Институт научной информации по общественным наукам политические отношения и политический процесс в современной россии

Вид материала

Документы

Содержание Маколи М. Становление новой российской государственности: опыт прогноза Существует ли в России государство? Прежде всего об элитах Теперь об армии Способность центра управлять территориями Способно ли государство изыскивать средства Социальные отношения Есть ли строители государства

Подобный материал:

• Вопросы к экзаменам для политологов 3-го курса ф-та социологии, экономики и права, 1161.25kb.
• Программа дисциплины «политические отношения и политический процесс в современной россии, 391.92kb.
• Курс "Политические отношения и политический процесс в современной России", 6240.48kb.
• Доклад на Всероссийской научной конференции «От СССР к рф: 20 лет итоги и уроки», 140.15kb.
• -, 468.55kb.
• Ю. С. Пивоваров Прошу подтвердить получение, 33.67kb.
• Информационное письмо, 177.14kb.
• Эволюция современной демократии: политический опыт России, 843.88kb.
• Информационное письмо, 169.89kb.
• Информационное письмо, 181.25kb.

Маколи М. Становление новой российской государственности: опыт прогноза^٭


Укоренившееся государство, или государство как средоточие автоном­ной власти, является необходимой предпосылкой существования любой поддающей­ся идентификации формы политического устройства. Под "государством" мы пони­маем централизованный институт, который является независимым действующим лицом на международной арене, несет ответственность за целостность территории, контролирует вооруженные силы, способен изыскивать достаточно финансовых средств для содержания военных и гражданских должностных лиц, и обладает, по крайней мере, в глазах своего персонала, правом принимать властные решения.[…]

Государство, которое уверено в способности править своей территорией, защи­щать и контролировать ее, принимать решения, финансировать свою деятельность, а также, если брать современную ситуацию, осуществлять общее управление эконо­микой и влиять на коммуникационную сеть (то есть, по словам Р.Анжера, имеющее определенную свободу маневра) можно назвать сильным. Государство же, чья спо­собность выполнять эти задачи постоянно оспаривается какими-либо группами из­нутри или извне, является слабым. Как сильные, так и слабые государства могут прибегать к репрессиям; и в тех, и в других могут существовать и авторитарные, и демократические режимы, однако в слабом государстве форма политического прав­ления постоянно находится под угрозой.

Первый вопрос, который нам хотелось бы решить, заключается в том, способна ли нынешняя политическая власть России сохранять контроль над территорией, изыскивать необходимые для этого средства и осуществлять управление через сеть преданных ей чиновников. Если нет, то мы просто не вправе говорить о государстве в действительном смысле слова.[…] Допустимы несколько сценариев:

- будет создана авторитарная, управляемая бюрократией империя;

- образуется федеративное государство с различными типами политических ре­жимов в разных регионах;

- возникает свободная конфедерация, опять-таки с отличающимися друг от друга политическими режимами в регионах;

- Россия сократит свою территорию, потеряв часть отдаленных регионов, и в ней сложится авторитарное (религиозное или светское) государство;

- Россия сократится за счет утраты лимитрофных регионов и в ней сформируется демократическое государство-нация.

Необходимо, однако, проявлять осторожность в конструировании будущего на посылках из прошлого или настоящего. Вообще не исключено, что государство в том виде, в каком мы его знаем, т.е. элемент геополитической системы, образованной совокупностью государств, уже становится достоянием истории. Международные экономические органы, движение мирового капитала, многонациональные корпорации, ядерное оружие - все это может быть предзнаменованием возникновения новых политических форм. Но тогда уже сам исходный постулат, что государство представляет собой средоточие автономной власти, толкает исследователей на невер­ный путь, и нас могут упрекнуть в том, что ориентация на исследование проблем, связанных с государством, лишь отвлекает внимание от действительно ключевых проблем меняющегося настоящего.[…]

