Алла кирилина неизвестный

Вид материала

Документы

Содержание И снова о Сталине Вот, например, показания Ягоды на этом процессе Тогда же П. П. Буланов (личный секретарь Ягоды с 1929 года, затем до конца марш 1937 года — секретарь наркомата внутренних дел)

Подобный материал:

• Научная литература белоконь, Алла Тарасовна, 667.47kb.
• Методическая разработка урока По сказке А. Платонова «Неизвестный цветок», 112.59kb.
• А. П. Платонова «Неизвестный цветок» (мини-рецензия)      Рассказ, 13.05kb.
• Московского Патриархата Алексеева Алла Сергеевна пояснительная записка, 77.64kb.
• Ю. Н. Байбакова, Е. Р. Кирилина научный, 9.63kb.
• А. В. Кирилина. Гендерные исследования в лингвистических дисциплинах >Дж. Коатс, 134.57kb.
• Публичный отчет февраль 2011 Заведующая Кирилина, 31.49kb.
• Контрольные вопросы и задания по произведению Платонова А. П. «Неизвестный цветок», 9.6kb.
• Конкурс Интернет-ресурсов «Неизвестный Моршанск» для обучающихся 8-11 классов оу города, 19.5kb.
• Разработка урока по теме «Прекрасное вокруг нас», 41.01kb.

в 1958 году⁵ (выделено мной. — А. К.) в ЦК с письмом обратилась старшая сестра жены Кирова Софья Львовна Маркус, жившая вместе с ними. Сергей Миронович после каждого своего возвращения из Москвы с большой тревогой рассказывал о взаимоотноше­ниях со Сталиным. Рассказывал также о совещании на квартире Серго». То же самое неоднократно высказывала и О. Г. Шатуновская⁶.

Что сказать по этому поводу? Письмо в ЦК действительно было. В нем Софья Львовна подвергала жесткой критике одну из книг за искажение фактов биографии Марии Львовны, указывая, что послед­няя никогда не училась в гимназии, она окончила двухлетнюю шко­лу, работала девочкой в шляпном магазине Гешлина, затем продав­цом, потом кассиром и была малообразованным человеком. Письмо датировано 1958 годом⁷. Что касается утверждения о совместном про­живании трех сестер, то должна заметить, что Софья Львовна жила до 1935 года в Москве, а появившись в Ленинграде после смерти Киро­ва, длительное время была прописана по другому адресу, хотя, несо­мненно, часто пользовалась гостеприимством вдовы Кирова. И нако­нец, в январе 1959 года Софья Львовна в своих воспоминаниях, отры­вок из которых уже цитировался, писала «о великой дружбе Сталина и Кирова»...

Надо сказать, что очевидцы тех лет, обслуживавшие семью Кирова при его жизни и после смерти, говорили: С. М. Киров с большой симпа­тией относился к Рахиль Львовне и иронически к Софье Львовне. Кос­венным подтверждением этим свидетельствам могут служить письма друга юности Кирова Герасима Шпилева к Сергею Мироновичу, где не­мало пишется о С. Л. Маркус, о том, как к ней несправедливо относятся. И во всех письмах — просьба помочь С. Л. Маркус. Эти письма Шпилева наводят на мысль: а так ли уж Софья Львовна была близка к Кирову при его жизни, как она пыталась представить это впоследствии? Почему во­прос о получении путевок в санатории, о ненормальных отношениях с сослуживцами, о якобы несправедливом отношении к ней вышестояще­го начальства, о посылке ее на учебу решался Софьей Львовной через друга Кирова еще по Томску — Шпилева. Однако делать определенные выводы по столь щекотливому вопросу все-таки не берусь...

Мария Львовна Кирова до самой своей смерти находилась на пол­ном государственном обеспечении. Никто и никогда из ближайших родственников Кирова и его жены не репрессировался. Маркус-Кирова похоронена на Волковом кладбище, ее сестры — на Коммунистической площадке Охтинского кладбища.

Это небольшое отступление о сестрах Маркус сделано мной не слу­чайно. Мифотворчество не миновало и их. В 1989 году еженедельник «Собеседник» опубликовал воспоминания бывшего секретаря ЦК ВЛКСМ В. Пикиной, арестованной вместе с А. Косаревым и прошед­шей все круги лагерного ада. Так ваг она утверждает, что сидела вместе с родной сестрой жены Кирова — некоей Власовой.

Власова вполне реальное лицо, она являлась ближайшей подругой С.Л. Маркус, работала в Институте марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б), там была исключена из партии, а затем арестована.

