Geum.ru

Горбачев М. С

Вид материалаДокументы

Содержание


Плимак Е.Г.
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   34

Плимак Е.Г.*

Большевизм в трёх революциях


Первая русская революция 1905-1907 гг. именовалась в советской литературе по Ленину – «генеральной репетицией» Октября. Я бы назвал ее абсолютно неудачной, хотя и поучительной репетицией. Можно с полным правом утверждать: партия большевиков осталась где-то на обочине революции. Восстания на «Потемкине», в эскадре, которой командовал лейтенант Шмидт, не были поддержаны с суши представителями большевистской партии. В столице руководящую роль сыграли меньшевики, создавшие Совет рабочих депутатов.

Правда, большевики руководили декабрьским 1905 г. восстанием в Москве и некоторых других городах, но вожди большевистской партии прозаседали решающие дни на своей конференции в Таммерфорсе. Совместность выступлений пролетариата в Москве и Петербурге не была обеспечена. Соединения пролетарских и крестьянских выступлений в ходе революции также не произошло.

Г.В.Плеханов ответил на Московское восстание известной репликой: «...Не нужно было и браться за оружие». Большевики назвали реплику ренегатской, они твердили: пролетариат поднялся не зря, он прошел школу борьбы. И действительно, уроки 1905 года были с первых же дней учтены в революции Февраля 1917 года. Уже в первые ее дни пролетариат Петрограда избрал Совет. Его Исполком созданием двоевластия предотвратил гражданскую войну. Командующие действующими армиями никогда не принесли бы присягу Совету. Временному буржуазному (и «империалистическому»!) правительству они присягнули безотказно. С первых дней революции пролетариат столицы боролся за переход гарнизона на сторону восставших, преуспел в этом, что решило в его пользу исход борьбы. Страна последовала примеру Петрограда.

Вернувшийся в апреле 1917 г. в Петроград Ленин наметил направление дальнейшей деятельности большевиков: никакого доверия Временному правительству; никакого союза с другими революционными партиями; признание буржуазно-демократического этапа революции завершенным; переход ко второму этапу, связанному с ликвидацией двоевластия и переходом всей власти в руки Совета Рабочих и Солдатских депутатов, т.е. в руки диктатуры пролетариата и беднейшего крестьянства.

Плехановская газета «Единство» назвала Апрельские тезисы «бредом», а сам Плеханов развил эту мысль в статье «О тезисах Ленина и о том, почему бред бывает интересным». Плеханов предполагал длительное сосуществование пролетариата и буржуазии в рамках буржуазной республики в России и проповедовал союз социалистических партий с буржуазными в целях выработки «цивилизованных» отношений российского капитализма с рабочим классом. Непосредственно же он звал к организации всех сил нации для борьбы с Германией – на стороне «европейской и мировой демократии».

Мы полагаем, что у Ленина действительно наблюдалась в «Тезисах» известная логическая несообразность. Когда он говорил о переходе к республике Советов (с устранением парламентаризма, таких атрибутов государства, как полиция, армия, чиновничество), то это еще можно было называть переходом ко второму этапу революции. Но в плане социально-экономическом еще только предстояли задачи первого этапа: борьба за восьмичасовой рабочий день, а главное – проведение аграрной революции, о чем здесь справедливо говорил проф. Данилов. В стране оставался нетронутым массив помещичьих земель, в остальном доминировали мелкокрестьянские хозяйства. Крестьяне составляли до 80% населения страны, пролетариат –около 10%. Перевернуть «сразу же» это соотношение, т.е. одним махом докончить «первоначальное накопление», провести индустриализацию вообще не представлялось возможным – для такого «сразу же» требовались десятилетия. Да и в области политической было преждевременно делать ставку на «диктатуру пролетариата и беднейшего крестьянства» – в ноябрьские выборы в Учредительное собрание деревенский электорат отдал свои голоса «мелкобуржуазным» эсерам. Что касается таких мер, как слияние всех банков, контроль над производством и т.п., то они вполне ложились в рамки госкапитализма...

В октябрьских лозунгах большевиков – мира, земли, хлеба – зарубежные историки вроде Р.Пайпса, автора трилогии «Русская революция», тт. 1-2, М., 1994 и «Большевики у власти», М. 1997, видят одну лишь «демагогию». С этим трудно спорить, как и с тем, что именно такая демагогия привела большевиков к власти. К величайшему сожалению, Ленин и Троцкий после Октябрьского переворота заставили ЦК РКП/б/ отвергнуть идею общедемократического «однородного социалистического правительства». Они делали расчет не на компромисс с «мелкобуржуазной демократией», а на диктатуру РКП/б/.

