Отъезд из Портсмута

Вид материалаДокументы

Содержание


Первая и последняя месса
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   21
Глава 45


Первая и последняя месса


Смерть, а точнее убийство Рэдгара, привело всех в ужас. Никто даже предположить не мог, кому понадобилось убивать губернатора.

После происшествия Кэтрин весь вечер следила за Беккетом, и ей показалось довольно странным, что герцог очень спокойно воспринял известие о случившемся. Он вел себя так, будто все знал наперед. И ей даже начало казаться, что назначение Уизерба на пост губернатора и убийство мистера Рэдгара было далеко не случайным совпадением.

Вскоре все гости разъехались по домам. Новоиспеченный губернатор и Кейт с Элизабет хотели тоже уходить, но Беккет велел им подняться в кабинет. Удивленные Уизерб и Кэтрин вошли к Беккету, а Элизабет осталась ждать за дверью.

– Для начала присядьте, – холодным тоном произнес Беккет, как только Суонн и Кейт переступили порог его кабинета и закрыли дверь. Уизерб и Кэтрин молча сели. – Ну, вот. Теперь о деле. Губернатор Суонн и миссис Рэйз… – протянул герцог. – По-моему, звучит не очень хорошо. Но, полагаю, совместными усилиями мы сможем исправить эту ситуацию.

– Я не совсем понимаю вас, сэр, – медленно начал Уизерб. – Какую ситуацию вы собираетесь исправлять? Лично нас в сложившейся ситуации устраивает…

– Вас – это еще не означает компанию! – повысил голос Беккет. – Но, глядя на вашу чрезвычайную самоуверенность, губернатор, считаю себя обязанным предупредить вас кое о чем. Если вы и дальше так же рьяно будете защищать свои личные взгляды, то лишитесь этой должности так же легко, как и приобрели ее.

Уизерб приумолк.

– Итак, вернемся к делу. Мистер Суонн, считаю своим долгом сообщить вам одно маленькое известие. Согласно указу Его Величества, который вступил в силу буквально несколько дней назад, право на юридическое унаследование вашего имущества принадлежать вашей дочери не может.

– Как?! – в два голоса вскрикнули Уизерб и Кейт. – Почему, сэр?

– Элизабет растет в семье, которая не соответствует закону. Причем ровно настолько, чтобы можно было лишить ее наследства. Настоящая мать девочки неизвестных кровей, а вы, мистер Суонн, – всего лишь офицер, получивший хорошее повышение. Это, кстати, не может помешать вам получить дворянский титул. А добиться этого вы сможете только при одном условии: семья Элизабет должна быть безукоризненна перед законом. Тогда она будет иметь возможность унаследовать ваш дом – теперь уже дом губернатора форта – и земли, к ним примыкающие.

Лицо Катлера Беккета оставалось невозмутимым. Складывалось такое впечатление, будто он говорит не о будущем ребенка, а об очередном приказе о реквизиции имущества. Кэтрин обхватила голову руками.

– Совершенно невинный ребенок… Неужели вы хотите оставить ее без куска хлеба и крыши над головой? Неужели вы не можете ничего сделать? – встревоженно спросила она.

– Именно за этим я вас и позвал, – ответил Беккет. – И единственный, кто нам может помочь – это вы, миссис Рэйз.

– Я? – удивилась Кейт. – Простите, не совсем понимаю, герцог…

– Сейчас объясню. Выход из этой ситуации только один, и он довольно простой. Все, что вам, миссис Рэйз, нужно сделать – это в соответствии со всеми законами выйти замуж за губернатора.

Воцарилось тягостное молчание. Кэтрин не могла сказать, что она против, но и вот так сразу дать согласие… Уизербу же, скорее всего, было все равно. Он намеревался сделать для своей дочери все, лишь бы она чувствовала себя счастливой, не говоря уж о такой мелочи, как женитьба. Беккет не привык так долго ждать ответа.

– Так что? Вы согласны на этот шаг ради блага вашей дочери?

– Конечно, – сразу же ответил Суонн, и оба тут же устремили взгляды на Кэтрин. Поколебавшись еще несколько секунд, она все-таки решилась на ответ.

– Да.

– Прекрасно, – заулыбался Беккет. – Значит, мы все решили. Завтра же отец Бартоломью обвенчает вас.


~*~


Священник разбудил своего гостя в половине седьмого, хотя Джеку показалось, что прошло не больше минуты с тех пор, как он заснул.

