Предисловие от редакторов

Вид материалаДокументы

Содержание


С. И. Сухарева «Дело технологов»
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   39

С. И. Сухарева

«Дело технологов»


Это событие произошло осенью 1964 года. Жене вдруг позвонил кто-то из технологов (скорее всего, Валерий Ронкин или Сережа Хахаев), с которыми мы уже давно потеряли связь, и предложил встретиться и поговорить. Поскольку воспоминания о ребятах у нас остались самые хорошие, то он с радостью согласился возобновить дружеские отношения. После первой встречи последовали еще несколько. Однажды Женя пришел домой очень поздно с папкой под мышкой. В ней оказалась «самиздатовская» книжка под названием «От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата» и такая же брошюрка «Величие Ленина истинное и мнимое». Ему дали почитать все это, чтобы потом услышать его мнение.

Все это, естественно, прочитала и я, правда, по диагонали, так как вникать в текст подробно мне было скучновато – я никогда особенно не увлекалась политической литературой – еще на истории КПСС охоту отбили. В целом, относительно того, что у нас диктатура партийной бюрократии я, конечно, согласилась, однако, не меньше меня испугало стремление авторов к «диктатуре пролетариата». В Ленине, признавая его способности к политике и к авантюризму высшей марки, я не видела особенного величия, как мнимого, так и истинного – заглавие брошюрки мне показалось каким-то напыщенным и надуманным. Тем более, я не находила никакой возможности изменить существующее положение дел. Поэтому предложенные технологами идеи меня не очень задели за живое, и я не стала особенно над ними размышлять.

Женя придерживался примерно того же мнения, что и я, обозвав их «утопистами» и «неисправимыми марксистами» – во всяком случае, заниматься революционной пропагандой он не собирался. О чем и сказал, отдавая эту литературу обратно хозяевам. Когда его спросили, дал ли он кому-нибудь еще ознакомиться с этими идеями, он ответил, что не счел возможным это сделать. Если они затеяли все это дело, пусть сами и дают тому, кому считают нужным. Еще спросили у него, не мог бы он предоставлять иногда юннатское помещение для нужд их политического кружка, от чего Женя тут же наотрез отказался. Больше ребята Женю к разговору не приглашали, и дальнейших встреч не было.

Наш друг Яша Френкель (к тому времени уже женатый на Марине и имеющий дочь Аню, ровесницу нашего Глеба), которому мы рассказали об этой встрече, отметил, что они не предложили ему ничего подобного (хотя он с ними время от времени общался) и вообще о своей подпольной деятельности с ним не говорили. Вероятно, заранее знали, что он их не поддержит. Мы все, конечно, предполагали, что затея подпольщиков неизбежно должна потерпеть провал, поэтому сочувствовали им и от всей души желали, если не успехов (что было бы невероятно), то, хотя бы, не засветиться и избежать всяческих дальнейших неприятностей. Жизнь в СССР в этот период оставляла желать лучшего, но все же серьезное отношение подпольщиков к возможности изменения существующего строя вызывало у нас удивление. В книге была, например, такая фраза: «Если бюрократия не уступит своего господства по доброй воле, что маловероятно, она будет свергнута насильственным, революционным путем». Каким образом они собирались свергать бюрократию, представить себе было совершенно невозможно.

Инициаторами этого подпольного движения и главными авторами книги были Валерий Ронкин и Сергей Хахаев. Ругали нынешнюю власть и рассказывали политические анекдоты все, кому только не лень, но Валерий и Сергей решили, что пришла, наконец, пора конкретных предложений и конкретных действий. «Мы уже пришли к выводу, что социализма в СССР не существует и бесклассового общества – тоже. Есть правящий класс – партийно-государственная бюрократия». «Как говорил… потом Сергей Хахаев, вспоминая времена комсомольского патруля: «Мы хотели распространить на всю страну идеалы нашего студенческого братства той поры».

Продолжение этой истории развернулось позже, летом 1965 года. Как всегда, велась подготовка к очередной беломорской экспедиции, уже второй по счету. В конце мая Женя и моя мама отправили меня с детьми на дачу. Мобильной связи тогда не было, и все новости можно было узнать только из писем или при личном визите.

Как обычно, в субботу на даче появился Женя с новостью, которую накануне ему сообщил Френкель, приехав к нам домой, на Басков переулок, в 5 утра. «Ронкина, Хахаева, Иофе, (был назван еще ряд известных фамилий) взяли, - сказал он, едва переступив порог, - тебе не кажется, что там не хватает еще Нинбурга и Френкеля? Мы с Мариной всю ночь сидели, разбирали бумаги, чтобы не оставить какие-то улики, если будет обыск. Давай теперь примемся за твои». Криминалом могли посчитать все, что угодно, например, «тенденциозную подборку литературы» (существовала такая формулировка): уликами могли стать книга «Москва, 1937» Фейхтвангера, изъятая из библиотек, перепечатанные на машинке стихи опальных поэтов, стенограмма суда над И. Бродским. Таким образом, наша библиотека была основательным образом почищена, мы стали ждать, но ничего не произошло. Женя благополучно собрался и уехал с юннатами на Ряжков.

