Отъезд из Портсмута

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   21
Глава 42


Бал


Кэтрин, поселившись в доме капитана Суонн, наконец-то обрела спокойствие. Чего она еще могла желать? Маленькая Элизабет свою мать просто обожала.

Они дни напролет проводили с Лиззи и просто нельзя было не заметить одной особенности – девочка нередко высказывала довольно странные желания. К примеру, что она очень хочет выйти в море. И это свидетельствовало о ее прямо-таки не детской решимости. Кэтрин не раз замечала, как Элизабет по вечерам читала книгу, которую при виде матери тут же прятала под подушку. Кейт не имела привычки интересоваться тайнами других людей, но однажды книга упала на пол, и она успела прочитать заглавие, в котором по-французски было написано «pirate». Мать начала немного побаиваться за дочь, либо по своему горькому опыту знала, что встречи с этими людьми не так приятны, как кажутся на первый взгляд.

Однажды вечером, когда все собралась в столовой, Уизерб сообщил женской половине своей семьи приятную новость: герцог Беккет через несколько дней устраивает торжественный ужин, и они все удостоены большой чести присутствовать на нем, виновником которого, кстати говоря, должен был стать какой-то офицер. Кэтрин уже порядком наскучило сидеть в четырех стенах, поэтому она, не раздумывая, согласилась. Что касается Элизабет, так она рада пойти куда угодно, лишь бы поиграть.

~*~


Сегодня – бал. Элизабет поднялась ни свет, ни заря. Когда Кэтрин, как всегда в восемь часов вошла в комнату, чтобы разбудить дочь, то обнаружила ее живо вертящейся возле большого зеркала. На кровати в беспорядке разложены все платья. Заприметив мать в отражении зеркала, девочка быстро обернулась.

– Доброе утро!

– Доброе, милая, – улыбнулась Кейт. – Я смотрю, подготовка к балу просто кипит.

– Ну, конечно, – серьезно сказала Элизабет. – Я ведь впервые пойду на такой праздник.

Кэтрин задумалась. Вспомнилось, как в Англии она попала на первый в жизни бал. Тогда ей было двенадцать. Бал давал граф Стоуни – хороший друг ее отца.

– Мама… мама, – донесся откуда-то издалека голос Элизабет.

– Что? – опомнилась Кэтрин.

– Как думаешь, к этому платью лучше пойдет шляпка или просто волосы закучерявить?

– Не закучерявить, а завить, – улыбнулась. Кэтрин.

– Ну, да. Так как будет лучше?

Кэтрин подошла к дочери.

– Мне кажется, под это платье не нужно никаких излишеств. Оставайся такой, как есть. Как ты выглядишь сейчас, мне нравится больше всего. Просто нужно добавить немного торжественности и все.

– Правда? – переспросила Лиззи. – Ну, что ж, тогда я надену это платье, ты поможешь мне уложить волосы…

– Конечно. Только давай сначала спустимся вниз. Коралл уже приготовила завтрак, и опаздывать никак нельзя.

Кэтрин помогла дочери убрать остальные платья обратно в шкаф, и через несколько минут они спустились в обеденный зал.

Но не успели дамы сесть за стол, как в парадную дверь кто-то постучал. Кейт пошла открывать. На пороге стоял с иголочки одетый офицер, держащий в руке какой-то сверток.

– Миссис Рэйз?

– Да, – ответила Кэтрин. – Вы ко мне?

– Да, мистер Суонн просил передать вам вот это, – офицер

протянул Кейт сверток. Кэтрин осторожно взяла его.

– Что это? А где же он сам? – встревожено спросила она. Офицер улыбнулся.

– Не беспокойтесь, миссис Рэйз. С ним все отлично. Он сейчас у герцога Беккета на приеме. Просил передать вам, чтобы вы не дожидались его и ехали на праздник сами. Он пришлет за вами карету.

Уже решительно ничего не понимая, Кэтрин вернулась к Элизабет. Вскрыв конверт, в надежде узнать какие-либо подробности, Кейт разочаровалась. Основной смысл письма офицер уже доложил.


~*~


В резиденции герцога Беккета было полно народу. Целая толпа офицеров, среди которых – как рядовые, так и начальники, приближенные Беккета, командор, адмирал и даже сам губернатор Рэдгар.

