Geum.ru

«И вот, не желая остаться в долгу Увнуков, пишу я записки; Для них я портреты людей берегу, Которые были мне близки»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
  • А ты, что, не помнишь, что ты вчера натворил, – на мой вопрос вопросом ответил Комков.
  • Какая драка, о чем ты говоришь, как я сорвал показ фильма, если он состоялся, - пытался убедить его я.
  • Ничего, скоро узнаешь, - пробормотал Комков и, согнувшись, исчез в дверном проеме.

Пришел на работу, где-то спустя час или полтора, вижу: подъезжает к больнице мотоцикл с двумя милиционерами. Входят они в здание и направляются прямо ко мне. Ну, думаю, влип. Уточнив мою фамилию, имя, отчество, немного помедлив, говорят мне, чтобы я собирался в дорогу с ним в Дмитровск. На мой вопрос, что это значит, зачем я поеду, они ответили, что там я все узнаю. Сел в люльку, мы выехали из села. Сколько любопытных глаз наблюдало эту картину, сколько разговоров, пересудов было потом в селе. Короче говоря, многие посчитали, что я бандит, да и только. В общем, молва обо мне разнеслась нехорошая.

Приехали в Дмитровск, к отделению милиции, один из милиционеров зашел в здание, спустя некоторое время вышел с папкой. Оказалось, что они еще вчера поздно вечером приезжали в Лубянки, к парторгу, забрали бумаги на меня и вот в этой папке лежал мой компромат. Мотоцикл вновь затарахтел и на мой вопрос, куда же мы еще едем, последовал ответ, что едем в суд. Подъехали к зданию суда, и я с милиционером вошли в один из кабинетов. За высоким и широким столом сидела миловидная женщина, средних лет и такого же телосложения. Милиционер, старший лейтенант, достал из папки бумаги и протянул ей. Кивком головы женщина попросила меня сесть. Пробежав быстро бумагу, она обратилась ко мне, по имени отчеству: «Ну, что, Василий Павлович, похулиганили немного, вот и киносеанс сорвали, помогли, так сказать, киномеханику план выполнить, секретаря партийной организации вышвырнули за перила».
  • Ничего я не срывал, киносеанс состоялся, секретаря парторганизации не швырял, а он сам вывалился за перила, может я ему чуть-чуть помог, вообще, ему пить надо поменьше». При моих словах «я ему чуть-чуть помог» у судьи появилась удивительно красивая улыбка, которая быстро исчезла, когда я сказал «что ему пить поменьше надо».
  • Вот у меня жалоба секретаря парторганизации, здесь все изложено, как

было дело. Виноват, Василий Павлович, виноват, - с этими словами она отложила жалобу в сторону и что-то начала писать. Писала она очень быстро и вскоре объявила, что мне за это самое хулиганство положено отсидеть десять суток в отделении милиции. Она вручила бумагу старшему лейтенанту, и мы вышли из здания суда. Опять подошли к мотоциклу, и его водитель, старший сержант милиции, узнав, что мне дали десять суток, непонятно чему-то обрадовался, и его широкоскулое азиатское лицо расплылось в омерзительной улыбке. Уж как я его возненавидел в этот момент! Как мне захотелось, чтобы вместо парторга оказался этот бы скуластый азиат. Как впоследствии оказалось, что это водитель милицейской машины по имени Геннадий, молодой, невысокий, худощавый парень, недавно отслуживший в армии. Я измерил его недобрым взглядом. Старший лейтенант по приезду в отделение милиции отвел меня к начальнику милиции. Это был невысокий, полный пожилой полковник, который сидел за столом, прочитав поданную ему старшим лейтенантом бумагу, не подняв даже глаз на меня, пробурчал, чтобы меня отвели. Позднее, когда я уже буду работать в Дмитровске, буду жить на квартире, и соседом у меня будет председатель горисполкома, однажды, при игре в карты, я укажу начальнику милиции на такое негостеприимное отношение ко мне.

Меня привели в небольшое одноэтажное здание, находящееся во дворе милиции, в одну из комнат, пол которой был завален соломой. Это было мое место жительства на ближайшие полторы недели. «Коллеги» мои были на работе и я, растянувшись на соломе, уснул здоровым сном. Ближе к вечеру собрались все товарищи по несчастью, их было человек пять, и среди них был сорокалетний мужчина, звали его почему-то все «Ваней Курским». Стали спрашивать, за что я получил десять суток, и удивились, что мало дали. «За парторга могли бы и побольше дать, это же не простой смертный», - сказал один из них. Разговоры, шутки, анекдоты долго еще не умолкали в нашей «общаге», особенно в этом преуспевал «Ваня Курский». Утром мне пришлось увидеть настоящего живого бандита. Вели его двое милиционеров в туалет мимо нашего здания. Это был двухметрового роста, полный, мордастый с наглыми глазами мужик, без безымянного пальца на правой руке. Говорят, что это бандит-убийца, что за ним долго охотились и трудно его было взять. Не знаю, правда ли это, но вид у него был устрашающий.

