Geum.ru

Совестью

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   ...   44

...Гос­по­ди бо­же мой! Да не­у­же­ли во всем сов­хо­зе нет бо­лее ум­ных лю­дей, ко­то­рые смог­ли бы по­нять все про­ис­хо­дя­щее?! Есть, ко­нечно, есть... И он встречал здесь лю­дей чудес­ных, все по­ни­маю­щих, но не имею­щих пра­ва вы­ска­зать вслух свое мне­ние... Но почему же они, эти дей­ст­ви­тель­но ум­ные лю­ди, хо­дят под не­об­ра­зо­ван­ны­ми людь­ми, под ду­ра­ка­ми?! Вот те­бе, брат, и еще од­на бе­да – си­ла есть, ума не на­до. На­де­ем­ся все на свое ска­зочное здо­ро­вье, а его-то, по­ди, ни у ко­го уже и нет. И прав, как же прав во всем Мо­ро­зов! Сколь­ко еще ду­ри-не­уми кру­тит­ся у нас в пас­ту­хах. По­во­ды­ри нуж­ны на­ро­ду, по­во­ды­ри, — по­вто­рял он про се­бя сло­ва сво­его дру­га. — Иначе по­гиб­нем при пас­ту­хах, что с кну­том и пал­кой. Эти и са­ми ничего не зна­ют и на­род ничему не обучат...

Да, он, Со­ко­лов, те­перь боль­ше про­па­дал в сто­ли­цах и в за­гра­ни­цах, но и то знал, ви­дел, по­ни­мал ту бе­ду, ко­то­рая уже со­бра­лась над го­ло­вой его на­ро­да, его стра­ны...

...А ны­неш­ние со­бы­тия в Чер­но­бы­ле?.. Да, кста­ти – почему Сер­гей за все это вре­мя ни ра­зу не кос­нул­ся Чер­но­бы­ля: ни сам ничего не ска­зал, ни его, при­быв­ше­го из сто­ли­цы, ни о чем не спро­сил? И да­же то­гда, ко­гда они с Мо­ро­зо­вым вспо­ми­на­ли раз­ные АЭС, он и то не упо­мя­нул со­бы­тия под Кие­вом... Мо­жет, по­то­му, что еще не имел нуж­ной ин­фор­ма­ции! Мо­жет, что-то еще не знал до кон­ца и по­ка толь­ко вы­яс­нял, раз­ду­мы­вал? А не зная до кон­ца, не брал­ся су­дить... А ведь там про­ис­хо­ди­ло та­кое, о чем еще и не заи­ка­ет­ся на­ша прес­са, и про­ис­хо­ди­ло по­рой толь­ко по­то­му, что лю­ди, ра­бо­тав­шие на стан­ции, жив­шие воз­ле нее фак­тичес­ки за­лож­ни­ка­ми, не зна­ли все­го до кон­ца, что же та­кое мир­ный атом. И вот он, мир­ный атом, взо­рвал­ся вой­ной-по­ги­бе­лью над не­про­све­щен­ны­ми за­лож­ни­ка­ми...

...В Чер­но­бы­ле бы­ли и под­ви­ги – и пре­ж­де все­го под­ви­ги ар­мии и ми­ли­ции... Вот кля­нем, кля­нем ар­мию, а кто еще, кро­ме нее, явил­ся при пол­ной го­тов­но­сти по­мочь бе­де, жерт­во­вать со­бой, но вы­ручить лю­дей, зем­лю?.. Со­ко­лов слы­шал от очень ос­ве­дом­лен­ных лиц, что в пер­вый же день ка­та­ст­ро­фы из Чер­но­бы­ля сбе­жа­ли мно­гие из тех, ко­му по­ло­же­но бы­ло быть на мес­те и в случае бе­ды. Бе­жа­ли в пер­вую очередь ум­ни­ки, спе­циа­ли­сты, ин­тел­ли­ген­ция, эли­та, а вот сол­дат при­шел – при­шли вчераш­ние мальчиш­ки, их­ние де­ти, и ста­ли ру­ка­ми со­би­рать смер­то­нос­ные ос­кол­ки. За­сло­нить со­бой дру­гих от бе­ды при­шли сол­да­ты войск хи­мичес­кой за­щи­ты, при­шли, как все­гда в Рос­сии, во гла­ве со свои­ми не толь­ко пол­ков­ни­ка­ми, слу­га­ми и от­ца­ми, но и во гла­ве с са­мим ко­ман­дую­щим хи­мичес­ки­ми вой­ска­ми стра­ны. И он, очень боль­шой ге­не­рал, на­вер­ное, не раз до это­го смот­рев­ший смер­ти пря­мо в гла­за, был там, сре­ди сво­их сол­дат, вы­пол­няв­ших та­кую ра­бо­ту, по­ручить ка­кую без стра­ха мож­но бы­ло толь­ко ма­ши­нам-ав­то­ма­там.