Элизабет, попав в такое окружение, несколько даже растерялась. Но вскоре, привыкнув к праздничному шуму и светским разговорам, осмелела и решилась, пока еще не все гости съехались, осмотреть особняк герцога. Кэтрин поначалу побоялась отпускать ее, но, видя настрой Лиззи, все же согласилась, и Элизабет с легкостью резвого мотылька выпорхнула из шумного зала в сад.

Кэтрин огляделась вокруг. Среди толпы вычурно одетых гостей Уизерба не было. Она уже начинала беспокоиться. В письме, которое он передал через офицера, сообщалось, что Суонн встретит их в доме герцога Беккета. Кейт несколько раз обошла зал в надежде уловить из разговоров хоть что-нибудь, что могло бы натолкнуть ее на мысль. Но увы, ничего толкового, кроме того, что никто не знает точно в честь чего все собрались, Кейт узнать не удалось.


~*~


Через час, когда все гости уже съехались, наконец-то вышел сам герцог Беккет. Сразу же суетливое жужжание преобразовалось в гробовую тишину. Остановившись в центре зала, он начал свою вступительную речь.

– Леди и джентльмены! Вы, верно, еще не знаете, по какому поводу мы решили сегодня устроить этот праздник. Я с превеликим удовольствием приветствую каждого из вас. Вы стали свидетелями весьма значительного события. Избегая долгих речей и утомительных отступлений, хочу представить вам виновника сегодняшнего торжества. Один из верных сыновей нашей Ост-индской компании удостоился чести повышения, минуя звания командора. Я представляю вам нашего нового губернатора и вручаю ему верительную грамоту, подтверждающую мои слова, с подписью и печатью Его Величества короля Георга II…

Все взгляды обратились на дверь. Гордо ступая по паркету, в зал вошел тот, кого Кэтрин ожидала увидеть в этот момент меньше всего. Когда она опомнилась, Уизерб Суонн уже получал из рук герцога грамоту.

– Я с удовольствием приветствую мистера Суонн на новом его посту, – продолжал Беккет, – и хочу пожелать такого же взаимопонимания с народом и Ост-индской торговой компанией, как было у его предшественника, которого я, к сожалению, почему-то среди вас не вижу…

На протяжении всего вечера герцог Беккет говорил еще много ослепительно ярких речей. Только Кэтрин почему-то не нравились его разговоры, они были похожи на желание порисоваться. И вот это повышение Суонн было далеко не инициативой британского короля. Мистер Рэдгар, предыдущий губернатор, был назначен монархом за то, что блестяще выиграл бой с испанцами под Кампече. Кроме того, мистер Рэдгар занимал этот пост уже более пяти лет, был уважаемым человеком в Порт-Рояле и находился в отличных отношениях с Его Величеством. Не мог же король просто ради развлечения сместить его и назначить почти никому неизвестного Уизерба Суонн. Все это казалось Кейт довольно странным, но она нашла в себе силы поздравить своего мужа со столь значительным повышением, после чего отправилась в сад, чтобы найти Элизабет. Но не успела выйти на крыльцо, как девочка сама подбежала к матери с насмерть перепуганным выражением лица.

– Боже мой, Элизабет! Что произошло? Ты плачешь? – взволнованно спросила Кэтрин.

– Нет, мама, нет, – вскрикнула девочка. – Губернатор… он там, возле дерева… Я была недалеко… И вдруг... кто-то его…

Элизабет заплакала. У Кэтрин все внутри перевернулось, но она попыталась улыбнуться.

– Не бойся, милая, все хорошо. Элизабет, иди к папе, ладно? А я сейчас вернусь.

Девочка послушно кивнула и вошла в дом, а Кэтрин, ступая несмелым шагом, пошла к дереву, на которое указала Элизабет. Сначала она ничего не заметила. Но вдруг ракета фейерверка осветила сад, и Кейт увидела то, чего боялась увидеть больше всего. На бархатной траве в алой луже крови лежал бывший губернатор Порт-Рояла.


