Geum.ru

Совестью

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   44

– Но лю­бое раб­ст­во, ми­лый Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич, име­ет и об­рат­ную сто­ро­ну... Вот мы с то­бой на­род, что по­про­ще, что от зем­ли, учить уже и не учим, а по­то­му и к на­ше­му с то­бой сы­то­му ко­ры­ту этот не­об­ра­зо­ван­ный на­род не до­пус­ка­ем – как же нам-то, ум­ным, об­ра­зо­ван­ным, почти князь­ям, быть ря­дом с вар­ва­ра­ми, с пле­бея­ми, ко­то­рые и вил­ку-то ле­вой ру­кой дер­жать не уме­ют... Но ведь и здесь, да­же в са­мых, ка­за­лось бы, убо­гих мес­тах, за­би­тых, за­ли­тых с го­ло­вой вод­кой, до сих пор и ум­ные де­тиш­ки бы­ва­ют и да­же очень та­лант­ли­вые. И ви­дит та­кой вот, все-та­ки не до­би­тый на­ми до кон­ца пар­ниш­ка на­шу с то­бой до­воль­ную воз­ню воз­ле эли­тар­но­го ко­ры­та. Но нет у это­го па­ца­на для на­ших благ, для на­ше­го с то­бой по­ло­же­ния пол­ной гра­мо­ты да­же в раз­ме­рах школь­ной про­грам­мы. Как быть? А ду­ша-то в рай про­сит­ся... Про­сит­ся, Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич... Вот тут-то мы с то­бой, вы­со­ко­обес­печен­ные сто­личные жи­те­ли, ку­ла­ки на­ших де­ти­шек ско­ро и уви­дим — под­рас­та­ет, под­рас­та­ет, брат, та­кой на­род. И его не из­вес­ти, не от­лучить от жиз­ни – се­мя, брат, бро­ше­но и уже взош­ло... "Фа­шизм! – за­кричим во все гор­ло по всем го­ло­сам. – Фа­шизм!"... А кто этот фа­шизм с ку­ла­ка­ми со­тво­рил? Мы са­ми!.. А мо­жет, мы и винчиш­ко-то по­став­ля­ем на­ро­ду с усер­ди­ем, что­бы он на трез­вую го­ло­ву ку­ла­ки на нас не под­нял. А?.. Но тут пал­ка то­же о двух кон­цах – за­ли­тый ви­ном на­род и ра­бо­тать-то не ста­нет, бу­дет как-то ра­бочее вре­мя от­бы­вать, что­бы до ма­га­зи­на до­б­рать­ся. А кто то­гда нас с то­бой кор­мить ста­нет? Кто на­ши с то­бой квар­ти­ры по сто­ли­цам да во­яжи по за­гра­ни­цам оп­лачивать бу­дет? То­гда по­след­нее ос­та­нет­ся: на­род пья­ный, спив­ший­ся ку­да-ни­будь уп­ря­тать, а вме­сто не­го вы­звать ино­стран­ные фир­мы с их­ни­ми ра­бочими, ко­то­рые и ста­нут для сво­их нужд до­би­вать тот же наш лес, вы­да­вая нам, как идио­там на кон­фе­ты, ос­тав­шую­ся у них ва­лют­ную ме­лочиш­ку... Вот те­бе и вся про­грам­ма с пья­ной эко­но­ми­кой...

