Предисловие от редакторов
| Вид материала | Документы |
СодержаниеНинбург Евгений Александрович, учитель биологии, в ФМШ с 1968 по 1975 гг. |
- Предисловие редакторов русского издания, 732.37kb.
- Результаты опроса среди руководителей компаний, главных редакторов сми и влиятельных, 203.27kb.
- От редакторов русского издания, 12579.28kb.
- Содержание предисловие 3 Введение, 2760.07kb.
- От редакторов, 6704.84kb.
- Выступление Л. С. Макарона на встрече руководителей печатных сми, 137.05kb.
- Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
- Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
- Объем программы и занимаемое место на диске Системные требования, 127.06kb.
- Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.
Нинбург Евгений Александрович, учитель биологии, в ФМШ с 1968 по 1975 гг. 31
Лабораторная и полевая практика на Ящере служила еще одним доказательством внимательнейшего отношения биолого-почвенного факультета к школе. Ее вели преподаватели биофака: ботаникой с ребятами занимался Б.В.Васильев, зоологией – А.А.Добровольский и Ю.В.Широков, занятия по энтомологии проводил Н.И.Горышин и сам А.С.Данилевский32. Как в городе, так и на Ящере этот ученый с мировым именем, пра-правнук Пушкина легко и быстро находил общий язык с ребятами и, после занятий оставаясь с ними, мог "вытворять" самые неожиданные штуки, скажем, учить, как правильно ловить гадюк... С самого начала и вплоть до своей смерти проводил занятия по ботанике и А.А.Ниценко. И здесь была такая же полная самоотдача детям. Я думаю, выпускники-биологи тех лет отлично помнят не только феерические экскурсии Андрея Александровича, когда ученики ловили каждое его слово, но и вечерние чаи. У костра вечером речь шла, конечно, не только о биологии, и очень часто А.А.Ниценко начинал читать стихи, причем большинству присутствующих незнакомые. Он читал поэтов серебряного века, любимого своего Н.Гумилева, Р.Киплинга. Бывало, что к этому присоединялись и мы... Но вечерний чай в день приезда Андрея Александровича имел помимо всего прочего и еще одну очень приятную, «вкусную» особенность – он всегда привозил с собой килограмм трюфелей. И хотя в интернате всегда кормили хорошо, трюфеля ели совсем нечасто...»
Е.А.Нинбург пришел в интернат в 1968 году, когда, казалось бы, основная работа над программой и учебником была уже завершена. И все же он сыграл очень большую роль для развития биологической специализации.
Приведем свидетельство Ю.В.Широкова: «Пришедший в интернат Евгений Александрович Нинбург внес в преподавание биологии натуралистическую струю. Он же стал организатором очень интересных и полезных экспедиций наших ребят на Белое море».
А вот рассказ самого Е. А. Нинбурга: «Я пришел в интернат в 1968 г., предварительно встретившись и поговорив с Данилевским. Во время этой беседы выяснилось, что основная идея, заложенная факультетом в преподавание биологии в школе, близка мне и заключается она в сочетании сильного, по-настоящему научного преподавания и хорошей школы самостоятельной научной работы33. Кроме этого, мы договорились, что правильнее будет в учебном процессе делать акцент не на так называемых современных научных течениях (генетике, цитологии и т.д.), а на классических биологических дисциплинах, дающих широкий выход к эксперименту и практике. А практика, наблюдения для биолога важны чрезвычайно: ведь и сама наша наука начиналась «по-музейному», со сбора гербариев и других коллекций. Первые дни в ФМШ были для меня весьма напряженны: с опаской воспринимал я эту школу, недолюбливая нашу систему образования и не зная, что она представляет собой в ФМШ. Настороженно встретил меня и 10-й класс, куда я пришел преподавать, сменив другого, привычного уже ребятам учителя. Обоюдное недоверие, однако, стало пропадать довольно быстро. Для меня все прояснилось, когда Сережка Гребельный заявил, что в этой школе на оценки смотрят спокойно, потому что они – не главное в жизни. Вот тогда я понял, что ФМШ - по мне...
