Учебно-методический комплекс по дисциплине «Введение в психоанализ» По специальности 030301 Психология

Вид материала

Учебно-методический комплекс

Содержание 1. Психотическая структура 2. Психотическое объектное отношение

Подобный материал:

• Учебно-методический комплекс для студентов заочной формы обучения (специальность 030301, 424.9kb.
• Учебно-методический комплекс по дисциплине психология массовых коммуникаций по направлению, 187.01kb.
• Учебно-методический комплекс по направлению 030300. 62 «психология» по специальности, 418.07kb.
• Учебно-методический комплекс по специальности 030301. 65 «психология» по направлению, 504.15kb.
• Учебно-методический комплекс по направлению 030300. 62 «психология» по специальности, 236.54kb.
• Учебно-методический комплекс по специальности 030301 «Психология», 638.72kb.
• Учебно-методический комплекс по дисциплине психология искусства по направлению 521000, 624.8kb.
• Учебно-методический комплекс по специальности 030301. 65 Психология. Преподаватель, 332.58kb.
• Учебно-методический комплекс умк учебно-методический комплекс введение в научно-исследовательскую, 1012.52kb.
• Учебно-методический комплекс по направлению 030300. 62 «психология» по специальности, 361.24kb.

— Эта возможность мутаций аффектов подчеркивает значение недооцененной истерии, связанной с депрессией.

Эмоциональная инвазия может быть единственной стигмой одновременно истерии и депрессии. Но это не самое распространенное сочетание: обычно минимальная конверсия и депрессия чередуются так, что можно сказать, что невротическая депрессия есть вторая натура истерии.

— У обсессивных пациентов депрессия, как мы видели, имеет существенно более тяжелый характер, что приводит к подкреплению овладения и аффективного торможения, которые могут стать единственными знаками обсессивной депрессии.

Но аффективные мутации становятся очевидными, не только пройдя через защитную сеть. Так, депрессия у обсессивных больных является ключевым моментом, позволяющим заметить и сделать операциональным еще возможное для использования невротическое сопровождение, если оно существует.

Таким образом, депрессивный аффект может, по крайней мере, на некоторое время, восторжествовать над подавлением и обсессивной изоляцией, контрастируя с обратным движением, вписанным в стратегию охранения внешних проявлений

Депрессия оказывается по ту сторону защитной преходящей истеризации, она позволяет депрессивному обсессивному пациенту, по крайней мере в благоприятные моменты, восстановить восприятие своих аффектов

В конечном итоге невротическая депрессия выявляет:

— по ту сторону строгости Сверх-Я нарциссическое зияние Я в связи с непрочностью идентификаций, позволивших ему себя сформировать;

— интеграцию (или нет) эдиповской кастрации через способность проработки трауром;

— и, наконец, и прежде всего то, что она есть пробный камень возможности проработки предсознательного и, как следствие, — специфическая область психической жизни

Без минимального опыта депрессии, без работы траура аффективная жизнь не найдет выхода наружу. Способность к трансформации и проработке всего того, что в жизни воображения связано с деструктивными депрессивными аффектами, остается загадочной.

Тема 3. Психозы.

План.

1. Психотическая структура.

2. Психотическое объектное отношение.

3. Клинические формы.

1. ПСИХОТИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА

«Обыденное» медицинское наблюдение за психотическим больным не позволяет с уверенностью уловить суть психоза. В доказательство мы могли бы привести многочисленные и часто блестящие описания, которые существуют в медицинской литературе, но которые не могут, тем не менее, претендовать на постижение сути.

Задолго до того как стать объектом описания, внешне наблюдаемое и могущее в любом случае быть «воспринятым» в свойственном нам временно-пространственном синтаксисе, психотическое проявление размещается — и это его основной признак — в пространстве совершенно иного, заслуживая в этом качестве приписываемой ему квалификации «сумасшествия»1.

1 В оригинале: «aliéné» — сумасшедший, душевнобольной, умалишенный (фр.), имеет семантической оттенок «инакости», «чуждости», «отчуждения», «отталкивания».