– А ты зна­ешь, Жор­ка, ка­кой еще страх для всей жиз­ни зре­ет, ко­гда ре­бя­ти­шек, ро­див­ших­ся воз­ле зем­ли, не учим мы той же зем­ле-при­ро­де. Вот он-то, этот не­гра­мот­ный по час­ти зем­ли-при­ро­ды чело­век, жи­ву­щий воз­ле жи­вой зем­ли, и ста­но­вит­ся тут глав­ным раз­ру­ши­те­лем жиз­ни, ибо зна­ния-об­ра­зо­ва­ния нет, а ин­стинкт со­би­ра­те­ля-охот­ни­ка жив еще в ка­ж­дом из нас. Чело­век, не­об­ра­зо­ван­ный по час­ти зем­ли-при­ро­ды, но жи­ву­щий в го­ро­де, та­ких ран зем­ле не на­не­сет – зем­ля-то от го­ро­да те­перь да­ле­ко, а тут зем­ля вот она, ря­дом, ло­май, кро­ши. Увы, но те­перь го­род­ские де­ти по­рой не так опас­ны для при­ро­ды, как сель­ские – го­род­ские в го­ро­де хоть что-то про ка­кую-то эко­ло­гию слы­шат. А тут, воз­ле са­мой зем­ли, ничего-ничего­шень­ки. Хоть ка­ра­ул кричи – все рав­но ни­кто те­бе нау­кой для ре­бя­ти­шек не от­зо­вет­ся, слов­но ни зем­ли, ни лю­дей, воз­ле зем­ли жи­ву­щих, у нас и в по­ми­не нет... Я, брат, это точно знаю – дав­но кричу. И ничего – в лучшем случае ­– кро­ме пус­то­ты-молчания не встречаю. А ведь рань­ше бы­ло на­оборот: го­род­ские де­ти ху­же вы­гля­де­ли ря­дом с сель­ски­ми. Сель­ских де­ти­шек то­гда зем­ле, тру­ду на зем­ле учили, у них еще свое кре­сть­ян­ское бе­ре­же­ние чуть ли не в кро­ви от от­цов, ма­те­рей, де­дов, ба­бок дер­жа­лось. А те­перь все ка­ну­ло. Да еще по­смот­ри, в ка­кой страш­ной си­ле те­перь вся тех­ни­ка на се­ле – все сме­тет сво­ей мо­щью. Дер­ни рычагом – нет ручья, а то и речки, еще раз дер­ни – и нет ле­сочка-со­сня­ка на буг­ре. Вот та­кая те­перь, брат, жизнь и на­сту­пи­ла: дер­гай и хо­хочи дур­но, ко­гда же­ле­зо, ко­то­рым ты управ­ля­ешь, из на­шей зем­ли по­след­ние жи­вые си­лы вы­дав­ли­ва­ет.

Со­ко­лов слу­шал Мо­ро­зо­ва молча, но очень вни­ма­тель­но, горь­ко при­ни­мая всю прав­ду, ко­то­рая при­хо­ди­ла сейчас к не­му об­на­жен­но, кро­во­точаще...

– Сейчас вся внут­ри­ви­до­вая борь­ба у лю­дей ве­дет­ся с по­мо­щью зна­ний: кто гра­мо­тен, тот и ос­та­ет­ся жить, кто не­гра­мо­тен, тот от­ми­ра­ет. И не на­до тут ни­ка­кой вой­ны, ни­ка­ких убийств-рас­стре­лов. Ти­хая та­кая, бла­го­при­стой­ная, об­ще­дос­туп­ная смерть-от­ми­ра­ние пле­бе­ев, а глав­ное, все в за­ко­не — все по пра­вам чело­ве­ка... Вот вы­пус­ка­ем раз­ную хи­мию, ядо­хи­ми­ка­ты и ни­ко­му осо­бо не го­во­рим, что они ядо­ви­ты, что они опас­ны, что мо­гут при­вес­ти к ги­бе­ли. Гра­мот­ный чело­век что-то где-то слы­шал, начина­ет ко­пать­ся, начина­ет смот­реть, на­хо­дит в кон­це кон­цов от­ве­ты и не тро­га­ет эту грязь-за­ра­зу. А чело­век не­гра­мот­ный, ко­то­рый так ничего об этой хи­мии и не уз­на­ет, эту хи­мию, про­сти за гру­бость, жрет и вы­ми­ра­ет. Ведь ин­фор­ма­цию-то мы умыш­лен­но в дан­ном случае при­кры­ва­ем, ибо она, ин­фор­ма­ция, а точнее, ее со­кры­тие, и есть ору­дие уничто­же­ния час­ти на­се­ле­ния. Вот и все. А вот и глав­ный вы­вод: для то­го, что­бы в наш про­мыш­лен­но раз­ви­тый век уничто­жить ка­кой-то на­род, на­до его про­сто не об­ра­зо­вы­вать, и он бу­дет вы­ми­рать, тра­вить­ся и бес­след­но вы­ми­рать, раз­ру­шая свою соб­ст­вен­ную ге­не­ти­ку. Так что за­пом­ни, Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич, что нынче лю­бое не­об­ра­зо­ва­ние на­ро­да есть ге­но­цид. И толь­ко так и не иначе. Так же, как и со­кры­тие от на­ро­да прав­ды о воз­мож­ной опас­но­сти...