Со­ко­лов слы­шал, что та­ких ма­шин, спо­соб­ных са­мо­стоя­тель­но со­би­рать смер­то­нос­ные ос­кол­ки ядер­но­го то­п­ли­ва и раз­бро­сан­но­го вме­сте с ним гра­фи­та, у нас, как все­го са­мо­го нуж­но­го в край­них случаях, увы, не ока­за­лось, и что внеш­торг срочно за­ку­пил два та­ких ма­ни­пу­ля­то­ра в Ев­ро­пе. Ма­ши­ны при­вез­ли, пус­ти­ли в ра­бо­ту, но ра­бо­тать в Чер­но­бы­ле они не смог­ли, ибо бы­ли рассчита­ны Ев­ро­пой толь­ко на ус­ло­вия пар­кет­но­го по­ла – на ук­ра­ин­ской зем­ле они по­про­сту спо­ты­ка­лись. Ма­ши­ны по­ку­па­ли за ва­лю­ту. Сол­да­ту же пла­ти­ли все­го-на­все­го сов­руб­ли, да еще жал­кие сол­дат­ские руб­ли – и вме­сто за­гра­ничных ма­шин, за­бук­со­вав­ших на на­шем про­сел­ке, в ус­ло­ви­ях, по­доб­ных ус­ло­ви­ям атом­ной вой­ны, сно­ва тру­дил­ся со­вет­ский сол­дат-пат­ри­от... Это ге­рои­ка Чер­но­бы­ля. И о ней то­же на­до го­во­рить. Но почему-то молчат и тут... Не­у­же­ли бу­дут молчать и по­сле Чер­но­бы­ля? Что скры­вать, не до­го­ва­ри­вать? Ведь бы­ло уже, бы­ло!..

Ава­рия при­шлась на вы­ход­ной день и кто-то, не сбе­жав­ший из Чер­но­бы­ля пре­ж­де все­го по причине от­сут­ст­вия ин­фор­ма­ции об опас­но­сти, ра­ду­ясь яс­но­му солн­цу, уст­ро­ил­ся за­го­рать под смер­то­нос­ны­ми лучами вы­ры­вав­шей­ся из ре­ак­то­ра ра­диа­ции и за­го­рал уди­ви­тель­но бы­ст­ро, все­го за не­сколь­ко часов по­кры­ва­ясь ко­ричне­вым "юж­ным" за­га­ром. За­го­рев­шие все­го за не­сколь­ко часов "почер­но­мор­ски" ра­до­ва­лись, не ве­дая, что та­кой "юж­ный" за­гар, дос­тав­ший­ся им, во­все и не от солн­ца, что это за­гар ра­диа­ци­он­ный... И да­же это­го не зна­ли жи­те­ли Чер­но­бы­ля не зна­ли за­ра­нее, как, по ка­ким при­зна­кам оце­ни­вать воз­мож­ную ра­диа­ци­он­ную опас­ность?! Что это? Азот­ная ки­сло­та вме­сто спир­та в мае 1945­года в бер­лин­ской ап­те­ке?.. Нет, брат, нет — это не­об­ра­зо­ва­ние, умыш­лен­ное со­кры­тие ин­фор­ма­ции. Ге­но­цид — это по Мо­ро­зо­ву!

...Лю­ди, ми­лые лю­ди! Ну раз­ве мож­но при та­кой вот по­го­лов­ной не­ин­фор­ми­ро­ван­но­сти за­ма­хи­вать­ся во­об­ще на ка­кие-то тех­ничес­кие про­ек­ты, на строи­тель­ст­во атом­ных стан­ций, хи­мичес­ких ком­плек­сов? Как прав здесь Сер­гей! Как прав!