Чем мы занимались в «тюрьме»? Так называли место, где я находился. В селе на вопрос: «Где аптекарь?», селяне отвечали: «Сидит в тюрьме, но скоро выйдет». Ездили на работу, чаще всего в лес, заготовлять дрова. Обычный маршрут «Дмитровск – Долбенкино», на милицейской машине (грузовой), двое милиционеров: водитель и охрана. Штрафников было обычно восемь-десять человек. Пилили сушняк, иногда в лесу и рубили, в город уже привозили готовые дрова. Иногда с Генкой ездили в село Долбенкино, к Николаю Борисову, тогда приходилось выпивать , но немного, можно было считать, как бы мы у Николая в гостях. Больница в селе была чуть побольше, чем в Лубянках, аптечный пункт располагался в отдельной комнате, которая замыкалась после окончания работы. Природа была красивее, чем в Лубянках: кругом леса, у многих жителей – сады. Пригласил Николая к себе в гости, после того, как «освобожусь». Тяжело мне было, когда мы не выезжали за пределы города, а находилась работа в нем. Задача у меня была – чтобы в аптеке не узнали, что я в милиции. Особенно тяжко было, когда приходила очередь идти за обедом в столовую. Ходили всегда втроем, иногда – вчетвером. Я обычно получал хлеб и шел от своих «коллег» по обратной стороне улицы. Они тащили здоровенную кастрюлю со щами или супом. Как я не опасался встретить кого-либо из аптеки, все же один раз я напоролся на бухгалтера. Произошло это как-то внезапно, он вывернулся откуда-то из-за угла, а я тащу буханок десять хлеба, нас «штрафников» в это время было очень много в милиции. От неожиданности я растерялся, но потом взял себя в руки.
  • Что ты столько хлеба набрал, - спросила меня Антонина Тимофеевна.
  • Хозяйка заказала, к вам я не зашел, не успел, вызывали в военкомат, - залепетал я.
  • А что ты идешь в эту сторону, ведь автостанция в противоположной стороне, - опять пытает меня бухгалтер.
  • Да я не на автобус, думаю, попутную машину поймаю и быстрее дома буду, - парирую я.
  • Ну, счастливо, - пожелала она мне и зашагала по направлению к аптеке.

Я засеменил мелкими шажками по улице, все время наблюдая, когда бухгалтер свернет за угол. Мне нельзя было пройти мимо милиции, тогда ребята, тащившие кастрюлю с супом, обязательно заорут: «Ты куда пошел?»

Так в аптеке и не узнали, что я десять суток находился в милиции. Опасность еще представлял соседний с милицией дом, в котором жила работница аптеки, в этом доме я впоследствии буду жить на квартире. Поэтому, прежде чем выйти за ворота милиции я в щелку забора просматривал соседний двор. Пролетели эти десять дней довольно быстро, и я возвратился в Лубянки. Аптечный пункт был длительное время закрыт по известной причине и больных было слишком много, так что запас медикаментов быстро исчез. Поехал в аптеку за медикаментами, а сам всю дорогу думал, знает ли мое начальство о моем пребывании в милиции или нет. Очень обрадовался, когда убедился, что работники аптеки ничего пока не знали о случившемся.

Жизнь потекла по-прежнему, работа, вечерами – прогулки. Дружу по-прежнему с Надей, за посещение милиции она меня не упрекала. Купил дешевенький фотоаппарат, занялся фотографией, фотографировал все подряд: коллектив больницы, хозяйку, соседей. Однажды пошли с Надей на прогулку за деревню, в овраг, и я столько нащелкал кадров об этой прогулке, что некоторые фотографии остались целы и по сегодняшний день. Спустя недели две меня направили на курсы повышения квалификации в Орел, в аптекоуправление. Пробыл я в Орле десять дней, на курсах встретил Валю Коневу, полную, мордастенькую, заводную девушку, которая закончила фармучилище на год после меня и работала в районной аптеке то ли в Болхове, то ли во Мценске. Жили в гостинице, вечерами знакомились с Орлом. Курсы нам дали мало что, все что нам преподавали, все было известно, мы еще не успели забыть. Купил себе в Орле стильную (как в то время говорили), с разноцветными полосками рубашку. Вручили нам справки о прохождении курсов, и мы разъехались по домам.

Вскоре в Лубянках еще произошло событие, затрагивающее непосредственно меня. Для местных парней было делом чести дружить с девушками из больницы, из школы, приехавшими на работу после окончания учебных заведений, так сказать, с местной интеллигенцией. Некоторые заглядывали и на Надю, да и не только на нее. Как-то раз на улице, на вечеринке, разбушевался парень по имени Ленька Пронькин. Он служил в армии, пришел в отпуск и через день ему надо было уезжать. Придирался он то к Толику Кабыченкову, а потом переключился на меня, спорили мы довольно бурно. Потом Ленька снял солдатский ремень и намотав его на руку, стал им размахивать. У меня был в кармане небольшой перочинный ножичек, я его открыл, и как только ремень был нацелен на мою голову, я направил лезвие на руку хулигана. Он порезал руку о нож, вернее, он напоролся на него, нож вошел немного ему в запястье, по руке потекла кровь. Что тут началось, он бросил ремень, фуражку, помчался в больницу, чтобы ему оказали первую помощь. Среди танцующих возникла паника, я взял ремень и фуражку и с Толиком ушел домой. Наутро, это было в воскресенье, Леник Пронькин с товарищем и с бутылкой самогона пришел ко мне на квартиру, мириться. Ему было необходимо взять фуражку и ремень, ведь без них нельзя было отправиться служить дальше. Товарищ его был родственником моей хозяйки, Анна Ивановна нажарила яичницы, порезала сало, пришел мой товарищ Толик, и мы устроили своего рода проводы солдата в армию. Рука у солдата была забинтована, ремень и фуражку я ему вернул, и мы расстались как хорошие знакомые. По селу вновь пошел слушок: «За свою невесту заведующий аптекой чуть было не зарезал Леньку Пронькина».

Приехал ко мне в гости Николай Борисов, я его познакомил с Лубянками, со своими друзьями, сходили в клуб. Село ему не понравилось, Долбенкино, по его словам, намного лучше.