"Фррр, фррр"... — с до­ро­ги впе­ре­ди них со­рвал­ся и шум­но скрыл­ся в ле­су вы­во­док рябчиков. Ут­рен­ний ту­ман, за­ли­вав­ший до это­го и лес­ную до­ро­гу, еще не ра­зо­шел­ся до кон­ца, и ос­та­вав­шая­ся от ту­ма­на мут­ная дым­ка по­ме­ша­ла вы­вод­ку ря­бых птиц за­ра­нее уз­нать о при­бли­же­нии лю­дей. Они под­ня­лись с до­ро­ги со­всем близ­ко и по­мог­ли Мо­ро­зо­ву ос­та­но­вить­ся в сво­ем из­ви­не­нии-оп­рав­да­нии. По­сле все­го, не очень ве­се­ло­го, пе­ре­жи­то­го им нынче ут­ром уже в ко­то­рый раз, рябчики яви­лись к не­му свет­ло, счас­т­ли­во, и он ра­до­ст­но от­ме­тил встречу с ни­ми:

– Вот те­бе, Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич, и пер­вый охот­ничий по­да­рок. А хо­ро­шо-то как! А? "Фррр-фррр" – ка­ким жи­вым го­ло­сом о се­бе рас­ска­зы­ва­ют – пря­мо на весь лес! Вот ты сю­да и двинь на свою охо­ту. Прав­да, здесь у те­бя кон­ку­рен­ты мо­гут поя­вить­ся...

– Кто же это?

И Мо­ро­зо­ву при­шлось по­ве­дать дру­гу-охот­ни­ку о ме­ст­ных стрел­ках на мо­то­цик­лах.

– Нет уж, брат, нет – сю­да, уволь­те, я не хо­док. Ты мне по­ти­ше тро­пин­ку под­ска­жи, что­бы без лю­дей, что­бы с ле­сом один на один по­быть.

– Под­ска­жу-под­ска­жу, — со­глас­но ото­звал­ся Мо­ро­зов и тут же при­нял­ся про се­бя пе­ре­би­рать в па­мя­ти раз­ные охот­ничьи мар­шру­ты, что­бы вспом­нить сре­ди них са­мый под­хо­дя­щий для сво­его дру­га.

А Со­ко­лов тем вре­ме­нем, от­ка­зав­шись от пред­ло­жен­ной ему здесь охо­ты, охо­ты на­пе­ре­гон­ки с мо­то­цик­ли­ста­ми, сно­ва вер­нул­ся к толь­ко что ус­лы­шан­но­му от Мо­ро­зо­ва:

"Для то­го, что­бы в наш про­мыш­лен­но раз­ви­тый век уничто­жить ка­кой-то на­род, на­до его про­сто не об­ра­зо­вы­вать, и он бу­дет вы­ми­рать, тра­вить­ся и бес­след­но вы­ми­рать, раз­ру­шая свою соб­ст­вен­ную ге­не­ти­ку. Так что за­пом­ни, Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич, что нынче лю­бое не­об­ра­зо­ва­ние на­ро­да есть ге­но­цид. И толь­ко так и не иначе. Так же, как и со­кры­тие от на­ро­да прав­ды о воз­мож­ной опас­но­сти..."

Нет, не все вре­мя, как не­воль­но уп­ре­кал его Мо­ро­зов, от­си­жи­вал­ся Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич Со­ко­лов толь­ко по сто­ли­цам да про­па­дал по за­гра­ни­цам – вы­па­да­ло ему ез­дить и по стра­не, и бы­вать в та­ких мес­тах, ка­кие еще со­всем не уст­рое­ны с точки зре­ния сто­ли­цы. И тут он ни­ко­гда не стре­мил­ся скрыть­ся от жиз­ни за край­ко­мы и об­ко­мы, ко­то­рые обычно в пер­вую очередь и обес­печива­ли та­кие его по­езд­ки, от са­мой что ни на есть про­стой жиз­ни лю­дей. Ко­нечно, ви­дел он тут да­ле­ко не все, что мог бы уви­деть стран­ник-оди­ночка, и по­быть та­ким стран­ни­ком-оди­ночкой, со­вер­шен­но не за­ви­ся­щим ни от ко­го, ему час­то очень хо­те­лось, но так уж уст­раи­ва­лись обычно по­езд­ки по стра­не из­вест­но­го со­вет­ско­го пи­са­те­ля, что по­быть стран­ни­ком-оди­ночкой, от ко­то­ро­го не пря­та­лась бы, не таи­лась ни­ка­кая жизнь, ему почти ни­ко­гда те­перь не уда­ва­лось – все­гда его кто-то ку­да-то вез, все­гда кто-то что-то по­ка­зы­вал, во­вре­мя уво­зил в дру­гое ме­сто, что­бы он, воз­мож­но, чего-то и не уви­дел, не уз­нал здесь. Но да­же и при та­кой, в об­щем-то, под­кон­троль­ной жиз­ни ему все рав­но уда­ва­лось по­лучать по­рой очень ин­те­рес­ную ин­фор­ма­цию, из ко­то­рой он, в про­шлом ин­же­нер, умел к то­му же сде­лать точные вы­во­ды...