В интернате я «заведовал» кабинетом биологии, а потому одним из первых дел стало наведение порядка в оном. (В уборке живейшее участие принимали ребята). Затем постепенно стали оборудовать кабинет и лаборантскую, а позже удалось «прихватить» для наших кладовок и хим. лаборатории часть примыкавшего коридора и балкон спортивного зала (оттуда было очень удобно, пользуясь шведской стенкой, проникать в кабинет в случае опоздания на урок).
Большая часть материалов, помещавшихся в кабинете, была собрана ребятами во время практики и беломорских экспедиций. Их хватило бы даже для музея и, надо сказать, идея такая в интернате зародилась34. Однако воплощена в жизнь она не была по очень простой причине - школе и так не хватало помещений...»
В 1972 году Евгений Александрович писал о Беломорских экспедициях: «...Для большей части членов нашего биокружка... после недолгого отдыха дома... начинается очередная (их было уже 7) Беломорская экспедиция, ...имеющая самостоятельную научную задачу – изучение бентоса (донной флоры и фауны) Кандалакшского залива Белого моря. Полтора месяца продолжается интересная и нелегкая работа на островах Кандалакшского заповедника, а обработка собранных материалов идет почти всю зиму...»35.
Однако это – только описание. Работа на Белом море была еще важна для ребят своей результативностью. «Шеф» экспедиций Е.А.Нинбург определяет ее так:
«Кроме обязательной практики на Ящере часть ребят ездила в Беломорские гидробиологические экспедиции. Начало им было положено еще во время моей работы в Зоологическом музее, а интернатские биологи участвовали во II и III Беломорских экспедициях. Вот где было реальностью для учеников соединить полученные знания с практикой, начать заниматься научной работой! Результаты, кстати, появлялись очень скоро: по итогам экспедиций еще в интернате В.П. Бирканом, Б.И. Иоффе и С.Ф. Гребельным была подготовлена статья, вышедшая, правда, когда они учились в университете. Экспедиции повлияли и на выбор тем исследований наших учеников, которыми они занимаются и по сей день. Хотя, конечно, их успешная научная работа стала возможна лишь благодаря участию очень многих людей...
Но это будет потом, а пока, вернувшись с Белого моря, мы принимались с упоением обрабатывать собранный материал, проявлять фотопленки, печатать фотографии.
Порой занимались и по ночам, ловко минуя бдительных воспитателей. Итогом же был традиционный вечер-отчет экспедиции, к которому готовилась огромная фотовыставка. На эти вечера собиралась вся школа, и так приятно было чувствовать, что наше дело интересно не только нам...»
...А теперь самое время сказать еще несколько слов о педагогическом коллективе интерната. В рассказах выпускников об их учителях часто произносилось слово «легенда». В основном оно применялось, когда речь шла о тех, кто по тем или иным причинам нынешние поколения школьников уже не учит: В.К. Кобушкин, Ю.И. Ионин, Е.А. Нинбург... Их знают и о них помнят, говорят даже те, кто никогда не общался с этими Учителями на уроках. Это ли не лучшая награда и не величайшее признание?
Доводилось слышать (а «окунувшись» в историю ФМШ, полностью разделить) и еще одно мнение. Мы говорили уже о несхожести, а часто и противоположностях характеров преподавателей интерната. Но то ли по известному закону о притяжении разноименных зарядов, а скорее из-за приверженности той великой цели, которую коллектив решал и решает, он, коллектив, представляет собой удивительно живой организм, каждая частичка которого имеет свою нишу. Если же волею судеб ниша эта пустеет, то занять ее не может уже никто, вероятно, хотя бы потому, что у него есть своя ниша. Учителя, воспитывающие Личности, а значит, и сами являющиеся таковыми, не могут заменить друг друга36.