Глава 43


Пастор


Джек совершенно не хотел возвращаться на Тортугу. Он попросил Анамарию высадить его недалеко от Порт-Рояла, надеясь, что Кэтрин все же где-то здесь. Что ему делать дальше, он не знал. Хоть иди и сдавайся властям. Нет, кончать с жизнью еще рано, поэтому если Кэтрин здесь, то он обязательно увидит ее не позднее воскресенья…


~*~


…Ступив на берег, Джек был уверен только в одном – его здесь никто не ждет. И это, понятно, не добавляло хорошего настроения. Прощаясь с Анамарией, он попросил забрать его из этого «паршивого места» через несколько дней. Анамария согласилась, поскольку собиралась вести свой корабль сразу после Тортуги на Эспаньолу, а Порт-Роял был просто потрясающе удобным перевалочным пунктом в этом длительном путешествии.

Убедившись, что «Свобода» успела выйти из гавани до того, как ее заметят, Джек, робким шагом двинулся в сторону города. Было довольно поздно, и Воробей решил не отступать, а действовать немедленно. Идя по запыленной дороге, он всецело отдавал себе отчет в том, что, возможно, совершает последнюю прогулку в своей жизни – шел прямо в руки к вожакам Ост-индской компании. Но выбора не оставалось. Джек должен был найти Кэтрин и поговорить с ней…

Остановившись у часовни, огляделся вокруг.

Было довольно пустынно, только внушительного роста офицер прохаживался взад-вперед с ружьем наперевес, патрулируя ворота.

Джек все просчитал. Если ничего не помешает, он должен успеть прошмыгнуть за спиной офицера через ворота. Да и начинающийся туман, тоже мог сыграть на руку. Ступая по-кошачьи тихо, Джек, время от времени прислоняясь спиной к ограде, прошел несколько футов. До ворот оставались каких-то пару шагов. Набравшись решимости, резко рванул вперед, но зацепил ногой стоящее у ограды запасное ружье офицера, которое со звоном упало.

Джек застыл на месте. Он знал, что будет в следующую секунду. И не ошибся. Спустя мгновенье, темная фигура офицера выросла из тумана, как из-под земли. Воробей потянулся рукой к шпаге и вдруг почувствовал, что бледнеет. Шпаги на месте не было. Ну, конечно! Он же оставил ее на «Черной Жемчужине» еще до того, как сходил вместе с Кэтрин на Тортугу.

Офицер, злорадно усмехнувшись, сделал Джеку подножку. Тот попытался удержать равновесие, но с этим у него были большие проблемы даже не в столь экстремальных условиях, и он, в попытке шагнуть назад, упал, ударившись затылком о железные ворота. Все поплыло перед его глазами. Джек не знал, от удара это, или оттого, что в него стреляли. Он закрыл глаза и почувствовал, что несется в бесконечность. Но даже если это и смерть, то не так уж она и страшна.


~*~


…Джек очнулся часа через полтора, не вполне понимая, где находится. Приподнявшись на локтях, огляделся. Голова болела так, будто ее оторвали и поместили в раскаленный до бела железный ящик. Но, несмотря на это дикое ощущение, он смог рассмотреть очертания комнаты. Точнее это была даже не комната, а похожее на каюту помещение для раненых, как на «Жемчужине». Страшная головная боль превысила любопытство, и Джек снова обессилено рухнул на подушку.

Вдруг двери комнаты отворились и появился человек, одетый в черное. Ступая почти бесшумно, он подошел к лежавшему на кровати Джеку. Почувствовав, что незнакомец коснулся теплой рукой щеки, Джек открыл глаза. Перед ним стоял какой-то старик с морщинистым лицом и добрыми глазами.

– Я рад, что вы, наконец, очнулись, – мягко сказал он. – И если вас ничего не беспокоит, то мы сейчас будем ужинать.

– Кто вы? – нахмурился Джек. – Что это за место?

– Вас точно ничего не тревожит? – повторил старик, словно не услышав вопроса.

Джек уже начал нервничать.

– Меня беспокоит только одно. Какого шута я здесь делаю?

Старик отошел шага на два в сторону. Ему явно не понравилось то, что гость повысил на него голос.

– Не кричите, пожалуйста. Вы здесь находитесь не в плену, и не в тюрьме, – тихо сказал старик. – Спокойно выслушайте меня, и все поймете.

Воробей приумолк и сел на кровать.

– Вот и отлично, – улыбнулся старик. – Теперь я, пожалуй, могу вам все подробно рассказать. Если помните, офицер, охраняющий вход на территорию этого святого храма, сделал удачную попытку преградить вам дорогу. По его версии, вы замышляли проникнуть в костел с целью ограбления.