– Что, уже так поздно? – щурился Джек от яркого солнечного света. На столе перед ним лежала выглаженная сутана.

– Пора вставать, Джек, – улыбнулся отец Бартоломью, но Воробей заметил, что священник нервничает.

– Что-то не так? – спросил он.

Бартоломью покачал головой.

– Не надо обманывать, отец Бартоломью, – С укоризной посмотрел на него Джек. – Я же вижу, вы чем-то обеспокоены.

Священник снова отрицательно кивнул, но Джек заметил, что тот почему-то избегает его взгляда.

– Ну, вот кого-кого, а обманщика, подобного мне, из вас никогда не получится. Что бы не произошло, скажите мне.

Отец Бартоломью посмотрел на Джека взглядом, полным решимости.

– Я не могу сказать, но ты скоро все узнаешь сам. А сейчас, пожалуйста, приведи себя в порядок, сними все эти побрякушки, умойся и надень сутану. Как управишься, сразу подходи в храм. Там покуда еще никого нет, и я познакомлю тебя с подробностями пасторского ремесла.

– А если меня кто увидит? – поднял брови Джек.

– Значит, они увидят нового священника, отца Джэйкоба, который на сегодняшней воскресной мессе будет заменять отца Бартоломью, – мягко ответил старик.

– А если я сделаю что-то не так, и они поймут, что я ни чер… простите, совершенно ничего не понимаю в этом деле? – допытывался Джек.

– Вся ответственность на твоих плечах, Джек. Здесь тебе уже никто не сможет помочь. Но ты не бойся. Господь с тобой.

С этими словами отец Бартоломью покинул келью, а Джек принялся за изучение конструкции пасторского облачения, на что у него ушло около десяти минут. После досконального осмотра одеяния пришел к выводу, что ничего особенного не случится, если рискнуть его надеть. Он подошел к шкафу и открыл дверцу. Увидев собственное отражение в небольшом зеркале, несколько секунд привыкал к своему новому облику.

Наконец он решился снять бандану. Лицо, смотрящее на него из глубины зеркала, выглядело растерянным. Джек задумался. Если после снятия одной только банданы он так изменился, то что будет, когда полностью наденет на себя эти церковные шмотки! Но все-таки сумел побороть себя, несмело сняв все аксессуары. В общем, еще четверть часа, и его взору предстало отражение насмерть перепуганного человека, лицо которого, как это ни странно, Джеку показалось знакомым. Но в подобном одеянии с прежней прической он выглядел предельно глупо. Абсолютно не представляя, что делать с волосами, он в отчаянии спрятал их под тиарой. И хотя новый образ Джеку не очень нравился, он подумал, что все, что можно было с собой сделать плохого, он уже сделал.

Остался последний штрих. Последний в ряду, но не по значению. Нужно было оттереть подводку глаз. Этого Джек боялся больше всего. Древесный уголь, которым он наносил макияж, имел сверхъестественную стойкость, особенно к воде, иначе и смысла бы в его использовании не было. Ведь Джек намалевал подводку глаз вовсе не для подчеркивания собственного обаяния. Подобный штрих был потрясающей защитой от солнечных лучей, от песка и воды, к тому же, поговаривали о его целебных свойствах. Такой же прием использовали кочевники Северной Африки. Но сейчас пришло время положить конец этой прелести. Было жаль стирать такую красоту и в первую очередь из-за того, что древесного угля у Джека больше не оставалось. Но выбора не было, и с камнем на сердце он принялся старательно оттирать глаза. Достичь желаемого результата, как оказалось, было не так-то просто.

Провозившись с умыванием где-то четверть часа, Джек, наконец, не выдержал, снова подошел к зеркалу. К его величайшей радости, следов от прежней черноты почти не осталось.

– Что попало… – фыркнул он, примеряясь критическим взглядом к собственному внешнему виду. – Да ладно, – махнул рукой. – Чучело как не наряжай, ни сущность, ни предназначение не изменится.

Сделав этот гениальный вывод, он молча вышел из кельи, волоча за собой сутану.


~*~


Отец Бартоломью был просто потрясен, насколько Джек владеет искусством перевоплощения. На что тот фыркнул: «Не перевоплощения, а притворства…», но на конечный результат это не повлияло.