Дальнейшие события развивались уже там. Однажды в заповедник из Кандалакши пришел катер, и Нинбурга отвезли на нем в местное управление КГБ. Там ему предложили сразу ехать в Ленинград для дачи показаний по делу технологов, от чего он отказался, так как не мог оставить экспедицию.

Потом, уже после приезда в город, он был вызван в большой дом, как свидетель по этому делу. Время было назначено, если не ошибаюсь, где-то на 11 утра. В этот день мы собирались идти в гости к Эмме Николаевне Егоровой и Кириллу Борисовичу Юрьеву. Мы с Женей договорились, что, когда он вернется с Литейного, мы и пойдем. Соответственно, часам к 4- 5 (по моим представлениям) он должен был уже освободиться. Однако было уже 4 часа, потом - 5, потом – 6, а он все не появлялся. Так как я не могла понять, о чем можно спрашивать столько времени, то по-настоящему перепугалась, решив, что его уже посадили. В страшной панике я позвонила Эммочке, объяснив ситуацию, - они меня, как могли, успокаивали, говорили, что это еще ничего не значит, надо ждать. Наконец, около 8 часов вечера он появился, ужасно уставший и голодный.

Объяснил, что большую часть всего этого времени он сидел в коридоре перед кабинетом следователя и ждал. Следователь, задав несколько вопросов, с извинениями уходил и просил подождать. Потом приходил, и повторялось то же самое. Потом, кажется, появился еще один следователь, тоже поспрашивал и ушел. Вопросы, в основном, были направлены на подтверждение разных фактов – было такое или нет? С самого начала Женя на всякий случай стал все отрицать: «Знать ничего не знаю ни про какие книжки». Его тут же остановили, приведя выдержки из показаний самих подпольщиков, в которых было все ясно – книгу читать давали, об ее содержании беседовали.

Спросил следователь, как он относится к членам этой группы. Женя сказал, что ребята очень хорошие, правильные, комсомольцы, в комсомольском патруле работали в студенческие времена. Следователь с ним вполне согласился, сказал, что все о них хорошо отзываются, но вот запутались они, все не так поняли, распространяли вредные идеи, за это надо наказывать. Спросил, кстати, давал ли он читать эту литературу жене или кому-то из родственников. А, если не давал, то не лежала ли эта книжка где-нибудь на виду. Женя, естественно, ответил, что никому не давал, на виду не держал, ни с кем о книге не говорил. Предложили подписать протокол допроса и отпустили с богом.

Валерий Ронкин в своей книге так объяснял поведение подпольщиков на допросах, когда они начали называть тех, кому давали прочитать свои книги. «Итак, я начал давать показания... Сначала я уговаривал себя, что надо хоть немного рассказать о тех, «кому ничего не будет»… Потом, увидев, что это не дает никаких результатов, я говорил дальше, чтобы оправдать перед собой уже сделанное… После меня заговорили и другие». «Я назвал около двадцати человек из тех, кому я давал читать нашу нелегальщину. Сейчас не помню всех, а перечитывать протоколы своих допросов мне противно. Кажется, серьезных последствий мои показания ни для кого не имели…»

Насколько велика была степень абсурда в умозаключениях органов, можно судить по такому факту. Накануне этих событий летом вся технологическая компания организовала туристский поход по Кавказу. Вели общий дневник. В дневнике, шутки ради, назначили участников похода министрами – того, у кого в рюкзаке была аптечка - министром здравоохранения, того, кому удалось удачно купить провизию – министром торговли, и так далее. После их ареста, на следствии, одним из выдвинутых против них обвинений было и то, что они «уже делили посты», хотя потом из официального обвинения все-таки эту глупость убрали.

У Жени не было ни тени обиды на подставивших его ребят. Когда я ворчала по их поводу, он говорил, что им гораздо хуже, чем ему – они в первую очередь сами себя наказали – отсидеть 7 лет, а потом еще и на поселении жить - не позавидуешь!

Больше власти его не трогали, зато началась эпопея в ЗИНе. Это было уже осенью, когда все вернулись из экспедиций. Сначала было сделано внушение директором на ту тему, что – Вы же понимаете, что это Вам так не пройдет. Затем было комсомольское собрание, на котором осудили за политическую близорукость. Надо было, как только злополучная книжка попала к нему в руки, сразу нести ее в КГБ! И секретарь комсомольской организации ЗИНа Миша Пастухов, и другие ребята пытались поддержать Женю. На реакцию зиновской молодежи: «Подумаешь – не донес, ничего страшного - сам-то он ничего предосудительного не сделал!», кто-то из пожилых дам возразил: «Как это – ничего страшного, а вдруг бы подпольщикам удалось добиться своего!». На что Женя не отказал себе в удовольствии съехидничать: «Неужели Вы такого невысокого мнения о прочности советской власти?». С работы, правда, его не выгнали, но и работы особой не было (с ребятами не работай, экскурсии не води), хотя в институт он ходил регулярно. Через некоторое время перевели (чтобы с людьми не работал, а то вдруг агитировать начнет!) в лабораторию космической биологии со своей ставкой, т.е. лаборантом.