Наступила осень. Я пригласил своего товарища Николая Данииловича съездить ко мне домой, в Реутец на праздник. Приближался наш престольный праздник 6 октября – Иоанн Предтеча, в селе праздник называли Иван Претечий. Николай согласился и отправились мы во второй половине дня в Кромы на рейсовом автобусе, а затем, на автобусе «Москва – Харьков» до Медвенки. Доехали хорошо, где-то около двенадцати часов ночи были уже дома. Наутро пришли гости: два дедушки Володичка и Петечка с Верхнего Реутца. Жили они недалеко от нас, через Пятый лог, на Бабинке. Расспрашивали они нас все о болезнях и лекарствах, особенно они проявляли к нам интерес, когда выпили. Во второй половине дня повел я своего друга на Буденный, там был большой карагод, а вечером вся молодежь собралась около клуба, на выгоне.

Я объявил родителям, что решил учиться дальше, что буду поступать в институт, учиться буду, если поступлю, заочно. Они это восприняли хорошо, только мама что-то пробурчала, вроде «сколько ж можно учиться». Ознакомился Николай с нашим селом, побродили мы по нему и на третий день праздника отправились в дорогу. Николай попросил родителей приехать к нам в гости, в Лубянки, на что отец ответил: «Возможно, как Бог даст». Опять мы доехали автобусом до Кром, а потом рейсовым «Орел – Дмитровск» до Лубянок. Так и закончилось наше путешествие, Николай Даниилович остался доволен.

Перед Лубянским престольным праздником – это был Покров, который приходится на 14 октября, я задумал взять справку у председателя сельского совета – Смолякова Федора Ивановича. Мне давно хотелось сделать что-то такое, чтобы с ним расквитаться за случай с Ольгой Павловной, когда он «пошутил», послал ее пешком в грязь и слякоть, в Дмитровский военкомат на 1-е апреля. Вот я и задумал взять справку о том, что он умер. Учитывая, что он малограмотный, написал очень большое вступление, так сказать, «шапку» к этой справке, в надежде, что у него не хватит терпенья прочитать справку до конца, не помню дословно, но справка приблизительно выглядела так:

Справка

Дана настоящая, Окорокову Василию Павловичу, уроженцу села Нижний Реутец, Медвенского района, Курской области, заведующему аптечным пунктом села Лубянки, Дмитровского района, Орловской области, в том, что председатель Лубянского сельского совета, Дмитровского района, Орловской области Смоляков Ф.И. скоропостижно скончался.

Справка выдана для предъявления по месту требования.

В чем удостоверяют: председатель Лубянского с/с (Смоляков) Секретарь с/с 9 октября 1958 года

Написав такую справку на листке ученической тетради, я утром часов в десять, отправился в сельский совет. Захожу в кабинет, кроме председателя, там были еще человека три или четыре, тоже посетители пришли по своим делам. Поздоровались, и между нами состоялся такой разговор:
  • Что ты пришел, Василь Палыч? – немного гнусавя, спросил председатель.
  • Федор Иванович, от меня требуют справку с места работа, в Дмитровск, в военкомат, - отвечаю я.
  • Ну, садись, пиши, а я подпишу.
  • Да я уже написал, Федор Иванович.
  • Молодец, давай.

Я протягиваю листок, а у самого колени дрожат, ну как он все же дочитает до конца, тогда беды не миновать.

Федор Иванович берет справку, надевает очки и начинает читать, ну, думаю, конец мне.

Посмотрев некоторое время на справку, рука председателя тянется к сейфу с печатью. Он подписал справку, взял печать, подул на нее и, положив справку на ладонь, чтобы лучше был виден оттиск, приложил на листок печать.
  • Забирай, отправлять будешь или сам поедешь? – спрашивает председатель.
  • Еще не знаю, Федор Иванович, наверное, сам отвезу, уж очень просили срочно. Спасибо Вам, – ответил я и сунул справку в карман.
  • Ты ее не прячь, у меня секретарь в отпуску, ты зайди в библиотеку, пусть Зойка распишется за секретаря.

Я еще раз поблагодарил его и открыл дверь напротив. Здесь находилась заведующая библиотекой Зоя Семенихина, я протянул ей справку, попросил ее подписать, предварительно закрыв половину справки ладонью. Увидев печать и подпись председателя, Зоя не раздумывая поставила свою подпись. Я буквально вылетел из библиотеки, волнение улеглось и какое-то чувство радости и выполненного долга охватило меня. Взять такую справку у самого председателя – Это что-то значит! Справку о том, что он умер! Ликованию моему не было предела.

Приступил к работе, а справка прямо жжет карман, так хочется ее показать кому-либо, но нельзя.

Вечером того же дня я прочитал ее Николаю Даниловичу, что с ним было, он просто корчился от смеха, когда я еще рассказал все подробности. Затем постепенно все больше людей узнавало о наличии такой справки у меня, кому - я говорил, кто передавал друг другу. Однажды, на открытом партийном собрании председатель колхоза, посланец Ленинграда, попросил дать справку прочитать.

«Не верю» - говорит он, «чтобы Смоляков подписал такую справку». Договорились с ним, что он прочитает ее и вернет мне. Читает справку, а глаза его от удивления все округляются и округляются, наконец, он зажав рот ладонью, издает какой-то непонятный звук и заливается веселым, неудержимым смехом. Все обернулись в нашу сторону. На вопрос председателя собрания (а это был Федор Иванович) «Почему смеетесь, что смешного я сказал», мой сосед ответил: «Что скоро узнает причину смеха и он». Я спрятал справку, но как только наши взгляды встречались с ленинградцем, мы начали вновь смеяться, зажав рты ладонями. Вскоре о наличии такой справки у меня узнал и Федор Иванович. Как-то прибежала ко мне на аптечный пункт Зоя Семянихина и сказала, что меня вызывает Смоляков. Я закрыл аптечный пункт и отправился в сельский совет, предвидя, что разговор будет нелегким.
  • Ну, что ты скажешь мне? – обратился председатель.
  • Вы о чем, Федор Иванович, - будто не догадываясь о чем он спрашивает, пробормотал я.
  • Ты не прикидывайся, какую справку ты у меня взял?
  • Как какую, какую дали, ту и взял.
  • И что, это правда, что в справке написано будто бы я умер?
  • Не будто бы, а точно умер, Федор Иванович.
  • И что ты думаешь делать с этой справкой?
  • А там посмотрим, - ответил я, - вот поругаете меня, к примеру, ни за что, а я возьму и отправлю ее в журнал «Крокодил».
  • Ну, будя, подурил и хватит, верни мне эту распроклятую справку.
  • А Вы дадите слово, что больше не будите так шутить над медиками, как поступили с Ольгой Павловной.
  • Ну, ты не ровняй, то было первое апреля, в этот день все кому не лень обманывают.
  • Ну, обмануть-то можно, но не посылать же человека в бездорожье за двадцать с лишним километров, в военкомат.
  • Ладно, хватит, поговорили и будя, давай справку.