...Не­боль­шой руд­ник в Гор­ном Ал­тае. Там до­бы­ва­ли ртут­ную ру­ду – ки­но­варь. И в ме­ст­ном крае­ведчес­ком му­зее боль­шу­щий ку­сок этой са­мой ки­но­ва­ри ле­жал пе­ред по­се­ти­те­ля­ми, и ка­ж­дый мог, со­зер­цая эту, в прин­ци­пе не без­обид­ную ру­ду, про­ник­нуть­ся гор­до­стью от­то­го, что та­кие бо­гат­ст­ва хра­нят­ся в не­драх его род­но­го края. Здесь, на руд­ни­ке, от его ру­ко­во­ди­те­лей Со­ко­лов и ус­лы­шал о тра­ге­дии, ко­то­рая про­изош­ла со­всем не­дав­но...

К ра­бочему руд­ни­ка прие­ха­ла се­мья: же­на и де­ти. И гла­ва се­мьи, на­вер­ное, гор­дый от­то­го, что име­ет са­мое пря­мое от­но­ше­ние к та­кой вот серь­ез­ной ра­бо­те, и при­нес до­мой с руд­ни­ка ку­сок ки­но­ва­ри. Же­на и де­тиш­ки по­ди­ви­лись тя­же­ло­му крас­но­му кам­ню, а за­тем, по­ди­вив­шись, от­пра­ви­ли ку­сок ру­ды за не­на­доб­но­стью по­даль­ше на печку... Печь в этот день бы­ла хо­ро­шо вы­то­п­ле­на, ядо­ви­тые па­ры рту­ти по­сте­пен­но на­пол­ни­ли со­бой спя­щий дом и по­гу­би­ли всю се­мью...

Эту ис­то­рию ру­ко­во­ди­те­ли руд­ни­ка по­да­ли ему почему-то как при­мер се­ро­сти, без­гра­мот­ности ра­бочих: мол, вот с ка­ким на­ро­дом-ду­ра­ком при­хо­дит­ся нам, ум­ным лю­дям, ид­ти в са­мое свет­лое бу­ду­щее. Но Со­ко­лов вос­при­нял ус­лы­шан­ное по-дру­го­му, прав­да, не так ост­ро, не так со­ци­аль­но-от­точен­но, как вы­ло­жил все это се­го­дня Мо­ро­зов, но вос­при­нял пра­виль­но, с бо­лью к лю­дям... Почему ра­бочий руд­ни­ка не знал, что ки­но­варь опас­на, ядо­ви­та? Почему он, обя­зан­ный вро­де бы по тех­ни­ке безо­пас­но­сти знать это, не знал эле­мен­тар­ных свойств рту­ти? Почему?.. И эти "почему" бы­ли у Со­ко­ло­ва ни­как не к ра­бочему, а к тем, очень ум­ным ру­ко­во­ди­те­лям про­из­вод­ст­ва, от ко­то­рых в пер­вую очередь и за­ви­се­ла жизнь ка­ж­до­го ра­бочего чело­ве­ка...

