Предисловие от редакторов

Вид материалаДокументы

Содержание


Из рассказа Е. А. Нинбурга
Из воспоминаний С. И. Сухаревой
Из воспоминаний В. В. Хлебовича
Из воспоминаний С.И. Сухаревой
Из рассказа Е. А. Нинбурга
Из воспоминаний С. И. Сухаревой
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   39

Из рассказа Е. А. Нинбурга


«Ну, а кончилась-то история тем, что мне запретили две вещи. Я имел беседу с тогдашним директором института, тогда еще не академиком, а членкорром, по-моему, - Борисом Евсеевичем Быховским и он, не думаю, честно говоря, что по собственной инициативе, сказал мне почти буквально следующее: что в науку не лезьте, не пустим, и до педагогики Вас тоже не допустим. Ну, и, в качестве анекдота, сослали меня из музея в полусекретную лабораторию космической биологии».


Приказ № 46 от 28.03.1966 г.

НИНБУРГ Е.М. – переводится с 28 марта 1966 г. с должности Старшего лаборанта-экскурсовода на должность Лаборанта Лаборатории Космической биологии. Оклад Р. 83 - в месяц.

Из воспоминаний С. И. Сухаревой


Эта лаборатория занималась изучением биологии тиляпий с целью содержания этих рыб в замкнутых биологических системах (например, в космических кораблях). Жили тиляпии в огромных аквариумах, так как сами были весьма не маленькие. В штате лаборатории были еще: заведующая Наталья Александровна Коровина, очень милая дама, и, вероятно, хороший ихтиолог и лаборантка Тамара, тоже очень славная девушка. Так как тиляпии кормились всяким растительным кормом весьма неаккуратно, то им каждый день (иногда и по два раза) надо было менять воду ведрами. В этом основная трудовая деятельность Е.А. и заключалась.

Правда, времени там зря он тоже не терял – им была сделана серия фотографий этих интересных рыб, и в результате написана и опубликована в «Науке и жизни» статья о них под названием «Кругосветная странница».

Евгений Александрович, конечно, понимал, что его нормальная жизнь в ЗИНе закончилась, или, во всяком случае, отложена на неопределенное время, и надо оттуда уходить. Он проработал в этой лаборатории немногим больше года, одновременно наводя справки, куда можно оттуда сбежать.

Из воспоминаний В. В. Хлебовича 28


Не помню, когда мы познакомились с Женей. Наверное, через нашу родную кафедру зоологии беспозвоночных. Когда он начинал работать в Зоологическом институте сначала экскурсоводом, а потом лаборантом в разных лабораториях, я работал то в Петергофе, то на Белом море. Но от коллег слышал о том, что он блестяще освоил все десять тем музейных экскурсий и создал выдающийся юннатский кружок.

Кажется, году в 1966-м я был вызван к директору ЗИН Б. Е. Быховскому, который предложил принять Е. А. Нинбурга на Беломорскую биостанцию, на Картеш (у него начались какие-то неприятности в связи с диссидентством знакомых). Кто-то из партбюро убедил директора, что этого не надо делать, так как на ББС с соответствующими фамилиями уже перебор. Стыдно признаться, но я тогда промолчал.

Из воспоминаний С.И. Сухаревой


Друзья помогали ему в поисках работы. Кто-то из знакомых поговорил с заведующим лабораторией генетики рыб в ГОСНИОРХе Валентином Сергеевичем Кирпичниковым. Тот, едва услышав, что молодого выпускника университета отлучили от науки и от преподавания школьникам за недонесение властям о подпольном сочинении, тут же предложил ему место младшего научного сотрудника в своей лаборатории.

