного инструктора Коми­тета партийного контроля А. И. Кузнецова и заместителя заведующего Центрального партийного архива Р. А. Лаврова вскрыла опечатанные документы счетной комиссии XVII съезда ВКП(б).

При ознакомлении с материалами счетной комиссии установлено: мандатная комиссия съезда утвердила 1225 мандатов (из 1227) делега­тов с решающими голосами. Участвовало в голосовании 1059 делега­тов:, 166 человек, утвержденных мандатной комиссией, не приняли участия в голосовании. В документах отсутствует ведомость по выдаче делегатам съезда бюллетеней для голосования. Бюллетени не прону­мерованы и не подшиты. Нет сведений об общем числе отпечатанных бюллетеней, а также нет акта об их использовании. Председателем счетной комиссии был делегат от киевской организации В. П. Затонский, секретарем — делегат от ленинградской организации М. А. Освенский.

Как отмечено в протоколе счетной комиссии, делегаты съезда для проведения голосования были распределены по порядковым номерам мандатов на 13 групп, и каждая из них опускала бюллетени в свою урну. К протоколам счетной комиссии приложен экземпляр бюллетеня — «Список членов и кандидатов ЦК ВКП(б), предлагаемых совещанием пред­ставителей всех делегаций съезда», в котором отмечено число голосов, поданных «за». На экземпляре имеется запись:«Число голосов, получен­ных перечисленными товарищами, удостоверяем. Предс[едатель] счетной комиссар Затонский, секретарь к[оми]ссии Освенский».

Согласно этому документу, при выборах в члены ЦК единогласно (1059 голосов — «за») избраны М. И. Калинин и И. Ф. Кодацкий. Пять человек (Г. М. Кржижановский, Д. 3. Мануильекий, И. А. Пятницкий, Д. Е. Сулимов, Р. И. Эйхе) получили «против» по одному голосу. Пя­теро (П. А. Алексеев, К. Е. Ворошилов, Я. Б; Гамарник, Н. К. Крупская, И. П. Румянцев) — по два голоса «против». По три «против» получи­ло также пять делегатов (В. И. Иванов, В. Г. Кнорин, А. И. Микоян, Г. К. Орджоникидзе, И. В. Сталин). Против И. Д. Кабанова, С. М. Ки­рова и М. М. Литвинова было подано четыре голоса. Остальные делега­ты получили «против» еще больше. Причем наибольшее число подан­ных голосов «против» было у Я. А. Яковлева (118)¹.

Если даже допустить, что все указанные выше 166 делегатов также участвовали в голосовании, то максимальная сумма голосов, поданных против Сталина, составила бы 169. Однако категорически настаивать на этом вряд ли правильно, так как нельзя исключить и того, что эти делегаты действительно не участвовали в голосовании. .

Среди тех, кто уехал с XVII съезда раньше времени и не принимал участия в голосовании по выборам руководящих органов, была П. Ф. Куделли (делегат XVII съезда ВКП(б) с решающим голосом). Почему она уехала? Думаю, ключ к пониманию ее отъезда содержит письмо, которое направила 20 февраля 1934 года Кирову. Его содержание выходит за рам­ки частного письма.

«Уважаемый т. Киров!

На 17-ом съезде в частном разговоре с Нетупской и Лазуркиной в номере гостиницы, где мы трое помещались, я допустила весьма неудачное выражение, в которое отнюдь не вкладывала того содер­жания, какое вывели из него мои собеседницы.

Меня обвиняют, что будто у меня отрыжка зиновьевщины».

Далее П. Ф. Куделли писала, что это, естественно, не так. Но рабо­тать ей стало крайне трудно, ей не доверяет даже ее организация. «Про­шу, — писала она, — снять с меня всяческие подозрения и верить, что я была, есть и буду твердым непоколебимым партработником, буду рабо­тать по мере сил в полном согласии с нашей партией под руководством нашего вождя тов. Сталина»².