То­гда, ос­мат­ри­вая по­ка­зан­ное ему гор­но­до­бы­ваю­щее про­из­вод­ст­во, Со­ко­лов очень отчет­ли­во вспо­ми­нал вы­со­кий, вы­кра­шен­ный се­рой крас­кой за­бор во­круг ла­ко­кра­сочно­го за­во­диш­ка, что был не­да­ле­ко от то­го мо­с­ков­ско­го до­ма, где и про­хо­ди­ло его дет­ст­во. И вся­кий раз, по­па­дая за чем-ли­бо на Мо­жай­ку – так на­зы­ва­ли они то­гда свое Мо­жай­ское шос­се, став­шее за­тем па­рад­ным Ку­ту­зов­ским про­спек­том – ви­дел он этот вы­со­кий се­рый за­бор и по все­му за­бо­ру ог­ром­ны­ми, как го­во­ри­ла его мать, ар­шин­ны­ми, бе­лы­ми бу­к­ва­ми стро­гую над­пись-пре­ду­пре­ж­де­ние: "Не пей ме­ти­лен – ос­леп­нешь, ум­решь!.." Кто-то из взрос­лых, пом­нит­ся, объ­яс­нил ему, что ме­ти­лен — это ме­ти­ло­вый спирт, по­хо­жий на эти­ло­вый, вин­ный, из ко­то­ро­го и де­ла­ют вод­ку. Уз­нал он то­гда, что ме­ти­ло­вый спирт — опас­ный яд, что от не­го дей­ст­ви­тель­но слеп­нут и уми­ра­ют, о чем очень чес­т­но и пре­ду­пре­ж­дал за­вод ка­ж­до­го ра­бочего, еще толь­ко-толь­ко под­хо­див­ше­го к про­ход­ной за­во­да. На за­во­де ме­ти­ло­вый спирт при­ме­ня­ли для ка­ких-то це­лей, ра­бочие ра­бо­та­ли с этим опас­ным ве­ще­ст­вом, о ко­то­ром и обя­за­ны бы­ли знать все-все.

Это бы­ло во вре­ме­на его дет­ст­ва, сра­зу по­сле вой­ны, по­сле столь­ких смер­тей. Но и то­гда лю­дям, ка­за­лось бы, уже при­вык­шим к смер­тям и по­те­рям, ар­шин­ны­ми бу­к­ва­ми чес­т­но объ­яв­ля­ли воз­мож­ную опас­ность про­из­вод­ст­ва.

Ну, а тот за­вод, где ра­бо­тал он ин­же­не­ром по­сле ин­сти­ту­та... Это сейчас ему при­хо­дит­ся удив­лять­ся, почему молчат те же врачи, ко­гда уро­вень шу­ма на ули­це, в квар­ти­ре, в кон­церт­ных за­лах пре­вы­ша­ет все до­пус­ти­мые для здо­ро­вья нор­мы... Что про­ис­хо­дит? Не­у­же­ли мы для се­бя ны­неш­них не от­кры­ли еще то­го, что знал он, ин­же­нер Ге­ор­гий Со­ко­лов, еще чет­верть ве­ка то­му на­зад? Не­у­же­ли почему-то за­бы­ли, что шум край­не опа­сен?.. Да, еще в ин­сти­ту­те, а это, ес­ли подсчитать точно, как раз три­дцать лет то­му на­зад, на лек­ци­ях и на ла­бо­ра­тор­ных за­ня­ти­ях по тех­ни­ке безо­пас­но­сти они зна­ли, слы­ша­ли, за­по­ми­на­ли на­все­гда, как вре­ден шум для здо­ро­вья, как влия­ет он на про­из­во­ди­тель­ность тру­да, и учились из­ме­рять су­ще­ст­во­вав­ши­ми и то­гда при­бо­ра­ми шум до­пус­ти­мых и не­до­пус­ти­мых уров­ней... И зна­ния тех­ни­ки безо­пас­но­сти бы­ли не толь­ко у них в ин­сти­ту­те на лек­ци­ях и в ла­бо­ра­то­ри­ях, но и на про­из­вод­ст­ве — ре­ши­тель­но обо всем ра­бочие бы­ли пре­ду­пре­ж­де­ны, ка­ж­дый из них про­хо­дил курс со­от­вет­ст­вую­щих зна­ний и толь­ко по­сле раз­ре­ше­ния служ­бы по тех­ни­ке безо­пас­но­сти и сво­его лично­го под­твер­жде­ния, что зна­ния то­бой по­лучены и ус­вое­ны, ра­бочий до­пус­кал­ся к про­из­вод­ст­ву... И пом­ни­лось Со­ко­ло­ву хо­ро­шо, как за от­сут­ст­вие на­гляд­ной ин­фор­ма­ции, а по­про­сту пла­ка­тов по тех­ни­ке безо­пас­но­сти с не­го, Со­ко­ло­ва-ин­же­не­ра, мог­ли спро­сить не толь­ко вы­го­во­ром или де­неж­ным начетом – за здо­ро­вье, а тем бо­лее за жизнь ра­бочих на сво­ем участ­ке он от­вечал то­гда го­ло­вой. И это не пу­га­ло его, нет, но он знал, что лю­бое по­доб­ное "ЧП" обя­за­тель­но при­ве­ло бы его на ска­мью под­су­ди­мых... А что же сейчас? Как же? Или жизнь лю­дей те­перь ничего не сто­ит?.. Он вни­ма­тель­но ос­мот­рел ра­бочие мес­та на руд­ничном про­из­вод­ст­ве, ози­рал­ся на сте­ны по­ме­ще­ний, но ни­где на руд­ни­ке, ко­то­рым ко­ман­до­ва­ли очень ум­ные лю­ди, сме­ло иду­щие к са­мо­му свет­ло­му бу­ду­ще­му, а по­то­му очень и не­до­воль­ные ра­бочими-ди­ка­ря­ми, так и не встре­тил упо­ми­на­ния о том, что ртуть – яд... А ведь яд –и страш­ный!