– Итак, Джек, теперь самое важное, – начал священник. – Волею небес тебе выпало непростое испытание. Сегодня утром ко мне пришел посланник герцога Катлера Беккета и сказал, чтобы мы подготовили все для венчания. Женится наш новый губернатор.

– На ком? – безразлично поинтересовался Джек.

– Откуда мне знать… – тихо ответил отец Бартоломью и отвернулся. Но Джек заметил, что священник чего-то недоговаривает. С чего бы это?

Отец Бартоломью в течение нескольких часов рассказывал Джеку, как правильно служить воскресную мессу, исповедовать и венчать новобрачных. Тот силился все запомнить, но вскоре начал замечать, что внимание ослабевает. Приторный аромат ладана затуманивал сознание, обрывки мыслей разлетались, не успевая соединиться во что-то целостное…

Было уже около десяти, когда отец Бартоломью закончил свои наставления. У входа послышались чьи-то шаги.

– Ну, что ж, Джек. Я рассказал тебе все, что мог, – закончил священник. – Дальше действуй сам.

– А мне вот почему-то кажется, что вы не все сказали, – протянул Джек. – Не нужно меня жалеть, отец Бартоломью. Этого никто никогда не делал, поэтому и вы не старайтесь быть первым.

– Сразу после мессы, перед венчанием, тебе нужно будет исповедовать невесту губернатора, – словно не слыша слов Джека, продолжил Бартоломью, – сам он придет ко мне. Основное ты знаешь. Делай то, что должен. Верю, ты сильный, ты справишься.

Джек слушал с кислой физиономией.

– О, и еще. Запомни, когда будешь говорить о рае, пусть твое лицо сияет, пусть на нем отражается небесная чистота, пусть глаза блестят, отражая славу Господнюю.

– А когда об аде? – с траурным видом осведомился Джек. Отец Бартоломью посмотрел на него и улыбнулся.

– Ну, тогда вполне будет достаточно твоего нынешнего выражения лица…


~*~


…Месса проходила как в тумане. Джек даже толком не понимал, что делает. Он ходил словно призрак, не глядя в лица пришедшим, не прося подмоги у помощников. У него в голове стучало только две назойливые фразы: «Скорее бы это все закончилось» и краткое «за что?» Впрочем, в качестве ответа на второй вопрос можно было назвать сотни различных причин…

Когда месса подошла к концу, Джек на свинцовых ногах поднялся на балкон. Не имея даже понятия о теме проповеди, Джек начал с того, о чем знал больше всего – с пиратства и Тортуги. В самых ярких красках расписав все мыслимые и немыслимые грехи и пороки, он перешел к способам избавления от них, о которых, собственно, знал не много. На ходу вспоминая все, о чем рассказывал отец Бартоломью, Джек пришел к выводу, что говорить о том, от чего сам далек, как пираты от Ост-индской компании, тяжелее, чем голодать в карцере на собственном корабле.

В промежутках между наставлениями Джек несколько раз внимательно осмотрел горожан, пришедших в храм. Кэтрин среди них не было. Не хотелось в это верить, но приходилось. Единственной надеждой оставалось только то, что она, возможно, приглашена на свадьбу губернатора и придет на венчание.

Завершив все традиционным «Идите с миром!», Джек, лишенный всяческих сил, спустился с балкона. Нельзя было понять, в чем причина этой исступленной слабости. Казалось странным: он мог часами удерживать свой корабль на верном курсе в страшнейшую бурю, а пары часов заумного трепания языком выдержать не мог.

Джек сошел вниз и присел на край освободившейся скамьи. Закрыв лицо ладонями, он постарался полностью отключиться, желая одного – чтобы ему дали несколько минут сна. Но это желание значительно превышало его возможности. Не успел Джек погрузиться в небытие, как к нему подошел юный мальчик-помощник.

– Отец Джэйкоб, только что приехал губернатор с невестой. Отец Бартоломью просил вас исповедовать женщину.

Воробей медленно поднял голову.

– Не смотри на меня так, все в порядке. Скажи пастору Бартоломью, что я уже иду.


~*~


Невеста губернатора уже ждала Джека в исповедальне. Воробей, не глядя не нее, прошел на свое место и сел на табурет. Теперь от женщины его отделяла только деревянная решетка.

– Ваше имя, сестра? – устало спросил он.

– Катарина, – тихо ответила женщина.

Что-то тронуло сердце Джека. Имя то же, да и голос, кажется, знакомый… Но как же она… Нет, этого быть не может. Просто совпадение. Джек постарался себя успокоить.