– Псих! – не сдержался Воробей.

– Давайте повременим с выводами, – продолжил старик спокойно. – Итак, он преградил вам дорогу. Вы были без оружия, и поэтому ему ничего бы не стоило убить вас на месте. Но он, как всякий честный человек, убедившись в том, что вы потеряли сознание от сильного удара об ограду, поспешил к служителям храма сообщить о том, что только что он имел честь задержать злоумышленника. Вам повезло, мой друг. Как раз в это время я вышел, чтобы накормить овец, которые находятся недалеко отсюда. Он доложил мне о случившемся и попросил, чтобы я присмотрел за вами, пока он не приведет кого-нибудь из офицеров, чтобы взять вас под стражу. Но мне показалось весьма странным, что преступник отважился на столь серьезное дело, как ограбление храма, не прихватив с собой даже пистолета. Поэтому решил – офицер мог ошибиться, и если это так, то я стану виновником казни, возможно, невинного человека. Я перенес вас сюда, а офицеру, когда он вернулся, сказал, что вы, видимо, просто притворились потерявшим сознание, и пока я дошел до того места, вас уже и след простыл.

– Выходит, вы спасли меня, – опустил глаза Джек.

– Выходит, – ответил старик, выдержав паузу.

Джек кивнул в знак выражения благодарности и еще раз осмотрел комнату. Все выглядело очень бедным, но при этом даже намека не беспорядок не было. В комнате, кроме старомодного шкафа, стояли невысокий стол, пара тумбочек, стулья и ветхая кровать, на которой, собственно, Джек и сидел.

– Вы священник? – спросил просто так. Ответ был уже известен.

– Да, – ответил старик, пристально глядя Джеку в глаза. – А вы – пират, – он не спрашивал, а утверждал.

– И вам это не нравится, так ведь? – грустно улыбнулся Джек. Старик пожал плечами.

– Я не стану вас оправдывать, но и осуждать не буду. Наш мир грешен, и все мы грешны. Кто знает, может всеблагое прощение получите вы, а я буду между котлами преисподней коротать вечность в метаниях.

– Ну, это вряд ли, – грустно усмехнулся Джек. – Эти котлы, наверное, ждут не дождутся, когда я туда попаду.

Старик только мягко улыбнулся. Джек не знал, почему, но поймал себя на мысли, что этот человек ему симпатичен.

– Как вас зовут?

– Отец Бартоломью, – тихо ответил старик. – А вас?

– Джек. Джек Воробей. И не обязательно на «вы», – добавил он. Отец Бартоломью погрузился в раздумья. Гробовая тишина, царящая вокруг, не давала Джеку возможности задать вопрос, который уже давно вертелся у него на языке. Наконец, он не выдержал.

– Отец Бартоломью, – прошептал пират. Священник медленно перевел на него взгляд. – Как же мне теперь быть?

– Я думаю, для начала ты должен рассказать мне, зачем хотел проникнуть в храм. А уж потом, если это будет в моих силах, я помогу тебе.

Джек выдержал паузу, после чего на одном дыхании рассказал отцу Бартоломью все. И о Кэтрин, и о Барбоссе, и о наглом обмане своего шкипера, и о Тиа Дальме, и об Анамарии, и о своем плане проникнуть в храм для того, чтобы в воскресенье на службе увидеть здесь Кейт, ибо помочь ему могла только она. Сам не зная почему, он поверил этому человеку. Правда, о Джоунсе и истинной сущности Тиа Дальмы умолчал. Не очень хотелось, чтобы его и здесь считали сумасшедшим.

Внимательно выслушав, отец Бартоломью решил, что отпускать гостя пока нельзя.

– Знаешь, Джек, я, пожалуй, знаю, что нужно делать. Тебе нужно остаться здесь. Но не прятаться, а постоянно быть среди людей. Кэтрин может прийти в любую минуту, и поэтому тебе необходимо быть где-то неподалеку.

Воробей засмеялся.

– Если вы хотите, чтобы меня повесили, то незачем было утруждать себя столь продолжительной речью.

– Упаси меня Бог желать подобного! – удивился священник.