Вечером в гос­тях у ме­ст­но­го пар­тий­но­го началь­ст­ва Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич очень ос­то­рож­но по­ин­те­ре­со­вал­ся у кра­са­ви­цы-ал­тай­ки, же­ны сек­ре­та­ря рай­ко­ма пар­тии, мол, как она, зна­ет ли что та­кое ртуть? И ус­лы­шал, хоть и очень от­кро­вен­ный, но ни­как не уст­ро­ив­ший его от­вет:

– Вось­мой год здесь жи­вем – как му­жа сю­да на­значили, так и жи­вем. До­мой, в го­ры, на­до ехать – там жизнь лучше, там мы не бо­ле­ли, а здесь все бо­ле­ем. Го­во­рят, что это от во­ды – во­да здесь пло­хая. У нас в го­рах во­да хо­ро­шая...

И все!.. А как же ос­таль­ные зна­ния? А как же хо­тя бы та­кие зна­ния, обя­за­тель­ные для той же жен­щи­ны, что вы­ки­ды­ши, мер­тво­ро­ж­де­ния, у жен­щин, ра­бо­таю­щих с рту­тью, так же час­ты, как у жен­щин-ал­ко­го­личек?..

С руд­ни­ка, гор­див­ше­го­ся сво­им до­ро­гим кам­нем, Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич уез­жал с тя­же­лым серд­цем. О руд­ни­ке он пы­тал­ся бы­ло по­го­во­рить в об­ко­ме пар­тии. Там его, ко­нечно, вы­слу­ша­ли и, ко­нечно, обе­ща­ли во всем ра­зо­брать­ся, и ему ос­та­ва­лось толь­ко на­де­ять­ся, что та­кое раз­би­ра­тель­ст­во, воз­мож­но, со­сто­ит­ся...

Ну, а сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ная хи­мия... С ка­кой лег­ко­стью, с ка­ким пре­ступ­ным без­раз­личием рас­се­ва­ют ее вдоль и по­пе­рек?! Пра­ва сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ная нау­ка, пред­ла­гая те же ми­не­раль­ные удоб­ре­ния в по­мощь зем­ле и рас­те­нию, но ведь эти ре­ко­мен­да­ции нау­ки взя­ты из научных ла­бо­ра­то­рий, из про­би­рок, где до­зы тех же удоб­ре­ний раз­ве­ши­ва­ют­ся для ка­ж­до­го рас­те­ния с точно­стью чуть ли не до мил­ли­грам­ма. Но раз­ве кто-ни­будь на се­го­дняш­них, почти бес­хоз­ных сред­не­рус­ских по­лях раз­ве­ши­ва­ет с ла­бо­ра­тор­ной точно­стью эту хи­мию, ко­то­рая, как вся­кая хи­мия, все­гда го­то­ва стать из по­мощ­ни­ка вра­гом-за­ра­зой?..

Как-то по вес­не дру­зья уго­во­ри­ли Со­ко­ло­ва про­ка­тить­ся в Смо­лен­скую об­ласть по­смот­реть ме­ст­ную вес­ну. Мин­ское шос­се не пре­под­нес­ло им ни­ка­ких не­ожи­дан­но­стей, но вот по­во­рот с шос­се на до­ро­гу об­ла­ст­но­го, а то и рай­он­но­го значения, до­ро­гу раз­би­тую, тя­же­лую для лег­ко­вой ма­ши­ны – вот здесь-то и начались для Со­ко­ло­ва уди­ви­тель­ные от­кры­тия...

