Категориальное мышление в праве: его значение Акашкин А. Ю

Вид материала

Документы

Содержание Демидова Е.Т. Использованные источники

Подобный материал:

• Предмет, метод и функции гражданского права, 751.43kb.
• В. А. Якушин Субъективное вменение и его значение в уголовном праве, 5419.54kb.
• Понятие «критическое мышление» и его характеристики, 304.37kb.
• Мышление и его патология Мышление, 686.03kb.
• Экзаменационные вопросы по дисциплине «римское право», 19.48kb.
• «Проблема формализма в праве: к вопросу о моменте возникновения права собственности, 44.82kb.
• «Языковое мышление» и его анализ, 266.61kb.
• Значение института юридического лица в современном российском праве и перспективы его, 242.69kb.
• Мышление, его виды и свойства. Мыслительные процессы; суждения и умозаключения, 144.6kb.
• План: Понятие мышления в психологии. Виды мышления, 126.54kb.

Демидова Е.Т.

Самарский институт бизнеса и управления, Россия


В Конституции РФ (ч. 3 ст. 123) закреплено, что судопроизводство в Российской Федерации осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон. Исходя из того, что принцип состязательности является формообразующим принципом уголовного процесса, можно заключить, что расширение состязательных начал российского уголовного процесса – не просто одно из основных направлений, а суть его реформы.

Одним из элементов принципа состязательности, организующим деятельность вышестоящих судебных инстанций, является правило: judex ne eat ultra petita partium – суд не может выйти за рамки требований сторон. Названное правило служит критерием, определяющим пределы прав вышестоящих судов, в которых, как известно, уголовное дело может проверяться либо в полном объеме (ревизионный порядок), либо в объеме требований, указанных в жалобе стороны. Ревизионный порядок рассмотрения уголовного дела стоит, прежде всего, на защите государственных интересов, в то время как проверка дела в пределах жалобы означает выражение интересов частноправовых.

На современном этапе развития уголовного судопроизводства, в условиях приоритета интересов личности над интересами государства (ст.2, 18, 46, 52 Конституции РФ), представляется нелогичным предоставление вышестоящему суду права пересматривать уголовное дело в ревизионном порядке. Ревизионное начало пересмотра уголовных дел в вышестоящих судах противоречит принципу состязательности, включающему в себя условие диспозитивного усмотрения сторон для защиты своих интересов в вышестоящих судах, следовательно, противоречит сущностным моментам процессуальной формы.

В действующем УПК законодатель не отказался полностью от ревизионного пересмотра уголовных дел в вышестоящем суде. Согласно ч.ч.1 и 2 ст.410 УПК надзорные жалоба или представление являются, как и в советском уголовном процессе, лишь поводом для того, чтобы суд имел возможность рассмотреть дело в полном объеме и в отношении всех осужденных.

Между тем, анализ отдельных норм УПК, регулирующих порядок пересмотра уголовных дел в судах надзорной инстанции, позволяет констатировать, что законодатель стремиться «усидеть на двух стульях», то есть, с одной стороны, соблюсти требования принципа состязательности, а с другой стороны, сохранить ревизионное начало надзорного производства как «средство диктата государственной воли по надзору и управлению судами нижестоящих инстанций в целях… реализации публичной судебной политики».

Так, одним из возможных решений, выносимых судами надзорной инстанции, является решение об оставлении надзорных жалобы или представления без удовлетворения, а обжалуемых судебных решений – без изменения (п. 1 ч. 1. ст. 408 УПК).

Формулировка указанного решения соответствует принципу состязательности, одним из элементов которого, как было сказано, является ограничение пределов пересмотра судебных решений в вышестоящем суде требованиями сторон, заявленными в жалобе (представлении). Подобное решение должно выноситься судом надзорной инстанции в том случае, если суд, проверив доводы жалобы или представления и материалы уголовного дела, придет к одному из выводов:

1) ошибки, на которые указано в жалобе или представлении, отсутствуют;

2) указанные ошибки имеют место, однако суд надзорной инстанции не вправе их исправить.