Это, конечно, отчуждение содержимого, какое проявляется в галлюцинациях, бреде, «безумных идеях» любой природы, но особенно отчуждение, касающееся содержащего — именно в этом, как мне кажется, и состоит своеобразие психоза. Отчуждение содержащего первоначально вносится в само структурирование психического феномена, мыслительную проработку, такую, какой мы ее наблюдаем и знаем (пока еще очень плохо). Оно в особенности проявляется в способе, каким нервная система, физиологически чувствительная к воспринимаемым различиям (а не только к абсолютным значениям), с самого начала укоренена в дифференцирующем измерении, т.е. в восприятии расстояний, связей и структур.

Эта дифференциальная чувствительность нервной системы проявляется во всех формах психической активности.

На уровне реального или воображаемого.

В перцептивной активности, где формальные различия обнаруживаются в синхроническом пространственном вычленении образа.

В фантазмах, где к предыдущим синхроническим вариациям добавляются вариации диахронического порядка истории, события и запоминания.

На символическом уровне.

Эхо этого дифференцирующего восприятия обнаруживается в вербальном структурировании, воспроизводящемся в оппозиционном вычленении означающего, дифференциальном артикулировании означаемого (см.: де Соссюр «Курс общей лингвистики»).

Так, будучи последовательно интегрированной в сеть структур, все более и более дифференцированных для нарастающего семантического значения, перцепция, приспособленная к восприятию реальных форм и частично заключенных в них экономических загрузок (образующих функционирования воображаемой части психического), сохраняет, в пользу все более и более символической организации, только структурные направления схематической артикуляции (их границы), чтобы удерживать лишь их вербальные репрезентации. Таким образом, она частично покидает порядок реального (и связанную с ним экономию) к выгоде семантической организации: одно компенсирует другое или, точнее, одно дополняет другое.

Эта дифференцирующая организация остается ключевым элементом здорового или невротического функционирования, она требует отдельного и биполярного существования субъекта и объективного мира (или репрезентаций последнего).

В случае невозможности функционирования в данном ключе мы оказываемся в условиях униполярной организации, реализующейся либо в абсолютном расщеплении (базовая «инакостъ», чуждость), либо в слиянии (без объективируемой дистанции и, значит, без возможного осознания); последнее проявляется в своей полноте в том, что заменяет мышление психотика; первое же представляется нам самым замечательным феноменом, который мы попытаемся изложить на нескольких последующих страницах. Теоретическое понимание способа психотической организации, динамического и клинического подхода к нему должно, как нам представляется, рассматриваться как более важное, чем прямое разъяснение содержимого или выражающее его клиническое описание.

Часть объекта и часть субъекта, будучи в контакте, но разделеными в их взаимной общности, формируют псевдоцелостность. Парциальный объект, базово отделенный от других (и, значит, чуждый), может, почти как в метонимии, служить, временно или достаточно устойчиво, цельным объектом для части субъекта (или парциального субъекта), равным образом временно заменяющей место отделенного субъекта (как от останков мира, как и самой целостности своего тела: одним словом, расчлененного и отчужденного). Заметим попутно, что термин «парциальный субъект» обычно не употребляется, но он представляется не менее удачным, чем термин «парциальный объект», который, на мой взгляд, не учитывает того факта, что этот парциальный объект на самом деле в это время функционирует на месте целостности.

Эта ситуация объясняет совершенно специфические затруднения, с которыми сталкиваются терапевты, привыкшие сначала прорабатывать и изучать содержимое, а затем приступать к проработке и изучению содержащего, являющегося для нас первым этапом на пути понимания психотика — первым, но, конечно, не единственным, так как этап собственно обсуждения «чувства» психотика также существует, но является относительно диссоциированным, поскольку чувство не всегда признается в качестве такового пациентом, который на протяжении целого периода времени его скорее переживает, испытывает, чем понимает.

В оригинале: «sens» (фр.) — имеет очень много значений и не может быть переведен одним термином: чувство, ощущение, сознание, смысл, рассудок, значение, мнение, точка зрения, сторона, направление.

Попытаться описать и интерпретировать психоз — в высшей степени дерзкое предприятие, если учесть, что первейшая особенность психотического опыта состоит, как мы это увидим, в относительной утрате психической рамки референций1, той, которую все имплицитно воспринимают в качестве своей, как содержимое своих ощущений, той, сквозь которую воспринимают (фон, на котором прописываются различия, обсуждаемые далее), той, что, следовательно, определяет самое обычное оформление нашего содержимого и поэтому также служит имплицитной рамкой референций предполагаемых клинических описаний.

