Ж. В. Борисевич методист Обласного навчально-методичного центру підвищення кваліфікації працівників культосвітніх закладів, викладач-методист Дергачівської дитячої музичної школи
Вид материала | Документы |
Содержание«фатум-аккорд» в музыке ф. шопена Ж. в. борисевич Г. г. газдюк |
- Міжнародні зв’язки Обласного навчально-методичного центру підвищення кваліфікації працівників, 88.85kb.
- Програма та навчально-тематичний план курсів підвищення кваліфікації Укладач, 238.21kb.
- Заступник голови комісії, проректор з навчально-методичної роботи Сумського оіппо,, 191.86kb.
- План роботи навчально-методичного центру підвищення кваліфікації, 820.25kb.
- Управління культуриі туризму харківської обласної державної адміністарції обласний, 845.09kb.
- Вниманию учителей информатики, которые аттестуются на присвоение звания «Учитель-методист», 67.82kb.
- 1 Підвищення кваліфікації педагогічних працівників (стажування, курси підвищення кваліфікації,, 192.78kb.
- Концепція реформування донецького обласного центру перепідготовки та підвищення кваліфікації, 336.9kb.
- План роботи районного методичного об’єднання вчителів етики на 2011/2012 навчальний, 104.95kb.
- План роботи районного методичного об’єднання вчителів предметів суспільно-гуманітарного, 154.05kb.
Г. И. Ганзбург
«ФАТУМ-АККОРД» В МУЗЫКЕ Ф. ШОПЕНА
Созвучие, о котором пойдет речь, считается характерным индивидуальным признаком стиля П. И. Чайковского. Исследователи гармонии давали этому созвучию разные имена, по-разному трактовали его смысл и функциональную принадлежность. Наиболее выразительна формулировка Н. Туманиной, называвшей его «гармония смерти» или «аккорд смерти».1 Речь идет об альтерированном септаккорде на повышенной IV ступени минора (и всех его обращениях) при разрешении в тонику. В наших предыдущих публикациях это созвучие названо «Фатум-аккордом»2.
В этом вопросе еще остается немало таких фактов, которые пока недоосмысленны наукой. Полезным было бы исследовать случаи использования фатум-аккорда во всех индивидуальных композиторских стилях, не зависимых от влияния Чайковского. В частности, несомненна историческая важность того, что аккорд, который тогда еще не стал лейтгармонией Чайковского, побывал «в руках» у Шопена. Такое, разумеется, не прошло бесследно ни для аккорда, ни для шопеновских произведений. С одной стороны, аккорд оставил заметные следы во многих пьесах, повлияв на психо эмоциональную окраску некоторых важных моментов музыки Шопена, а, с другой стороны, — сам аккорд получил новый дополнительный семантический заряд и теперь несет на себе явные следы того, что впрессовалось под сильным эмоциональным напором в сокровенных непроницаемых глубинах шопеновской души. Приведу несколько примеров.
В Прелюдии Шопена e-moll (Op. 28 №4) использован sIV7+1 в основном виде и полном четырехзвучном изложении. Появление его совпало с резким изменением характера движения (вернее сказать, стало причиной изменения): после 22-х тактов непрерывной пульсации восьмыми — внезапно пульс прерывается, аккорд устанавливается на половину такта и (как это свойственно звукам фортепиано) — угасает, после него — пол-такта абсолютной тишины (пауза на фермате). А в последних двух тактах нарочито обособленно дается на pianissimo заключительная кадансовая формула в хоральной фактуре: скорбное траурное отпевание подобное тем, что интонируються на словах «вечный покой» (= Requiem).
Чем же был этот странный 23-й такт, наполненный звучанием лишь одного неподвижно застывшего аккорда и долго длящейся гнетущей тишиной после него? Это было прекращение жизни, оцепенение при взгляде в бездну, явственное ощущение конца... «Аккорд смерти», который энгармонически совпадает здесь с третьим обращением малого мажорного септаккорда, создает парадоксальный фоно-семантический эффект, который можно назвать «скорбным благозвучием» (выражение Томаса Манна, относящееся к 7-му Ноктюрну Шопена), или даже «болезненным благозвучием». С точки зрения формы, 23-й такт был как-будто лишний, чужой, привнесенный: без него период состоял бы из двух симметричных построений, в каждом из которых по 12 тактов, а с ним симметрия грубо нарушена, пропорции искажены.