Нет, Со­ко­лов по­ни­мал, что та­кой ге­но­цид у нас спе­ци­аль­но ни­кто не пла­ни­ру­ет, что он по­лучает­ся сам по се­бе, но он по­лучает­ся: ве­дом­ст­ва, вла­сти за­кры­ва­ют ин­фор­ма­цию, что­бы не вы­звать не­го­до­ва­ния на­ро­да, не вы­звать про­тес­тов, что­бы все­гда бы­ла ра­бочая си­ла там, где, ес­ли уж со­всем от­кро­вен­но, при та­ких ус­ло­ви­ях ра­бочей си­лы и не долж­но бы­ло быть. То есть, мы пре­ступ­но рас­по­ря­жа­ем­ся на­шей ра­бочей си­лой, на­ши­ми людь­ми... Все это Со­ко­лов по­ни­мал, пы­тал­ся да­же что-то час­тично оп­рав­ды­вать, но все рав­но, как ни кру­ти, все по­лучалось в кон­це кон­цов точно по Сер­гею Ми­хай­ло­вичу Мо­ро­зо­ву: не­об­ра­зо­ва­ние, не­ин­фор­ми­ро­ва­ние на­ро­да ве­дет к его ги­бе­ли, к вы­ро­ж­де­нию. А это, из­ви­ни­те и ме­ня вме­сте с Мо­ро­зо­вым, не что иное, как са­мый на­стоя­щий ге­но­цид-убий­ст­во...

Вот с та­ки­ми мыс­ля­ми Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич Со­ко­лов и до­ша­гал по ста­рой ле­со­воз­ной до­ро­ге, а там и по сель­ско­му боль­ша­ку до се­ла-по­сел­ка. В этом се­ле-по­сел­ке, ку­да съе­хал­ся на­род из всех не­пер­спек­тив­ных по­се­ле­ний, ок­ру­жав­ших ко­гда-то сель­ский центр, был сель­со­вет, бы­ли ма­га­зи­ны, почта и да­же ме­ди­цин­ское за­ве­де­ние с ап­те­кой, но без врача. И жизнь здесь во­все и не те­п­ли­лась, а урчала раз­личной тех­ни­кой и ро­ко­та­ла но­ся­щи­ми­ся взад и впе­ред мо­то­цик­ла­ми, и по­сле ти­хой лес­ной де­ре­вуш­ки Мо­ро­зо­ва Со­ко­ло­ву это сель­ское дви­же­ние по­ка­за­лось да­же шум­ным, почти го­род­ским.

Пер­вым за­ве­де­ни­ем, ко­то­рое гос­те­при­им­но встре­ти­ло их на пу­ти, был про­до­воль­ст­вен­ный ма­га­зин. В ма­га­зи­не все бы­ло чис­то и ми­ло. На­ши пут­ни­ки по­здо­ро­ва­лись с про­дав­цом и с те­ми не­мно­ги­ми по­ку­па­те­ля­ми, что под­би­ра­ли что-то для се­бя на по­лу­пус­тых ма­га­зин­ных пол­ках. Им так­же ми­ло, при­вет­ли­во от­ве­ти­ли. А по­том и они ос­мот­ре­ли все ма­га­зин­ные пол­ки, уст­ро­ен­ные на го­род­ской ма­нер, по прин­ци­пу са­мо­об­слу­жи­ва­ния, и Со­ко­лов вы­брал лично для се­бя боль­шой па­кет с ваф­ля­ми, по-ви­ди­мо­му, ме­ст­но­го про­из­вод­ст­ва и ку­лек не то с со­евы­ми, не то с ка­ки­ми-то ины­ми кон­фе­та­ми-ба­тончика­ми, ко­то­рые здесь обычно ши­ро­ко не рас­хо­ди­лись, а по­то­му все­гда бы­ли в про­да­же.

За­кончив свои не­слож­ные ма­га­зин­ные де­ла, они сно­ва ока­за­лись на сель­ской ули­це, и Мо­ро­зов под­вел сво­его дру­га к ла­вочке, уст­ро­ен­ной под мо­гучим то­по­лем, что под­ни­мал­ся над сель­ским со­ве­том и пром­то­вар­ным ма­га­зи­ном од­но­вре­мен­но. Здесь, на ла­вочке, под де­ре­вом, Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич и рас­по­ло­жил­ся, как до­ма, вме­сте со свои­ми ма­га­зин­ны­ми по­куп­ка­ми в ожи­да­нии Мо­ро­зо­ва, ко­то­ро­му пред­стоя­ло в се­ле-по­сел­ке со­вер­шить еще ка­кие-то де­ла, включая и встречу с ме­ст­ным охот­ничьим началь­ст­вом, от ко­го в дан­ном случае толь­ко и за­ви­се­ло раз­ре­шить или не раз­ре­шить мо­с­ков­ско­му охот­ни­ку почти с три­дца­ти­лет­ним безу­пречным охот­ничьим ста­жем пре­бы­ва­ние в ме­ст­ных охот­ничьих угодь­ях...