В оригинале: «reference» (фр.) — отношение, ссылка, отсылка; термин, часто используемый в современных гуманитарных науках, имеет более широкое семантическое поле, описывая, например, систему «культурных референций», совокупность усвоенных и признанных в данной культуре базовых значений, ценностей, смыслов и пр., что-то вроде системы координат данной культуры.

Здесь уже будут присутствовать не только «сумасшедшие» персонажи; в психозе, если можно так выразиться, более не существует ни личности, ни «мира», есть слияние всего или функционирование расщепленных кусков. Как же можно охарактеризовать психоз, не описав кратко это особое функционирование, которое задолго до того как найти выражение в своем означающем содержании, навязывает собеседнику экзистенциальный способ ментализации, причем предобъектный характер этого способа требует совершенно необычного функционального и структурного регистра, который, я повторюсь, специфичен для психотического «безумия»?

Итак, в этом формальном действии, запускающем свойственные ему элементы ментализации, к которым мы обратимся в первой части этого описания психозов, я хотел бы в первую очередь обсудить психотическое объектное отношение и его непосредственное значение для возможности репрезентации и коммуникации.

Речь психотика

Действие и конкретное мышление.

Первичная неспособность к обособленному существованию (и, как следствие, к диалогу) заставляет нас говорить о языке психотика как о неязыке; последний на самом деле умеет лишь выражать; вне означающей вербальной дифференциации он недостаточно открыт для любой изменчивости ввиду незрелости содержащегося в нем диффузного объектного отношения. Постараемся к тому же прочувствовать по образу психотика жизненный опыт, который он проживает, его стиль выражения. Таким образом мы окажемся на уровне регистра, заменяющего ему язык, регистра большей экспрессивной выразительности, чем собственно коммуникативная речь, регистра, вероятно, более близкого, как мы увидим, к стилю функционирования через действие, нежели вербальному функционированию. Мы выйдем на самые архаичные аспекты существования и коммуникации, на подлинную посюсторонность взаимоотношений, близкую к слиянию, в котором, в отличие от того, что происходит с невротиком или здоровым субъектом, существует лишь опыт (и, если так можно выразиться, лишь одно место действия) диффузности или расщепленности.

Недостаточность или даже неспособность психотика к воображаемому и символическому дистанцированию естественным образом освобождает место эквивалентным системам прямого выражения влечений не через ментализацию, а через воплощение.

На деле речь идет не о настоящем психическом феномене, идее или желании (которые обязательно содержат воспоминание об отсутствующем), а о подлинном овеществлении любой попытки ментализации. Обычное для мышления свойство воображения освобождает место галлюцинаторному или бредовому воплощению, с помощью которого нео- и псевдореальность замещает в воспринимаемой имманентности своей материальности проблематичное и лишь только репрезентативное свойство того, что могло бы быть настоящей активностью воображения, вызывающей образ отсутствующего.

Эта тенденция к воплощению находит выход в материализованной и «действенной» организации экзистенциального поля, в котором определенное организующее (в интерпретативном значении) вычленение реальности становится внешним и воплощенным выразителем того, что в норме должно принадлежать внутренней области намерения и желания.

Эта воплощенная экстериоризация (это слово принадлежит Фрейду, который сказал по другому поводу: «То, что было внутри, становится внешним») позволяет, таким образом, заместить осознание внутреннего желания (т.е. инсайт) драматизированной постановкой, имеющей целью некоторую организацию вовне воплощенной модальности (которую я бы на этом основании назвал аутсайдом) и транспонирования во внутреннюю и субъективную систему мышления и аффекта; это и есть то, что некоторыми авторами называлось «конкретным мышлением психотика».

Объяснительное проективное «вычленение» реальности замещает мышление и служит психотику областью связи, тогда как нормальным уделом этой функции является именно поле языка и мышления, обычное место избирательной и привилегированной встречи,.