Появление септаккорда IV повышенной степени оказывается в этой Прелюдии главным событием, к которому вело всё предшествующее развитие, начиная от настойчивого повторения интонации lamento в мелодии. (Тяготение шестой ступени минора к пятой порождает интонацию плача; при появлении альтерированной IV ступени, эта смыслообразующая интонация, участвует в разрешении уменьшенной терции или увеличенной сексты и становится здесь элементом плагального оборота с участием «аккорда смерти».) Таким образом, «аккорд смерти» в данном произведении действует как ведущий инструмент гармонической техники Шопена.
Случай такого использования альтерированной субдоминанты у Шопена не единичен. В полном виде «аккорд смерти» появляется, например, в Мазурках №№ 36, 43, 47, 51.
Оборот sIV7+1—I в 47-й Мазурке (такты 4-5, 12-13 и аналогичные) каждый раз приводит к разрыву фактуры: после разрешения «аккорда смерти» в тоническое трезвучие временно исчезает танцевальный аккомпанемент, мелодия будто становится одиноким голосом человека, чье сознание отключилось от звуков внешнего мира и сосредоточилось на глубинных мучительных предчувствиях надвигающейся беды.
Несколько иной прием композиторской техники Шопена — применение не целостного аккордового комплекса, а лишь отдельных элементов «гармонии смерти». Последние могут нести ту же семантическую нагрузку, что и полный аккорд и производят не меньшее влияющее действие на восприятие слушателей.
Чтобы обнаружить механизм, который дает возможность отдельным звукам действовать вместо полного аккордового комплекса, нужно осознать, какой именно элемент «аккорда смерти» ответственен за его специфическую семантику. Характерной особенностью указанного аккорда выступает интервал уменьшенной терции (или увеличенной сексты). По словам Оголевца, движение мелодии по звукам уменьшенной терции порождает интонацию «смертельных предчувствий, смерти вообще»3. Один из двух звуков, которые образуют уменьшенную терцию — VI степень минора, назовем этот звук «tonus lamentum» (так как его разрешение в V ступень дает так называемую «интонацию ляменто»). Ламентация — это не смерть, а всего только плач. Остается второй звук (повышенная IV ступень минора), именно он и предопределяет «смертельное», «фатальное» действие аккорда. Назовем этот звук «tonus mortalis».
Итак, при определенных обстоятельствах, одна лишь IV повышенная ступень минора может коренным образом изменить эмоциональное настроение и колорит музыки, придать печальную, трагическую окраску. Этим звуком, будто наконечником раздвижного удлиненного инструмента, музыкант может притронуться к чувствительной болевой точке, которая скрыта далеко в душевной глубине. По теории Г. Катуара, тон, который образует «интервал высшего порядка» — уменьшенную терцию, вошел в ладотональность значительно позднее других ступеней звукоряда, так как возник благодаря добавлению нового звена (одиннадцатого или двенадцатого) к квинтового цепочке4. (Катуар полагал, будто квинтовая цепочка наращивалась и удлинялась постепенно на протяжении многих столетий, что и стало фактором расширения возможностей музыкального воздействия на слушателя.)
Ф. Шопен оперирует IV повышенной ступенью минора таким образом, что морталис может быть применен отдельно от других элементов «гармонии смерти». Например, перед окончанием a-moll'ной Мазурки № 36 (Ор. 59 №1) Шопен раньше берет в басу tonus mortalis (такт 114) и лишь через пять тактов добавляет к нему tonus lamentum (такт 119). «Аккорд смерти», образовавшийся в этот момент, будет иметь отсроченное и полифонически замаскированное разрешение в тонику еще позднее — в такте 123-м. К такому финалу вели сложные гармоничные перипетии. Сначала композитор ведет тему по звукам мелодичного минора, где вообще отсутствующий «тон плача» (fis вместо f), а потом осторожно на миг дотрагивается до ляментума на слабой доле (такт 4). В 24-25 тактах «тон плача» разрешается через «тон смерти», в тактах 58-59 и 66-67 мелодичный ход баса по звукам уменьшенной терции создает полный «аккорд смерти» (по отношению к h-moll), что сразу зеркально имитируется верхним голосом. I лишь перед концом пьесы морталис начинает действовать самостоятельно, даже доминировать, заняв позицию органного пункта. Особый эффект на завершающей стадии имеет раздельное, неодновременное действие обоих тонов. Морталис несколько раз подряд повторяет свой обычный ход на полутон вверх (такты 124-127). Такое длительное нагнетание подталкивает события к неординарному повороту: ляментум, гармонизованный доминантовым нонаккордом, где он является ноной, вместо того, чтобы двинуться вниз (как ему свойственно), то есть жалобно поникнуть, неожиданно, вопреки тяготению уходит вверх. Создается эффект сдерживаемого плача или неизбывного страдания и боли, не находящей успокаивающего разрешения.