Наверное, были и другие делегаты, которые по тем или иным при­чинам уезжали со съезда. Возможно, некоторые не голосовали.

Ольга Григорьевна Шатуновская передала в редакцию «Аргументов и фактов» материал по расследованию обстоятельств убийства Кирова. «При выборах ЦК на съезде (имеется в виду XVII партсъезд. — А. К.) фа­милия Сталина была вычеркнута в 292 бюллетенях, — утверждает она. — Сталин приказал сжечь из них 289 бюллетеней, и в протоколе, объявленном съезду, было показано всего 3 голоса против Сталина.

Комиссия Президиума, ознакомившись в Центральном партийном ар­хиве с бюллетенями и протоколами голосования, установила факт фаль­сификации выборов»¹.

Но обращает на себя внимание факт; никто не видел вычеркнутых бюллетеней, нет ни одного показания, в том числе и В. М. Верховых, что бюллетени были сожжены. Да и 125 (или 123) голосов против Ста­лина, о которых говорил Верховых, — это ведь не 292. И последнее: ко­миссия Президиума ЦК КПСС, в которой участвовала и Шатуновская, приводит в представленном в ЦК КПСС заключительном документе факты нарушения — отсутствие списка выдачи бюллетеней, их нумера­ции и прошивки перед сдачей в архив, отсутствие акта всех отпечатан­ных и израсходованных бюллетеней, но в заключении нет ни одного слова о фальсификации итогов выборов.

Нельзя, наконец, сбрасывать со счета и свидетельства других, оста­вавшихся в живых в 60-е годы 63 делегатов съезда, в том числе и двух членов счетной комиссии. Один их них — Н. В. Андреасян в своем объ­яснении в ноябре 1960 года писал: «Помню наше возмущение по поводу того, что в списках для тайного голосования были случаи, когда фамилия Сталина оказалась вычеркнутой. Сколько было таких случаев, не помню, но, кажется, не больше трех фактов». Делегат от сталинградской органи­зации С. О. Викснин 14 января 1961 года, тоже член счетной комиссии, заявлял: «Сколько против Сталина было подано голосов не помню, но от­четливо припоминаю, что он получил меньше всех голосов „за"»². Еще один делегат — К. К. Ратнек (от Белоруссии) 13 января 1961 года говорил в КПК при ЦК КПСС: «Среди делегатов были разговоры, что против Ста­лина было подано несколько голосов, что-то 5—6. О том, что против Ста­лина было подано значительно больше голосов, я узнал лишь после 1953 года». Другой делегат — от Восточносибирской организации — Я. М. Струмит 5 января 1961 года заявил: «Против Сталина было 2—4 голоса, точно не помню»³.

Меня не оставляет мысль — почему О. Г. Шатуновская, а вслед за ней и некоторые другие ссылаются в основном на В. М. Верховых, по­чему не приводят свидетельства других лиц.

Нет, не убеждает меня версия о подтасовке, фальсификации резуль­татов выборов XVII партсъезда. Для того чтобы делать подобные выво­ды, нужен иной, научный подход, изучение вопроса в более широкой исторической ретроспективе. Возможно, если бы мы подняли материа­лы счетных комиссий других съездов, то обнаружили бы подобную же картину. А тогда можно было бы говорить об одной из типичных рус­ских бед — о несобранности, о неразберихе, но никак не о фальсифи­кации. Вспомним голосование при выборах президента СССР в марте 1990 года. Было роздано 2000 бюллетеней. При вскрытии урны обнару­жено 1878. А куда делись остальные 122 бюллетеня?⁴ Ведь счетная ко­миссия никак не отразила это обстоятельство в своем протоколе.

