Дмитрий Сергееевич Мережковский. Петр и Алексей Дмитрий Сергееевич Мережковский. Антихрист ocr: Tamuh книга

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 35 36 37 38 39 40 41 42 ... 47

кристалловидну"; и математика - музыка была в этом

сияющем Граде.

Вдруг проснулся. Все суетились, бегали и кричали с

радостными лицами.

- Команда, команда пришла!

Тихон выглянул в окно и увидел вдали, на опушке

леса, в вечернем сумраке, вокруг пылавшего костра, лю-

дей в треуголках, в зеленых кафтанах с красными отво-

ротами и медными пуговицами: это были солдаты.

- Команда, команда пришла! Зажигайся, ребята!

С нами Бог!

Капитан Пырский имел предписание нижегородской ар-

хиерейской канцелярии:

"До раскольничьего жительства дойти секретно, так

чтобы не зажглись. А буде в скииту своем, или часовне

запрутся, то команде стоять около того их приста-

нища денно и нощно, со всяким остерегательством, неоплош-

но ратным строем, и смотреть, и беречь их накрепко,

и жечься им отнюдь не давать, и уговаривать, чтоб

сдались и принесли вину свою, весьма обнадеживая, что

будут прощены без всякого озлобления. И буде сдадутся,

то всех переписать и положа им на ноги колодки,

или что может заблагоприобретено быть, чтоб в дороге утеч-

ки не учинили и со всеми их пожитками, при конвое,

отправить в Нижний. А буде, по многому увещанию,

повиновения не принесут и учнут сидеть в запоре упорно,

то потеснить их и добывать, как возможно, чтоб конечно

тех воров переимать, а распространению воровства их не

допустить и взять бы их взятьем, или голодом вымо-

рить без кровопролития. А буде они свои воровские

пристанища или часовню зажгут, то вам бы те приста-

нища заливать водою и, вырубя или выломав двери и окна,

выволакивать их живыми".

Капитан Пырский, храбрый старый солдат, раненый

при Полтаве, считал разорение скитов "кляузной выдум-

кой долгогривой поповской команды" и лучше пошел бы

в самый жестокий огонь под шведа и турку, чем возиться

с раскольниками. Они сжигались, а он был в ответе и полу-

чал выговоры: "Оному капитану и прочим светским коман-

дирам такие непорядочные поступки воспретить, ибо по

всему видно, что предали себя сожжению, видя от него, ка-

питана, страх". Он объяснил, что "раскольники не от страха,

а от замерзелости своей умирают, понеже надуты страш-

ною злобою и весьма нас имеют отпад ших от благоче-

стия, и объявляют, что стоят даже до смерти и пере-

менять себя к нынешнему обыкновению не будут - столь

надуты и утверждены в такой безделице". Но объяснений

этих не слушали, и архиерейская канцелярия требовала:

"Понеже раскольники чинят самосожжения притворные,

чтобы не платить двойного оклада, на самом же деле в глу-

хих местах поселяются и, скрывшись там, свободно преда-

Ются своему мерзкому злочестию, то светским командирам

надлежит по требухам сгоревших сосчитывать и, сосчитав,

в реестр записывать, того для, что требуха в пожаре, хотя

и в каком великом строении, в пепел сгореть не может".

Но капитан, полагая это для военного звания своего

унизительным, требуху считать не ездил и получил за то

новый выговор.

В Долгих Мхах решил он быть осторожнее и сделать

все, что возможно, чтоб не давать раскольникам жечься.

Перед наступлением ночи, приказав команде отойти

подальше от сруба и не трогаться с места, подошел к ча-

совне, один, без оружия, оглядел ее тщательно и постучал-

ся под окном, творя молитву по-раскольничьи:

- Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!

Никто не ответил. В срубе было тихо и темно, как

в гробу. Кругом пустыня. Верхушки деревьев глухо шу-

мели. Подымался ночной свежий ветер. "Если зажгутся,

- подумал капитан, постучал и повторил:

- Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!

Опять молчание: только коростели на болоте скрипели,

да где-то далеко завыла собака. Падучая звезда сверкну-

ла огненной дугою по темному небу и рассыпались искра-

ми. Ему стало вдруг жутко, как будто, в самом деле,

стучался он в гроб к мертвецам.

- Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! - про-

изнес он в третий раз.

Ставня на окне зашевелилась. Сквозь узкую щель блес-

нул огонек. Наконец, окно открылось медленно, и голова

старца Корнилия высунулась.

- Чего надобно? Что вы за люди и зачем пришли?

- По указу его величества, государя Петра Алексееви-

Ча, пришли мы вас увещевать: объявили бы вы о себе, ка-

кого вы звания, чину и роду, давно ли сюда в лес пришли

и с какими отпусками из домов своих вышли, и по каким

указам и позволениям жительствуете? И ежели на святую

восточную церковь и тайны ее какое сумнительство имеете,

О том показали бы письменно и наставников своих

выдали бы для разглагольствия с духовным начальством

без всякого страха и озлобления...

- Мы, крестьяне и разночинцы, собрались здесь все

во имя Исуса Христосика, и жен, и детей своих уберем

и упокоим,- ответил старец тихо и торжественно.- Хотим

умереть огнесожжением за старую веру, а вам, гонителям,

в руки не дадимся, понеже-де у вас вера новая. А ежели

кто хочет спастись, тот бы с нами шел сюда гореть: мы

ныне к самому Христу отходим.

- Полно, братец! - возразил капитан ласково.- Гос-

подь с вами, бросьте вы свое мерзкое намерение сжи-

гаться, разойдитесь-ка по домам, никто на вас не подымет

руки своей. Заживите по-старому в деревнях своих припе-

ваючи. Будете лишь дань платить, двойной оклад...

- Ну, капитан, ты сказывай это малым зубочным

ребятам, а мы таковые обманы уже давно знаем: по усам

текло, да в рот не попало.

- Честью клянусь, всех отпущу, пальцем не трону! -

воскликнул Пырский.

Он говорил искренно: он, в самом деле, решил отпустить

их, вопреки указу, на свой собственный страх, ежели они

сдадутся.

- Да чего нам с тобою глотку-то драть, охрипнем!-

прибавил с доброй улыбкой.- Вишь, высоко до окна, не

слышно. А ты вот что, старик; вели-ка выкинуть ремень,

я подвяжусь, а вы меня к себе подымайте в окошко, толь-

ко не в это, в другое, пошире, а то не пролезу.

Я один, а вас много, чего вам бояться? Потолкуем,-

даст Бог, и поладим...

- Что с вами говорить? Куда же нам, нищим и убогим,

с такими тягаться? - усмехнулся старец, наслаждаясь, ви-

димо, своей властью и силой.- Пропасть великая между

нами и вами утвердилася,- заключил он опять торжест-

венно,- яко да хотящие прийти отсюда к вам не возмогут,

ниже оттуда к нам приходят... А ты ступай-ка прочь, ка-

питан, а то, смотри, сейчас загоримся!

Окошко захлопнулось. Опять наступило молчание.

Только ветер шумел в верхушках деревьев, да коростели

на болоте скрипели.

Пырский вернулся к солдатам, велел им дать по чарке

вина и сказал:

- Драться мы с ними не станем. Мало-де, слышь,

у них мужиков, а все бабы да дети. Выломаем двери

и без оружия голыми руками всех переловим.

Солдаты приготовили веревки, топоры, лестницы, ведра,

бочки с водою, чтобы заливать пожар, и особые длинные

шесты с железными крючьями - кокоты, чтобы вывола-

чивать горящих из пламени. Наконец, когда совсем стем-

нело, двинулись к часовне, сперва обходом, по опушке

леса, потом по полянке, крадучись ползком в высоких

травах и кустах, словно охотники на облаву зверя.

Подойдя вплотную к срубу, начали приставлять лест-

ницы. В срубе все было темно и тихо, как в гробу.

Вдруг окошко открылось и старец крикнул:

- Отойдите! Как начнет селитра и порох рвать, тогда

вас побьет бревнами!

- Сдавайтесь! - кричал капитан.- Все равно с бою

возьмем! Видите, у нас мушкеты да пистоли...

- У кого пистоли, а у нас дубинки Христовы! -

ответил чей-то голос из часовни.