Однако действие ревизионного порядка пересмотра уголовных дел в суде надзорной инстанции обнаруживает случаи, когда суд оставляет надзорные жалобу или представление без удовлетворения, изменяя или отменяя при этом обжалованное судебное решение. Причины вынесения такого решения в том, что суд, не обнаружив ошибок, на которые указано в жалобе или представлении, устанавливает наличие иных ошибок, допущенных при производстве по данному делу.

Поскольку законом не предусмотрена возможность одновременного отказа в удовлетворении надзорных жалобы или представления и отмены или изменения судебного решения, то надзорная инстанция при вынесении таких решений ссылается на те пункты ст. 408 УПК, которые предусматривают отмену или изменение соответствующих судебных решений.

Судом надзорной инстанции выносятся также решения о частичном оставлении надзорных жалобы или представления без удовлетворения. Другими словами, надзорное ходатайство удовлетворяется в одной части с последующим изменением или отменой судебного решения и оставляется без удовлетворения – в другой.

При вынесении решений о частичном удовлетворении надзорных жалобы или представления надзорная инстанция также ссылается на пункты ст. 408 УПК, которые предусматривают отмену или изменение соответствующих судебных решений.

Суммируя сказанное, можно заключить, что формулировка п. 1 ч. 1 ст. 408 УПК не согласуется с ревизионным порядком пересмотра. Буквальное толкование данной нормы приводит к выводу, что она соответствует принципу состязательности: не установив для отмены судебных решений оснований, указанных в жалобе (представлении) сторонами, суд оставляет их без удовлетворения, не пересматривая других решений, имеющихся по данному уголовному делу. Однако, как показывает практика, возможны следующие варианты решения надзорной инстанции об оставлении надзорных жалобы или представления без удовлетворения: 1) оставить надзорные жалобу или представление без удовлетворения, отменить приговор, определение или постановление суда и все последующие судебные решения и прекратить производство по данному уголовному делу; 2) оставить надзорные жалобу или представление без удовлетворения, отменить приговор, определение или постановление суда и все последующие судебные решения и передать уголовное дело на новое судебное рассмотрение; 3) оставить надзорные жалобу или представление без удовлетворения и внести изменения в приговор, определение или постановление суда.

Таким образом, позиция законодателя по исследуемой проблеме достаточно противоречива в сущностных моментах процессуальной формы пересмотра уголовных дел в вышестоящих судах.

Для того чтобы устранить указанные противоречия в нормативном регулировании надзорного производства и привести его в соответствие принципу состязательности представляется необходимым высказать некоторые размышления по вопросу об элементах производства в вышестоящем суде.

Как известно, деятельность вышестоящего суда направлена на обнаружение и устранение судебных ошибок в целях защиты прав личности, вовлеченной в сферу уголовного судопроизводства. Очевидно, для того чтобы установить наличие или отсутствие ошибки (ошибок) в судебном решении, прежде всего, необходимо существование законного повода для ознакомления с ним. В состязательном процессе таковым является жалоба одной из сторон или представление прокурора. При наличии законного повода суд приступает к исследованию обжалованного судебного решения. Целью такого исследования является обнаружение ошибок или констатация их отсутствия. В результате исследования обжалованного судебного решения вышестоящий суд может придти к выводу, что оно является законным, обоснованным и справедливым. В этом случае суд оставляет такое судебное решение без изменения. Если же вышестоящий суд установит, что обжалованное судебное решение является незаконным, необоснованным или несправедливым, то он, если возможно, должен изменить или отменить его.

Полагаем, что деятельность суда по исследованию обжалованного судебного решения в целях обнаружения в нем ошибок или констатации их отсутствия можно обозначить термином «проверка», а по устранению ошибок – «пересмотр». В словаре С.И. Ожегова слово «пересмотреть» означает «рассмотреть заново с целью вынести иное решение» [1]. «Проверить» значит «удостовериться в правильности или ошибочности чего-либо; обследовать с целью надзора, контроля» [1]. Как видно, проверка и пересмотр – это различные виды деятельности вышестоящего суда. Вместе с тем, заметим, что грань, разделяющая их, столь прозрачна, что может приводить к выводу об отсутствии одного из элементов или о соединении их в один. Однако нам представляется такой вывод ошибочным, поскольку указанные виды деятельности отличаются преследуемой целью и содержанием итогового процессуального решения [2]. Так, целью проверки является обнаружение ошибок в судебном решении. Проверка всегда заканчивается оставлением обжалованного судебного решения без изменения. Пересмотр преследует иную цель ─ вынесение нового судебного решения, отменяющего или изменяющего ошибочное. Другими словами, при наличии законного повода вышестоящий суд сначала осуществляет проверку обжалованного судебного решения. Если в ходе такой проверки суд придет к выводу о его ошибочности, то суд отменяет или изменяет его, т.е. пересматривает.