Какую же позицию в те дни занимала ее подруга — Софья Львовна Маркус?

Не будем домысливать и фантазировать. Пусть опять говорит документ:

«Секретарю парткома Музея С. М. Кирова тов. Сюннербергу.

С. Л. МАРКУС, чл. п. с 1905 г. п/б №2435580.

Заявление

Настоящим должна довести до сведения парткома, что я до­пустила грубейшую политическую ошибку, выразившуюся в при­туплении революционной бдительности.

В Москве органами НКВД арестована работник ИМЭЛ, Власо­ва, с которой я была связана по подпольной партийной работе с 1904 года. С 1924 по 1926 год работала с ней в пропгруппе ЦК ВКП(б). Последние годы связь была бытовая. С 1931 г. по 1935 год жила с ней на одной квартире в Москве. С1935 года — отдельные встречи во время моих приездов в Москву (я останавливалась у нее на квартире) и переписка...

Парткомитет был прав, исключивши Власову из партии. Парт­ком ИМЭЛ проявил больше политической дальнозоркости, чем я, которая слепо доверяла ей до последнего времени.

Тяжела моя вина перед партией. Оправдания я себе не нахо­жу. Особенно мучает и угнетает меня сознание: имею ли я право е настоящее время оставаться в музее С. М. Кирова на руководящей работе.

С. Маркус. 23/11-39 г.»¹

Не буду комментировать это заявление — по-моему, оно говорит само за себя. Подведу лишь итог: материалы и документы, которые я пыталась представить читателю в наиболее полном виде, опровергают домыслы отдельных историков и публицистов о «ссылке» Кирова в Казахстан, о якобы «сложных отношениях между Сталиным и Кировым незадолго до убийства». Они свидетельствуют: многие воспоминатели 60—70-х годов зачастую ошибаются не только в оценке фактов, но и в их изложении. К сожалению, память человеческая — инструмент, да­лекий от совершенства. Она субъективна и подвластна времени.




И снова о Сталине


Кто же является действительным автором идеи о причастности Сталина к убийству Кирова? Лев Давидович Троцкий. Именно он пер­вым выдвинул эту версию. Аргументация его была такова: снята с ра­боты и привлечена к ответственности большая группа (12 человек) со­трудников Ленинградского управления НКВД. «Безусловно, — писал Троцкий, — сами бы они не пошли по собственной инициативе на убий­ство Кирова, если бы не было прямого, в той или иной форме, указания Сталина»¹.

На XX съезде КПСС эту версию фактически повторил Никита Сер­геевич Хрущев. Правда, он не был столь категоричен, как Троцкий.

«... Обстоятельства, связанные с убийством Кирова, до сих пор таят в себе много непонятного и загадочного и требуют самого тщательного расследования. Есть основания думать, что убийце Кирова — Николаеву кто-то помогал из людей, обязанных охранять Кирова. За полтора месяца до убийства Николаев был арестован за подозрительное поведение, но был выпущен и даже не обыскан. Крайне подозрительным является то обстоятельство, что когда прикрепленного к Кирову чекиста 2-го декабря 1934 г. везли на до­прос, он оказался убитым при „аварии" автомашины, причем никто из сопровождающих его лиц при этом не пострадал»².

Сравнительно недавно стало известно, что этот доклад для Хрущева писал П. Н. Поспелов. Уже после XX съезда КПСС он пишет специаль­ную записку об убийстве Кирова. Можно согласиться с комментарием автора, опубликовавшего эту записку. «...Документ Поспелова крайне чуткая реакция на настроения высшего руководства (выделено мной. — А. К.)». Анализ записки подтверждает этот вывод.

С одной стороны, в ней приводятся материалы допросов Николае­ва, а также показания отдельных его сопроцессников на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 28—29 декабря 1934 года. Все они свидетельствуют, никто, кроме Николаева, виновным себя в орга­низации, подготовке теракта против Кирова не признал.

С другой стороны, П. Н. Поспелов в весьма уклончивых выражени­ях высказывает мысль: убийству Кирова способствовали чекисты, ко­торые сами на это не пошли бы никогда, если бы не получили указания в полуофициальной форме от некоей самой высокой «инстанции» (то есть от Сталина). Аргументируя причастность этой «инстанции» к убийству Кирова, Поспелов приводит доводы, взятые им из документов процессов 1936, 1937 и 1938 годов. Они сводятся к следующему:

1. Убийство Кирова произошло потому, что его охрана способство­вала этому. Так, Л. Николаев, арестованный 15 октября 1934 года, был освобожден по указанию начальника оперода³, в свою очередь полу­чившего подобное распоряжение от заместителя начальника Ленин­градского управления НКВД Ивана Запорожца.