В задних рядах команды появился поп с крестом и стал

читать увещание пастырское от архиерея:

- "Аще кто беззаконно постраждет, окаяннейший есть

всех человек: и временное свое житие мучением погубит,

и муки вечной не избегнет"...

Из окошка высунулось дуло ветхой дедовской пищали,

и грянул выстрел холостым зарядом: стреляли не для

убийства, а только для устрашения гонителей.

Поп спрятался за солдатские спины. А вдогонку ему

старец, грозя кулаком, закричал с неистовой яростью:

- Адские преисподние головни! Содомского пламени

встанки! Разоренного вавилонского столпотворения семя!

Дайте только срок, собаки, не уйдете от меня - я вам,

и лучшим, наступлю на горло о Христе Исусе, Господе

нашем! Се, приидет скоро и брань сотворит с вами мечом

уст Своих, и двигнет престолы, и кости ваши предаст

псам на съядение, якож Иезавелины! Мы горим здешним

огнем, вы же огнем вечным и ныне горите и там гореть

будете! Куйте же мечи множайшие, уготовляйте муки лю-

тейшие, изобретайте смерти страшнейшие, да и радость

наша будет сладчайшая!.. Зажигайся, ребята! С нами Бог!

В окно полетели порты, сарафаны, гулупы, рубахи и

чуйки:

- Берите их себе, гонители! Метайте жеребий! Нам

ничего не нужно. Нагими родились и предстанем нагими

пред Господом!..

- Да пощадите же хоть детей своих, окаянные! -

воскликнул капитан с отчаяньем.

Из часовни послышалось тихое, как бы надгробное, пение.

- Взлезай, руби, ребята!- скомандовал Пырский.

Внутри сруба все было готово. Поджога прилажена. Ку-

дель, пенька, смолье, солома и береста навалены грудами.

Восковые свечи перед образами прикреплены к паникади-

лам так слабо, что от малейшего сотрясения должны были

попадать в желоба с порохом: это всегда делали нарочно

для того, чтобы самосожжение походило как можно меньше

на самоубийство. Ребят-подростков усадили на лавки; одеж-

ду их прибили гвоздями так, чтобы они не могли оторвать-

ся; скрутили им руки и ноги веревками, чтобы не метались;

рты завязали платками, чтоб не кричали. На полу в че-

реповой посуде зажгли ладан фунта с три, чтоб дети за-

дохлись раньше взрослых и не видели самого ужаса гари.

Одна беременная баба только что родила девочку. Ее

положили тут же на лавке, чтобы крестить крещением

огненным.

Потом, раздевшись донага, надели новые белые рубахи-

саваны, а на головы - бумажные венцы с писанными крас-

ным чернилом, осьмиконечными крестами и стали на колени

рядами, держа в руках свечи, дабы встретить Жениха

с горящими светильниками.

Старец, воздев руки, молился громким голосом:

- Господи Боже, призри на нас, недостойных рабов

Твоих! Мы слабы и немощны, того ради не смеем в руки

гонителям вдатися. Призри на сие собранное стадо. Тебе,

Доброму Пастырю последующее, волка же лютаго. Анти-

христа убегающее. Спаси и помилуй, ими же веси судьбами

Своими, укрепи и утверди на страдание огненное. Поми-

луй нас. Господи, помилуй нас! Всякого бо ответа недоуме-

вающе, сию Ти молитву, яко Владыце, грешные приносим:

помилуй нас! Умираем за любовь Твою пречистую!

Все повторили за ним в один голос - и жалок, и стра-

шен был этот вопль человеческий к Богу:

- Умираем за любовь Твою пречистую!

В то же время, по команде Пырского, солдаты, окру-

жив со всех сторон часовню и взлезая на лестницы,

рубили толстые бревенчатые стены сруба, запуски и слеги

на окнах, щиты на дверях.

Стены дрожали. Свечи падали, но все мимо желоба с по-

рохом. Тогда, по знаку старца, Кирюха схватил пук

свечей, горевших перед иконой Божьей Матери, бросил пря-

мо в порох и отскочил. Порох взорвало. Поджога вспых-

нула. Огненные волны разлились по стенам и стропилам.

Густой, сперва белый, потом черный, дым наполнил

часовню. Пламя задыхалось, гасло в нем; только длинные

красные языки выбивались из дыма, свистя и шипя, как

змеиные жала - то тянулись к людям и лизали их, то

отпрядывали, словно играя.