– Сестра, если у вас имеются тяжкие грехи, поведайте мне о них сразу. Если же нет – расскажите о том, что вас, возможно, тревожит. Я постараюсь вам помочь, дам советы, если вы в оных нуждаетесь, и скажу напутствия относительно будущей совместной жизни с избранником.

Кэтрин даже предположить не могла, кто сейчас находится всего лишь в каких-то нескольких дюймах от нее. За время проведения мессы и без того приглушенный голос Джека сел окончательно, и поэтому узнать его было практически невозможно. А вот голос Кэтрин совершенно не изменился со дня их последней встречи. Поэтому Джеку пришлось сразу же отбросить все сомнения по поводу того, что это не она.

Джек просто сидел и слушал о том, про что он прекрасно знал. Кейт роптала на себя, что хотела связать свою жизнь с пиратом. Но в то же время пыталась оправдаться, что хотя и обещала всегда быть с ним, но не могла этого сделать ради блага своих детей. Кэтрин просила священника, чтобы он оправдал ее перед Богом, поскольку она была сбита с истинного пути человеком неправоверным. И, наконец, просила умолить Господа не посылать ей больше таких искушений, коим оказался тот злосчастный день, когда она встретила Джека Воробья.

Джек сидел ни живой, ни мертвый. Каждое тихое слово, сказанное Кэтрин, резало его больнее острого ножа. А он уж было посмел думать, что и вправду ей нужен. Наивный глупец! Выходит, все, что Кэтрин говорила тогда, не стоило ровным счетом ничего. А вот сейчас она говорила чистую правду. Как-никак это исповедальня... Ненависть к призванию пирата оказалась сильнее признательности к нему, как к человеку. Но почему тогда Кейт не сказала всего этого Джеку в лицо? Жалела? Думала, он ничего не узнает? Но ведь он уже и так все знал. А она даже не догадывалась, каких колоссальных усилий Джеку стоило слушать эту исповедь, которая была страшнее смертного приговора.

– …Вот теперь я желаю выйти замуж за Уизерба Суонн. И благодарна небесам за то, что это желание исполнимо и, что куда важнее, не принудительно.

Джек понимал, что ему лучше будет уйти, но не мог пересилить себя. Он хотел еще поговорить с Кэтрин, чтобы быть наверняка уверенным в том, что Джека Воробья для нее действительно больше не существует.

– Постарайтесь забыть того человека, сестра, – еле слышно вымолвил Джек. – Вы все сделали совершенно правильно. Сожгите прошлое ради будущего, но помилуйте настоящее.

– Да, отец. Но я боюсь сжигать все мосты, пока они еще не перейдены. Это пламя может поглотить и меня, и мою новую семью. Наша встреча с Джеком была всего лишь мимолетной случайностью, и я вовсе не хочу, чтобы из-за нее пострадали близкие мне люди, – Кейт даже не представляла, какие ужасные слова она только что произнесла. Джек не смотрел не нее. Его взгляд был прикован к слабому лучику солнечного света, пробивающемуся сквозь витражные стекла узких окон костела.

– Да, уж. Сколько таких мимолетных встреч бывает в жизни… То, что могло бы когда-то сбыться, никогда не сбудется. Заденет тебя, обдаст дурманом и полетит дальше. И очень мала вероятность его поймать. Знаете, ведь каждый день нашей жизни – это миллиард упущенных возможностей, несостоявшихся поворотов судьбы… И вздыхать из-за этого нечего, – добавил Джек, пытаясь придать голосу больше напористости, но получилось совсем наоборот. – Нужно ценить тот путь, которым идешь. Даже если он никому не угоден.

– Даже если это путь пиратства? – удивилась Кэтрин.

Но Джек ее уже не слышал.

– Жизнь выбрала тебя, но ты вправе отвергнуть вызов. Но, если бы все отвергали… Каким бы был мир без дикого винограда и осенних дождей? Чем станет дорога без пыли, сталь без ржавчины? А человек без людей?.. Нас не спросили, хотим ли мы жить. Но только нам дано выбрать свою дорогу, понять свое предназначение, поймать свой ветер. Пусть весь мир будет равниной – тебе может быть предназначено быть скалой. Пока есть свет, мы вправе отбросить тень и быть собой. Пока есть солнце и воздух, всегда будет ветер. И хорошо, что он порою бьет в лицо…

Джек уже начал отклонятся от темы. Пиратская идеология захлестнула его с головой. Но Кэтрин, кажется, ничего не заметила.