2. Генрих Ягода летом 1934 года получил указания от Авеля Енукид­зе не мешать убийству Кирова. При этом Енукидзе мог выступать в роли либо одного из руководителей правотроцкистского центра, либо дове­ренного лица Сталина.

3. Ягода не понес никакого взыскания и ответственности за такой позорный прорыв в работе НКВД, как убийство Кирова. Арестованный впоследствии Енукидзе на допросах утверждал: Ягода виноват в убий­стве Кирова, о чем прямо говорил Орджоникидзе на одном из заседа­ний Политбюро ЦК ВКП(б).

Все эти аргументы, приводимые Поспеловым, зачастую текстуально совпадают с тем, что писал об убийстве Кирова Лев Троцкий в своем изданном за границей в 1934—1939 годах «Бюллетене оппозиции».

Однако Поспелов прямо не обвиняет Сталина в причастности к убийству Кирова. Это делает Хрущев в своем заключительном слове на XXII съезде КПСС. И в подтверждение этого приводит ряд доводов:

«Обращает на себя внимание тот факт, что убийца Кирова раньше дважды¹ был задержан чекистами около Смольного и у него было обнаружено оружие. Но по чьим-то указаниям оба раза он ос­вобождался... И почему-то получилось так, что в момент убийства начальник охраны Кирова далеко отстал от С. М. Кирова, хотя он по инструкции не имел права отставать на такое расстояние от охраняемого.

...Когда начальника охраны Кирова везли на допрос, а его должны были допрашивать Сталин, Молотов и Ворошилов, то по дороге, как рассказал потом шофер этой машины, была умышленно сделана авария теми, кто должен был доставить начальника охраны на до­прос. Они объявили, что начальник охраны погиб в результате ава­рии, хотя на самом деле он оказался убитым сопровождавшими его лицами.

Таким путем был убит человек, который охранял Кирова. Затем расстреляли тех, кто его убил. Это, видимо, не случайность, это продуманное преступление. Кто это мог сделать?»

Заметим, что теперь Хрущев говорит уже о двух задержаниях Нико­лаева сотрудниками НКВД, а также об умышленности аварии и об убий­стве начальника охраны сопровождавшими его лицами.

Что должно было насторожить объективного исследователя в этом заявлении Н. С. Хрущева?

Конечно, неточности. Николаев задерживался охраной Кирова один-единственный раз — 15 октября 1934 года. При аварии машины погиб рядовой охранник, а не начальник охраны Кирова.

Не могло не насторожить и то, что на этом же съезде в выступлении председателя КГБ А. Н. Шелепина ничего не говорилось о причастно­сти Сталина к убийству Кирова. И вдруг Хрущев в заключительном сло­ве произносит нечто другое. Чем можно объяснить такое расхождение? Думаю, что по такому важнейшему вопросу: причастен или неприча­стен Сталин к убийству Кирова — версии прорабатывались и обсужда­лись среди высшего политического руководства страны самым тща­тельным образом.

Как известно, сразу же после XX съезда КПСС 13 апреля 1956 года Президиум ЦК КПСС принял решение о создании комиссии под пред­седательством Молотова для проверки обстоятельств, связанных с убий­ством Кирова и репрессиями против других лиц, осужденных по поли­тическим мотивам. Через год, в апреле 1957 года, комиссия пришлак вы­воду: убийство Кирова совершил Л. Николаев, который никогда не был связан с троцкистско-зиновьевской оппозицией². Однако никакого официального решения по результатам работы этой комиссии принято не было. По-видимому, это было вызвано теми сложными отношения­ми, которые уже сложились к этому времени между Н. С. Хрущевым, с одной стороны, и В. М. Молотовым, Л. М. Кагановичем и Г. М. Мален­ковым — с другой. Возникшие между ними разногласия касались самых разнообразных вопросов внешней и внутренней политики страны, в том числе, несомненно, были противоречия и по реабилитации осужденных по политическим процессам 30—40-х годов.

В 1960 ходу дело об убийстве Кирова проверялось вторично вновь созданной Президиумом ЦК КПСС комиссией под председательством Н. М. Шверника. Результатом ее явилась итоговая записка, в которой говорилось: «...убийство С. М. Кирова было организовано и осуществлено работниками НКВД по указанию Сталина. Охранник С. М. Кирова опер- комиссар Борисов, вызванный на допрос к Сталину, погиб не в результате автомобильной аварии, а был умышленно убит сопровождавшими его ра­ботниками НКВД»¹.