Таким образом, производство в вышестоящих судах состоит из следующих элементов: возбуждение соответствующего производства (апелляционного, кассационного, надзорного); проверка обжалованных судебных решений; пересмотр ошибочных судебных решений. При этом наличие всех трех элементов не обязательно. Производство может закончиться проверкой по ряду причин: 1) суд констатировал отсутствие ошибок в проверяемом судебном решении, а, следовательно, и отсутствие оснований к пересмотру; 2) суд обнаружил судебные ошибки, однако, не имея реальной возможности к их исправлению, например, в силу действия принципа запрета поворота к худшему, оставил обжалуемое судебное решение без изменения, т.е. без пересмотра.

Очевидно, что, обнаружив судебную ошибку и не имея возможности к ее исправлению, суд не должен оставлять такую ошибку без внимания, а результаты своей проверочной деятельности без последствий. Нарушения и ошибки, допущенные нижестоящими судами, должны обобщаться и опубликовываться с целью недопущения подобных ошибок в будущем. Тем самым вышестоящий суд будет решать «политическую» задачу – давать разъяснения по вопросам судебной практики.

В современной России задача по обобщению и разъяснению правоприменительной практики приобрела особое значение в связи с принятием УПК. Как отмечает руководитель рабочей группы «Мониторинг введения в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» Е.Б. Мизулина, в ходе мониторинга выявлены факты, связанные с ошибочным применением норм УПК. Причинами указанных ошибок явились: размытость правовой идеологии правоприменителей, стремление приспособить новый УПК к старому привычному порядку судопроизводства, неверное понимание правоприменитетелей смысла и назначения уголовного судопроизводства. Е.Б. Мизулина справедливо отмечает, что необходимым условием обеспечения эффективности уголовного судопроизводства является единообразие в понимании и толковании уголовно-процессуального закона внутри корпоративного сообщества судей, прокуроров, следователей, дознавателей [3].

Вместе с тем, задачу надзорного производства по обеспечению единообразия судебной практики нельзя признать первоочередной. Россия еще только учится демократии, основополагающими элементами которой являются признание и защита прав личности. В нашем обществе происходит возрождение идей правового государства, разделения государственной власти и выделения в ее отдельную ветвь судебной власти, призванной служить инструментом самоограничения государства [4]. Происходящее в течение последнего десятилетия постепенное превращение судебной системы в эффективный механизм разрешения правовых конфликтов и возрастание значения правосудия как средства восстановления и защиты прав и свобод личности свидетельствуют о том, что первоочередной задачей надзорного производства является не обобщение судебной практики, а исправление судебных ошибок в целях обеспечения судебной защиты прав личности, вовлеченной в сферу уголовного судопроизводства.

Возникает вопрос: возможно ли такое нормативное регулирование надзорного производства, которое позволяло бы эффективно решать и задачу по исправлению судебных ошибок и по обеспечению единообразного понимания и применения закона всеми судами государства, не нарушая при этом принципа состязательности и используя возможности ревизии? Представляется, что достижение такого результата возможно, если в надзорной инстанции принцип ревизии будет действовать лишь при проверке уголовного дела, пересмотр же судебного решения будет осуществляться исключительно в рамках заявленных сторонами требований. Для этого необходимо внести изменения в ст.410 УПК, дополнив ее ч.2-1 следующего содержания: «Суд надзорной инстанции пересматривает уголовное дело лишь в той части, в которой оно обжаловано».


Использованные источники

1. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. 4-е изд., дополненное.- М.: Азбуковник, 1999. - С.510.

2. Любую деятельность характеризуют такие качества, как: цель, средства и результат. Именно этими качествами одна деятельность отличается от другой. См.: Краткий философский словарь / Под ред. А.П. Алексеева.- М., 1997.- С.78.