Хо­тя и вспом­ни­лось ему се­го­дня мно­го тя­же­ло­го, боль­но­го, горь­ко­го, хо­тя и мучало его всю до­ро­гу все слы­шан­ное от Мо­ро­зо­ва и вчера и се­го­дня, но все рав­но са­ма до­ро­га, встреча с жи­вым се­лом-по­сел­ком, по­се­ще­ние по-ев­ро­пей­ски ти­хо­го и по-рос­сий­ски пус­то­го сель­ско­го ма­га­зи­на, вот это ми­лое "здрав­ст­вуй­те", ска­зан­ное ими со­всем не­зна­ко­мым лю­дям, и та­кое же доб­рое "здрав­ст­вуй­те" в от­вет, и да­же вот эта ла­вочка под де­ре­вом, и вот эти па­ке­ты с ваф­ля­ми и кон­фе­та­ми-ба­тончика­ми, ле­жа­щие ря­дом с ним, на той же ла­вочке – вся эта чело­вечес­кая про­сто­та, про­сто­та жиз­ни, про­сто­та рас­кры­тия ду­ши, ус­по­кои­ли Со­ко­ло­ва, и он сно­ва по­ти­хонь­ку при­шел в се­бя.

Воз­мож­но, та­кая врачую­щая ти­ши­на ос­та­ва­лась бы с Ге­ор­ги­ем Ва­лен­ти­но­вичем и даль­ше, до воз­вра­ще­ния дру­га, но ти­ши­не этой, увы, не су­ж­де­но бы­ло дол­го врачевать на­ше­го ге­роя – вме­сто ти­ши­ны пе­ред Ге­ор­ги­ем Ва­лен­ти­но­вичем как-то не­за­мет­но ока­за­лись двое де­ти­шек... Де­вочка в бе­лом пла­точке и мальчиш­ка, чуть по­ни­же, в фор­мен­ной сол­дат­ской фу­раж­ке, яв­но ве­ли­ко­ва­той ему, стоя­ли все­го в двух ша­гах от Со­ко­ло­ва, дер­жа друг дру­га за ру­ки, и смот­ре­ли ему пря­мо в гла­за...

Чес­т­ное сло­во, здесь, у Мо­ро­зо­ва в ле­су, де­ти, слов­но на­рочно, по­всю­ду пре­сле­до­ва­ли его, хо­тя он по­ни­мал, что это его удив­ле­ние по­сто­ян­ной дет­ской те­мой про­ис­хо­дит не от­то­го, что здесь слиш­ком мно­го де­тей, а от­то­го, что в их­ней, вко­нец од­рях­лев­шей, пи­са­тель­ской сре­де о де­тиш­ках дав­ным-дав­но по­за­бы­то, пи­са­те­ли со­ста­ри­лись да и рань­ше, по мо­ло­до­сти, не очень что­бы за­ни­ма­ли се­бя да­же свои­ми соб­ст­вен­ны­ми деть­ми. Прав­да, был и есть в том же Сою­зе пи­са­те­лей, считай, це­лый полк сло­во­творчес­т­ва, по­лучаю­щий го­но­ра­ры за про­из­ве­де­ния, ад­ре­со­ван­ные под­рас­таю­ще­му по­ко­ле­нию, но да­же эти, по идее, со­всем уже близ­кие к де­тиш­кам, мас­те­ра сло­ва и то, по на­блю­де­ни­ям Ге­ор­гия Ва­лен­ти­но­вича, не очень что­бы ут­ру­ж­да­ли се­бя кон­крет­ной за­бо­той по час­ти про­из­вод­ст­ва и вос­пи­та­ния се­бе по­доб­ных.

– ...Да, брат, да – без де­тей жи­вут на­ши сто­личные пи­са­те­ли, не раз­мно­жа­ют­ся, как ска­жет Мо­ро­зов, а по­то­му и ущерб­ны уже по са­мой сво­ей био­ло­гичес­кой су­ти... Вот по­сле та­кой, ус­пеш­но не раз­мно­жаю­щей­ся сре­ды и ка­за­лась Со­ко­ло­ву ка­ж­дая встреча с ре­бя­тиш­ка­ми здесь чуть ли не дет­ским на­ше­ст­ви­ем. Он по­ни­мал это, но все рав­но чув­ст­во­вал в се­бе на­пря­же­ние, не­лов­кость, ко­гда встречал­ся да­же с сим­па­тичным мальчон­кой Мить­кой.

Вот и те­перь де­ти пря­мо смот­ре­ли на не­го, смот­ре­ли ему в са­мую ду­шу...

Со­ко­лов сра­зу почув­ст­во­вал не­обычность взгля­да этих ма­лых ре­бя­ти­шек...