Мне стало жаль этого малограмотного пожилого человека, коммуниста с довоенным стажем, я неспеша достал из кармана справку и протянул ему.

Он надел очки и стал внимательно читать справку. Затем глаза его остановились, озорно засверкали и он весело сказал:
  • Ну, лоб твою мать, правда написано, что я скоропостижно скончался. Слово-то какое подобрал, что сразу и не поймешь, о чем речь.
  • Вы, Федор Иванович, внимательно читайте справки, которые выдаете, тогда и будете понимать о чем идет речь.
  • А Зойка-то, Зойка, как та, молодая, грамотная девка, могла подписать эту справку?
  • Я, Федор Иванович, половину справки ладонью прикрыл, она не могла прочитать, что там написано.
  • Ну, аптекарь, ну мудрец, всех провел.

Он разорвал справку на мелкие кусочки, а мне пообещал, что если мне потребуется нужная, нормальная бумага, то за ней я похожу ни один день.
  • Сразу ты мне теперь, вот получишь, а не справку, - и он вытянул в мою сторону правую руку, показывая кукиш.

Уходил я из сельского совета подавленный, с мрачным видом, настроение было прямо противоположное тому, что было, когда я получал эту справку. Потом все как-то позабылось и лишь иногда, в шутку, кое-кто подтрунивал над Федором Ивановичем: «Ну что, Федор Иванович, еще справку Окорокову не давал?»

На что, обидевшись, Федор Иванович отвечал своей любимой поговоркой: «Помолчи, черт ушивый».

Вскоре мне пришлось сменить квартиру, поселился я в многодетной семье Земсковых, живших напротив. Весной этого года дочь хозяйки, Тоня, закончила десятый класс. Училась она неважно, на «троечки», поступать никуда не решалась. Анна Ивановна частенько под любимым предлогом, уходила ночевать то к брату, который жил рядом, по соседству, то к своим родственникам, жившим в соседней деревне. Поэтому я с Тоней оставался в хате один. Мне казалось, что хозяйка стала преследовать цель, добиться, чтобы я стал ее зятем, но может быть, я и ошибался. Если я уходил на свидание к Наде, то у хозяйки это вызывало плохо скрываемое недовольство. Все ее дальнейшие действия побуждали меня думать, что это именно так. Это могло связать меня по рукам и ногам. Во-первых, дочь ее мне нисколько не нравилась, маленькая, остроносенькая девушка, а во-вторых, я твердо решил учиться дальше, а не хоронить себя в этих Лубянках.

На новой квартире было человек шесть детей, двое жили отдельными семьями, старшим ребенком был десятиклассник Саша, затем еще двое мальчиков и сама маленькая – девочка, года ей было четыре-пять. Ко мне в семье относились очень уважительно, помню, как-то в выходной день я решил поваляться в постели подольше, а к хозяевам пришел кто-то из соседей, так эта малышка бегала и успокаивала всех со словами: «Тише, тише, Василий Павловичи спят».

Заканчивался 1958 год. Все знаменательные даты в Дмитровской аптеке коллектив отмечал всегда вместе. Собирались все сотрудники аптеки с женами, с мужьями, были и гости, частенько учителя средней школы. Все эти вечера проходили организованно и весело. На встречу Нового 1959 года они предложили приехать и мне. Я согласился, только предупредил заведующую аптекой, что приеду не один, а с невестой. Приветствующие при этом разговоре работники аптеки встретили это известие аплодисментами.

Погода стояла почти весь декабрь отвратительная. Снег с дождем шел чуть ли не каждый день, создавая непролазную грязь и бездорожье. Частенько рейсовый автобус, идущий на Дмитровск, пассажиры толкали и чуть ли не выносили на руках. До Нового года снежный покров так не установился. Вот по такой погоде мы отправились встречать Новый год.

Дорогой тоже несколько раз приходилось помогать автобусу. Приехали в Дмитровск пораньше, успели сфотографироваться в последний день 1958 года. Пришли в аптеку, где уже во всю шла подготовка к предстоящему вечеру. Представил Надю работникам аптеки, встретили они нас хорошо. Познакомились с мужем Марии Михайловны – Алексеем Корнеевым, работником Дмитровского райвоенкомата, с мужем Антонины Тимофеевны – Михаилом, работником санэпидемстанции, с мужем Антонины Молоковой – не помню имени, отставным военным, прекрасным танцором и весельчаком. Были на вечере несколько человек учителей и работников районного отдела образования. Всего нас на вечере набралось человек 25-30, было очень весело, много было шутливых тостов, танцы. Провеселились так часов до пяти утра. Где-то около двенадцати часов ночи пошел хороший снежок, было сыро, и он валил шапками. После гулянья нас пригласили к себе в гости супруги Корнеевы, мы согласились, да нам и деваться было некуда, в такую рань автобусы еще не ходили.