3. Мизулина Е.Б. Реформа уголовного правосудия в России: год после принятия нового УПК // Судебная реформа и становление правового государства в Российской Федерации (по материалам международной научно-практической конференции) / Под общ. ред. Комаровского В.С., Мизулина М.Ю. - М., 2003. - С.16-23.

4. Судебная власть. Под ред. И.Л. Петрухина. - М., 2003. - С.27.


Правовая коллизия прохождения военной службы по контракту в РФ иностранными гражданами


Дергачева А.А.

Невинномысский институт экономики, управления и права, Россия


В настоящее время в связи с принятием Федерального закона "О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты Российской Федерации" от 11 ноября 2003 года № 141-ФЗ, который вступил в силу 18 ноября 2003 года, на военную службу по контракту в Вооруженные Силы РФ разрешено поступать и иностранным гражданам. В новой редакции Федерального закона "О воинской обязанности и военной службе" (п. 2 ст. 2) теперь содержится положение о том, что прохождение военной службы осуществляется: "...гражданами по призыву и в добровольном порядке (по контракту); иностранными гражданами - по контракту на воинских должностях, подлежащих замещению солдатами, матросами, сержантами и старшинами в Вооруженных Силах Российской Федерации, других войсках, воинских формированиях и органах".

В данном случае по отношению к Конституции Российской Федерации вопрос решен законодателем, мягко говоря, не вполне корректно. Здесь уместно вновь обратиться к конституционно-правовой норме, изложенной в ч. 2 ст. 59 Конституции Российской Федерации: "Гражданин Российской Федерации несет военную службу в соответствии с федеральным законом". Таким образом, нормативно-правовой акт, обладающий высшей юридической силой, совершенно конкретно и однозначно определяет субъект военно-служебных отношений в Российской Федерации - это "гражданин Российской Федерации". Следовательно, законодатель, приняв решение о прохождении военной службы в Российской Федерации иностранными гражданами, определил еще одного субъекта данных правоотношений - иностранного гражданина, чем существенно превысил свои полномочия. Более того, внеся изменения в Федеральный закон "О системе государственной службы Российской Федерации", которыми так же иностранные граждане допускаются к поступлению в Вооруженные Силы Российской Федерации по контракту (ст. 18.1), законодатель создал явную правовую коллизию.[1]

Во-первых, указанным Федеральным законом определено: "Государственная служба Российской Федерации (ст. 1) - профессиональная служебная деятельность граждан Российской Федерации по обеспечению исполнения полномочий: Российской Федерации; федеральных органов государственной власти, иных федеральных государственных органов; субъектов Российской Федерации...", - следовательно, этой правовой нормой определен конкретный субъект данных правоотношений - гражданин Российской Федерации, что полностью соответствует конституционно-правовой норме.

В данном законе установлено, что военная и правоохранительная службы являются видами федеральной государственной службы. Таким образом, требования к лицам, которые могут быть допущены к государственной службе, должны быть идентичными. Таким образом, вновь и вновь федеральным законом устанавливается единственный (безальтернативный) субъект правоотношений исполнения обязанностей государственной (в том числе военной) службы - гражданин Российской Федерации. К слову, полностью в соответствии с Конституцией Российской Федерации.

Все изложенное выше показывает, что пока никаких противоречий и коллизий в указанной части нормативно-правового акта нет. Но 11 ноября 2003 года в данном нормативно-правовом акте появилась правовая норма, не укладывающаяся в логическое осмысление указанного Федерального закона.

В нарушение самой структуры и логической последовательности нормативного акта, презрев требования юридической техники, законодатель дополняет главу 3 ("Система управления государственной службой") новой статьей (18.1), которой устанавливает: "В Российской Федерации в соответствии с федеральным законом предусматривается поступление иностранных граждан на военную службу по контракту и прохождение ими военной службы. На указанных граждан распространяются положения настоящего Федерального закона, определяющие правовые основы государственной службы Российской Федерации". Следовательно, устанавливается еще один субъект военно-служебных правоотношений. Таким образом, законодатель противопоставляет одну правовую норму одного и того же нормативно-правового акта другой норме, чем создает явную правовую коллизию. При этом, не просто позволяя вольно интерпретировать юридическую характеристику субъекта данных правоотношений, а по сути дела определяя еще одного субъекта регулируемых общественных отношений.