...Этим де­тям на­до что-то ска­зать, что-то спро­сить у них или, мо­жет быть, пред­ло­жить им кон­фе­ты-ба­тончики? А что ска­зать, о чем спро­сить их?.. Опять то же са­мое, как там, на го­ре Гор­ню­хе, при встрече с юны­ми сбор­щи­ка­ми ягод: "Как жи­ве­те-мо­же­те, гвар­дей­цы-ти­му­ров­цы?"... Или, как с Мить­кой, пред­ло­жив ему име­но­вать­ся не Мить­кой, а Дмит­ри­ем Дон­ским?.. Нет...

Его так на­зы­вае­мая дет­ская фан­та­зия даль­ше толь­ко что упо­мя­ну­то­го при­ми­ти­ва так и не по­шла. Он ос­та­вил эту свою убо­гую фан­та­зию и по­про­сту пред­ло­жил ре­бя­там кон­фе­ты и ваф­ли:

– Хо­ти­те кон­фет, – Со­ко­лов про­тя­нул де­тям ку­лечек с ба­тончика­ми. – Или вот ваф­ли...

Но ре­бя­тиш­ки не сдви­ну­лись с мес­та и ничего ему не от­ве­ти­ли...

– Хо­ро­шие кон­фе­ты, чес­т­ное сло­во. Возь­ми­те, уго­щай­тесть. Я их сам толь­ко что про­бо­вал...

И сно­ва в от­вет Со­ко­ло­ву толь­ко молчание, и сно­ва толь­ко взгляд, осо­бен­но взгляд мальчиш­ки, ма­лень­ко­го мальчиш­ки под ог­ром­ным кар­ту­зом, взгляд, вы­ни­маю­щий ду­шу...

И тут Со­ко­лов, пи­са­тель, пси­хо­лог, вдруг почув­ст­во­вал, что это не взгляд ре­бен­ка, что это взгляд ма­лень­ко­го-ма­лень­ко­го, так и не вы­рос­ше­го почему-то, но все-все по­ни­маю­ще­го ста­ричка, гля­дя­ще­го те­бе в ду­шу не­мым уко­ром...

Кон­фе­ты так и ос­та­лись ле­жать в сво­ем ку­лечке на ла­вочке, и Со­ко­лов, не зная, что де­лать даль­ше, что ска­зать, за­мер – за­мер и на­сто­ро­жил­ся. Так же не­под­виж­но про­дол­жа­ли сто­ять пе­ред ним и его де­тиш­ки. И чем бы кончилось все это на­пря­жен­ное про­ти­во­стоя­ние, ес­ли бы вско­ре ря­дом с молчав­ши­ми де­тиш­ка­ми вдруг не ока­зал­ся ли­хой ве­ло­си­пе­дист.

Взрос­лый ве­ло­си­пед для это­го ве­ло­си­пе­ди­ста был еще ве­ли­ко­ват, и он управ­лял­ся с ним, под­су­нув но­гу к пе­да­ли под ра­му. Ве­ло­си­пе­дист ли­хо при­тор­мо­зил воз­ле Ге­ор­гия Ва­лен­ти­но­вича и де­ти­шек и сра­зу вы­па­лил из се­бя спа­си­тель­ное сейчас для Со­ко­ло­ва:

– Здрав­ст­вуй­те!

– Здрав­ст­вуй, ми­лый чело­век, здрав­ст­вуй! – об­ра­до­вал­ся ему Со­ко­лов. – А ты вот кон­фет не же­ла­ешь ли? Или вот ваф­ли возь­ми.

– Спа­си­бо. Не хочу.

– А то я друзь­ям тво­им пред­ла­гаю, а они ничего не бе­рут, слов­но и раз­го­ва­ри­вать со мной не хо­тят.

– А они и го­во­рить-то не зна­ют как сле­ду­ет...

– Как?! – вслух изу­мил­ся Со­ко­лов... "Как?!" – про­дол­жил он уже про се­бя, тут же вспом­нив глу­хо­не­мо­го мальчиш­ку, с ко­то­рым встре­тил­ся чуть ли не в пер­вый день пре­бы­ва­ния здесь, у Мо­ро­зо­ва.

– А так вот — не ста­ли го­во­рить со­всем с дет­ст­ва — и все. В шко­лу по­то­му в на­шу и не хо­дят. Их зав­тра от­пра­вят в их­нюю шко­лу, – и ли­хой ве­ло­си­пе­дист на­звал го­род, в ко­то­ром и бы­ла эта са­мая шко­ла для де­ти­шек, не умею­щих как сле­ду­ет го­во­рить...

– А они что же, в этой шко­ле уже бы­ли? – по­ин­те­ре­со­вал­ся Со­ко­лов.