Пришли к Корнеевым и продолжили пиршество, затем немного отдохнули и отправились на автостанцию.

Шли по белому, чистому снегу, который за ночь очень хорошо покрыл землю и приятно хрустел под ногами. Доехали до Лубянок быстро и хорошо. Я отправился на квартиру, а Надя в больницу, она жила вместе с Валей Гришечкиной в комнате при больнице. Пришел на квартиру и сразу же завалился спать, проспал где-то до обеда. Так что встреча и первый день Нового года прошли прекрасно. Как говорят, как встретишь Новый год, так пойдет весь год. Дай Бог, чтобы так случилось, а пока неизвестно, что он принесет мне хорошее или плохое.

Зима спешила наверстать упущенное, начались морозы, метели. Потянулись однообразные серые дни и длинные зимние вечера. Работа, походы к Надежде, в клуб и так проходили день за днем. Решил готовиться к поступлению в институт. Написал письмо-запрос о правилах и сроках приема на фармацевтический факультет заочного отделения 1-го Московского Медицинского института им. И.М. Сеченова.

Вскоре пришел ответ, сдавать необходимо четыре экзамена: физика, химия, история, сочинение. Экзамены проводятся с первого августа. За экзамены по химии я не волновался, у меня после окончания фармацевтического училища был довольно прочный запас знаний, а вот физика, история. Сочинение вызывали некоторую тревогу, ведь надо было повторить программу по этим предметам за десятый класс, и не только за десятый, а частично и за восьмой и девятый классы. Приступил к подготовке, готовиться особенно не было времени – день на работе, вечером на свиданье, потом – в клуб. Я брал какую-либо книгу (физику или историю) и шел вечером на свидание. Ну что это была за подготовка, подумайте сами. Она чем-то напоминала мне подготовку по истории, когда я уходил в Пятый, там засыпал, а листочки подгибал, делая вид что столько я повторил. Себя я успокаивал, что все-таки сдал я историю в училище на пятерку. Наступила весна, за зиму я смог подсобрать денег и купил себе первый в своей жизни костюм. Мне он казался необыкновенно красивым, светло-коричневого цвета, надевал я его только по выходным и праздничным дням. Среди аптечных работников тоже был один кандидат на поступление в тот же институт – Мария Михайловна, она работала заместителем заведующего аптекой. Была она лет на 6-7 постарше меня. Она готовилась по серьезному, да так и должно быть, ведь школу и училище она закончила задолго до меня. С Надей решили после того, как я поступлю учиться сыграть свадьбу. У нас была уверенность, что я обязательно поступлю. Хотя, чем она была подтверждена – не знаю. Даже вопрос не стоял, что как если я не поступлю, тогда как?

Написал домой письмо, где изложил свои планы. Родители дома, по-видимому, посоветовались, и папа отправился в разведку. Как-то в пятницу, во второй половине дня, вижу в окно, выходит из рейсового автобуса отец и идет по направлению к больнице. Я с радостью выбежал его встречать. Доехал он нормально, так же как ездил и я, сначала до Кром, а потом на рейсовом автобусе до Лубянок. Пошли мы на квартиру, познакомились. Папа привез с собой выпивку маминого приготовления, мой хозяин все похваливал наш самогон, уверяя нас, что такого ему еще не приходилось нигде выпивать. Вышли на улицу и я начал фотографировать. Еще сейчас целы некоторые фотографии, вот одна из них: стоят два старичка и держатся за голые, еще без листьев саженцы яблони.

Наутро пошли в больницу, надо же было познакомить отца с будущей невесткой. Я думаю, что мама его откомандировала с этой целью, расспросить, разузнать, посмотреть, оценить обстановку. На наш стук Надя открыла дверь, стояла перед нами раскрасневшаяся, растерянная, вся в побелке, она решила побелить плиту. Вошли, Надя привела себя в порядок, познакомились. Накрыли стол, посидели, поговорили. Будущая невестка так до конца и не пришла в себя, чувствовалась скованность и растерянность, да что с ней спрашивать, ведь в таких переплетах ей не приходилось бывать. Потом я решил сходить с отцом к Николаю Даниловичу. Вышли из больницы, на мой вопрос: «Как будущая невестка?» - папа как-то неопределенно пожал плечами. Николай Данилович встретил нас как дорогих гостей, с распростертыми объятьями. Вновь на столе появилась закуска, спирт. Спирт папа не любил, он всегда говорил: «Мне бы что-нибудь попроще». «Попроще» тоже оказалось, было у Даниловича и немного самогона. Гостили мы целый день и только к вечеру пришли на квартиру. Наутро я узнал, что к Вадиму Борисовичу приехал отец на машине, на вездеходе. Папа тоже собирался ехать домой в воскресенье. Зашел к Вадиму на квартиру, попал на застолье, я за стол сесть отказался, узнал, что поедут они где-то в час дня. Договорились, что возьмут с собой папу, довезут до Курска, а сами поедут в Любимовку. Папе я объяснил, как пользоваться приемником. Упаковал его и передал домой. Он всю жизнь любил слушать радио, особенно «Последние известия» и передачи на политические темы. Приемник работал от питания, были довольно большие батареи, которые обычно стояли под столом. Оформление приемника было красивое, да и работал он отлично, с комнатной антенной. Я на квартире по нему часто слушал Курск, а иногда долгими зимними вечерами попадались и зарубежные «голоса», которые вещали на Советский Союз на русском языке. Проводил отца и стало как-то грустно на душе, заскучал по дому, по родным местам, пошли воспоминания о детстве, о трудностях, пережитых родными.