– Вы не ответили мне, отец, – не дождавшись ответа, вставила она.

– Вы мне тоже, – отозвался Джек. – А ответ на ваш вопрос очень прост. В нашем мире нельзя быть не таким, как все остальные. Но и жить так тоже нельзя. Нужно идти туда, где находится твой причал. Искать свой крохотный корабль среди громадного океана. И если на это уйдет всего лишь целая жизнь, нужно быть за это благодарным.

– Вы говорите так потому, что не знаете, что это за человек, –возмутилась Кэтрин. – Глаза ангельские, а душа дьявола…

– Дьявол живет в каждом из нас, и мы не узнаем покоя прежде, чем найдем его, – Джек говорил о высоких вещах, но вся его человеческая сущность сопротивлялась. Ни одно слово из сказанного не хотел воспринимать как настоящее.

– Мне часто говорила моя мать: «Признайся в своих грехах Богу, и будешь прощен. Признайся в них людям, и будешь осмеян», – повысила голос Кэтрин. – Наконец-то я осознала смысл этой фразы. Вы – священник, и то понимаете не все, в чем я призналась.

Терпение Джека иссякло так же стремительно, как заканчивается ром в бутылке, попавшей к нему в руки.

Начался не самый приятный диалог.

– То есть, вы поступили правильно, верно?

– Тогда я покорилась обстоятельствам. Джек был не таким как все, а дальнейшие отношения с ним недопустимы.

– Неправда.

– Я раскаиваюсь. Но сказанное, правда. Человеку надо быть как все.

– Человеку надо быть собой. И только он должен нести ответственность за свой выбор, и я буду это делать! Я могу быть сильнее толпы.

– Зачем? Это никому не нужно. Это опасно…

– Да уж, находясь в гавани, корабль в безопасности. Но ведь корабли строятся не для того, чтобы стоять в гавани, верно?

К Джеку словно снова вернулись его силы. Только что возобновившаяся энергия просто не помещалась в нем. Кейт тоже начала подозревать что-то неладное. Аргументы, которые приводил Джек, были вовсе не священническими, и с религией не имели ничего общего. Финальная фраза вообще оказалась просто убийственной.

– Я – не оружие, я – воин. Я не желаю, и не буду отступать. Я ошибся в мире и, что куда страшнее, ошибся в тебе, Кэтти. Но я исправлюсь, обещаю. Я буду собой. И буду сам по себе.

Джеку показалось, что если он сейчас услышит еще хоть слово, то умрет на месте. Рывком вскочив со своего табурета, он поспешил скорее уйти из этого проклятого для него места, кем-то когда-то ошибочно названного исповедальней. Знакомая походка со слегка нарушенным равновесием наконец-то окончательно сняла пелену с глаз Кэтрин.

Последнее, что услышал Джек, перед тем, как закрыть за собой дверь в исповедальню, было умоляюще произнесенное его имя, эхо от которого пронеслось над головой и разбилось о холодные каменные стены пустого коридора.


Глава 46


После…


Джек влетел в келью Бартоломью, превышая скорость света. Священник уже исповедовал губернатора и спокойно сидел за своим столом с книгой в руках, пребывая в абсолютной уверенности в том, что Джек с обрядом венчания разберется самостоятельно.

– Почему вы не сказали мне?! – на ходу сбрасывая сутану, воскликнул Джек.

Отец Бартоломью неторопливо развернулся. Увидев перед собой разъяренного Джека, священник даже книгу выронил из рук.

– Джек? Почему ты здесь? У тебя же сейчас…

– Венчание, да?!. – вслед за тиарой полетел и пасторский посох. – Это была просто блестящая шутка! Спасибо, отец Бартоломью, – театрально поклонился Джек. – И если у вас была цель окончательно вывернуть мне наизнанку мозги, то, поздравляю, вам это удалось.

Пастор преспокойно наблюдал за тем, как его одежды священника одна за другой разлетаются по его комнате.

– Что произошло? – тихо спросил Бартоломью. Хотя ответ был ему известен.

– Ничего, – фыркнул Джек. – Скажите, разве вы не знали о том, кого мне предстоит венчать?