В a-moll'ной Мазурке №49 (Ор. 68 №2) морталис действует как самостоятельный элемент, который придает горечь и оттенок сожаления. Этот звук всякий раз подчеркивается трелью и акцентом, что создает синкопу.
Целью этих средств является семантическое акцентирование, ради которого композитор многократно намеренно прикасается к определенному «месту» на ладотональной шкале, а тем самым и к определенной болезненно чувствительной струне в духовном организме слушателя. Ляментум в этом случае вообще не понадобился.
Образцы применения не всего созвучия полностью, а только отдельных элементов «аккорда смерти» у Шопена — Мазурки №№ 1, 2, 13, 14, 22, 32, 40, Прелюдия № 20.
Как видим, будущая лейтгармония Чайковского — как целостный звуковой комплекс (фатум-аккорд) и как отдельно действующая главная его составная часть (tonus моrtаlіs)— почти на полстолетия раньше была важной лексемой музыкального языка, семантически емким элементом гармонической техники, неотъемлемым атрибутом стиля Ф. Шопена.
Ж. В. БОРИСЕВИЧ
ИЗ ОПЫТА ПРОВЕДЕНИЯ ОЛИМПИАДЫ ПО МУЗЫКАЛЬНОЙ ЛИТЕРАТУРЕ «ФРИДЕРИК ШОПЕН» В ШЕВ
2010 год – юбилейный год Фридерика Шопена. В этом году исполнилось 200 лет со дня рождения гениального польского композитора. В связи с этим событием 14 марта на базе Лицея искусств № 133 Областным учебно-методическим центром повышения квалификации работников культуры была проведена областная олимпиада по музыкальной литературе «Фридерик Шопен» среди учеников детских музыкальных школ и школ искусств Харькова и Харьковской области. Проведение олимпиады – дань памяти великому композитору, популяризация произведений Ф. Шопена, её целью являются пропаганда классической мировой музыки, активизация творческой деятельности преподавателей, их творческое общение, обмен опытом. Олимпиада объединяет вокруг себя юных музыкантов, даёт им возможность продемонстрировать знание биографии и творческого наследия Ф. Шопена, открывает новые имена талантливых учеников.
В составе жюри - ведущие музыковеды Харьковщины: кандидат искусствоведения, заведующая предметно-цикловой комиссией «Музыкальная литература» Харьковского музыкального училища имени Б. Лятошинского Г. Г. Газдюк (председатель), кандидат искусствоведения, доцент Харьковского гуманитарно-педагогического института О. А. Верба, педагог-методист Харьковского музыкального училища М. Б. Лупандина, заместитель директора Областного учебно-методического центра повышения квалификации работников культуры Т. В. Авдеева.
Олимпиада за последние 5 лет была самой многочисленной по количеству участников. Олимпиада состоит из двух частей: письменная часть. Ученики отвечают на вопросы и задания о жизни и творчестве Шопена в объёме учебной программы по музыкальной литературе для детских музыкальных школ Украины, письменно отвечают на вопросы музыкальной викторины, включающей мазурки, полонезы, вальсы, ноктюрны, прелюдии, этюды и другие произведения Шопена.
Вторая часть олимпиады: творческое состязание команд учеников музыкальных школ и школ искусств в форме музыкально-литературной композиции.
Вопросы и задания областной олимпиады «Фридерик Шопен» опубликованы во Всероссийском информационно-аналитическом журнале «Музыкальное просвещение» (№ 3, 2011 год) и будут переданы в дар музеям Фридерика Шопена на его родине в Желязовой Воле (Польша), в Варшаве, в музей Фридерика Шопена и Жорж Санд в Вальдемозе (остров Майорка, Испания).