Исходя из этого, работу с психотиком лучше начинать на конкретном уровне жестов, мимики, восклицаний, коннотаций или намерений, которые он избирательно воспринимает у своих собеседников, нежели на уровне вербализации, торжестве предсознательной проработки осознанных мыслей в строгой номинативной активности. Кроме того, именно поэтому можно легче «проиграть» свои влечения или «быть сыгранным» в подчеркнутой мимической актуализации, близкой к психодраме, чем сделать это в чисто вербальной психотерапии. Артикуляция этих двух регистров оказывается у психотика первостепенной в любой коммуникативной активности.

К тому же, ввиду своей способности больше идентифицироваться, чем существовать в отделенной форме, психотик благодаря идентификации будет лучше интегрироваться в беседу двух близких собеседников, чем включаться в настоящий диалог (по этой же самой причине он иногда предпочитает говорить о себе в третьем лице). Эта фаза есть определенный период созревания, который с психотиком следует во что бы то ни стало соблюдать.

Будучи более чувствительным к абсолютному значению, к количеству энергии, которая его оживляет, и которую он прямо воспринимает в своем глубинном телесном опыте, чем к интеллектуализированному восприятию различий и качеств, психотик всегда более чувствителен к «музыке», чем к «речи»... Скажем для большей ясности, что у него одно не идет без другого, и что переход к вторичному вербальному периоду должен логически предваряться или сопровождаться различными уровнями действия.

Это представление должно, на мой взгляд, оставаться пробным камнем любого понимания и любого подхода к психотерапии психоза и психотика.

Роль институализирования

Такая особенность психотического функционирования приводит нас к признанию первостепенной важности институционального терапевтического подхода (и не только в форме встреч). Институционирование, ввиду своей структурации и своего функционирования, должно стать для психотика привилегированным местом действий, пожинания их плодов и их прогрессивной интеграции во вторичную языковую сигнальную систему, местом избирательного перехода (благодаря игре успешных интроекций) от аутсайда к инсайду.

Практика показала (на что и позволяла надеяться теория), что после периода клинического лечения при выписке на определенный, заранее фиксированный период субъект переходит из реальной (через его присутствие) институциональной системы терапии к системе, обращающейся к воображаемому представлению (во время периодов отсутствия), что реализует, — когда умеют соблюдать определенный срок отсутствия (не слишком короткий, не слишком длинный, меняющийся в зависимости от субъекта и периода лечения) — значительное акцентирование интроекций через усиленную игру чередования присутствия и отсутствия, восстанавливая этим генетическое развитие нормальной ментализации, также основанной на присутствии и отсутствии объекта.

Не будем более настаивать на этом практическом применении, мы описали данное специфическое терапевтическое предприятие только в качестве примера использования учреждения как места действия.

Вслед за описанием объектного отношения мы перейдем к клиническим, семиотическим структурам, собственно и образующим основные клинические варианты симптомокомплексов, выделенных в классической нозографии. Соображения семиотического порядка изложены в предыдущей главе, поэтому мы не будем давать здесь «внешних» клинических описаний, воспроизводящих то, что куда в более полном объеме представлено в блестящих трактатах, выполненных задолго до нас, и что в любом случае не соответствует объекту наших интересов в данной работе.

Описание занимает относительно малое место в сравнении с отношенческим «подходом» и основанной на нем терапии. Мы закончим наш обзор психоза именно на терапевтической специфике, которую позволяет наметить подобное понимание; мы намеренно кратко излагаем клинику за счет максимально подробного обсуждения динамики, клиническое значение и терапевтическая эффективность которой компенсируют академическую бедность.

2. ПСИХОТИЧЕСКОЕ ОБЪЕКТНОЕ ОТНОШЕНИЕ

Не воспроизводя здесь полностью нормальное развитие объектного отношения (выходящего за рамки, которыми мы себя ограничили), мы должны все же указать место психоза в генетической эволюции индивида.