– Тогда как? – не унимался Воробей. – Выйти на городскую площадь и ждать, пока она придет? Или повсюду развесить объявления: «Разыскиваю Кэтрин Рэйз. Нашедшему – премия лично от пирата Джека Воробья»? Или как еще вы себе это представляете? Я же в розыске! Мой вам совет: помогите мне сбежать, вот и все. – Не лишайте меня свободы, а себя спокойствия.

– Пойми, Джек. Ты не сбежишь. Тебе не удастся сделать этого. А даже если и удастся… Куда ты пойдешь? Будешь делать очередную попытку проникнуть в храм? А дальше что? Под лавой там сидеть будешь, пока она не придет? Нет. Здесь нужно кое-что другое… Давай сделаем так. Я сейчас принесу поесть и мы за ужином все обсудим.


~*~


…Джек никак не мог дождаться, когда же отец Бартоломью закончит молитву. Ему до того хотелось есть, что каждое слово, медленно произносимое священником, казалось, вдвойне усиливало голод. Наконец-то отец Бартоломью жестом дал гостю понять, что уже можно садиться. Воробей с разгону плюхнулся на стул и агрессивно накинулся на скудный ужин, состоящий из пары ложек вареного картофеля, небольшой индюшачьей ножки и ломтика хлеба. Отец Бартоломью сел напротив и принялся рассматривать Джека. Тот потерпел минуты четыре, после чего не выдержал:

– Перестаньте. Я сейчас подавлюсь.

– Извини, – тихо ответил священник. – И, может быть, сейчас ты действительно подавишься, но я, кажется, знаю, что нам нужно делать.

– И что же? – не терпелось узнать Джеку.

– Ты заменишь меня на воскресной мессе и проповеди.

…Джек от неожиданности чуть не подавился. Уход в религию не вписывался пока в его планы.

– Отец Бартоломью, я, конечно, уважаю вас, и ваши блестящие идеи, но извините…

Священник улыбнулся.

– Ты меня просто не понял. Вижу, что не глупый ты человек и проповедь сможешь провести не хуже меня. Чему больше уделить внимания – я расскажу. А представить тебя можно, например, как приезжего пастора, временно заменяющего заболевшего отца Бартоломью. Пойми, это единственный в сложившейся ситуации способ не упустить Кэтрин.

Глаза пастора Бартоломью светились доверием. И поэтому, даже учитывая свой крутой норов, отказаться пират не мог. Но и согласиться сразу было тяжело. Поэтому решил уточнить еще кое-что.

– А месса? Я же в этом ничего не понимаю. Да и какой из пирата пастор? Что между ними общего? Разве что начальные буквы совпадают.

Отец Бартоломью улыбнулся.

– Знаешь, Джек, я пришел сюда впервые в девятнадцать. Тогда даже представить не мог, что этот храм станет мне домом на последующие сорок пять лет. Но со временем привык. Так что не робей. И потом, это же не на всю жизнь. Всего одна месса, и ты свободен.

Джек задумался. Он прекрасно осознавал, что на мессах, особенно воскресных, в этом храме присутствуют все жители Порт-Рояла. Любое мало-мальски лишнее движение, и участь легендарного Джека Воробья решена. Но терять ему уже было нечего.

– Я согласен. Но только на завтра.


Глава 44


О мире, Боге и страхе в нем


После ужина пастор Бартоломью предложил Джеку какого-то непонятного отвара. Воробей с недоверием покосился на бокал, но, смекнув, что смысла отравлять его нет, залпом выпил содержимое. Не прошло и нескольких минут, как ужасно болевшая голова Джека прошла. И пока он круглыми глазами смотрел на священника, тот решил, что пора начать довольно серьезную беседу чтобы, наконец, понять самое главное: годится ли Джек для проведения проповедей и мессы.

– Как думаешь, ты выбрал правильный путь, став пиратом? – тихо спросил Бартоломью.

Джек сразу настроился на серьезный разговор.

– Это вы к чему?

– Просто хочу узнать, что ты сам о себе думаешь, – ответил священник. – Мне не нужен самоуверенный и непреклонный во мнениях помощник.

Джек пожал плечами.

– Откуда мне знать, правильный или нет? Пожал плечами Джек. – Просто живу, и все. Хотя, вполне возможно, что, став на этот путь, я сделал самую ужасную ошибку в своей жизни.