Существует ли в России государство? Конечно, да, однако, как мы сейчас понимаем, на первый взгляд всевластное советское государство с 1970-х годов постепенно становилось все слабее. К концу 1980-х годов оно оказалось в крайне тяжелом положении. Его военные "нужды" поглощали ресурсы экономики, рост которой прекратился. Оно было перенапряжено территориально, и ослабший центр столкнулся с противостоянием все более автономизирующихся региональных элит. Его стремление финансировать и обеспечивать широкую сеть общественных услуг создавало недопустимое напряжение в бюджете. "Институциональный склероз" в правительственных учреждениях, смешение в умах чиновников общественных и частных интересов и, наконец, попытка правителей найти выход из затруднитель­ного положения породили кризис легитимности. В результате современную Рос­сию в лучшем случае можно охарактеризовать как слабое государство. Более точным все же нам представляется определение "государство в хаосе", т.е. такое, в котором старые и новые институты с трудом сосуществуют, находясь в состоянии конфликта.[…]

Сегодня в России есть три важнейших узла конфликтов, от исхода которых во многом зависит, возникнет ли в России государство в том виде, в каком мы его описали выше, и какую форму оно примет. Во-первых, стоит вопрос о территориальном единстве страны. Здесь важнейшую роль будут играть взаимоотношения между гражданскими и военными. Другой проблемой является управление территорией и способность центра изыскивать ресурсы для финансирования своей деятельности. В этом случае успех будет зависеть от того, удастся ли политической элите центра добиться лояльности со стороны должностных лиц самого центра и регионов. Важное значение будет иметь и то, как общество распорядится своими экономическими ресурсами. В-третьих, спорным остается вопрос об ответственности государства за благосостояние народа и о его обязательствах перед обществом. Для времен посткоммунизма данная проблема особо значима, и ее разрешение во многом предопределит дальнейшее развитие. Со всеми перечисленными выше проблемами связана еще одна: удастся ли политической элите легитимизировать себя и свои политические структуры в глазах должностных лиц и граждан. Нам трудно предсказать, как каждый из этих вопросов будет решен, однако мы можем с уверенностью утверждать, что характер их решения определит облик будущего государственного порядка.

Прежде всего об элитах. […]имеющие доступ к основным ресурсам призваны сыграть решающую роль в создании государства, будь оно авто­ритарным или демократическим, и потому при исследовании посткоммунистического общества особое внимание должно быть уделено элитам. Роль элит в таком обще­стве можно оценивать по-разному. Не исключено, что она является более важной, чем обычно (посткоммунистическое общество слишком плохо организовано, чтобы защитить себя от элит); возможно - наоборот (общая неопределенность и нестабильность сказывается и на способности элит добиваться реализации своих интересов). Однако в любом случае элиты остаются в числе главных действующих лиц, и процесс их формирования и взаимодействия требует пристального изучения.

Российская элита отличается от элит индустриальных капиталистических стран. Вследствие господства государственной системы, не допускавшей существования автономных источников власти, она оказалась слабо дифференцированной, плохо осознает свои интересы и не умеет должным образом их отстаивать. Новая политическая элита, претендующая на роль строителя государства, удерживает рычаги власти в центре. Она весьма невелика и состоит из "демократов" (интеллектуалов и специалистов, взявших на себя дело реформ в конце 1980-х годов), технократов и представителей традиционной политико-административной элиты. Будучи все еще политической элитой в стадии формирования, она уже теряет свою "демократическую" окраску. У нее нет резервов, которые она была бы способна мобилизовать; за ней не стоят ни местное чиновничество, ни политические организации (партии), где она могла бы черпать пополнение, в том числе для осуществления власти на местах. Пытаясь управлять, новая политическая элита оказывается объектом поношений со стороны разочарованного в политике населения (Ельцин, правда, все еще пользуется поддержкой). Право выработки политического курса находится в руках Ельцина как избранного народом президента, правительства и российского парламента с его Верховным Советом. На данный момент, однако, не достигнуто согласие по вопросу о том, где должен находиться центр принятия решений, и процесс управления идет, как бог на душу положит: указы президента (на многие из которых Верховный Совет накладывает вето) соперничают с постановлениями правительства и с законотворчеством парламентских комиссий. Президент, министры и Верховный Совет создают свои собственные штаты, насчитывающие тысячи сотрудников, преданных своему начальству и стремящихся сохранить свое положение. Конфликт между этими институтами по вопросам о власти и о праве на принятие решения неизбежен. Между тем в условиях отсутствия признанной обществом Конституции или каких-либо соглашений правила разрешения коллизий между властями едва ли существуют.