На 1-е мая всей компанией отправились в Дмитровск, в город. Толик Кобыченков взял фотоаппарат. Гуляли по городскому саду. Фотографировались, где-то около полудня нас застал на отдыхе сильнейший дождь, правда он был теплый, без ветра. Промокшие до нитки прибежали мы на автостанцию, пока доехали до Лубянок одежда высохла, но вид у нас был никудышный, одежда помята, туфли в грязи, настроение неважное. Перед девятым мая со мной вел разговор секретарь партийной организации по вопросу вступления кандидатом в члены партии. Я дал согласие, написал заявление, мне необходимо было собрать несколько рекомендаций от членов партии. Я обратился к председателю колхоза (Ленинградцу) и к председателю сельского совета. Первый согласился сразу же, второй – Федор Иванович – посмотрел на меня как-то подозрительно. Потом добавил: «Хоть есть за тобой кое-что, но малый ты неплохой, я тоже дам тебе рекомендацию».

После этого разговора, из Лубянского сельского совета в Нижне-Реутчанский сельский совет пошла бумага-запрос, кто я, откуда, кто мои родители, я конечно, об этой бумаге ничего не знал, это уже выяснилось позже, когда по приезду домой с молодой женой, встретил председателя сельского совета Звягинцеву Татьяну Михайловну, которая и рассказала мне об этом. Ее еще интересовал вопрос, зачем понадобилась такая бумага, я ответил, что думаю вступить в партию и мой ответ ее по-видимому, удовлетворил. Она мне сказала: «Молодец, парень ты грамотный и правильно поступаешь».

Приближалась пора экзаменов и это пугало меня, несмотря на то, что я стал готовиться к ним более серьезно. Страшновато было и то, что Москву я не представлял, и мне не приходилось бывать в городах такого масштаба. Необходимые документы я отправил в институт и стал ждать вызов. В двадцатых числах июля я получил вызов, где предлагалось прибыть в институт к 1-ому августа и в срок до десятого августа сдать указанные четыре экзамена.

1-ый московский медицинский институт им. И.М. Сеченова ведет историю с 1755 года от медицинского факультета Московского университета, с 1930 года самостоятельный ВУЗ, готовит врачей основных лечебных специальностей и провизоров, в 1990 году преобразован в Московскую медицинскую академию им. И.М.Сеченова. На протяжении всего периода существования является одним из наиболее престижных медицинских учебных заведений Советского Союза и России.

Прибыть мне предписывалось на улицу Моховую. Я съездил в Дмитровск, в аптеку, где мне дали двухнедельный отпуск на период сдачи вступительных экзаменов. Корнеева Мария Ивановна получила вызов тоже, почти одновременно со мной. По приезду в Лубянки я занялся отпуском лекарств больнице, из расчета двухнедельной потребности. Часть лекарств, в основном таблетированные лекарственные формы, для снабжения населения передал фельдшеру Гришечкиной Валентине Михайловне, она исполняла обязанности главного врача сельской больницы.

31 июля первым рейсовым автобусом из Лубянок я отправился в Москву. Из Орла я взял билет на автобус «Харьков-Москва» и отбыл где-то около 10 часов утра в столицу.

Сегодня, 27 марта 2003 года, по календарю заканчивается первый весенний месяц, а за окном еще настоящая зима. Снега полно, он, по-видимому, и не думает покидать так понравившуюся ему землю. 21 и 22 марта снегу подсыпало еще, местами даже мело. Так что весна по всем приметам будет дружной и многоводной, придется стрельцам и казакам плавать. Ожидается сильное подтопление домов, находящихся в низине, вдоль рек Тускари, Сейма, Кура.

20 марта рано утром США начали бомбить Ирак. Американцы совершили новую агрессию против суверенной страны. Под предлогом разоружить Ирак, который, якобы, имеет оружие массового поражения, которое так и не обнаружили многочисленные инспекторы Организации Объединенных Наций. Они работали в Ираке более четырех месяцев, искали это оружие даже во дворцах Садама Хусейна – президента Ирака, но так ничего и не нашли. Несмотря на то, что совет безопасности ООН не дал разрешения на проведение военной акции, подавляющее большинство стран мира не согласны с военной акцией, США и ее «верный» союзник Великобритания развязали войну. Они стянули в Персидский залив невиданные по своей многочисленности и техническому вооружению силы: авиацию, корабли, почти четырехсоттысячный контингент солдат. Все это бросили на маленькую, экономически слабую, которую добили десятилетием блокады, страну – Ирак. Но уже прошла неделя войны, американцам их «блиц-криг» не удался, армия и народ Ирака, несмотря на слабое техническое вооружение, оказывает достойное сопротивление агрессорам. Потихоньку эта военная армада начинает пробуксовывать в Ираке, президент США Буш рассчитывал взять столицу Ирака – Багдад, за пять-шесть дней. Он считал, что «угнетенный народ Ирака» будет цветами встречать своих «освободителей» - американо-английские войска. Иракский народ действительно встретил их, только с автоматами в руках. Ширится антивоенное движение во многих странах мира, в том числе и в Англии и в США. Особенно это движение сильно проявляется в странах Европы – Франции, Германии, руководители этих стран сказали твердо «Нет» войне, «Нет» агрессии против Ирака. Народы многих мусульманских стран активно выступают за прекращение военных действий в Ираке. Войну в Ираке у стран СНГ (бывших союзных республик СНГ) поддерживает Грузия, Узбекистан и Украина. Эта поддержка, эта позиция, продиктована страхом перед сильным и наглым противником и является предательством перед своим собственным народом. Россия вместе с Германией, Францией, Китаем – постоянными членами Совета Безопасности выступает против войны в Ираке, но наша позиция носит какую-то извинительную политику. Как-то похоже на то, что мы против, но вы извините, простите нас, мы все боимся испортить двусторонние отношения между США и Россией. США наплевали на все эти возражения, наплевали на международное право, на несогласие Совета Безопасности. Ведь ясно одно, как слабенький Ирак может угрожать безопасности этой богатейшей страны, сильнейшей в экономическом и военном отношении. Американцам нужен просто предлог для того, чтобы провести эту военную авантюру, сменить режим Ирака на послушный, проамериканский и получить доступ к иракской нефти. Ирак является богатейшей страной по разработкам и запасам нефти, которая так необходима для дальнейшего экономического и военного развития США. Вот в чем причина американской агрессии, а не защита «Иранского народа от режима Саддама Хусейна». Опять, в который раз, приходится сожалеть о распаде Советского Союза. В мире теперь осталась одна сверхдержава – США, мир все более становится однополярным. Ведь на примере Югославии, Афганистана, Ирака становится ясно, что суверенитет государств ничего не стоит перед сильной, наглой страной, которой является США. Нет того сдерживающего фактора, каким был Советский Союз. Так что России теперь не стоит постоянно заглядывать в рот США, а нужно искать надежного союзника, может даже в лице Китая. Союзник России необходим, ибо при нашей экономике, при нашей разрухе, нам может грозить в будущем участь Ирака. Не надо забывать, что зло всегда наказуемо, если США было мало 11 сентября, то не исключено, что они еще свое получат.