Г. Г. ГАЗДЮК
«ВАЛЬС ШОПЕНА» В ВОКАЛЬНОМ ЦИКЛЕ «ЛУННЫЙ ПЬЕРО»
А. ШЕНБЕРГА
Когда противоположности соединяются
в общем суждении, рождается парадокс
М.Эпштейн
Шопен и Шенберг – личности абсолютно разные и во многом противоположные. Шопен опирался на сложившуюся музыкальную традицию романтизма, был апологетом фортепиано, а Шенберг законно считается новатором и авангардистом, создателем новой композиторской техники, отразившей искания композиторов ХХ в. Что может объединять музыку этих великих композиторов, принадлежавших к разным эпохам и национальным школам? Шенберг был крайне избирательным в своих музыкальных пристрастиях и среди любимых композиторов ХIХ в. называл имена Вагнера, Брамса, Малера. Несмотря на эти обстоятельства, единичное и уникальное «пересечение» Шопена и Шенберга мы находим в знаменитом вокальном цикле Шенберга «Лунный Пьеро». Остановимся на нем подробнее.
Вокальный цикл «Лунный Пьеро» (opus 21) был написан композитором в 1912 году и относится к атональному периоду. Это произведение стало культовым не только для творчества Шенберга, но и в контексте авангардной музыки ХХ в. Не случайно его называют «солнечным сплетением, солью музыки ХХ века» (Стравинский), «произведением-сфинксом» (О. Кришталюк), «ключом к пониманию явлений современной музыки» (М. Элик). Еще при жизни Шенберга вокальный цикл приобрел скандальную славу, тем не менее композитор считал его одним из лучших произведений, имеющих «безусловный успех»*5. Показателен тот факт, что в 1997 г. в Австрии была проведена научная конференция, посвященная исполнительским и исследовательским проблемам в вокальном цикле Шенберга.
«Лунный Пьеро» был написан по заказу драматической актрисы Альбертины Цеме для ее бенефиса и ей же посвящен. Цеме выступала в модном в то время жанре чтения стихов под музыку в литературном кабаре. Она предложила Шенбергу 50 стихотворений бельгийского поэта Альбера Жиро в переводе на немецкий О. Э. Хартлебена. Текст увлек Шенберга, что видно по записи в дневнике композитора от 28 января 1911 г.: «Стихи меня вдохновляют. Отличная идея, целиком в моем духе»*6. Начало работы приходится на 12 марта, завершение – на 9 июля 1912 г. Из 50 текстов Шенберг отбирает 21 и группирует их в три части, не случайно в партитуре появляется подзаголовок «трижды семь стихотворений». Необычность и новаторство «Лунного Пьеро» раскрыты во многих работах*7. Напомним лишь основные моменты.
В вокальном цикле ярко и наглядно воплощается эстетика экспрессионизма, во многом обусловленная образной спецификой текста. Исследователи отмечают, что опорой для Шенберга послужил не оригинал Жиро, а свободный перевод Хартлебена. Его образность многопланова: «проникновенная лирика и напряженная экспрессия; легкая ирония, бурлеск и грубый гротеск; патетические проповеди и жанровые сценки; импрессионистические акварели и фантастические офорты»*8. В поэтическом тексте нет сюжета, но его единство обусловливают два персонажа – Пьеро и луна, трактованная либо как индивидуализированный герой, либо как атрибут ночного пейзажа. М. Элик считает, что Пьеро – «это наследник романтической традиции шумановских циклов, потомок героев Шуберта и Малера»*9, но предстающий в множестве обличий, масок, «двойников».
Для раскрытия необычного содержания композитор использует новаторские средства: особый тип вокального интонирования, названный автором Sprechgesang и представляющий нечто среднее между пением и речью, и ансамбль из восьми инструментов*,10 которые нигде не играют тутти. Индивидуализированное использование тембров в цикле обусловлено в первую очередь колоритом самого текста, где господствует ночной пейзаж как в светлых, серебристо-лунных тонах, так и в мрачных, багряно-черных. Тонко улавливая красочность поэтических строк, композитор создает тембровую звукопись посредством его нового оркестрового стиля Klangfarbenmelodie*.11 Отметим, что светлые краски преобладают в крайних частях цикла, а в средней колорит существенно сгущается.