Из рассказа Е. А. Нинбурга


«Лабораторией заведовал Валентин Сергеевич Кирпичников. Это не баран чихнул29. Это основоположник генетики рыб мировой. Великолепный генетик, селекционер. Человек, который потрясал всех абсолютной честностью. Он всегда говорил то, что он думает. Если он думал, что ты дурак, он говорил: «Женя, Вы дурак». Хуже того – если он мне это говорил, я понимал, что – да, я дурак. То есть Кирпичников чисто физически не мог врать. А учитывая, что он был человек, знавший всех и вся – я, благодаря ему, познакомился с Николаем Владимировичем Тимофеевым-Ресовским, с Хаджиевым, с Астауровым, с крупнейшими китами нашей генетики…»

Из воспоминаний С. И. Сухаревой


На фоне основного НИОРХовского контингента Валентин Сергеевич был очень яркой фигурой. Какое-то время мне тоже пришлось работать в этом институте. Однажды я увидела там человека, идущего по коридору с таким независимым выражением интеллигентного лица и с таким каким-то очень рыцарским видом, что с интересом спросила: «Кто этот мушкетер?». Оказалось – Кирпичников, крупнейший генетик рыб. Будучи в 1938 году совсем молодым ученым в штате разгромленного кольцовского института экспериментальной биологии, он решился на очень опасный шаг. После снятия М. В. Кольцова он написал письмо Сталину, и, понимая, что до Сталина ему вряд ли удастся добраться, попросил через знакомых жену Молотова Жемчужину принять его, чтобы попросить ее передать письмо по назначению. Она согласилась, и письмо было передано. К счастью, его не посадили, хотя и ответа на письмо не было. Зато вскорости арестовали Жемчужину.

Коллектив кирпичниковской лаборатории состоял из талантливых сотрудников, увлеченных рыбоводством, поставленным на строго научную генетическую основу. К Евгению Александровичу там отнеслись хорошо, предлагали заняться самостоятельными научными исследованиями, но генетика рыб его не увлекла. Он много работал на базе ГосНИОРХа в Ропше, на рыбозаводах на Цимлянском водохранилище и в Краснодарском крае. Однако везде, куда бы он ни попадал, Евгений Александрович стремился больше бродить по окрестностям (насколько позволяло время, свободное от основной работы), выискивать что-нибудь интересное в природе, наблюдать, ловить, собирать. Часто прихватывал с собой коллег, особенно молодых лаборантов, которым устраивал увлекательные экскурсии.

Вот некоторые цитаты из его писем с Цимлянского водохранилища (1967 год).

«Я заразил всю компанию ловлей насекомых, преимущественно совок. Ночью летит их множество. Наловил водолюбов и парочку ранатр. Привезу их. А вообще-то я не туда попал. Очень тянет на север, на море, как услышу чаячье хохотанье, так грустно делается. Рыбоводство меня по-прежнему никак не интересует. Особенно неприятно думать, что я занят совсем не своим делом, теряю время, энергию. Сейчас хочу пойти на завод (около километра от дома) – там 500-ваттные лампы, и сильно летят насекомые. Сейчас в окно дождем стучат хирономиды, бабочки мелкие, а время от времени ударяется жук. На днях пойду ловить тарантулов – их великая масса, равно как лис и сусликов».

«До прудов километров 4-5. Неинтересно. Правда, на обратном пути можно пойти дальней дорогой мимо полусухих огромных прудов, на которых держатся чуть не сотенные стаи уток, чибисы, какие-то неизвестные мне кулики. Вообще, птиц здесь много: плиски, грачи, камышевки, есть щурки и сизоворонки, много кукушек. Сегодня я выловил небольшого тарантула, которого намерен, если не сдохнет, привезти домой. Я с трудом себе представляю, как потащу все это, да еще через Москву: ранатр, жуков, ужа и тарантула. Хорошо, что черепаху удалось подарить тут же на месте. Да еще насекомых у меня не много, не мало – 5 коробок».

Такая жизнь в ГосНИОРХе продолжалась почти 2 года. Во время банкета на юбилее Валентина Сергеевича он познакомился с Н. В. Тимофеевым-Рессовским. Тот спросил его, какой областью генетики он занимается, и, получив ответ, что в генетиках ходит вынужденно, и, скорее всего, в дальнейшем ей заниматься не будет, сказал: «Ну, не всем же быть генетиками! А то ведь нынче все, кому не лень, «ДЕ-ЕН-КАкают!»