Закончить этот эпизод с голосованием предоставим Н. С. Хрущеву. Ведь на XVII съезде он впервые избирался в состав ЦК ВКП(б). Согла­ситесь, это памятное событие. И оно не могло пройти для человека бес­следно. Хрущев вспоминал впоследствии: «На XVII съезде партии в 1934 году я был избран в ЦК ВКП(б), Процедура выборов показалась мне весьма демократичной... Помню, что на XVII съезде партии за Сталина проголосовали не единогласно. Шесть человек голосовали против него. По­чему я это так хорошо запомнил? Потому, что когда называли мою фа­милию — „Хрущев!" — оказалось, что мне тоже не хватило всего шести голосов для единогласного избрания»⁵. Хрущеву немного изменила па­мять. Против него голосовало 22 делегата. Однако несомненно — если бы против Сталина действительно голосовало около 300 человек, то Хрущев это обязательно бы запомнил и не оставил бы без внимания в своих воспоминаниях. Не на каждом съезде против политического лидера голосует такое большое число делегатов!

Некоторые публицисты утверждают, что якобы Киров выступал против Сталина на заседаниях Политбюро ЦК ВКП(б). Это касалось дела Рютина, снабжения Ленинграда и т.д. Изучение документов По­литбюро показывает: подобного рода утверждения далеки от истины. 16 октября 1932 года Политбюро рассмотрело и приняло постановле­ние Президиума ЦКК ВКП(б) от 9 октября того же года «О контррево­люционной группе Рютина, Галкина, Иванова и других». Оно гласило: согласиться с постановлением президиума ЦКК ВКП(б) от 9 октября «О контрреволюционной группе Рютина, Галкина, Иванова и других». Президиум ЦКК предлагал коллегии ОГПУ по отношению ко всем ор­ганизаторам и участникам группы Рютина принять «соответствующие меры судебно-административной ответственности, отнесясь к ним со всей строгостью революционного закона»¹.

Не было Кирова и тогда, когда на объединенном заседании Полит­бюро и президиума ЦКК обсуждали и одобряли решение президиума ЦКК об исключении из партии Эйсмонта, Толмачева и передаче дела в ОГПУ².

Отсутствие Кирова на этих заседаниях никак не связано с его особой позицией по обсуждавшимся на них вопросам. Все обстояло значитель­но проще. Сначала ему решением Политбюро ЦК ВКП(б) был предо­ставлен отпуск на полтора месяца, а затем он заболел и находился на излечении под присмотром врачей в Толмачеве.

Анализ материалов Политбюро ЦК ВКП(б) свидетельствует, что Ки­ров часто отсутствовал на его заседаниях. В 1932 году состоялось 37 засе­даний Политбюро, Киров был 9 раз. В 1933 году Политбюро состоялось 25 раз, а Киров был 6 раз. Такая же картина наблюдалась и в 1934 году. Думается, что Киров органически врос в партийную, хозяйственную жизнь Ленинграда, старался не покидать город надолго. А если ему случалось уезжать, то шла интенсивная переписка с Ленсоветом, обкомом партии.

Интересно отметить, что когда Киров был в Москве, то все телеграм­мы из Ленинграда шли в его адрес через секретариат Сталина. На ряде найденных нами телеграмм, относящихся к 1934 году, стоят подписи: «передала — Дубровская» (телеграфист-шифровальщик секретариата об­кома В. П. Дубровская. — А. К.), «принял — Поскребышев» (А. Н. Поскре­бышев — зав. особым сектором, секретарь Сталина. —А. К.)³.