Представляется очевидным, что оно характеризуется преимущественно фиксацией и «непрохождением» предобъективного регистра, как его определяли эти авторы. Предполагается, что первоначально кормление участвует, если можно так выразиться, в способе слияния и идентификации с диффузной общностью, где пока еще не существует разделения между субъектом и его окружением, и где обмены воспринимаются не как приобретения (регистр обладания), а как простое расширение своего бытия. Таким образом, понятно доминирование в этом «диализе» механизмов поглощения и слияния, свойственных этому периоду и послуживших причиной его определения как принадлежащего к оральной фазе развития. Сразу же напомним, что под этим названием понимаются не только механизмы, но, прежде всего, уровень структурирования (и, значит, мышления). Эти механизмы избирательно запускают проявления орального типа (каким бы не был предполагаемый путь введения: рот, глаза, нос, анус, кожа и пр.). Они генетически предшествуют возможности различения внутреннего и внешнего (вместе с содержащимися в них границами и, естественно, пространством, которое они очерчивают, — основой будущего Я).

Способы функционирования этой системы, видимо, существенным образом связаны с появлением или уходом, управляемым двухполярным феноменом интроекции (помещение внутрь) или проекции (вынесение вовне), однако без возможности появления на этой стадии, преимущественно униполярной, образования, способного к истинному объектному дистанцированию, без дифференцирования между внутренней реальностью и окружающей средой. Сукцессивное повторение периодов отсутствия, а затем возвращения матери или человека, ухаживающего за ребенком, последовательно запускает галлюцинаторные периоды желаний (имеющих следствием недостаточность удовлетворения) и их дифференциацию от подлинного удовлетворения в реальном присутствии внешнего объекта, в котором нуждается ребенок. Чередование периодов удовлетворения и нужды соответствует чередующимся проявлениям влечений, в особенности пищевому влечению (однако не без присутствия на этой стадии переживаний иного порядка), чередующимся ощущениям наполненности и опустошенности, удовлетворенности и нехватки, стремящимся в норме организовать субъекта в функциональное единство как место испытаний и, если договаривать до конца, как субъекта.

Вначале это место – «единственно» в самом простейшем смысле (существует только субъект запечатления униполярного опыта кормления).

Повторение присутствия и отсутствия, связанного с удовлетворением и нехваткой, позволяет мало-помалу изолировать «субъекта чувствующего» от его внешнего полюса — субъекта, который вследствие этого оказывается вскоре отщепленным по функциональной линии разграничения, установленного возможным отсутствием, нехваткой (свойственной внешним элементам), и непосредственным характером восприятия (отграничивающим сектор, присущий субъекту и его внутренней среде).

У здоровых субъектов переход от диффузной и униполярной нарциссической ситуации к постепенному освоению биполярного субъект-объектного дистанцирования дает начало первым проявлениям автономизации Я, постепенно отделяющегося от окружающей среды. Существование «Я, отделенного от формирующего его объекта» (Лебовичи), означает переход от униполярного способа существования к объективной биполярности; этот переход отделяет то, что психоаналитики называют предобъектой ситуацией, характеризуя одноименный способ отношения к объекту, отличающегося от отношения, которое называется объектным, и которому свойственно разделение субъекта и объекта.

Счастливые достигают этого зрелого процесса, называемого персонализацией (Рекамье), равно размежевывающего переход в зону психотического функционирования и вход в невротическую или нормальную проблематику.

В плане психического функционирования формирование Я, отделенного от не-Я, делает, с одной стороны, возможной дифференциацию между внешней и внутренней (или фантазматической) реальностью, а с другой — оказывается современником способа бытия поведенческого, и, в особенности, психического, фундаментальным образом артикулированного на имплицитном признании субъекта, отделенного от объектов, на сепарации, способной быть выраженной в своем психическом содержании через репрезентации (отличающиеся от восприятия внешней реальности) и, наконец, вербально передаваемой. И именно это приобретение отделенного существования Я-личности у психотического пациента оказывается несостоятельным.

Мать психотика

Независимо от органических факторов, которые всегда могут вмешаться в расстройства психического развития, фактор воспитания и, следовательно, роль генетических элементов, в особенности ранних отношений с матерью (как с первым объектом структурирующей идентификации), оказывается крайне важной.

Совершенно особое место должно быть предоставлено в этой перспективе матери психотика, которая благодаря своей глубоко фундированной манере может поддерживать кормление, а позднее и самого пациента в ситуации, непригодной для облегчения зарождения личностных проявлений.

Гиперопекающая мать не позволяет ребенку достичь регистра желания, постоянно присутствуя (и предвосхищая малейшие желания, делая их, таким образом, несуществующими).