Теперь об армии. В структурном плане военная элита является наиболее организованной элитной группой в обществе, однако крах Советского Союза и раздел вооруженных сил между республиками разрушили прежние формы субординации. Лишившись ясности в том, кому сохранять верность, армия в настоящее время пребывает в состоянии некоего шока (в этом, кстати, кроется одна из причин ее нынешней пассивности). Тем не менее, военным предстоит стать ключевым факто­ром дальнейшего развития. Решающее значение будут иметь противоречия в их рядах, будь то разногласия между различными родами войск, внутри командного и офицерского корпуса, а также в отношениях между высшим командованием и офи­церами и между офицерами и солдатами.

Армия - наиболее мощный институт, выступающий за сохранение (если нельзя добиться большего) нынешних границ страны, так что в вопросах, касающихся отношений России с ее соседями (особенно сложных, если они затрагивают российские национальные меньшинства) или перспективы отделения каких-то ее частей, позиция военных будет решающей. Выдвигаемые отдельными регионами и респуб­ликами требования о предоставлении им независимости или автономий, равно как и просьбы о поддержке со стороны русского населения, проживающего на территории соседних государств, уже сейчас нередко влекут за собой вмешательство военных. Между тем политическая элита слишком слаба, чтобы противостоять военной (о чем, в частности, свидетельствует тот факт, что некоторые генералы могут открыто кри­тиковать деятельность правительства, оставаясь при этом на своих постах). Поэтому мы не можем в данном случае говорить о государстве, контролирующем строго определенную территорию. Нет речи и о преданности военных нынешнему россий­скому государству, а вопрос о том, может ли центральное правительство опереться на военных для поддержания внутреннего порядка в стране, остается открытым.[…]

Чиновничество окажет не меньшее воздействие на процесс развития, чем элиты. В то время как центральная политическая элита большей частью сменилась, государственный аппарат остался тем же, что и при старом режиме. Многие министерства и ведомства Советского Союза просто перешли в подчинение российского правительства и были поглощены российскими министерствами. Такие институты "закона и порядка" как КГБ, прокуратура, суды сохранили и свою иерархическую структуру, и прежний персонал. Хотя бюрократия была сокращена и некоторые ее представители перешли в новые коммерческие структуры, огромный аппарат чинов­ников, привыкших выполнять указания партии, а ныне не уверенных в том, кому они должны подчиняться и каково их будущее, по-прежнему занимает кабинеты. Взяточничество и коррупция - неотъемлемый элемент их повседневной практики. Таким образом, хотя штат должностных лиц и сформирован, вопрос о том, можно ли сделать из них лояльных слуг нового государства, осознающих различие между своей ролью как государственных служащих и своими частными интересами, остается открытым. При его решении следует в первую очередь обратить внимание на КГБ и прокуратуру. Если эти централизованные учреждения, ответственные за поддержа­ние порядка и соблюдение законности, не будут служить проводниками директив центра, маловероятно, чтобы центр мог опереться на любой другой из государствен­ных институтов. КГБ, несомненно, выступает как единое целое, но проблема - в его отношении к различным претендентам на власть.

Способность центра управлять территориями, особенно когда речь идет о стране со столь обширными землями, является решающей для государст­ва. В советский период партийные, советские и хозяйственные должностные лица регионов не были полноправными политиками. Они назначались из центра и были в той или иной мере ответственны перед ним. Ныне прежние отношения связи и подчинения между центром и регионами разорваны, и местное чиновничество ока­залось в совершенно новой ситуации. Часть его преобразовалась в региональную политическую элиту, обладающую существенной независимостью и стремящуюся к реализации собственных интересов; другая - пытается решить для себя проблему, что выгоднее: представлять центральную власть на местах либо стать региональными сюзеренами. В этих условиях выполнение решений центральной власти является не более, чем случайностью. Назначение местных глав администрации и представите­лей Президента свидетельствует о неспособности центра контролировать регионы и только усугубляет политическую и административную неразбериху на местном уровне. Характер сделки, которую властям того или иного региона удастся заклю­чить с центром, и, соответственно, степень их автономии будут в значительной Степени определяться уровнем экономического развития конкретных регионов. На­иболее спорными станут вопросы о том, кому собирать общегосударственные налоги, кто будет контролировать кредитно-финансовую сферу, кто будет отвечать за фун­кционирование государственных служб.[…]

При исследовании проблем власти более важными, однако, являются созданные государством ассоциации, которые по-прежнему существуют и структурируют со­циальные взаимоотношения. Сохранился не только госаппарат, но и многочислен­ные институты, с благословения КПСС владевшие и распоряжавшиеся огромными ресурсами, контролировавшие доступ к ключевым товарам и услугам. Советское общество было пронизано подобными структурами, переполнено чиновниками, ру­ководившими всеми сферами жизнедеятельности общества, - культурой, социаль­ным обеспечением, политикой. Крах основных политических организаций - КПСС и комсомола - вовсе не означал, что те, кем они руководили (профсоюзы, профес­сиональные ассоциации, религиозные учреждения), разделили их судьбу. Огромные ресурсы, которые находятся в их распоряжении (средства традиционных профсою­зов, например, - объект зависти со стороны мелких независимых профсоюзов, борю­щихся за выживание), дают им потенциальную возможность найти себе новое место в обществе. Процесс их трансформации, сопровождающийся борьбой между руко­водством и активистами за контроль над ресурсами, порождает немало конфликтов, но хотя исход этих конфликтов и не ясен, мы не должны списывать такие организа­ции со счета как не имеющие политического будущего. По мере роста безработицы и падения благосостояния старые профсоюзы, например, могут обрести новое обличие. Все это подводит нас к рассмотрению экономической стороны проблемы.

Способно ли государство изыскивать средства для финансиро­вания собственной деятельности и есть ли у него возможность заключить соглашение с теми, кто делает упор на проблему благосостояния и, соответственно, на социаль­ные права населения? Составной частью исследования продолжающейся борьбы за власть должен быть анализ экономического развития, хотя еще неясно, как процес­сы, происходящие в экономике, повлияют на исход этой борьбы. Возможно, изучение именно данного аспекта политики - взаимосвязи между политикой и экономикой, между политикой и культурной средой - и позволит нынешним специалистам по России внести оригинальный вклад в науку, ведь ситуация в этой стране отлична от всех, известных ранее. Как будут взаимодействовать государство и общество, в чем будет специфика такого взаимодействия? Существовавшее ранее всеохватывающее государство извлекало средства, необходимые для финансирования армии, государ­ственных служб, образования, здравоохранения, социального обеспечения из произ­водственной сферы. Сейчас, когда экономика приходит в упадок и падает производ­ство, государственные доходы сократились, а население страны слишком бедно, чтобы компенсировать эти потери за счет налоговых поступлений. В то же время давление на правительство с целью добиться выполнения им обязательств перед армией, поддержки оказавшихся в тяжелом положении отраслей хозяйства (от ави­ации до угледобычи и железнодорожного транспорта), оплаты счетов в социальной сфере не ослабло. В данный момент политический центр пытается путем медленной приватизации отказаться от прямой собственности на некоторые ресурсы и перело­жить долю своей ответственности за оказание услуг и поддержание благосостояния населения на частные агентства, снижая тем самым роль государства как управляю­щего и поставщика благ. Драматическое падение уровня жизни вынуждает, однако, правительство обращаться к Западу с просьбами о предоставлении краткосрочной гуманитарной помощи и о долгосрочном содействии в модернизации экономики и одновременно искать пути более медленного перехода к рынку. А пока для большей части работающего населения, будь то рабочие, крестьяне или служащие, все оста­ется по-прежнему, как с точки зрения собственности, так и в плане трудовой прак­тики и системы отношений на рабочем месте.

Ответ на вопрос о том, как заработает экономика, сможет ли государство изыски­вать необходимые для него самого средства и окажется ли оно в состоянии скинуть с себя бремя социальных расходов, связанных с поддержанием благосостояния обще­ства, будет, думается, определяться несколькими обстоятельствами: экономически­ми процессами, происходящими во внешнем мире; типом иностранных инвестиций; характером экономической стратегии, избранной политической элитой, и способно­стью последней навязать свой выбор иным ключевым элитным группам; степенью укорененности нынешней модели организации труда и обмена, а также политической реакцией населения на лишения, социальное неравенство и безработицу.[…] Для того, чтобы политические изме­нения продолжались и дальше, необходимо наладить отношения с большим бизне­сом, контролирующим жизненно важные экономические ресурсы. Конечно, в России действуют мощные лоббистские группы, к мнению которых правительство вынуждено прислушиваться, однако ситуация в этой стране существенно отличается от той, которую мы можем наблюдать в развитых и даже не очень развитых капита­листических странах. В России распоряжающиеся экономическими ресурсами груп­пы ведут азартную игру, ставкой в которой является будущее. Они все еще решают для себя вопрос, выступить ли им за введение частной собственности (и на какие ресурсы), поддержать ли попытки правительства демонтировать существующие эко­номические отношения, или нет. Ожесточенная борьба за ресурсы в условиях, когда положение в экономике ухудшается, приводит к фрагментации интересов и разра­станию лоббистских групп. Деловая элита сегодняшней России столь же раздробле­на, как политическая, и взаимоотношения этих элит, складывающиеся союзы или возникающие конфликты, имеют крайне неустойчивый характер.

Социальные отношения, развивающиеся в обществе, как они повлияют на стратегию правительства и поведение элит? Ответить на этот вопрос весьма сложно. Характерными чертами советского общества являлись специфическая сис­тема обмена и наличие разветвленной сети предоставляемых государством благ. Элиты или номенклатура получали причитающуюся им часть благ (оплату и услуги) в соответствии с патерналистской системой, т.е. за принадлежность к специфической и эксклюзивной группе. Для других групп населения доступ к товарам и услугам был открытым, но контролировался государством. Мы не будем здесь касаться причин возникновения такой системы. Важен результат - формирование гигантской сети отношений "патрон-клиент", в которой наиболее слабые клиенты не располагают ничем, кроме своей жизни. Государство же стало самым главным "патроном". В подобном обществе в сознании индивида отсутствует представление о естественной взаимосвязи между трудом и уровнем оплаты: служба воспринимается как пропуск в мир общественных благ. Зарплата - тоже одно из общественных благ, существу­ющих вне всякой связи с деятельностью индивида. Если у труда и есть смысл, то он связан не с денежным вознаграждением, а с факторами иного порядка - с получае­мым от труда удовлетворением, с принадлежностью к коллективу, со статусом. При такой системе получение привилегий обусловлено местом работы и, соответственно, взятка может быть столь же естественной формой вознаграждения, что и регулярно выплачиваемое жалование. (Тот факт, что взяточничество не одобряется, является свидетельством противоречивости общественного сознания, но поскольку в описан­ной нами системе труд и оплата слабо взаимосвязаны, то и запретительный момент выражен относительно слабо.) Все это приводит к формированию патерналистской или патриархальной системы организации труда: статус, сила и доход "босса" зави­сит от размера возглавляемого им коллектива. В свою очередь "босс" отстаивает интересы коллектива в борьбе за распределение ресурсов и, в конечном итоге, рас­полагает возможностью добиться дополнительных привилегий для подчиненной ему рабочей силы, но она попадает в сильную зависимость от него. Уровень квалификации и дефицитность профессии позволяет некоторым группам рабочих самим доби­ваться улучшения своего положения, но у большинства нет ничего, что бы помогло им отстаивать свои интересы. Именно поэтому верховный "босс" - государство - и берет на себя обеспечение определенного уровня благосостояния в обществе.