– Да. Там по зи­ме и жи­вут. Это на ле­то их сю­да за­би­ра­ют. А так они ти­хие, до­б­рые. А есть ка­кие орут – все ничего не по­ни­ма­ют... А эти ти­хие.

...Гос­по­ди бо­же мой! Боль­ные де­ти! Вот от­ку­да этот не­дет­ский взгляд-укор те­бе в ду­шу... Боль­ные де­ти! Гос­по­ди бо­же мой! Сколь­ко же их!.. Трое мальчишек на го­ре Гор­ню­хе, к ним Мить­ка и еще этих трое здесь, воз­ле не­го... Сколь­ко все­го по­лучает­ся? Вро­де — семь ре­бя­ти­шек, ко­то­рых он уже встречал. И на се­ме­рых ре­бя­ти­шек двое со­всем боль­ных, не умею­щих го­во­рить от ро­ж­де­ния, тре­тий — глу­хо­не­мой из-за ка­ких-то школь­ных при­ви­вок. Чет­вер­тый — Мить­ка, ум­нень­кий, гла­за­стый мальчон­ка, но так заи­ка­ет­ся, что Со­ко­лов не мог се­бе пред­ста­вить, как этот Мить­ка бу­дет учить­ся в шко­ле... И толь­ко трое из се­ме­рых, встречен­ных им ре­бя­ти­шек, бо­лее-ме­нее нор­маль­ные... Что же это, брат­цы, та­кое? А? Се­ре­га, ми­лый? – буд­то за по­мо­щью, буд­то Мо­ро­зов был сейчас ря­дом с ним, Со­ко­лов про се­бя об­ра­тил­ся к дру­гу. – Сер­гей! Гос­по­ди бо­же мой! Да как же это? Как же все это так? Семь де­ти­шек и двое со­всем-со­всем боль­ные...

А боль­ные де­тиш­ки все стоя­ли и стоя­ли пе­ред Со­ко­ло­вым, о чем-то по-сво­ему молча спра­ши­вая его, в чем-то обя­за­тель­но ко­ря, уп­ре­кая, а то, мо­жет быть, и про­сто про­ся к се­бе жа­ло­сти, снис­хо­ж­де­ния. Вме­сте с боль­ны­ми де­тиш­ка­ми и Со­ко­ло­вым за­молчал, ути­хо­ми­рил­ся и ли­хой ве­ло­си­пе­дист, слов­но по­ни­мая, чув­ст­вуя со­бой всю об­ста­нов­ку этой не­обычной встречи... И тут, ко­гда, ка­за­лось, тя­жесть дет­ско­го уп­ре­ка-молчания долж­на бы­ла для Со­ко­ло­ва вот-вот как-то обя­за­тель­но ра­зо­рвать­ся, окончить­ся, от­ку­да-то свер­ху глум­ли­вым виз­гом об­ру­ши­лось ра­дио...

Что там? О чем виз­жал по­хот­но, ис­те­рично не то му­жик, не то ба­ба, Со­ко­лов не по­нял и не ста­рал­ся по­нять. Но ли­хой ве­ло­си­пе­дист под­нял к ра­дио-виз­гу гла­за и при­слу­шал­ся. И тут, слов­но на­встречу это­му виз­гу-сиг­на­лу, рас­пах­ну­лись две­ри ма­га­зи­на и на крыль­цо вы­скочили две девчуш­ки в бе­лых ха­ла­ти­ках...