Послышались неистовые вопли. И сквозь вопли горящих,

сквозь грохот огня звучала песнь торжествующей радости:

- Се, Жених грядет во полунощи.

С того мгновения, как вспыхнул огонь и до того, как

Тихон потерял сознание, прошли две, три минуты, но он

увидел и навеки запомнил все, что делалось в часовне.

Старец схватил новорожденную, перекрестил: "Во имя

Отца, Сына и Духа Святаго!" - и бросил в огонь -

первую жертву.

Иванушка-дурачок протянул руки к огню, как будто

встречая грядущего Господа, которого ждал всю жизнь.

На Киликее кликуше рубаха затлела и волосы вспых-

нули, окружая голову ей огненным венцом; а она, не чув-

ствуя боли, окаменела, с широко-раскрытыми глазами, как

будто видела в огне великий Град, святой Иерусалим,

входящий с неба.

Петька Жизла кинулся в огонь вниз головой, как ве-

селый купальщик в воду.

Тихону тоже чудилось что-то веселое, пьяное в страш-

ном блеске огня. Ему вспомнилась песня:

В печи растет трава-мурава,

Цветут цветочки лазоревы.

И, Казалось, что в прозрачно-синем сердце огня он видит

райские цветы. Синева их, подобная чистому небу, сули-

ла блаженство нездешнее; но надо было пройти через крас-

ное пламя - красную смерть, чтобы достигнуть этого неба.

Осаждавшие выбили два, три бревна. Дым хлы-

нул в полое место. Солдаты, просунув кокоты, стали вы-

волакивать горевших и отливать водой. Столетнюю мать

Феодулию вытащили за ноги, обнажив ее девичий срам.

Старица Виталия уцепилась за нее и тоже вылезла,

но тотчас испустила дух: все тело ее от обжогов было

как один сплошной пузырь. О. Спиридон, когда его выта-

щили, схватил спрятанный за пазухой нож и зарезался.

Он был еще жив четыре часа, непрестанно на себе

двоеперстный крест изображал, ругал никониан и радовал-

ся, как сказано было в донесении капитана, "что так

над собою учинить ему удалось смертную язву".

Иные, после первых обжогов, сами кидались к пробоине,

падали, давили друг друга, лезли вверх по груде свалив-

шихся тел, как по лестнице, и кричали солдатам:

- Горим, горим! Помогите, ребятушки!..

На лицах ангельский восторг сменялся зверским ужасом.

Бегущих старались удержать оставшиеся. Дедушка Ми-

хей ухватился обеими руками за край отверстия, чтобы

выскочить, но семнадцатилетний внук ударил его бердышом

по рукам, и дед упал в огонь. Баба урвалась из пла-

мени, сынишка - за нею, но отец ухватил его за ноги, рас-

качал и ударил головой о бревно. Тучный скитский

келейник, упавший навзничь в лужу горящей смолы,

корчился и прыгал, точно плясал: "Как карась на сково-

роде!"- подумал Тихон с ужасным смехом и закрыл

глаза, чтобы не видеть.

Он задыхался от жара и дыма. Темно-лиловые коло-

кольчики на кроваво-красном поле закивали ему, зазве-

нели жалобно. Он почувствовал, что Софья обнимает его,

прижимается к нему. И сквозь полотно ее рубахи-савана

свежесть невинного тела, как бы ночного цветка, была

последнею свежестью в палящем зное.

А голоса живых раздавались все еще сквозь вопли

умирающих:

- Се, Жених грядет...

- Жених мой, Христос мой возлюбленный! - шепта-

ла Софья на ухо Тихону. И ему казалось, что огонь,

горящий во теле его - сильнее огня Красной Смерти. Они

поникли вместе, как будто обнявшись легли, жених и не-

веста, на брачное ложе. Жена огнезрачная, огнекрылая,

уносила его в пламенную бездну.

Жар был так силен, что солдаты должны были отсту-

пить. Двух спалило. Один упал в сруб и сгорел.

Капитан ругался:

- Ах, дурачки, дурачки окаянные! Легче со шведом

и с туркой, чем с этою сволочью!