– Ты действительно так считаешь? Думаешь, ты ошибся? – сощурил глаза Бартоломью.

– Вероятность довольно велика. Впрочем, я и ошибаюсь как-то неправильно… И пусть даже вы этого не говорите в глаза, но про себя упрекаете меня. И, кстати, вполне правильно делаете. Я пропащий человек, вымирающий вид… Вот вы – другое дело. Ведь…

Джек вдруг оборвал речь на полуслове. Священник поднял голову.

– Ты что-то хотел продолжить? Говори, я слушаю.

– Вы обидитесь, – медленно проронил Джек.

– Нет, не обижусь. Я ведь специально спровоцировал тебя на чистосердечный разговор, так что давай все на чистоту. Так что ты думаешь насчет меня?

Джек попытался подобрать нужные слова.

– Наша эпоха – время пиратства и завоевателей… А это ведь неплохо – родиться в испорченный век. Поскольку по сравнению с другими вполне можно сойти за воплощение добродетели. Кто не прикончил отца и не грабил церквей – тот уже человек порядочный и отменной честности. Так ведь?

Отец Бартоломью молчал. Джек уже успел упрекнуть себя за свою дерзость:

– Извините.

– Да нет, ты прав, – кивнул головой старик. – Ты передал основную мысль высказывания блаженного Августина о добродетели, только своими словами. Понимаешь, Джек, эпоху делают люди, а не Бог. Если бы это делал он, то мы бы уже давно жили в раю. Вот скажи, если бы ты родился не сейчас, а в эпоху Средневековья, сильно бы отличались твои взгляды на жизнь?

– Не знаю. Пожалуй, мне и нужно было родиться в средние века, когда вера была чем-то непреложным. Тогда мой путь был бы ясен с самой колыбели, и я подался не раздумывая в монашеский орден.

– Ты думаешь, это лучше пиратства?

– Нет. Мой выбор таков не из великой любви к Богу, а потому, что так нужно. Я бы хотел, но не мог поверить в Бога, который, если присмотреться, ничем не лучше любого порядочного человека.

– Знаешь Джек, – прервал его отец Бартоломью, – я размышлял в юности совсем как ты. Когда жил в монастыре, будучи еще совсем ребенком, монахи говорили, что Бог создал мир только для большей славы своей. Мне это не казалось такой уж достойной целью. Слушая каждый день, как монахи читают молитвы, я размышлял, как они могут изо дня в день взывать к Отцу Небесному, чтобы он дал им хлеб насущный? Разве дети на земле просят своих отцов, чтобы те их кормили? Это понятно само собой, и дети не чувствуют, да и не должны чувствовать благодарности за это. Мне тогда казалось, что если Всемогущий Творец не в силах обеспечить свои творения самым необходимым для физической и духовной жизни, лучше бы ему и вовсе было их не творить. Вот этого я не мог понять.

– Ну, а сейчас? – улыбнувшись, поинтересовался Джек. – Что изменилось с тех пор?

– Сейчас? Сейчас я думаю немного иначе. Бог, которого можно понять – это не Бог вовсе. Ну, кто может осознать бесконечность? – мягко ответил священник.

Джек, размышляя, уставился в одну точку. Бартоломью только что сказал настолько простую фразу, что она просто не могла уместиться в его голове.

– Значит, Бог может все? Для него все равны? Если так, то почему он так жесток к тем, кто пока еще не принял его? Почему же он не заботится о том, чтобы люди шли по той дороге, которая может их к нему привести?

– Он заботится, – коротко ответил Бартоломью. – Богу даже дороже те, кто находится на перепутье, не зная куда свернуть, чем те, кто уверенным шагом идет ему навстречу. Он поможет первому найти его путь, в то время как второй, не глядя под ноги, может оступиться в любой момент, – пастор внимательно посмотрел на Джека. – Мне, кстати, очень хочется, чтобы ты сейчас стоял на перепутье.

– А я с него никогда и не схожу, – буркнул Воробей. – Только вот не нашлось человека, который мог указать мне правильный путь. А ведь именно из-за этого в мире вся путаница. Мы, так и не дождавшись прихода спасителя, в отчаянии бредем куда попало.