В связи с тем что это заключение не было подтверждено достаточ­но вескими и серьезными доказательствами, в мае 1961 года под пред­седательством Н. М. Шверника создается новая комиссия по расследо­ванию обстоятельств убийства Кирова. В нее входили представители КПК при ЦК КПСС, в том числе О. Г. Шатуновская, П. Н. Поспелов — директор Института марксизма-ленинизма, представители КГБ и Прокуратуры СССР.

Комиссия проделала огромную работу, она подняла и пересмотрела дела коммунистов, проходивших по делу об убийству Кирова, опросила как тех, кто вернулся из лагерей, так и тех, кто там не был. В результате было получено много показаний, писем, заявлений, объяснительных записок. Некоторые лица давали объяснения по нескольку раз, причем первые объяснительные записки начисто опровергались последующи­ми. Большинство из тех, кто прошел через эту комиссию, сами не были очевидцами трагедии в Смольном, а где-то и что-то когда-то им кто-то рассказывал. Противоречивость, субъективность подобных документов не вызывает сомнений. И примеров тому немало. Естественно, проти­воречивыми оказались и результаты работы комиссии. Правда, в справ­ке, написанной и подписанной всеми ее членами, в том числе и О.Г. Шатуновской, делается вывод: «Николаев был террористом-одиночкой и Сталин использовал убийство Кирова для физической изоляции и уничтожения как лидеров зиновьевской оппозиции, так и бывших их сто­ронников». То есть фактически был подтвержден вывод комиссии 1957 года. Но большинство членов комиссии, в том числе и О. Г. Ша­туновская, высказали мнение, что обстоятельства убийства Кирова нуждаются в более глубокой проверке². Такого же мнения придержи­вался и Н. С. Хрущев. Выступая на XXII съезде 27 октября 1961 года и останавливаясь на обстоятельствах убийства Кирова, он подчеркнул: «надо еще приложить немало усилий, чтобы действительно узнать, кто виноват в его гибели. Чем глубже мы изучаем материалы, связанные со смертью Кирова, тем больше возникает вопросов».

В том, что говорил Н. С. Хрущев на съезде, за исключением отдель­ных деталей, ничего принципиально нового не было. Многое было из­вестно и раньше из судебного отчета по делу так называемого антисо­ветского правотроцкистского блока, проходившего в Москве в марте 1938 года.

Вот, например, показания Ягоды на этом процессе: «В 1934 году, ле­том, Енукидзе сообщил мне о состоявшемся решении центра право-троц­кистского блока совершить убийство Кирова. В этом решении принимал непосредственное участие Рыков. Мне стало известно, что троцкистско-зиновьевские тергруппы ведут конкретную подготовку этого убийства... Енукидзе настаивал на том, чтобы я не чинил никаких препятствий это­му делу. В силу этого я вынужден был предложить Запорожцу, который занимал должность зам. начальника Управления НКВД в Ленинграде, не препятствовать совершению террористического акта над Кировым. Спустя некоторое время Запорожец сообщил мне, что органами НКВД задержан Николаев, у которого были найдены револьвер и маршрут Киро­ва, и Николаев был отпущен...»

Тогда же П. П. Буланов (личный секретарь Ягоды с 1929 года, затем до конца марш 1937 года — секретарь наркомата внутренних дел) пока­зал следствию: «...Ягода рассказывал мне, что сотрудник Ленинградского управления НКВД Борисов причастен к убийству Кирова. И когда члены правительства, приехавшие в Ленинград, вызвали этого Борисова в Смоль­ный — допросить его в качестве свидетеля, то Запорожец, будучи встре­вожен и опасаясь, что Борисов выдаст тех, кто стоял за его спиной, ре­шил убить его. По указанию Ягоды Запорожец устроил так, что маши­на, которая везла Борисова в Смольный, потерпела аварию, Борисов был в этой аварии убит».

Это я привела отрывки из отредактированного и изданного «Су­дебного отчета по делу антисоветского „правотроцкистского блока"» (с. 493—494). Так как сегодня высказываются мнения, что отчет был фальсифицирован, приведу неправленную стенограмму этого же по­казания Буланова:

«... Боюсь точно вам сказать — рассказ [Ягоды] был достаточно сум­бурный, но у меня осталось в памяти и то, что комиссар Борисов, который был единственный участник убийства, который должен был дать членам правительства, которые сами выехали туда и производили расследования, должен был дать показания, что Ягода там был тоже, что этот комис­сар Борисов не смог явиться на допрос и был убит при аварии машины. Когда он мне рассказал о том, что он был осведомлен об убийстве, мне стала тогда понятна та необычная для Ягоды забота, которую он про­явил, когда Медведь, Запорожец и остальные сотрудники по требованию были арестованы и преданы суду»¹.