Обратимся к номеру «Вальс Шопена». Он находится в первой части под номером пять и приходится на точку золотого сечения. Сам факт использования данного стихотворения достаточно показателен (напомним, что Шенберг отобрал из 50 стихов только 21), хотя совершенно очевидно, что в этом номере стилизация отсутствует. Чтобы разобраться с особенностями музыкального «прочтения» Шопена Шенбергом, проанализируем поэтический текст. Приведем его полностью в русском переводе М. Элик:
Точно бледный, блеклый цвет
Крови на устах больного,
Проступает в этих звуках
Прелесть гибельных страстей.
Дикий всплеск аккордов рушит
Лед отчаянья и сна –
Словно бледный, блеклый цвет
Крови на устах больного.
Пламя счастья, боль томленья,
Грусть утраты в хмуром вальсе –
Никогда не покидают,
Держат в плену мои мысли,
Точно крови блеклый цвет.
Трактовка музыки Шопена в поэтическом тексте Жиро-Хартлебена весьма необычна и порой парадоксальна. С одной стороны, ощущается вихревая энергетика вальса и связанных с этим романтическим танцем страстных эмоций. С другой, музыка Шопена предстает в болезненно-изломанном ключе и напоминает изощренные параноидально-навязчивые субъективные ассоциации (бледный цвет крови, больной), вызванные воспаленным воображением поэта. Вряд ли музыка Шопена (особенно его вальсы!), необычайно гармоничная, возвышенная и мелодичная, могла пробуждать подобные эмоции у слушателей рубежа ХIХ-ХХ вв., однако такой специфический взгляд на Шопена был продиктован особенностями эстетики эпохи декаданса, что нашло отклик и в музыке Шенберга. Совершенно очевидно, что глава нововенской школы не интересовался музыкой польского композитора*12, хотя нельзя исключить определенный слуховой опыт Шенберга в отношении произведений Шопена вследствие их популярности, а также распространенности вальса, особенно в Вене, где Шенберг провел большую часть своей жизни до эмиграции в Америку.
Обратимся к музыке № 5 вокального цикла «Лунный Пьеро».
Как известно, цикл был написан в атональный период, ставший переходным между тональной системой предыдущего этапа творчества Шенберга и додекафонией последнего периода. Сам композитор активно возражал против термина «атональность» и называл эту музыкальную систему «эстетикой избегания»*13. Главным принципом этой системы становится тотальное избегание всех фундаментальных закономерностей музыкального языка ХIХ в. В результате исчезает генеральная дихотомия гармонии «консонанс – диссонанс» и связанные с нею категории «устойчивости – неустойчивости». «Эмансипация диссонанса» (Шенберг) выступает главным критерием нового музыкального языка, раскрывающего новизну образного строя искусства ХХ в.
Музыкальный язык «Вальса Шопена» не является исключением. Исполнительский состав в этом номере включает голос (Sprechstimme)*14, флейту, кларнет (который сменяется бас-кларнетом в 32-м такте) и фортепиано. Взаимодействие партий базируется на контрапунктическом принципе, где каждый голос самостоятелен, независим от другого (это касается и партии Sprechstimme). Характеристика гармонии общего многоголосного звучания связана с диссонантностью, которая отличается смягченным звучанием в экспозиционном разделе и Заключении и большей остротой, насыщенностью, резкостью в Середине и Репризе (об особенностях музыкальной формы будет сказано ниже). Отметим опору на полиаккордовые структуры, приводящие к образованию септ-, нон- и децимаккордов с расщепленными тонами (терции, квинты, септимы), которые являются своеобразным хроматическим утолщением.
Несмотря на диссонантность гармонии Шенберг пытается воссоздать жанровые атрибуты вальса. К ним можно отнести особенности мелодики и ритма. Наиболее ярко танцевально-закругленный тип рисунка представлен в партиях флейты и кларнета, где у первого инструмента обнаруживается дробное мотивное строение (импульсивность, нервозность), а мелодика кларнета отличается большей широтой, протяженностью, намеком на кантилену (плавность танцевальных вращений). Интервальное строение тематизма сочетает лирические терции, секунды, сексты с декламационно-напряженными острыми септимами, нонами. Партия Sprechstimme в данном номере включает те же интервалы, что и инструментальные, но ее рисунок отличается большей плавностью с эпизодическими внезапными экспрессивными скачками. По мнению М. Элик, в партии Sprechstimme этого номера «точные высотные соотношения интонационного рисунка не играют столь существенной роли, как ритм и общая экспрессия»*