Жаль только людей, которые при таких недальновидных, наглых правителях рискуют своей безопасностью и жизнью. Ведь империалисты в погоне за сверхприбылью не остановятся ни перед чем. Это касается как государства в целом, так и каждого миллионера или миллиардера в частности. Ведь смерти больше боятся богатые, которым чем больше богатства, тем меньше веры в Бога – в спасение души и лишь из-за страха перед земным концом, на всякий случай, они ставят свечи и служат молебен. Деньги, как и водка, делают человека чудаком. У кого-то из писателей описан такой случай: умирал в городе богатый купец, перед смертью он приказал подать ему тарелку меду и съел все свои деньги с медом, чтобы никому не достались. Или вот еще, как-то на вокзале один богатый купец попал под локомотив, и ему отрезало ногу. Несут его в приемный покой, а он все просит, чтобы ногу его отыскали, и все беспокоится – в сапоге на отрезанной ноге двадцать рублей, как бы не пропали.

Не прошло и месяца, как война в Ираке пришла к своему концу. Пал Багдад, он даже и не сопротивлялся, появились американские танки, вначале в пригороде Багдада, а затем почти беспрепятственно прошли в центр города. Остается удивляться, что случилось с иракской армией, с ее элитными частями – гвардией, которая клялась сражаться до последнего человека, с иракскими смертниками. Где они, куда исчезли? Ответа на этот вопрос еще нет.

США и их союзники торжествуют, свергнут ненавистный им режим Садлама Хусейна, оружие массового уничтожения так и не обнаружено в Ираке, из-за чего и разгорелся весь этот сыр-бор. Зато иракские нефтяные скважины в руках американцев и англичан, которые клянутся, что они обязательно найдут в Ираке оружие массового поражения, но главная цель достигнута – американская демократия принесена в Ирак на штыках американо-английских войск. Это должно послужить наглядным уроком для многих стран, которых США включили в «оси зла». Это Северная Корея, Иран, Сирия и ряд других. Не исключено, что при попустительстве ООН и Совета Безопасности их может постигнуть участь Ирака.

В семье у нас большая радость: 8 мая в 13 часов 50 минут родилась внучка – дочь сына Павла и невестки Ольги. Природа встретила нового человека хорошо – все в цвету, цветут вишни, сирень, черемуха. В этом году запоздалая весна, и все эти цветущие деревья и кустарники стоят такими красивыми одновременно. Гляжу на внучку и думаю: как все-таки скоротечна жизнь человека, давно ли я водил за руку ее отца, по музеям, по стадионам, по рыбалкам, а теперь он уже отец! Сколько все же таинств у природы, как вс-таки из этого комочка мышц и нервов вырастает человек. Дай Бог внучке Машеньке здоровья и благополучия в жизни, пусть не омрачат ее невзгоды и несчастья. Здоровья и счастья тебе, дорогая!

Последнее время я чувствую себя неважно. Началось все с 26 мая, когда будучи на собрании членов кооператива дома, я почувствовал себя плохо. Появилась жуткая боль в левом боку, я еле дошел до квартиры. Температура поднялась под 40º, стало тяжело дышать, трудно кашлять из-за боли. Позже вызвали врача, которая поставила несколько диагнозов и все под вопросом. Прошел ЭКНГ и рентген грудной клетки, все за то, что было воспаление в легком. Неделю кололи антибиотики, затем пришлось с трудом глотать таблетки, постепенно боль исчезла, но осталась слабость, с которой вот уже более месяца не могу справиться.

За это время умер наш любимый кот – Жулька. Маленьким котенком пришел он в мой кабинет отдела кадров пять лет назад. Я его пожалел, поместил во внутренний карман пиджака и принес домой. Он стал любимцем всей нашей семьи, веселый, понимающий. Очень любил лежать у меня на коленях, так и следил, стоило мне только сесть на диван, как он моментально был у меня на коленях. Так было всегда, почти до его кончины. Много хлопот пришлось нам с ним перенести, дважды ломал он лапы, конечно не без помощи «добрых» людей, выбивали ему зубы. Все он перенес, поправился, и прожил у нас пять лет. В начале мая он принес домой в зубах за шиворот маленького черненького котенка. Что его натолкнуло на этот поступок, почему он пожалел этого котенка? Котенок чувствовал некоторое время хорошо, начал подрастать, у него был хороший аппетит. Спустя две недели он отказался от еды и вскоре умер. Эта же участь постигла и кота. Потихоньку у него стал пропадать аппетит, хотя внешне он чувствовал себя неплохо. Затем он тоже отказался от еды. Вызвали ветеринара, прописали ему уколы и другие процедуры. Все оказалось напрасно, спасти его нам не удалось. Уже прошло много времени, но я не могу забыть благодарно-молящий взгляд его умных глаз, которыми он смотрел, лежа у меня в ногах на кровати, часа за два до своей смерти. Ничего мы сделать не смогли, хоть, казалось, применили все меры. Так в жизни и бывает, радость сменяется грустью, и наоборот…