На допросах Ягода и его секретарь могли признаться в чем угодно. Когда бьют по ногам, ребрам, почкам резиновыми палками, когда пы­тают — не все выдерживают. Бывший нарком НКВД не выдержал, что уж говорить о его секретаре. Кстати, следователем Ягоды был Л. М. Заковский, которому экс-шеф НКВД в свое время протежировал.

Не стоило бы, наверное, сегодня и вспоминать об этих оговорах и самооговорах — кто же не знает им цену. Но приходится, когда читаешь в статье уважаемого академика А Н. Яковлева («О декабрьской траге­дии 1934 года». Правда. 1991, 28 янв.): «Мы также не знаем, о чем шла речь на закрытых заседаниях процесса, где давал показания Ягода. Были ли предприняты попытки выяснить, какие дела Ягода попросил суд рас­смотреть отдельно и на закрытом заседании? У Ягоды был один и един­ственный начальник — Сталин. Шла ли речь о нем на закрытых заседаниях коллегии?

Как вел себя Ягода в преддекабрьские дни и в первой половине дня 1 де­кабря 1934 года? Где он был, что делал, кого принимал, к чему проявлял интерес, был ли на приеме у Сталина?».

Увы, не могу ответить на вопрос, как вел себя Ягода в преддекабрь­ские дни 1934 года. Но известно, что 1 декабря Ягода был вызван к Ста­лину уже после убийства Кирова в Ленинграде. Время прибытия в ка­бинет Сталина зафиксировано 17 ч. 50 мин. Значит, к этому времени он уже получил сообщение из Ленинграда, а время ухода Ягоды также отмечено — 20 ч. 30 минут. Кроме Сталина, Ягода был последним че­ловеком, согласно записи посетителей, покинувшим кабинет Сталина в Кремле. А интерес у всех присутствовавших там был один — похоро­ны Кирова.

Закрытые заседания действительно проводились по просьбе Ягоды. Скорее всего потому, что на них говорилось о личных отношениях Ягоды с семьей Горького. Эта тема настолько деликатная, что мы ее касаться не будем, но она тесно переплеталась с признаниями Ягоды во многих гре­хах. Однако на этих закрытых заседаниях Ягода не касался ни Сталина, ни Кирова. «Диву даешься, — пишет доктор исторических наук, автор по­ка единственного в стране биографического очерка о Г. Ягоде, В. Некра­сов, как он раскаивается во всех мыслимых и немыслимых грехах: в том, что был одним из руководителей правотроцкистского подпольного блока с целью свержения Советской власти и восстановления капитализма; и в со­участии по делам об убийстве С. М. Кирова, В. Р. Менжинского, В. В. Куйбышева, А. М. Горького и его сына М. А. Пешкова; и в покушении на жизнь Ежова, и в помощи иностранным шпионам и т. д.»²

Кстати, Генрих Ягода перед тем, как ему на процессе 1938 года был вынесен смертный приговор, отверг обвинения в организации убийст­ва Кирова и в шпионаже в пользу иностранных государств. «Нет, — говорил Ягода, — в этом я не признаю себя виновным. Если бы я был шпи­оном, то уверяю вас, что десятки государств вынуждены были бы распус­тить свои разведки». И далее: «Неверно не только то, что я являюсь ор­ганизатором, но неверно и то, что я являюсь соучастником убийства Ки­рова».

Замечу, что весь текст выступления Ягоды полностью опубликован в судебном отчете по делу правотроцкистского блока еще в 1938 года и мне кажется, Александр Николаевич Яковлев, бывший член Политбюро ЦК КПСС и председатель по дополнительному изучению материа­лов, связанных с репрессиями 30—40-х годов, при желании вполне мог бы найти ответы на поставленные им перед самим собой вопросы.

Имеется один документ, который позволяет в несколько ином свете взглянуть на отношения между Ягодой и Сталиным. Это небольшая записка. Она собственноручно написана Сталиным. «Т. Менжинский! Прошу держать в секрете содержание нашей беседы о делах в ОГПУ (пока-что!). Я имею в виду коллегию ОГПУ (