– Но я ведь не мог…

– Что? Сказать мне? Так я бы все равно узнал! Разница только в одном – в готовности увидеть и услышать все это.

– Джек, это мелочи, – умоляюще произнес Бартоломью. – Я просто не хотел расстраивать тебя до мессы.

– Смешно… – горько улыбнулся Джек. – Мелочи всегда много значат. Но, поверьте, пустяков не бывает.

Он обессилено опустился на шаткий стул, стоящий у кровати, и уставился в далекую полоску моря, виднеющуюся внизу холма, на котором находился храм. Ему хотелось туда, хотелось скорее покинуть это место, которое окончательно забрало у него всякую надежду хотя бы на относительно счастливое будущее.

– Я ухожу, отец Бартоломью, – жутким страдальческим тоном уведомил священника Джек и поднялся со стула, чтобы забрать свою одежду, которая валялась в темном углу комнаты. – Повенчайте их сами. Я думаю, вам это сделать будет намного легче, чем мне.

Священник молчал. Он искренне чувствовал себя слишком виноватым перед этим человеком, чтобы просить его остаться, и тот, по-видимому, считал так же. Наскоро завязав бандану, Джек натянул на голову кожаную треуголку, набросил на плечи просоленный морской водой плащ и, слегка покачиваясь, пошел к двери.

– Джек… – донесся до Воробья тихий голос священника. Он остановился, но оборачиваться не стал. – Прости меня.

Да, Джек, конечно, мог винить старого отца Бартоломью за непонимание, но зачем? Он повернулся и смерил священника грустным взглядом.

– Бог простит…

После чего бесшумно покинул и без того пустую келью пастора.


~*~


Джек брел, не разбирая дороги, не зная куда. Едва переступив порог храма, лоб в лоб с кем-то столкнулся. Буркнув что-то на манер извинения, он хотел было идти дальше, но не успел пройти и трех шагов, как его остановила рука только что сбитого с ног человека. Джек рывком развернулся, не забыв при этом продекламировать не одну пару ругательств.

– Капитан Воробей, вы не узнали меня?

Джек, нахмурившись, вглядывался в лицо незнакомца.

– Джим?! Что ты здесь…

– Я могу спросить вас о том же, – сразу же отозвался мальчик. Удивления в его глазах было не меньше, чем у Воробья.

– Костел – не совсем подходящее место для пирата…

Джек бросил взгляд на шпиль храма, потом на собственный костюм.

– Да, конечно… Слушай, Джим, если ты не возражаешь, я уйду отсюда. А то еще и тебя в неприятности втяну… Ну, ты знаешь, как всегда.

Джим с опаской оглянулся по сторонам. Вокруг все было в общем-то тихо, только вот издалека еле слышно доносилось венчальное пение. Облегченно вздохнув, он посмотрел на Джека, который стоял, точно статуя, глядя в одну точку, мальчик снова заволновался.

– Капитан, с вами все в порядке?

Джек упорно молчал. На его мертвенно бледном лице читалось только одно – мысль о самоубийстве. Джим, пребывая в полном замешательстве от подобной реакции Джека на церковное пение, решил, что самым лучшим сейчас будет увести его отсюда.

– Капитан Воробей, пойдемте. Я хочу вам кое-что рассказать. Думаю, вас это заинтересует.

Джек, сам себе на удивление, послушно согласился. Как только они вышли на дорогу, вымощенную крупным булыжником и злополучный костел остался позади, Джек ускорил шаг и предложил пройти к старым докам. Именно это место он счел наиболее подходящим для разговора. Джим, отлично понимая, что Джеку в таком состоянии лучше не отказывать, согласился.


~*~


Всю дорогу они шли молча, с каждой минутой ускоряя шаг. Джима гнало вперед любопытство, Джека… да он и сам не знал что.

Наконец добрались к старым заброшенным докам. Джек, поразмыслив не больше секунды, направился именно туда, где они заключали с Барбоссой тот самый злополучный договор.

– Садись, – Джек показал мальчику на большущую бочку.

Джим осторожно приземлился, куда ему было велено. А сам Джек, неотрывно глядя на Джеймса, уселся по-турецки прямо на землю.

– Джим, ты, кажется, хотел мне что-то рассказать…

– Да, капитан. Я полагаю, вам знакомо имя Гектора Барбоссы.

Лицо Джека резко изменилось из бледно-желтого на зеленоватое.

– Да мне уж, наверняка, знакомо, – ответил он, все еще не веря своим ушам. – А ты откуда его знаешь?

