Предисловие от редакторов
| Вид материала | Документы |
СодержаниеИз рассказа Е. А. Нинбурга Сорок пятый интернат Из воспоминаний С. И. Сухаревой |
- Предисловие редакторов русского издания, 732.37kb.
- Результаты опроса среди руководителей компаний, главных редакторов сми и влиятельных, 203.27kb.
- От редакторов русского издания, 12579.28kb.
- Содержание предисловие 3 Введение, 2760.07kb.
- От редакторов, 6704.84kb.
- Выступление Л. С. Макарона на встрече руководителей печатных сми, 137.05kb.
- Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
- Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
- Объем программы и занимаемое место на диске Системные требования, 127.06kb.
- Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.
Из рассказа Е. А. Нинбурга
«И когда через годик Александр Сергеевич Данилевский, тогдашний наш декан, предложил мне идти работать в интернат при университете, я сразу согласился. Я понимал, что в науку меня Быховский не пустит, секретарь отделения общей биологии Академии наук имел для этого все рычаги, ну, а насчет преподавания - тут понятно, что просто не обратят внимания. Естественно, все, что оставалось от тогдашнего кружка, а начинались экспедиции именно с кружков Зоологического института, попало в сорок пятый интернат. Лаборатория началась в интернате. Дело в том, что там очень способные ребята учились. Уровень их самостоятельных работ очень быстро стал настолько высоким, мы решили переименовать кружок в лабораторию. Вот так появилось название Лаборатория экологии морского бентоса».
Сорок пятый интернат30
Из воспоминаний С. И. Сухаревой
Одновременно с началом работы юннатского кружка в ЗИНе в Ленинграде был открыт интернат для одаренных детей северо-запада СССР, чтобы дать возможность талантливым ребятам из глубинки получить хорошее образование и подготовить их к поступлению в ВУЗЫ Ленинграда. Для этого проводились выездные экзамены по всему северо-западу и республикам Прибалтики для выявления ребят, способных к математике (в первую очередь), обладающих исследовательской жилкой и желающих получить фундаментальное образование, чтобы в дальнейшем заняться научно-исследовательской работой. Такой интернат был уже организован в Новосибирском Академгородке.
В 1964 году был набран первый химико-биологический класс. Три человека из интерната (биологи Вася Митрофанов и Ира Бойцова, физик Валера Рязанов) были взяты Евгением Александровичем в экспедицию вместе со своей зиновской командой. Преподавателем биологии там была Людмила Алексеевна Попова, жена нашего кафедрального приятеля Андрея Попова.
В 1968 году она ушла из интерната и предложила Евгению Александровичу занять ее место и попробовать организовать там кружок, подобный тому, который был в ЗИНе. Кандидатуру Нинбурга очень поддержал куратор биологического профиля в интернате заведующий кафедрой энтомологии Александр Сергеевич Данилевский, выдающийся биолог и отличный натуралист. Как ни странно, Евгения Александровича на работу приняли – то ли за три года успели забыть о запрете работать с молодежью, то ли как-то удалось обойти 1-й отдел.
Таким образом, в 1968 году Нинбург покинул ГосНИОРХ и вновь вернулся вновь к своему настоящему делу – работе с ребятами. Пребывание в лаборатории генетики обогатило Евгения Александровича, в первую очередь, знакомством с таким замечательным человеком, каким был В.С. Кирпичников. Во время совместных поездок на рыбозаводы В. С. иногда рассказывал молодым сотрудникам о периоде разгрома генетики в СССР, обычно очень тонко и метко характеризуя тогдашние события и их участников. «Ну, уж шефчик скажет!», - говорили о нем его молодые коллеги (так называли Кирпичникова в лаборатории из-за его небольшого роста). Евгений Александрович всегда был благодарен Валентину Сергеевичу за то, что тот, не колеблясь, взял к себе на работу такого «неблагонадежного» гражданина, как он.
Так начался интернатский период существования кружка. Возобновились поездки на Белое море. В интернате благоприятным условием было то, что здесь удачно совмещались и преподавание биологии, и внеклассная работа. Это был один из самых продуктивных периодов его деятельности.
Придя в интернат, Евгений Александрович, в первую очередь, засучив рукава, со свойственным ему педантизмом, принялся наводить в биологическом кабинете и в лаборантской порядок и уют. Из этих помещений была выкинута куча хлама. В лаборантской поселились электрочайник, чашки, в ней происходили регулярные вечерние чае- и кофепития. Срочно изготавливались какие-то учебные пособия, собирался демонстрационный материал. Е.А. всегда просил меня ему помочь. Иногда изготовление таблиц на ватманских листах (рисунки и схемы брались обычно из книги «Урания тиррайх») затягивалось далеко за полночь, так как на следующий день они были нужны на уроке.
Шла подготовка и к полевой работе. Е.А. умудрился договориться с какой-то пошивочной мастерской, чтобы там сшили из списанных интернатских одеял спальные мешки. Эти мешки впоследствии служили много лет. Красный сатин истлевал, клоками вылезала вата, на мешках появилось множество заплат, но они продолжали верно служить. Думаю, что эти красные спальники очень хорошо запомнились многим поколениям экспедиционеров.
Часто, прося ему помочь, Евгений Александрович ставил меня перед неразрешимыми (или трудно разрешимыми) проблемами. Так как он до позднего вечера задерживался в интернате, то часто оказывалось, что ему надо к завтрашнему дню найти страницу (или главу, или ссылку) в книге (не обязательно биологической!), которая неизвестно где лежит, или срочно нужен метр канвы для сачка, или надо придумать, как лучше оформить музейный стенд. Когда я пыталась выразить свое возмущение по этому поводу, он всегда произносил свою коронную фразу: «Ну, ты же умная, ты что-нибудь придумаешь!».
Вообще эту фразу я слышала от него довольно часто. Со свойственной ему обстоятельностью и педантизмом он время от времени разбирал свой письменный стол или целиком кабинет, и то, что ему в данный момент не было нужно, аккуратно выносил из кабинета и складывал ко мне на стол или еще куда-нибудь. Когда я выясняла у него – куда же я это дену, он, естественно, предлагал мне «что-нибудь придумать». Как мне не хватает сейчас этой фразы!