Пока мало заметны перемены в системе организации труда, если вообще они есть. Однако сейчас многие испытывают страх перед безработицей (и поэтому еще менее склонны оспаривать диктат управленцев), а государство, главный "патрон" и кор­милец, бросило своих вассалов на произвол судьбы, будучи не в состоянии содержать даже прослуживших ему всю жизнь пенсионеров. Поскольку же составляющие ос­нову системы взаимоотношений "патрон-клиент" структуры и обычаи все еще су­ществуют, сохраняется и сама эта система. Она является препятствием на пути создания рыночных отношений и может породить оппозицию попыткам государства снизить свое значение как всеобщего поставщика благ и услуг. Противодействие таким попыткам может идти и снизу, и сверху. С одной стороны, система взаимоот­ношений "патрон-клиент" мешает появлению вырастающего снизу профсоюзного движения и препятствует формированию корпуса должностных лиц, способных от­делить общественные интересы от личных. С другой - строители нового государства, хотя и поддерживают рыночные меры, создавая и используя сеть преданных себе граждан, продолжают выступать в качестве "патронов" (других средств у них, впро­чем, нет). Дело не в том, что правление коммунистической партии оставило в наследство новому режиму штат номенклатурных чиновников (хотя они, конечно, имеются и принимают участие в формировании новой элиты), а в том, что даже после краха старого режима порожденная им социальная практика продолжает выращи­вать "патронов", элитные структуры и простой люд, не видящий смысла ни в орга­низации, ни в политической активности. Не исключено, что все это и помогало держаться специфическому типу коммунистической партийной машины. Более важ­ным, с точки зрения настоящего и ближайшего будущего, является, однако, то, что реакция выросшего в этой среде населения на тяготы и лишения может быть весьма неожиданной (в этом смысле знаменательно то, что до сих пор не было ни бунтов, ни каких-либо других форм резкой политической реакции на происходящее).

Есть ли строители государства, способные удерживать территорию страны и управлять ею? Та степень легитимности, которой обладают нынешние правители в целом, является следствием участия ряда лидеров в ниспровержении старого режима, а это - слабая база для установления нового порядка. Невыгодность положения правящей элиты России усугубляется тем, что в отличие от подобных элит в Восточной Европе и некоторых регионах бывшего Союза она не может при­звать себе на помощь докоммунистическое прошлое страны. В странах Восточной Европы и Балтии ответственность за коммунистическое правление (справедливо это или нет), но может быть возложена на Советский Союз, и существовавшие там до войны независимые национальные государства служат тем символом, который свя­зывает прошлое с настоящим. В России все это невозможно. Здесь нельзя возложить на оккупантов вину за преступления сталинской эпохи и последующее плохое уп­равление, да и царистское прошлое, несмотря на все усилия "патриотов", не вызы­вает особого воодушевления.[…]