Данным некорректным способом внесения изменений в нормативный акт законодатель пренебрегает такими внутренними свойствами права, как специфическая структура (строение) правовых норм и юридическая техника их внешнего оформления, нарушает неотъемлемую черту права - формальную определенность, т.е. точность, четкость, емкость, стабильность правовой норм[2]. Здесь уместно уточнить, что ст. 18 указанного выше Федерального закона имеет название: "Финансирование государственной службы и программы ее реформирования и развития", следовательно, ст. 18.1 как минимум должна соответствовать содержанию и смыслу статьи, подразделом которой она является. Создается впечатление, что законодатель просто не знал, в какое место нормативного акта поместить данную норму, настолько она не вписывается ни в юридический смысл, ни в его структуру.

Более того, Конституция Российской Федерации (п. 4 ст. 32), определяя субъект правоотношений, наделенный правом проходить государственную службу в Российской Федерации, устанавливает: "Граждане Российской Федерации имеют равный доступ к государственной службе". В данном случае, так же как и в ст. 59, Конституция РФ выражается вполне определенно, без всякой двусмысленности и разночтения, предоставляя право проходить государственную службу исключительно гражданам РФ.

Кроме того, данной нормой напрямую затрагивается правовой институт статуса личности. Ведь с точки зрения Конституции РФ наличие гражданства является основанием для обладания целым комплексом юридических прав и обязанностей (имеющих в конституционном праве наименование политических). Определение конкретного права, до этого предоставляемого только гражданам, влечет за собой изменение юридической характеристики статуса гражданина РФ, важной составляющей которой до недавнего времени была исключительная возможность исполнять обязанности военной службы.

Все вышеизложенное позволяет усомниться, что данные правоотношения (военно-служебные и государственно-служебные) окончательно урегулированы правом. Налицо правовая коллизия, которую необходимо разрешать.


Использованные источники

1. Григорьев И.В. Автореферат диссертации на соискание научной степени кандидата юридических наук «Механизм реализации конституционной обязанности граждан Российской Федерации по защите отечества путем заключения контракта о прохождении военной службы». –– Москва, 2008. – с.45
   
2. Григорьев И.В. Правовая природа контракта о прохождении военной службы // Актуальные вопросы российского права. – 2006. – №2. – С. 56-69
   

Закрепление и реализация культурных прав и свобод человека в Российской Федерации


Джамбатов А. А.

Невинномысский институт экономики, управления и права, Россия


Традиционно в отечественной юриспруденции изучение правового регулирования отношений в области культуры связано с анализом механизмов охраны культурного наследия [1], противодействия преступным посягательствам на культурные ценности [2], гражданского оборота культурных ценностей [3].

Центральное место в законодательстве о культуре занимает институт прав и законных интересов человека. В данном случае имеются в виду культурные права человека, которые как разновидность прав человека получили признание в международном праве и национальном законодательстве. В соответствии со ст. 15 Международного пакта от 16 декабря 1966 г. «Об экономических, социальных и культурных правах» государства признают право человека на участие в культурной жизни, пользование защитой моральных и материальных интересов, возникающих в связи с любыми научными, литературными или художественными трудами, автором которых он является. На международном уровне был принят целый ряд документов, направленных на обеспечение и защиту авторских и смежных прав. Другое направление правотворческой деятельности различных международных организаций связано с формированием механизмов охраны различных культурных ценностей (культурного наследия), что должно обеспечить возможность участия человека в культурной жизни.

В России культурные права имеют статус конституционных (основных). Конституция РФ, следуя международному праву, отдельно выделяет свободу творчества как элемент конституционного статуса человека (ч. 1 ст. 44). Отдельная норма посвящена правам, связанным с освоением достижений культуры (доступ к культурным ценностям и пользование учреждениями культуры). В целом, закрепляемые в ст. 44 Конституции РФ права характеризуют участие человека в культурной жизни.

На институт прав и законных интересов человека «завязаны» все другие институты законодательства о культуре, права человека представляют собой их основу. Государственное управление в области культуры должно быть направлено в первую очередь на обеспечение культурных прав человека, создание возможностей для творческой самореализации человека, получения им возможности освоить достижения культуры. Институт государственной поддержки призван сформировать благоприятные условия для культурной деятельности. Охрана культурных ценностей как публичная функция имеет смысл в том случае, если человек имеет доступ к памятникам культуры и истории.