Таким Учителем-легендой, имеющим свою нишу в жизни и истории интерната, стал Е.А.Нинбург. Огромное значение имело его умение общаться, передавать свои знания, касавшиеся, кстати, не только биологии, а, например, и поэзии, не менторски, свысока, а дружески, на равных. Наконец, его преданность интернату, когда в стенах учебного корпуса проводилось все свободное время, школьный кабинет биологии внешне приобрел вид музея, с любовью сделанного и сохранявшегося учителями и учениками, а на деле был скорее клубом, куда можно было придти за советом или поддержкой, или просто в минуту хорошего настроения и где, среди аквариумов и шкафов с книгами и наглядными пособиями, обязательно находилась колба с кипятком для чая...
Евгения Александровича ребята любили и уважали, если не боготворили, к словам его прислушивались, запоминали, а иногда и записывали. Так до нас дошло еще одно интереснейшее свидетельство интернатского духа и интернатского братства.
...Каждый класс из 28-ми выпусков интерната считает себя самым-самым (возможно, это субъективное мнение). Но совершенно объективным является то, что в каждом классе есть что-то свое, своя неповторимость, свои традиции и реликвии. В одном случае – это классный музей и протоколы всех встреч, произошедших после выпуска, в другом – что-то неуловимое, непередаваемое материально... Мы же обратимся к уникальному документу, название которому – «Бортжурнал».
Жил-был на улице Савушкина в доме 63 в 1971-74 годах класс под литерой «А». 28 мальчишек и девчонок и воспитательница Анна Александровна Забелло. И решил класс завести «Бортжурнал», и придумал «Семь заповедей» (правила ведения журнала):
«1. Записи в журнале делаются ежедневно два раза: после уроков и перед отбоем.
2. В конце ставится подпись записывающего.
3. Записывать следует все, что происходит в школьном и спальном корпусе и заслуживает внимания.
4. Записывать следует так, чтобы не было мучительно стыдно самому и тому, кто читает,
5. Записи следует делать по очереди.
6. Небрежное отношение к данному документу строго наказуемо.
7. К журналу следует относиться бережно, листов не вырывать, не мять, пятен не ставить, не кидать журнал».
Три бережно хранимые до сих пор «книги для учета», попросту говоря – «амбарные». Могли ли восьмиклассники 71-го года понять, почувствовать тогда всю глубину казалось бы обычной и смешной немного фразы: "Бортжурнал. Цена: бесценен (не дешев, а просто цены ему нет)»? Он действительно бесценен: для авторов-одноклассников – возможностью пережить те события заново, вернуться в интернат начала 70-х, для сторонних читателей – возможностью оказаться в школе на Савушкина. Воспользуемся ею и очутимся на уроке биологии в 9 «А», 20 ноября 1972 г.:
«Сегодня на уроке биологии Евгений Александрович толкнул нам теорию о культурном поведении. Правда, «толкнул» тоже относится к категории некультурных выражений, но я допускаю такую вольность, т.к. ребята нашего класса это неприличным не находят. Так вот, основные положения теории, о которой я начала:
1) находясь в помещении (не спортзале) ходи, а не бегай.
2) Если ты мужчина, и не стоишь в очереди, пропускай женщину вперед.
3) Не ори, не думай, что это интересно окружающим.
4) Лучше поздороваться два раза, чем не одного.
5) Не чавкай (в любое время дня и ночи).
6) Рыбу ножом не режут (вилку держат в левой руке, а нож – в правой).
7) Суп из тарелки не пьют.
8) Во всех помещениях, кроме мечети, снимай шапку.
9) У воспитанного мужчины должны быть: а) вычищены ботинки, б) вычищены ногти, в) отпарены брюки.
10) Джентльмен отличается от неджентльмена тем, что называет кошку кошкой, если даже на нее наступит. Последнее является самым существенным правилом из всех перечисленных. Надо заметить, что девочкам снимать шапки в помещении не обязательно».