Джеймс рассказал все – от исключения его из школы Санта-Доминго и заканчивая тем, как его и мистера Тернера Франциск продал Гектору Барбоссе. Правда, говоря о военной школе, немного приврал. Якобы отчислили его не за открытые протектораты насчет пиратов, а за несправедливый наговор на одного из учеников. Джек внимательно все выслушал, после чего поинтересовался:

– Ну, и как ты умудрился улизнуть от Барбоссы?

– Если честно, сделать это было не так уж тяжело. Он сам, по неосторожности, разрешил мне сойти на берег в Кингстоне. Барбосса с командой накануне бурно праздновал удачное ограбление Сантьяго и они исчерпали при этом весь запас провианта. Прибыв на следующее утро в Кингстон, Барбосса сделал достаточно щедрый заказ у местных торговцев и велел всем членам команды загружать провизию на борт… Вот я и воспользовался моментом. А от Кингстона сюда просто рукой подать. Я, если честно, искал либо дядю Джеймса, либо маму. А то, что вы тоже здесь, даже предположить не мог.

– Как там она? – совершенно потусторонним голосом спросил Джек, продолжая сверлить глазами дырку в стене. Джеймс нахмурился.

– Я ее еще не видел. Думал застать в храме на мессе, а тут вы…

– Да я о «Жемчужине», – с тем же страдальческим видом оборвал его Джек.

Джим выглядел окончательно сбитым с толку.

– Ну… нормально. Правда единственное, что я не совсем понял, так это то, что Барбосса делает на вашем корабле. Зачем вы отдали ему «Жемчужину»?

– Дал покататься, – буркнул Джек, резко повернувшись к Джиму. – И что ты дальше планируешь делать?

Джеймс пожал плечами. На Джека вдруг снизошло озарение.

– Поедешь со мной?

– Куда?

– А не все ли равно? – безучастно спросил Джек.

– Не знаю, – заколебался Джеймс. – Я вообще-то думал с мамой остаться.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Джек. – Только не думаю, что она будет рада тебя видеть. Впрочем, как и меня.

– Стоп, стоп, – оборвал его Джим. – Вы ее уже видели?

– Видел… – желчно улыбнулся Джек. – Хотя, признаться, я отдал бы все на свете, чтобы это оказалось только плодом моей нездоровой фантазии.

– Она была не рада с вами встретиться? – ошеломленно спросил Джеймс.

Джек выглядел так, будто ему только что сказали, что сегодня последний день в его жизни.

– Послушай, Джим, – взмолился Воробей, – давай оставим эту тему. Так ты согласен ехать со мной или нет?

Джек понял, что поставил Джима перед слишком сложным выбором, поэтому решил, что нужно немного разрядить обстановку.

– Я пойму, если ты захочешь остаться здесь с матерью и… я не имею права настаивать… но, если можешь, то поехали со мной… пожалуйста.

Джим смотрел на Джека и не мог понять одного: почему он так не похож ни на остальных людей – он не был столь циничным, ни на остальных пиратов – он не был столь бессердечным. Джеймс боялся его обидеть, но пересилить самого себя было невозможно.

– Капитан, – несмело начал он, – я поеду с вами, но прежде хочу повидаться с мамой.

Джек на минутку задумался, после чего поднялся с земли, подошел к двери старого дока, которая еле держалась на петлях, и толкнул ее плечом. Дверь со скрипом открылась. Джек выглянул наружу. Погода заметно ухудшилась, и хотя было только немного за полдень, создавалось впечатление, будто уже наступают сумерки. Джек отошел от дверей и показал пальцем на улицу.

– Иди, – сказал он Джиму. – Я буду ждать тебя на берегу той гавани, что за мысом. Скоро туда должен прийти корабль. Решишь отправиться со мной – возвращайся, не захочешь – все равно приходи. Попрощаемся.

Джим неторопливо поднялся с бочки, на которой сидел. Поравнявшись с Джеком в дверях, глядя ему в глаза, Джим заверил капитана:

– Я вернусь, мистер Воробей.

Наблюдая, как Джеймс торопливым шагом направляется в сторону форта, Джек подумал о том, что если он вернется, то поиски Кортесовского черепа, очевидно, будут не такими безнадежными, какими казались, если пытаться начинать разыскивать их в одиночку. Но легче от этой мысли ему не стало.