Пре­ж­де все­го они по­па­да­ли под шлейф ми­не­раль­ных удоб­ре­ний, рас­се­вае­мых с са­мо­ле­та, рас­се­вае­мых, как воочию убе­дил­ся сам Ге­ор­гий Ва­лен­ти­но­вич, не толь­ко над сель­хо­зу­годь­я­ми, но и над до­ро­га­ми и ле­сом. А по­том они по­зна­ко­ми­лись с са­ми­ми авиа­то­ра­ми из сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ной авиа­ции и уз­на­ли та­кое, от чего у Со­ко­ло­ва по спи­не по­бе­жа­ли му­раш­ки... Ко­нечно, тут же под­твер­ди­лось, что авиа­то­ры не очень уж сле­дят за тем, что­бы на сель­хо­зу­го­дья по­па­да­ло имен­но столь­ко сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ной хи­мии, сколь­ко долж­но бы­ло по­па­дать по ре­ко­мен­да­ции сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ной нау­ки. Вме­ши­вал­ся в ра­бо­ту авиа­то­ров, ко­нечно, и рель­еф ме­ст­но­сти, и не­удоб­ные для авиа­ции кон­ту­ры тех же по­лей — и, ко­нечно, сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ная хи­мия по­это­му не­ред­ко по­па­да­ла во­все не на по­ля... Но эти от­кры­тия, сде­лан­ные для се­бя Со­ко­ло­вым, бы­ли еще толь­ко цве­точка­ми – му­раш­ки по спи­не у Ге­ор­гия Ва­лен­ти­но­вича по­бе­жа­ли от дру­го­го: же­лая для ка­ких-то сво­их личных це­лей со­хра­нить по­лет­ные часы, а ста­ло быть, со­хра­нить пре­ж­де все­го для сво­их личных по­ле­тов от­пу­щен­ное им го­рючее – авиа­ци­он­ный бен­зин, авиа­то­ры нет-нет да и при­пи­сы­ва­ли се­бе не­за­ра­бо­тан­ные часы ра­бо­ты-по­ле­та, а ту сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ную хи­мию, ко­то­рую и долж­ны бы­ли бы в не­от­ра­бо­тан­ные часы рас­се­вать по по­лям, по­про­сту сгре­ба­ли буль­до­зе­ром в ов­раг, а от­ту­да уно­си­ло всю эту грязь-за­ра­зу ве­сен­ней во­дой или лет­ни­ми до­ж­дя­ми ку­да-то даль­ше, в речки и ре­ки...

Ви­дел он и кар­ти­ны пря­мо-та­ки жут­кие, ко­гда ма­лые де­ти воз­ле трак­то­ра, ко­то­рый дол­жен был рас­се­вать по по­лям ядо­хи­ми­ка­ты, не ве­дая ничего, иг­ра­ли в этот ядо­ви­тый пе­сочек-по­ро­шок, раз­во­ди­ли его во­дой и "про­да­ва­ли" друг дру­гу как по­рош­ко­вое мо­ло­ко, а тех, кто это мо­ло­ко от­ка­зы­вал­ся по­ку­пать, по сво­ему при­го­во­ру-иг­ре об­сы­па­ли с ног до го­ло­вы са­мым что ни на есть страш­ным ядом. И ни­кто, да­же сам трак­то­рист, рас­се­вав­ший по по­лям этот яд, ничего не знал о той на­пас­ти, ко­то­рую не­сет с со­бой эта ядо­хи­мия...

Да, все это бы­ло имен­но так. Он пы­тал­ся и тут что-то объ­яс­нять, го­во­рил с ме­ст­ным сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ным началь­ст­вом. Его слу­ша­ли — пи­са­тель го­во­рит, на­до слу­шать, мо­жет, чего и за­нят­но­го ска­жет — но ни­как не вни­ма­ли ему, про­сто пи­са­те­лю: ма­ло ли чего они, пи­са­те­ли, на­го­во­рят — из рай­она ни­ка­ких ука­за­ний на этот счет нет, значит, все в по­ряд­ке... А в кон­це раз­го­во­ра вер­ные сво­им пра­ви­лам слу­шать­ся толь­ко пря­мое началь­ст­во, ме­ст­ные сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ные ру­ко­во­ди­те­ли, от­вет­ст­вен­ные как раз за ту хи­мию, ко­то­рую де­тиш­ки вот здесь, ря­дом с их­ним ка­би­не­том, раз­во­дят во­дичкой в по­рош­ко­вое мо­ло­ко, вспом­ни­ли дав­ниш­ний сол­дат­ский анек­дот, ко­то­рый он, Со­ко­лов, со стра­хом за на­род, за стра­ну при та­ких вот ру­ко­во­ди­те­лях пом­нил до сих пор сло­во в сло­во...