Этих девчушек Со­ко­лов ви­дел толь­ко что в ма­га­зи­не. Они по­мо­га­ли про­дав­щи­це что-то раз­ве­ши­вать, рас­сы­пать по па­ке­там. И по­жи­лая про­дав­щи­ца на­зва­ла этих мо­ло­день­ких девчушек прак­ти­кант­ка­ми, ко­то­рые вот при­бы­ли к ним про­хо­дить здесь прак­ти­ку от ка­ко­го-то сво­его учеб­но­го за­ве­де­ния. Девчуш­ки бы­ли ми­лы и строй­ны, эда­кие се­вер­ные ко­зочки-га­зе­ли. Ко­гда про­дав­щи­ца за­ве­ла о них раз­го­вор с Мо­ро­зо­вым и Со­ко­ло­вым, девчуш­ки сра­зу сму­ти­лись и опус­ти­ли гла­за. Мо­ро­зов о чем-то спра­ши­вал их, они что-то очень ти­хо, скром­но от­ве­ти­ли ему, и у Со­ко­ло­ва соз­да­лось впечат­ле­ние, что эта здеш­няя мо­ло­дежь, ви­ди­мо, как-то из­ба­ви­ла се­бя от тех го­род­ских бед-по­ро­ков, ко­то­рые уро­ду­ют, ог­лу­п­ля­ют на­ших де­тей по раз­ным боль­шим и ма­лым сто­ли­цам. Но сейчас, под этот визг-крик мод­но­го эс­т­рад­но­го пев­ца се­вер­ные га­зе­ли-скром­ни­цы ра­зом пре­об­ра­зи­лись и за­вер­те­лись, за­дер­га­лись, ог­лу­шен­ные, за­хвачен­ные виз­гом-ис­те­ри­кой. И Со­ко­лов, толь­ко что ви­дев­ший этих скром­ных, ми­лых мо­ло­дых де­ву­шек в ма­га­зи­не, мог по­кля­сть­ся, что сейчас на ули­це, воз­ле ма­га­зи­на, ря­дом с боль­ны­ми деть­ми-бе­дой, не за­мечая, не чув­ст­вуя эту боль-бе­ду ма­лых де­тей, ро­ж­ден­ных, очень мо­жет быть, та­ки­ми же вот не­дав­ни­ми девчон­ка­ми-прак­ти­кант­ка­ми, дер­га­ют­ся, ис­хо­дят ис­те­ри­кой не те бу­ду­щие же­ны, ма­те­ри, ко­то­рым по­да­ре­но при­ро­дой мно­жить, про­дол­жать, хра­нить на зем­ле здо­ро­вую жизнь, а нечто дру­гое, без­душ­ное, фи­зио­ло­гичес­кое, ос­тав­лен­ное сейчас без вся­ко­го ду­хов­но­го спа­се­ния, что где-то еще жи­вет, на­вер­ное, в ка­ж­дом чело­ве­ке, жи­вет па­мять о тех вре­ме­нах, ко­гда мы бы­ли еще и не людь­ми, а ди­ким зверь­ем, стре­мив­шим­ся лишь к удов­ле­тво­ре­нию сво­ей стра­сти-ин­стинк­тов...

И дей­ст­ви­тель­но, во всем этом, со­шед­шем­ся вдруг вме­сте: в этих боль­ных де­тях, и в этих мо­ло­дых де­ви­цах – зав­траш­них ма­те­рях, не­здо­ро­во из­ви­ваю­щих­ся сейчас под во­пли по­хот­но­го эс­т­рад­но­го по­лу­му­жи­ка-по­лу­ба­бы, – бы­ло что-то жи­вот­ное, ущерб­ное, ко­гда жизнь, ли­шен­ная здо­ро­во­го моз­га, а по­то­му не спо­соб­ная рас­по­ря­дить­ся са­ма со­бой, при­но­си­ла по­рочные пло­ды, но все-та­ки про­дол­жа­ла и про­дол­жа­ла ущерб­но ро­жать, слов­но по ка­кой-то де­фект­ной, за­ло­жен­ной в нее про­грам­ме. И от этой жи­вот­ной бе­зыс­ход­но­сти, ко­то­рую, ка­за­лось, уже ничто не смо­жет ос­та­но­вить, Со­ко­ло­ву сде­ла­лось со­всем страш­но. И он, как спа­се­ние, при­нял­ся не­тер­пе­ли­во вы­гля­ды­вать на сель­ской ули­це сво­его Мо­ро­зо­ва, слов­но толь­ко он, его друг, мог один вме­шать­ся сейчас в эту страш­ную прав­ду-про­грам­му жиз­ни и хоть как-то из­ме­нить ее к лучше­му...

А Мо­ро­зов, ос­та­вив Ге­ор­гия Ва­лен­ти­но­вича вме­сте с его кон­фе­та­ми-ба­тончика­ми и па­ке­том, пол­ным ва­фель, не­спеш­но под­нял­ся в го­ру, к ав­то­бус­ной ос­та­нов­ке, и тут, у не­боль­шой зе­ле­ной бу­дочки, где обычно и под­жи­да­ли мар­шрут­ный транс­порт, ос­та­но­вил­ся...

Да, вот здесь, воз­ле этой зе­ле­ной бу­дочки­ – ав­то­бус­ной ос­та­нов­ки ­– и сто­ял он и ждал ав­то­бу­са по вес­не два го­да то­му на­зад...