Известно, что Сталин строго следил за посещаемостью членами Политбюро ЦК его заседаний. Обращал ли он внимание на отсутствие Кирова? Не раз. Так, 1 марта 1933 года на заседании Политбюро обсуж­дались ленинградские вопросы: утверждение изменений в составе сек­ретариата Ленобкома ВКП(б) и военном складе 54. Первый был решен, а второй по предложению Сталина отложили «ввиду отсутствия Киро­ва». 8 марта вопрос «о складе 54» рассматривался вторично. И вновь принимается постановление: «Отложить, обязав т. Кирова приехать в Москву к следующему заседанию». Киров 8 марта выступал в Ленинграде на торжественном заседании, посвященном Международному женско­му дню, однако вечером 8-го он срочно уезжает в Москву. В записке Чудову пишет, что «состоялось заседание ПБ» и он «хочет провентили­ровать» некоторые вопросы, «посоветоваться кой с кем». Цель этого однодневного визита в столицу прояснилась на очередном Политбюро ЦК — 20 марта. Вел его Сталин. Киров отсутствовал. Вопрос вносил Ворошилов. В постановлении «О складе 54» говорилось: «...Принять к сведению, что т. Ворошилов и Киров договорились насчет ограничения за­трате текущим году всего 1 млн. руб. (500 тыс. — НКВМора и 500 тыс. — Ленсовета) с тем, что остальная сумма будет предусмотрена бюджетом будущего года»⁴.

Документы Политбюро также свидетельствуют, что Киров не играл значительной роли в его деятельности. Председателями, заместителя­ми всевозможного рода комиссий, создаваемых в Политбюро, были другие лица. Они же активно участвовали в обсуждениях. Это: Рудзутак, Постышев, Каганович, Микоян (кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б)). Однако решающее слово всегда было за Сталиным. В его от­сутствие Политбюро ЦК в 1934 году вел Каганович и он же подписы­вал протоколы и другие документы.

Однако уже во второй половине 1933 года и особенно в 1934 году, когда Киров стал членом Оргбюро, секретарем ЦК ВКП(б), Сталин пы­тается активизировать его деятельность, вывести его на общесоюзный уровень партийного руководства. Так, в июне 1933 года при обсужде­нии на Политбюро ЦК вопроса о Музтресте СССР по предложению Сталина Кирова вводят в состав комиссии по проверке работы Музтреста по производству граммофонных пластинок. Спустя некоторое время, как отмечено в протоколе № 139, Политбюро рассматривает во­прос по результатам работы комиссии, возглавляемой Кировым, о центральной радиолаборатории ВЭСО, которая будет обслуживать «нужды ВИЭ медицины». Кстати, Киров на самом заседании бюро опять не присутствовал. Замечу, что не было его и при принятии поста­новления ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах по улучшению производ­ства граммофонных пластинок и музыкальных инструментов».

Сравнительно лояльное отношение Сталина к отсутствию Кирова на многих заседаниях Политбюро можно объяснить, наверное, не только его расположением к последнему, но и тем, что ленинградский регион успешно вносил свою, и притом большую, лепту в дела страны. Напо­мню, что удельный вес ленинградской промышленности по отношению к общесоюзной составлял более 10 процентов, причем в машинострое­нии почти 25, а в электротехнике — 65 процентов, она давала 100 про­центов апатитов, соответственно столько же линотипов, 49,2 процента алюминия и пишущих машинок. И громадную роль во всем этом играл С, М. Киров.

Приведенные факты лишний раз неопровержимо свидетельствуют, что мнение о соперничестве Сталина и Кирова на политической арене глубоко ошибочно. Не случайно в таком качестве Кирова не восприни­мали и политические лидеры тех лет. В 1990 году опубликован четырех­томник архива Л. Д. Троцкого за 1923—1927 годы. Киров упоминается в именном указателе томов 5 раз, в то время как Микоян — 19, Рудзутак — 9 раз. А ведь Троцкий знал Кирова весьма неплохо. Найдено не­мало шифротелеграмм С. М. Кирова, члена реввоенсовета XI Красной Армии, адресованных Троцкому. Определяя одно из течений партии как «аппаратно-центристское», Троцкий назвал его вождями Сталина, Молотова, Угланова, Кагановича, Микояна и только затем — Кирова. В других своих выступлениях Лев Троцкий заявлял о «недостаточной политической грамоте Кирова». И уже после смерти Сергея Миронови­ча он снова писал о нем как о «серой посредственности», «среднем бол­ване», каких «у Сталина много».