В анек­до­те речь шла о двух сол­да­тах-по­бе­ди­те­лях, толь­ко что взяв­ших Бер­лин и на ра­до­стях за­гля­нув­ших в уце­лев­шую ап­те­ку. По­ста­вив пе­ред тря­су­щим­ся ап­те­ка­рем свои сол­дат­ские круж­ки, по­бе­ди­те­ли по­тре­бо­ва­ли: "На­ли­вай!"... Ап­те­карь, счас­т­ли­вый, что его сра­зу не по­ста­ви­ли к стен­ке, дро­жа­щи­ми ру­ка­ми дос­тал с пол­ки боль­шу­щую склян­ку и на­лил из нее ка­ж­до­му из по­бе­ди­те­лей по пол­ной круж­ке. По­бе­ди­те­ли хва­ти­ли, кряк­ну­ли и, ничем не за­ку­сив, за­бра­ли свои круж­ки и уш­ли. Уш­ли, и тут ап­те­карь об­на­ру­жил, что на склян­ке сто­ит над­пись: азот­ная ки­сло­та... Это уже ко­нец! Сейчас при­дут дру­гие и рас­стре­ля­ют за то, что он, не­мец-ап­те­карь, от­ра­вил по­бе­ди­те­лей... В та­ком стра­хе ап­те­карь про­вел ос­та­ток дня и всю ночь, не ухо­дя ни­ку­да из сво­ей ап­те­ки. А ут­ром дверь в ап­те­ку сно­ва рас­пах­ну­лась, и сно­ва в две­рях ока­за­лись вчераш­ние ге­рои-по­бе­ди­те­ли. Сно­ва круж­ки на стол, и сно­ва прось­ба-при­каз: "На­ли­вай!"... Те­перь ап­те­карь не мог оши­бить­ся – он не­сколь­ко раз прочел на­зва­ние на склян­ке – в этот раз он на­ли­вал по­бе­ди­те­лям са­мый что ни на есть чис­тей­ший ме­ди­цин­ский спирт... Те вы­пи­ли, но не кряк­ну­ли, а удив­лен­но по­смот­ре­ли друг на дру­га, а там и на ап­те­ка­ря:

– Вас из дас? Что это та­кое? – спро­сил один из по­бе­ди­те­лей.

– Это спирт-спирт, чис­тей­ший спирт, гос­по­да сол­да­ты. Вот смот­ри­те...

И точно — на бу­тыл­ке значилось: эти­ло­вый спирт... То­гда один из по­бе­ди­те­лей стро­го по­смот­рел на ап­те­ка­ря и про­из­нес:

– Вто­рой день, как Бер­лин взя­ли, а они уже раз­во­дить начали...

– О нет, гос­по­да, не­мец-ап­те­карь ни­ко­гда не мо­жет об­ма­ны­вать. Это спирт, чис­тей­ший спирт. Это вчера вы­шла ошиб­ка – вчера вме­сто спир­та, про­сти­те ме­ня, про­сти­те, я со стра­ха пред­ло­жил вам азот­ную ки­сло­ту.

По­бе­ди­те­ли пе­ре­гля­ну­лись и ус­мех­ну­лись, а один из них за­вер­шил эту сце­ну та­ки­ми сло­ва­ми:

– То-то я вчера... – даль­ше шел весь­ма гру­бый ва­ри­ант от бо­лее де­ли­кат­но­го "по­мочил­ся", – ...так на са­пог по­па­ло, и са­пог про­жгло.

Ру­ко­во­ди­те­ли сель­ско­хо­зяй­ст­вен­но­го про­из­вод­ст­ва, ко­то­рых Со­ко­лов пы­тал­ся вы­вес­ти из со­стоя­ния без­раз­личия хо­тя бы к здо­ро­вью их­них же соб­ст­вен­ных де­ти­шек, за­вер­шив раз­го­вор о, яко­бы, опас­ной для лю­дей сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ной хи­мии этим ра­зу­ха­би­стым анек­до­том, ве­се­ло за­хо­хо­та­ли... Со­ко­лов то­же для при­личия улыб­нул­ся, но вся го­речь ос­та­лась с ним...