Культурные права и свободы человека могут быть связаны с активной ролью человека как творца культурных ценностей и ролью, условно говоря, их потребителя. Это предопределяет и специфику правового режима. В первом случае характерным признаком является минимизация участия государства, органов исполнительной власти в управлении данным направлением культурной деятельности. В основном усилия государственных структур ориентированы на защиту авторских прав, пресечение правонарушений в данной сфере и привлечение виновных к ответственности (в том числе и уголовной). Законодательное регулирование положения человека как автора или обладателя смежных прав основано в первую очередь на гражданско-правовых методах.

Вопросам авторского права традиционно уделяется значительное внимание в юридической доктрине, и проблемы, связанные с реализацией авторских и смежных прав, активно освещаются на страницах юридических журналов, в монографических исследованиях, учебниках и учебных пособиях.

В этом плане не повезло другим культурным правам, закрепленным в Конституции РФ. В теории вопрос об их нормативном содержании и о месте в механизме правового регулирования культурной деятельности практически не разработан. В основном исследователи акцентируют внимание на конституционных гарантиях свободы творческой деятельности. Это вполне естественно, учитывая советский опыт достаточно жесткой регламентации культурной деятельности с целью обеспечения идеологического единообразия. Вместе с тем на современном этапе, как представляется, на первое место выходит именно проблема обеспечения участия граждан в культурной жизни, в частности создания условий для пользования учреждениями культуры и доступа к культурным ценностям. Именно такая постановка вопроса определяется проводимыми реформами (федеративной, административной, муниципальной и бюджетной).

Права пользования учреждениями культуры, доступа к культурным ценностям формируют другую правовую модель (и в законодательном отношении, и в плане государственного управления), отличную от той, которая характерна для авторского права. Специфика заключается в повышении активности органов исполнительной власти, которые формируют фонды культурных ценностей, обеспечивают их учет, охрану и доступ к ним. Значительная роль в этом принадлежит также государственным организациям культуры. Соответствующая законодательная база насыщается нормами, имеющими административно-правовую природу. В данном случае публичные начала превалируют в правовом регулировании.

Провозглашаемый Конституцией РФ доступ к культурным ценностям в законодательстве реализуется несколькими путями. Первый из них заключается в конкретизации данного конституционного права применительно к отдельным видам культурных ценностей. Так, в Законе о Музейном фонде РФ и музеях музейные коллекции и музейные предметы, включенные в Музейный фонд РФ, объявляются открытыми для доступа граждан (ст. 35). В соответствии с Законом об объектах культурного наследия каждый имеет доступ к этим объектам (ст. 7). В качестве обеспечения доступности культурных ценностей соответствующая обязанность может одновременно возлагаться на собственников или владельцев культурных ценностей. В названном выше Законе о памятниках истории и культуры закрепляется подобное условие пользования объектом культурного наследия. Согласно п. 3 ст. 52 этого Закона объект культурного наследия, включенный в государственный реестр, используется с соблюдением ряда требований, среди которых и требования обеспечить доступ к объекту. Условия доступа согласовываются с соответствующим органом охраны объектов культурного наследия.

Другой способ обеспечения открытости и публичности объектов культурных ценностей связан с соблюдением гражданином определенных формальностей. Например, право пользования библиотечными фондами может быть обусловлено необходимостью приобретения статуса пользователя конкретной общедоступной библиотеки. Для этого достаточно предъявить документ, удостоверяющий личность. Став пользователем, гражданин получает право на бесплатное предоставление ряда услуг: получение полной информации о составе библиотечных фондов; получение консультационной помощи в поиске и выборе источников информации; получение во временное пользование любого документа из библиотечных фондов (ст. 7 Закона о библиотечном деле).

Важное значение придает законодатель и такому аспекту рассматриваемого конституционного права, как информационная доступность. Обладание информацией о том или ином объекте, представляющем культурную ценность, позволяет человеку осознанно выбирать те из них, которые его интересуют. Это также создает условия для определенного контроля за органами власти или организациями, обязанными предоставить возможность ознакомления с культурными ценностями.