– Это тоже только наша вина, – пристально глядя на Джека, сказал отец Бартоломью. – Ведь хаос не приходит извне, из окружающего мира. Если бы это случилось, мы оказались бы в большой беде. Кто из нас контролирует внешний мир? Мы не можем его контролировать. И наши слабые попытки изменить его тоже ничего не дают. Да, к счастью, это и не обязательно. Но мы можем начать гораздо ближе, изнутри. Потому, что хаос происходит не где-то – он внутри нас. Проблема не в мире – проблема в нас. Не мир в хаосе – это мы сами в нем. Хаос в окружающем мире – лишь отражение нас самих. Если мир неосмыслен, значит, мы неосмысленны. Если мир запутался, значит, мы запутались. Если мир отличается жадностью и бессердечностью, то это только потому, что мы такие.

Джек, соглашаясь, кивнул головой. Отец Бартоломью говорил просто, и даже не верилось, что он говорит о Боге. Джек наконец-то начал понимать то, чего он не мог осмыслить с самого детства.

– Спасибо вам.

– За что? – удивился священник.

– Вы открыли мне глаза. Практически на все.

Отец Бартоломью поднял брови.

– Разве твои родители не рассказывали тебе о Боге?

Джек покачал головой.

– Отец был жутким материалистом.

– А мать?

– Мама – индианка. А они же язычники. Поэтому я понимал Бога так, как он представлялся. Но только вряд ли нашел его подлинное обличие.

– А может быть, ты просто боялся его искать? – предположил Бартоломью.

– Нет, это вряд ли, – возразил Джек. – Страх – совсем не то. Я раньше думал, что раз Бог невидимый, то, значит, он совсем не представляет опасности. Ведь нельзя бояться того, чего нет. Никогда не верьте тем, кто говорит, что страшнее всего – неведомая, непостижимая, таящаяся невесть где опасность. Страшнее всего вещи зримые и грубые – холодная сталь клинка около горла; жуткая бесконечная темнота внутри пистолетного ствола; тяжелый запах навалившегося зверя; врывающая в горло соленая вода; деревянный мостик через пропасть… Настоящий страх рельефен, явственен и задействует тебя полностью. Ты его видишь, слышишь и осязаешь. Можешь даже попробовать его на вкус. Пистолет пахнет порохом и имеет вкус железа. От треснувшей доски разит гнилью. Натянувшаяся от страха кожа на горле шуршит, когда ее касается лезвие. Страх берет в оборот все органы чувств до единого, и ты не можешь воспринимать ничего, кроме него… Поэтому Бог – это не то, что должно вызывать страх. Или это уже не Бог. Но все-таки, знаете, слишком много противоречий в этом коротком слове.

Отец Бартоломью по-прежнему смотрел на Джека, но тому почему-то казалось, что он смотрит сквозь него.

– Это потому, Джек, что есть два Бога. Бог, о котором говорили нам взрослые, и Бог, который учит нас. Бог, о котором иногда говорят люди, и Бог, который постоянно говорит с нами. Бог, которого мы научились бояться, и Бог, который всегда нас успокаивает. Бог, который где-то высоко, и Бог, который каждый день проводит рядом с нами. Бог, что требует, и Бог, что прощает. Бог, который угрожает нам кострами ада, и тот, который показывает нам наилучший путь среди цветущих садов рая. Есть два Бога. Бог, который сокрушает нас под нашими грехами, и Бог, который освобождает нас своей любовью…

– О, если бы вы так вот поговорили хотя бы с половиной пиратов, уверен – все они перешли бы в священники, – усмехнувшись, сделал вывод Джек.

– А зачем? – тихо спросил Бартоломью. – Пусть живут так, как им угодно. Это их выбор, и они за него в ответе. Люди просто устали доверять себе и разучились верить в то, что выше их собственной макушки. Они верят в металл и огонь, огромные корабли и земные империи. Но все это лишь крохотные зерна, которые Бог только из жалости сбросил землянам.

Джек положил руки на стол и склонил на них голову – очень хотелось спать. Голова перестала болеть, но все плыло перед глазами. Завтра воскресенье, и если он действительно хочет решить вопрос своего пребывания в этом мире, нужно в первую очередь как следует выспаться.

Отец Бартоломью хотел снова уложить гостя на своей кровати, но Джек отказался от этого удовольствия в пользу старших. Присев за столом, он сложил в несколько слоев собственный плащ, как некое подобие подушки, и забылся сном.