Geum.ru

Горбачев М. С

Вид материалаДокументы

Содержание


Иоффе Г.З. (Канада)
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   34

Иоффе Г.З. (Канада)

«Выход из большевизма»


Конечно, ставить вопрос об ответственности за революцию и ее разрушительные последствия юридически некорректно, но историографически все-таки возможно, а то и просто необходимо. В противном случае изучение истории бессмысленно.

Нет, не «массы» (употребим любимое выражение Ленина) свергли царизм в конце февраля – начале марта 1917 г. «Лодка царизма» на протяжении долгих лет сознательно раскачивалась интеллигенцией, ее авангардом – либеральной оппозицией, а в критическую минуту главный гребец – император просто бросил весла. Все остальное, в том числе и большевистский Октябрь, было уже следствием. А.И.Солженицын считает – следствием неизбежным. Это, однако, спорно, а главное – не доказано. Но одна из тенденций Февраля действительно вела к Октябрю.

Сегодня, 80 лет спустя, в России вновь возвращаются к тем, уже далеким событиям, особенно к Октябрю. Снова будет сказано и написано много слов. Но надо ли? Если не почему, то как Россия входила в большевизм – ясно. Сегодня же она переживает конечный процесс, начало которого – в 17-ом году. Тогда она вошла в большевизм, теперь на наших глазах выходит, во всяком случае, пытается выйти. И прояснение этого этапа, его содержания, его особенностей, его последствий представляется ныне более важной задачей.

Те, кто готовил русскую революцию 17-го года и пережил ее, впоследствии, в эмиграции, много думали не только над причинами революционной катастрофы, не только признавали свою вину, но и размышляли над тем, как Россия будет выходить из большевизма. Что этот выход раньше или позже состоится – они не сомневались. Весь вопрос заключался в том, как это произойдет. Намечалось и несколько «сценариев».

Поначалу, после окончания гражданской войны, не остывшие от сражений с «красными» белогвардейские военные вожди (Н.Врангель и др.) еще вынашивали планы возобновления вооруженной борьбы против большевиков. Существовала надежда, что отведенная из Крыма русская армия, поддержанная кем-либо из иностранных интервентов, предпримет попытку вторжения в Советскую Россию и сбросит большевиков. Однако более трезвые головы деятелей антибольшевизма уже поняли, что этап вооруженной борьбы с большевизмом кончился и силой их не сломить. Лидер кадетов П.Милюков разработал так называемую «новую тактику»; он полагал, что большевистская политика неизбежно приведет к возмущению крестьянства и других трудовых слоев. Эта внутренняя борьба приведет к ослаблению большевистской системы и ее постепенному падению.

Но было немало таких, которые не рассчитывали и на это. Действительно, после победы над «белыми» большевики сумели жестоко расправиться с внутренними восстаниями и бунтами, большинство которых не имело сколько-нибудь определенной политической цели. Дальновидные политики (тот же П.Милюков, В.Маклаков, Б.Бахметьев, Г.Федотов и др.) высказывали мысль, согласно которой закат большевизма начнется в его собственных рядах (в том числе, и в «верхушке») под влиянием термидорианского, а проще сказать, мещанского перерождения. Сторонники этой точки зрения исходили из того, что сила и напряжение «революционного духа» не может продолжаться длительное время и «человеческие слабости» размоют их. Так, собственно, и произошло. Правящий класс – номенклатура со всеми ее привилегиями – возникла еще при Ленине. При Сталине она уже стала силой, хотя управлял ею Сталин – «хозяин». После него произошла перемена. Теперь уже номенклатура «правила» генсеком и страной. А после того как генсеки стали умирать один за другим, номенклатура пожелала укрепить свое положение, закрепив свои привилегии в собственность…

Но независимо от того, каким образом должно произойти разрушение и исчезновение большевизма, почти все сходились на том, что для «простого человека» оно будет тяжелым, таким же мучительным, каким для него было и «вхождение в большевизм». Ф.Степун писал:

«Становится невольно страшно за Россию. Сумеет ли она после падения большевистской власти так мудро сочетать твердость государственной воли с вдумчивым отношением к духовным и бытовым особенностям ведомых ей народов?»

Для Г.Федотова, вопроса, кажется, не существовало:

«Приближается час расплаты, и горька будет чаша, которую придется испить России за преступления ее властителей».

Немного раньше историк А.Кизеветтер писал М.Вишняку:

«Мы всё мечтаем, чтобы падение большевиков совершилось так, чтобы никакой расплаты за большевистское иго не получилось. Да разве это возможно?»

Когда теперь читаешь эти тревожные, проникнутые болью высказывания, невольно задумываешься: а сознавали ли всё это те, кто «раскачивал лодку» советского большевизма? Те, кто крушил царское самодержавие, надо признать, плохо представляли себе все социальные и политические последствия «дела рук своих», хотя предупреждающие голоса и раздавались («Вехи» и др.). Но те, кто крушил «большевистское самодержавие», должны были знать и учитывать их опыт.

Так, великий реформатор М.Горбачев обязан был знать, что радикальные реформы в России легко «срываются» в революции и что еще дореволюционные «разработчики» реформ (Ю.Витте, П.Столыпин и др.) сформулировали условия их осуществления: постепенность и последовательность. Горбачев должен был знать, что отступление от этих условий в конце концов превратит его в жертву левых или правых экстремистов, за которыми придут мародеры. Разве не об этом рассказывает «бестселлер» А.Коржакова «Ельцин: от рассвета до заката»?

Оба великих «гуру» советского антикоммунизма – А.Сахаров и А.Солженицын – не имели права не понимать, что помимо разрушения необходимо четко представлять себе, как и чем заменить падающие столбы большевизма так, чтобы их руины не обрушились на головы миллионов «рабов коммунизма». Дух ненависти наполнял души. Но разве это лучший советчик? Как случилось, что «молодые ельцинские реформаторы» первого призыва (Е.Гайдар, А.Чубайс и др.) не нашли ничего умнее, как разрушать большевизм большевистскими, а подчас и криминальными методами, не щадя людей? Еще предстоит выяснить, где Россия понесла большие жертвы: при «входе» или «выходе» из большевизма.

Когда Ленин, победив в гражданской войне, оказался перед лицом разрушенной и разоренной страны, он, по свидетельству многих очевидцев, стал понимать ошибочность Октября. В критической статье на книгу Н.Суханова «Записки о революции» он не нашел ничего более убедительного, чтобы оправдать свои действия в Октябре, чем цитирование Наполеона: «Сначала надо ввязаться в бой, а там уж будет видно, как поступать дальше». Эту фразу, пожалуй, можно было бы использовать в качестве эпиграфа почти ко всей политической деятельности российских политиков ХХ века. И что же дальше? Вопросы, вопросы… Как пишет в своей последней книге историк М.Геллер, «Россия на пороге ХХ1 века ищет свою национальную цель… Чему научило ее прошлое?». «Выход» из большевизма, в том виде, как он совершается, показывает: немногому.