Но лицо старика было бледнее, чем когда лежал он

раненый на поле Полтавского боя.

Раздуваемое бурным ветром, пламя вздымалось все

выше, и шум его подобен был грому. Головни летели по

ветру, как огненные птицы. Вся часовня была как одна

раскаленная печь, и в этой печи, как в адском огне, ко-

пошилась груда сваленных, скорченных, скрюченных тел.

Кожа на них лопалась, кровь клокотала, жир кипел. Слы-

шался смрад паленого мяса.

Вдруг балки обвалились, крыша рухнула. Огненный

столб взвился под самое небо, как исполинский светоч.

И землю, и небо залило красное зарево, точно это был,

в самом деле, последний пожар, которым должен истре-

биться мир.

Тихон очнулся в лесу, на свежей росистой траве.

Потом он узнал, что в последнее мгновение, когда ли-

шился он чувств, старец с Кирюхою подхватили его вдвоем

на руки, бросились в алтарь часовни, где под престолом

была дверца, вроде люка, в подполье, спустились в этот

никому неведомый тайник и подземным ходом вышли в лес,

в самую густую чащу, где не могли отыскать их гонители.

Так поступали почти все учители самосожжения: дру-

гих сжигали, а себя и ближайших учеников своих спасали

до новой проповеди.

Тихон долго не приходил в себя; долго старец с Ки-

рюхою отливали его водою; думали, что он умрет. Обжа-

ры, впрочем, на нем были не тяжкие.

Наконец, очнувшись, он спросил:

- Где Софья?

Старец посмотрел на него своим светлым и ласковым

ВЗГлЯДОМ:

- Не замай себя, дитятко, не горюй о сестрице

лисвестушке! В царствии небесном душенька пречистая, куп-

но с прочими святыми страдальцами.

И подняв глаза к небу, перекрестился с умиленною

радостью:

- Рабам Божиим, самовольно сгоревшим вечная па-

мять! Почиваете, миленькие, до общего воскресения и о нас

молитеся, да и мы ту же чашу испием о Господе, егда час

Наш приидет. А ныне еще не пришел, поработать еще надо

христу... Прошел и ты, чадо, искус огненный,- обратил-

ся он к Тихону,- умер для мира, воскрес для Христа. Пот-

щися же сию вторую жизнь не себе пожить, но Господу.

Облекись в оружие света, стань добре, будь воин о Христе

Исусе, в красной смерти проповедник, яко же и мы, грешные!

И прибавил с почти резвой веселостью:

- На Океан гулять пойдем, в пределы Поморские.

Запалим и там огоньки! Да учиним похрабрее, прижжем

батюшек миленьких поболее. Ревнуя же нам, даст Бог,

Россия и вся погорит, а за Россией - вселенная.

Тихон молчал, закрыв глаза. Старец, подумав, что он

опять впал в забытье, прошел в землянку, чтобы приго-

товить травы, которыми лечил обжоги.

А Тихон, оставшись один, отвернулся от неба, все

еще пылавшего кровавым заревом, и припал лицом к земле-.

Сырость земли утоляла боль обжогов, и ему казалось,

что земля услышала мольбу его, спасла от огненного

неба Красной Смерти, и что снова выходит он из чрева

земли, как младенец рождающийся, мертвец воскресающий.

И он обнимал, целовал ее, как живую, и плакал, и молился:

Чудная Царица Богородица,

Земля, земля, Мати сырая!

Через несколько дней, когда старец уже собирался в

путь, Тихон от него бежал.

Он понял, что церковь старая не лучше новой, и решил

вернуться в мир, чтоб искать истинной церкви, пока не

найдет.

КНИГА ДЕСЯТАЯ

СЫН И ОТЕЦ

Церковь перестала быть церковью для царевича с тех

пор, как узнал он о царском указе, которым нарушалась

тайна исповеди. Ежели Господь допустил такое поругание

церкви, значит. Он отступил от нее,- думал царевич.

По окончании московского розыска, в канун Благовеще-

ния, 24 марта, Петр вернулся в Петербург. Он занялся

Blog

Дмитрий Сергееевич Мережковский. Петр и Алексей Дмитрий Сергееевич Мережковский. Антихрист ocr: Tamuh книга

Содержание