То­гда бы­ло вос­кре­се­нье. Он вы­хо­дил, как здесь го­во­рят, из ле­са, с лес­но­го озе­ра к лю­дям, к ав­то­бу­су, что­бы за­тем, по­сле се­ми­де­ся­ти ки­ло­мет­ров ве­сен­ней рас­кис­шей до­ро­ги по­пасть на ав­то­бу­се в рай­он­ный, а там и в об­ла­ст­ной центр. Ав­то­бус дол­жен был при­дти за же­лаю­щи­ми по­пасть в рай­он­ный го­ро­диш­ко часам к двум, но Мо­ро­зов по­то­ро­пил­ся и при­шел к ав­то­бус­ной ос­та­нов­ке, в се­ло, по­рань­ше. Све­ти­ло пер­вое доб­рое солн­це но­вой и, как все­гда, ра­до­ст­ной вес­ны. Но тут же, вслед за ра­до­стью от чудес­но­го ве­сен­не­го дня, от­ме­тил он, что жи­те­ли се­ла на­ве­се­ле и что все они по­нем­но­гу со­би­ра­ют­ся в рай­оне ма­га­зи­на. Ма­га­зин был за­крыт на обед, но вот-вот дол­жен был от­крыть­ся. И, ко­нечно, это­го от­кры­тия и жда­ли лю­ди. Но жда­ли молча, сми­рен­но, ибо не бы­ли еще пья­ны на­столь­ко, что­бы ма­хать ру­ка­ми и за­ди­рать со­се­дей. Да, вся де­рев­ня, включая и жен­щин, бы­ла уже пья­на.

Тай­на это­го все­об­ще­го пьян­ст­ва от­кры­лась про­сто... В этот вос­крес­ный день хо­зяй­ки за­пла­ни­ро­ва­ли дос­тать из зим­них ям кар­то­фель и раз­ло­жить его пе­ред ско­рой по­сад­кой, что­бы се­мен­ной кар­то­фель про­грел­ся, про­рос. Сов­хоз по до­го­во­рен­но­сти дал транс­порт для вы­во­за кар­то­фе­ля, жен­щи­ны, как бо­лее трез­вая часть сель­ско­го об­ще­ст­ва, бы­ли го­то­вы к ра­бо­те... А му­жи­ки?.. А му­жи­ки мог­ли с суб­бо­ты на­пить­ся, и то­гда ни­ка­кой кар­тош­ки от них не бы­ло бы в вос­кре­се­нье. Это жен­щи­ны учли и до­го­во­ри­лись с про­дав­щи­цей ма­га­зи­на, что­бы в ма­га­зи­не в суб­бо­ту и воскре­се­нье ут­ром не бы­ло ни­ка­ко­го ви­на. До­го­вор сра­бо­тал, му­жи­ков уда­лось со­хра­нить, и кар­то­фель был под­нят из ям и дос­тав­лен до­мой. За эту ра­бо­ту му­жи­кам по­ла­га­лось по бу­тыл­ке, жен­щи­ны-за­бот­ни­цы кое-что до­ма при­пас­ли и вме­сте с мужь­я­ми со­вер­шен­ную ра­бо­ту от­ме­ти­ли. Но от­ме­ти­ли, ви­ди­мо, ма­ло, и те­перь все вме­сте жда­ли ма­га­зи­на, что­бы про­дол­жить пьян­ст­во...

Та­ко­вой и бы­ла от­крыв­шая­ся Мо­ро­зо­ву тай­на... Он сто­ял не­по­да­ле­ку от ав­то­бус­ной ос­та­нов­ки, ждал ав­то­бус, ви­дел под­пи­тую пуб­ли­ку, это раз­лив­шее­ся, по­ка еще ти­хо, но уже ши­ро­ко, все­ох­ват­но, пья­ное мо­ре, и сре­ди это­го пья­но­го мо­ря с бо­лью от­мечал не­сколь­ких девчушек-школь­ниц стар­ше­го клас­са, ко­то­рые вме­сте с ним жда­ли ав­то­бу­са, что­бы по­сле вы­ход­но­го дня, про­ве­ден­но­го до­ма, вер­нуть­ся в рай­он­ный центр, в шко­лу-ин­тер­нат, где учились они в де­вя­том и де­ся­том клас­сах... Девчуш­ки бы­ли чис­ты, кра­си­вы, ми­лы, свя­ты, как ан­ге­лы сре­ди все­об­щей пья­ни... Гос­по­ди бо­же мой! И за что этим девчуш­кам, ро­див­шим­ся, что­бы стать рус­ски­ми кра­са­ви­ца­ми, жен­щи­на­ми, ма­те­ря­ми, та­кое ис­пы­та­ние? Что ста­нет с ни­ми, оди­но­ки­ми в сво­ей свя­той чис­то­те сре­ди об­щей пья­ной жиз­ни?..

Copyright © 2023. All rights Reserved.