Пшеворский убежден, что легитимность не является необходимой составляю­щей государства. Возможно, это и так, если говорить об уже сложившемся госу­дарстве. Но верно ли это в ситуации, когда борьба за контроль над ресурсами и определение облика нового государственного порядка находится в самом разгаре? Здесь в игру вступают не только интересы, но и страсти, и апелляция к морали, справедливости, высшим ценностям оказывается более эффективной, нежели упор на более приземленные материальные интересы. Любая политическая элита стре­мится к тому, чтобы, по крайней мере, чиновничество поддерживало ее не только из меркантильных соображений: если возникнут трудности, на идейных сторонников можно в большей степени положиться, чем на тех, кто руководствуется сугубо личными интересами. Поэтому борьба за власть будет сопровождаться борьбой за умы и сердца. Таким образом, мы подошли к проблеме контроля над сферой комму­никаций. Центральные средства массовых коммуникаций России по большей части "захвачены" интеллектуальной элитой, и российское правительство в меньшей сте­пени влияет на прессу и телевидение, чем правительства многих либерально-демок­ратических стран. Интеллектуалы играют важную роль в структурировании полити­ческого дискурса, в первую очередь, в защиту демократической практики свободы самовыражения, выступая в качестве лояльной оппозиции правительству, куда вхо­дят и их представители. (Важным их соперником в борьбе за внимание публики становится, однако, патриотическая пресса.) На данный момент (несмотря на неко­торую напряженность в отношениях, обусловленную попытками правительства обуздать критические выступления прессы, а также тревогой сообщества интеллек­туалов в связи с их относительным обнищанием и мрачным будущим, ожидающим науку) интеллектуальная элита остается одним из наиболее твердых приверженцев политической линии Ельцина, а ее роль коммуникатора придает ей политические функции. В то же время вопрос о том, сочтет ли нарождающаяся политическая элита целесообразным или выгодным для себя в своих поисках легитимности прислушаться к демократически настроенным интеллектуалам, остается открытым. Столь же не­ясным остается и вопрос о будущей приверженности интеллектуальной элиты любо­му конкретному политическому порядку.

Проблема, которая стоит перед политической элитой, заключается не только в том, что ее нынешние претензии на власть могут обеспечить ей легитимность лишь на очень короткий срок, но и в том, что любой тип избранной ею стратегии таит в себе серьезную опасность. Если она сохранит приверженность своему нынешнему демократическому выбору, то легитимность государства будет зависеть от того, согласится ли она с результатами будущих выборов. Что же касается более отдален­ной перспективы, то правители, лишающие население его социальных прав, могут столкнуться с нежизнеспособностью демократической стратегии как таковой. Не пригодна она и в борьбе с военной элитой и чиновничеством, ведь ни одна из этих сил, как правило, не испытывает особой приверженности демократии. Другой тип стратегии - розыгрыш националистической карты или выступление с призывом к возрождению традиционного государства Российского - в многонациональном об­ществе с высоким уровнем межэтнической напряженности также порождает немало проблем. Национальные чувства, начавшие заполнять образовавшийся после краха официальной идеологии вакуум, нашли для себя благодатную почву в районах проживания этнических меньшинств и по мере ослабления центра, усиления борьбы за контроль над местными ресурсами стали пускать там корни, однако в исконно русских частях страны они все еще остаются второстепенным политическим факто­ром. В настоящее время нельзя с уверенностью сказать, что националистические призывы вызывают отклик даже среди военных, интеллектуальная элита выступает против них, и российские националисты не имеют серьезной поддержки в обществе, Тем не менее, источники националистических чувств и их будущее остаются столь же неопределенными, как источники и будущее других политических позиций.[…]

Вполне вероятно, к примеру, что вопреки нашим предположе­ниям, легитимность не является необходимой составной частью государственного строительства. Но если это не так, станет ли отсутствие стратегии легитимизации политического режима камнем преткновения при создании государства в том обра­зовании, каким предстает Россия сегодня? Если да, то события в России могут знаменовать собой конец мировой системы государств в том виде, в каком мы ее знаем. И если это так, то что ждет всех нас?