Были попраны все демократические принципы, которые помогли большевикам прийти к власти: запрещена кадетская, а затем и другие партии, запрещена небольшевистская печать, разогнано Учредительное собрание, в котором большевики получили всего 25% мест, изгнаны из Советов и профсоюзов другие партии, кроме РКП/б/. После развала блока с левыми эсерами в 1918 г. установилась однопартийная система – предвестница авторитарного, а затем и тоталитарного строя. Сомнений нет – такая политическая сверхцентрализация помогла большевикам устоять в гражданской войне, но с ее окончанием Ленину пришлось говорить об издержках сверхцентрализации.

После крестьянских восстаний на Тамбовщине и в других областях, восстания в Кронштадте в 1921 г. большевикам потребовалось срочно вводить НЭП – переход от продразверстки к продналогу, допуск товарных отношений на рынке, хозрасчет в промышленности, допуск частного сектора (особенно в торговле). Но эта, по выражению Ленина, «самотермидоризация» и относительный либерализм в экономике сопровождался уже в 1922 г. усилением диктаторских, террористических начал в политике. Массовый ответный террор на «внутреннем фронте» – одно из основных средств удержания большевиками власти – стал превращаться в «профилактический терроризм»: показательные процессы над эсерами и меньшевиками, расправа с церковью, преследования частных и иностранных организаций, боровшихся с голодом в Поволжье в 1922 г.

«Террор – это самое отвратительное и отталкивающее, это то явление, которое вызывает к большевикам наибольшую ненависть», – писал еще в 1919 г. К.Каутский. В современной зарубежной литературе (М.Малиа, тот же Р.Пайпс, другие) предпринимаются попытки изобразить большевистский режим 1918-1922 гг. как нечто невиданное в истории, а также отождествить террор ленинских лет со сталинским терроризмом.

Но ответный массовый террор 1918-1922 гг., как видно из книг-отчетов руководителей ВЧК (См.М.Я.Лацис. Два года борьбы на внутреннем фронте. М., 1920; М.Я.Лацис. Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией. М., 1921), не превышал 12-14 тыс. человек, расстрелянных за эти годы. Если даже допустить пятикратное преуменьшение Лацисом числа жертв красного террора, то и тогда мы не выйдем за рамки «классического» якобинского образца. Во Франции 1793-1794 гг. якобинцы гильотинировали 17 тыс. человек, погибло в тюрьмах еще 17 тыс., 300-500 тыс. (данные расходятся) томились в тюрьмах как «подозрительные». А ведь Франция имела всего 24-25 млн. населения по сравнению со 150 млн. в России, и мы должны шестикратно увеличить цифры Грира.

Совсем другое дело – репрессии при Сталине. Число жертв сталинского террора увеличилось стократно по сравнению с террором Ленина-Троцкого-Дзержинского. Репрессии были обращены не только против взращенных НЭПом зажиточных крестьян («кулачества»), но и против руководящих кадров в промышленности, высшего и среднего комсостава РККА, против испытанных временем ленинских партийных кадров.

Я полагаю, что версия о «паранойе» у Сталина как причине столь массового терроризма исчерпала себя в свете опубликованных за границей данных. Это письмо нашего разведчика Александра Орлова в журнале «Life» от 23 апреля 1956 года; это книга американского исследователя Охранки Эдварда Смитса «Молодой Сталин: ранние годы ускользающего революционера» Кассель, Лондон, 1968 г. Оба автора убедительно доказывают, что Сталин был агентом царской охранки. Данные об этом, попавшие в руки маршала Тухачевского в 1936 г., заставили его пойти на заговор против властвующего в СССР провокатора. В 1989 году акад. А.Самсонов на страницах «Московской правды» рекомендовал создать комиссию по сбору и оценке всех данных о провокаторстве Сталина. Но воз и ныне там.

Два последних замечания. Вряд ли верно говорить о нынешнем поражении социализма или коммунизма. Режим в СССР и его странах-сателлитах никогда социализмом не был – это был террористический «номенклатурный капитализм» или «казарменнный коммунизм». Маркс в Предисловии к «Капиталу» писал, что нельзя перескочить «через естественные фазы развития» общества – можно лишь «сократить и смягчить муки родов». Уже при Ленине начались попытки такого перескока. При Сталине перескок неимоверно ужесточил «муки родов» нового общественного строя.

Я согласен с товарищами, которые говорят об Октябре 1917 как о событии мирового масштаба. Но не всегда подчеркивается, что это событие было многозначным. В эпоху Первой мировой войны в России произошла великая антимилитаристская революция. Но она породила революционный милитаризм, Коминтерн, политику мировой революции. Россия в 1917 году высоко подняла знамя социализма. Но она же запятнала его избыточной кровью. Революция 1917 года в России заставила Запад перестраиваться и разбудила Восток. Но она не создала устойчивой новой цивилизации, а ныне мы теряем не только ее, но и присущие ей положительные элементы.

Вновь встает перед нами вопрос, поставленный в 1925 г. в заглавии книги Троцкого «К социализму или капитализму?». Но не хотелось бы, чтобы осуществилось его пророчество: мы пересядем с товарного на пассажирский, а капитализм уйдет курьерским... Но другого от нынешних «машинистов» ожидать не приходится...