1959 год 31 июля, еду в столицу, вот позади уже Орловская область, поехали по Тульской области. Сам город Тула у меня вызывает отрицательные эмоции, уж много хлопот доставили туляки курянам во время поездки на целину в одном эшелоне, как-то незаметно задремал и проехал Тульскую область. Остановка в городе Серпухове, это уже Московская область. Разве я мог себе представить, что спустя много лет я этот город буду навещать не один раз. Мой сын Павел призван будет на военную службу и будет служить именно в Серпухове. Затем проехали Подольск и вскоре должны въехать в Москву. Кто-то из пассажиров, обращаясь к другому, вдруг произнес: «Куды прёсси?», это обращение как-то сразу вернуло меня в детство, к нашему шелковскому говору. Если кто-то стучал в дверь, то в ответ слышал: «Чего здучите, заходитя, проходитя, вродя знакомые будетя». Если я сидел у окна, а маме надо что-то делать, то она делала мне замечание: «Не засти, иди лучше пока полопай (поешь)». Когда кто-то из водителей пытался подвезти идущих по дороге, то большинство женщин нашего села отвечали: «Лучше я пяшком добягу» и т. д. Милое детство, дорогое детство. Прекрасно об этом написал поэт Расул Гамзатов:

Годы детства мои

как я вас не ценил;

Я мечтал, чтоб вы были короче,

Годы детства мои,

как я вас торопил;

Я спешил, вы спешили не очень.


Какое великое человеческое достояние – память.

Какая радость вспомнить то, что хочется вспомнить. Словно еще много раз переживать то, что хочется снова пережить. Я счастлив, что в моей жизни было много такого, о чем интересно вспомнить. Я был горд, что простой деревенский парень, самостоятельно, без чьей-либо помощи еду в столицу поступать учиться. Это были счастливые годы для народа, хочешь, есть желание учиться – учись, и как правило, не нужна была ничья «рука» или «лапа», в которую надо было дать. Такова была государственная политика. Теперь все по-другому. Сколько молодых людей, имеющих подлинное призвание к науке, не могут идти по этой дороге только из-за того, что у родителей нет средств. Это страшная жестокость, когда социально-экономическая система создает дискриминацию в образовании молодежи, деля ее на богатых и бедных.

Много сил и энергии мне придавало то, что меня ждет моя любимая девушка, с которой мы договорились пожениться, как только я сдам экзамены. О том, что я могу «провалиться» на экзаменах, не могло быть и речи.

Встретились мы и полюбили друг друга горячо и беззаветно, и не было в наших чувствах ничего постороннего – никакого расчета, никаких соображений, ничего кроме любви. Опять же Расул Гамзатов:

Чтоб вместе встречать нам весны

Рвать на полях цветы,

Что я не спешил родиться

И не опоздала ты.

С таким хорошим настроением я подъезжал к Москве. Неприятно было одно – быстро вечерело, да и дальность дороги утомляла. Вот и Москва, сколько о ней читано и рассказано. Великая столица великой страны! Как она меня встретит? Автовокзал. Выхожу из автобуса. Если кто испытывал это чувство, тот поймет меня. Выйти на привокзальную площадь, огромного, незнакомого города, окунуться в ее гомон и суматоху, поставить наземь свой нетяжелый чемодан и постоять минутку, решительно не представляя, что делать, куда идти. Это просто удивительное ощущение. Добрался до метро, уже не помню, какая станция была первой при моем посещении этого вида транспорта. Первое что я сделал – стал изучать схему метрополитена, но сколько не изучай, а пока не проедешь и не однажды, запомнить трудно.

Сколько станций, какое богатство и красота в отделке. Станция Маяковского. В канун 24 годовщины Октябрьской революции весь день на станции готовились к заседанию Моссовета. Самолеты противника 6 ноября 1941 года настойчиво пытались прорваться к Москве, хотели во что бы то ни стало сорвать советский праздник. Думал ли кто из строителей или пассажиров метрополитена, что станции «Маяковская», открытой три года назад, суждено в своем мраморном, нержавеющем великолепии стать бомбоубежищем.

Много подготовительных работ было проведено на станции, прежде чем голос Левитана на всю страну объявил: «Внимание! Внимание! Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза. Начинаем трансляцию торжественного заседания…»

Заседание началось в 7 часов 15 минут вечера. Открыл его короткой речью председатель Моссовета В.П. Пронин. Он предоставил слово для доклада Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину. В то мгновение, когда Сталин в кителе с отложным воротником, без знаков различия и наград – поднялся на небольшую трибуну, можно было, казалось, услышать сердцебиение переполненного зала. Сталин закончил свою речь словами: «Наше дело правое, победа будет за нами». Эти слова заглушали крики «Ура», пение «Интернационала».

Также было решено провести парад на Красной площади. Но до поры до времени это держали в тайне – в прифронтовом городе нужно было опасаться враждебных ушей и глаз.

Предосторожности ради, парад начался на два часа раньше, чем бывало до войны, - в восемь утра. Когда куранты отбили восемь ударов, принимающий парад маршал С.М. Буденный выехал на гнедом скакуне из Спасских ворот. За пять минут до парада на Мавзолей поднялись члены Политбюро.

Сталин был в хорошем настроении, показывая на небо, сказал: