Воображение в свете философских рефлексий: Кантовская способность воображения
Вид материала | Документы |
СодержаниеС. Дефиниция категории «Творчество» Часть 1. Творческий резонанс Часть 2. Творческая интерпретация Часть 3. Философское творчество |
- Воображение краткое содержание Определение и виды воображения, 190.84kb.
- Фонд «Центр Гуманитарных Исследований» воображение как познавательная способность сборник, 2647.51kb.
- Задачи исследования: Охарактеризовать творческое воображение как психический процесс., 68.6kb.
- План Введение 1 Воображение как психический процесс, его виды и значение., 547.68kb.
- Воображение воображение, 127.6kb.
- Курсовая работа по общей психологии на тему: «Психология воображения», 260.45kb.
- «вооружить», 54.49kb.
- Итоги урока. Задание на дом. Ход урока, 38.9kb.
- Метод наблюдения в журналистике, 482.63kb.
- Задачи Формировать интерес к подлинным предметам старины, народному искусству и способность, 77.39kb.
С. Дефиниция категории «Творчество»
Анализ категории «творчество» оказался одним из слабых мест нашего коллективного дискурса. Единственная более менее значимая определенность творчества, которая негласно доминировала в дискуссии, это «синтезирование новых смыслов», утверждаемое С. Катречко во многих сообщениях. Больше того, в дискуссии негласно предполагалось, что творчество – атрибут воображения: воображение является нетворческим, а может при определенных условиях стать творческим, породить творчество. В то время как, возможно, воображение является одним из многочисленных атрибутов творческой деятельности: в творчестве, кроме прочего, присутствует и воображение и, если воображение играет вспомогательную роль, то оно не творческое, а если работает на дело творчества, то тогда оно является творческим. С целью устранения указанных недостатков С. Борчиков предложил на обсуждение концепцию философского творчества в трех частях. Приводим существенные отрывки из этих частей.
Часть 1. Творческий резонанс
<«Уважаемый С. Катречко! В сооб. «Некоторые уточнения» Вы открыли феномен «смыслового резонанса» при чтении философских текстов [см. об этом выше] и оговорились, «что этот опыт сугубо личный; более того, я не уверен, что он универсален по отношению к любым текстам».
Мне кажется, Вы напрасно делаете оговорки. Это не только Ваш сугубо личный опыт, это универсальный закон чтения философских текстов. Только так читались и читаются философские тексты. А иное чтение никакого отношения к философии не имеет. К сожалению, у меня нет возможности детально аргументировать это моё утверждение…
Впрочем, кое-что попытаюсь сказать, уповая на этот самый резонанс. Кстати, о резонансе коммуницирующих серий смыслов, в котором этот самый смысл получает возможность проявиться и актуализироваться, говорит и Ж. Делёз (Логика смысла, сер. 15; 24; 32; 34). Применительно к поэтическим текстам, восприятие которых тоже невозможно без резонанса, делится личным опытом Н. Подзолкова [Резонанс //На грани. М.: Диалог-МГУ, 1999]. Правда, применительно к поэтическим текстам резонанс достигается попаданием не в поле идентичного продумывания, а в поле идентичного творческого состояния. Но в любом случае при резонансе происходит непосредственная перекачка смыслов от одного субъекта к другому.
Итак, если под чтением понимать умение прочитывать слова и предложения знаемого языка, то всякий грамотный человек способен прочитать любой текст. Однако вопрос в другом, говоря тривиально: насколько человек может понять этот текст? Или, как более научно формулирует Э. Ригби: насколько точно человек может воспроизвести такой же эффект, какой был у автора текста?..
Ни у кого не вызывает сомнения, что те философы, художники и ученые, переводами текстов которых занимаются переводчики, были людьми творческими, т.е. творили смыслы и описывали эти смыслы в своих текстах. Чтобы понять их смыслы, а в конечном итоге – жизнь творцов, недостаточно научиться читать. Необходимо уметь при чтении их работ 1) воссоздавать и реконструировать те жизнетворческие состояния, в которых находились авторы, творя свои смыслы и тексты, и 2) со-творять идентичные жизнесмыслы (и я бы даже добавил) и тексты. И только тогда, когда при чтении происходит резонанс процессов творчества и со-творчества, только в этом случае текст на уровне рефлексии читателя фиксируется понятым».>
Часть 2. Творческая интерпретация
<«Уважаемый С. Катречко! Хочу пропеть дифирамб Вашему методу смыслового перевода, который полностью подпадает под понятие творческой интерпретации, в отличие, например, от метода адекватного перевода, предложенного Э. Ригби. Трудно представить, что концепция адекватного перевода предполагает творчество, поскольку в зародыше исключает всякие смысловые новации и добавки, более того, регламентирует избегать подобных творческих интерпретаций…
В основе нетворческих мировоззрений и интерпретаций лежит весьма прохладное отношение к миру смыслов. Вот показательная цитата из сообщения Э. Ригби («От «О» к «Л»»): «Мир смыслов есть некоторая «вещь в себе», к которой нам никогда не получить непосредственного доступа. И здесь центральную роль играет именно язык, посредством которого мы только и можем судить о мире смыслов». Такой подход полностью игнорирует тот факт, что философы и ученые творят не слова, а смыслы. Если мы не имеем доступа к смыслам, то как их можно творить? А если имеем только через слова, то и творить должны слова. Но всем хорошо известно, как не приветствуется и строго цензурируется словотворчество, следовательно, исходя из данной установки, культивируется убеждение, что творчество в науке и философии – вещь невозможная.
Я считаю, что со своими смыслами философы имеют непосредственную связь, даже более близкую, чем со словами, и, более того, способны творить и творят эти смыслы. В этом суть творческой философской, да и научной деятельности. Конечно, это не надо понимать прямолинейно, что творцы сначала творят смыслы, а затем облачают их в слова. Сотворение смыслов и их словесное воплощение – слитные и практически одновременные операции, но в то же время, во-первых, метафизическое отношение первичности смыслов сохраняет свое значение, а во-вторых, отношение между смыслом и словом изоморфное внутри субъекта-творца смысла вовсе не является таковым для посторонних субъектов, которые могут получить информацию о чужом смысле, действительно, только опосредованно и в том числе через слово. Это второе отношение, скорее, гомоморфное: слово воссоздает у читателя смысл, но этот смысл не изоморфен вложенному в него смыслу.
Чтобы достичь изоморфного соотношения смыслов автора и читателя, необходимы особые процедуры. Одной из них как раз и является операция творческого резонанса. В этой операции резонируют смыслы, причем так, что посредник между ними – слово – как бы уходит на задний план и вообще является лишь поводом. Мне кажется, иной операции для установления изоморфизма смыслов не существует. Позволю здесь, как и Вы (см. сооб. «Страшиле»-гегельянцу»), физическую аналогию: изоморфизм смыслов возможен в силу того, что творческое движение вдоль отмечаемых Вами силовых линий смыслового пространства источника индуцирует (ср. электромагнитная индукция) аналогичные смысловые линии в субъекте-читателе-со-творце. Таким образом, разрастающиеся с двух сторон смысловые линии, накладываясь друг на друга, дают всплеск смысловой энергии, который и называется резонансом. Собственно в свете лучей резонанса высвечивается искомый и наличный смысл. Получается, что только творческое философствование, сотворяющее новые смыслы, – залог адекватной интерпретации, ибо в противном случае нет даже того (смыслов), с помощью чего интерпретировать исходный текст.
Поскольку Вы возбудили волну аргументов от личного опыта, могу и я сказать о себе, что десятки лет занимаюсь сотворением смыслов. Для меня философия – это не анализ языка, а ежедневный труд смыслосозидания. Если я прожил день и не сотворил нового смысла, то для меня этот день потерян: я умер на день. А если сделал что-то, то жизнь моя на этот самый день продлилась. После того, как в творческих потугах родится новый смысл, неминуемо находятся классические и современные философские тексты, с которыми мои смысловые новации резонируют (так, например, произошло у меня с Вашей статьей в сб. «Что значит знать?»)».>
Часть 3. Философское творчество
<«В этой последней части моего сообщения я хотел бы затронуть тему, которой мы почти не касались в нашей дискуссии: гносеологические основы философского творчества. Мы много говорили об онтологии и даже онтологии, но очень мало о гносеологии. Начну с моего фундаментального убеждения. Считаю, что сущность философской деятельности – в сотворении новых смыслов, резонирующих с наличными философскими смыслами. Разбор предпосылок и условий творческого воображения, входящего в такой дискурс, выводит как раз на гносеологические проблемы.
Обратимся за примером к Витгенштейну. Вот что пишет о его манере читать лекции Н. Малкольм: «Он читал свои лекции без всякой подготовки и предварительных записей. …Всё, что происходило на занятиях, было в значительной степени НОВЫМ исследованием». То есть Витгеншетейн в процессе лекции творил такие смыслы, которые потом входили в сокровищницу мировой мысли. Задавался ли сам Витгенштейн вопросом, откуда берутся подобные смыслы? Не мог не задаваться. И ответом могло служить только приобщение к кантовско-гегелевской традиции: смыслы берутся из Sache – гносеологической вещи-в-себе. Sache – это не материальная вещь-1 (пользуюсь Вашей терминологией из сооб. «Онтология и онтология»). Ни с какими вещами Витгенштейн на своих лекциях не взаимодействовал. Это и не онтологическая вещь-2, которая и по-вашему вторична, с чем я согласен: ни из какой вещи нельзя вытянуть первичный её же смысл. Но поскольку Sache – это нечто-в-себе, постольку и говорить о нем невозможно. А если о естине, которая есть, ничего сказать невозможно, то лучше молчать, в ней пребывая [Логико-философский трактат, аф.7]. Но о чем можно тогда говорить и о чем говорил ведь Витгенштейн на своих лекциях? Говорить можно, о явлении этого Sache в виде нового смысла во время творческого развертывания лекции. Этот явленное Sache, этот акт смыслосхватывания и есть Tatsache. Мир истин, мир который есть, состоит из этих самых Tatsache (равно гносеологических фактов или смыслов-истин), явленных в акте философского творчества [аф.1.1]. А иначе, что за гениальность изрекать: мир состоит из фактов или положений дел, а не предметов [интерпретации аф.1.1], когда об этом каждый школьник знает?
Философское творчество – не тривиальность, и в нем огромное значение играет творческое воображение как сила и способность спонтанно и априорно развертывать это самое Sache на экране сознания в последовательности кадров Tatsache. Мог ли Витгенштейн не задаться вопросом: определяется ли чем-либо переход от одного кадра-Tatsache к другому, существует ли между ними связь? И как всякий творец, ведающий о самодовлении творческой предметности и о её саморазвертывании в состоянии творческого вдохновения, Витгенштейн не мог ответить иначе, что один смысл тянет за собой другой смысл. Атомы Tatsache связаны между собой, и эта связь есть Sachverhalt [аф.2]. С помощью Sachverhalt атомы-Tatsache сцеплены между собой, как звенья цепи [аф.2.03], опоясывающей пространство логической и, я бы добавил, историко-философской реальностей. Вот моя ГНОСЕОлогическая интерпретация идей Витгенштейна…
На пути творческого философского познания воображение играет первостепенную роль. Оно помогает философу вообразить себя единым со смысловым пространством философской предметности и держать фрагменты философской предметности перед своим взором как особого рода смысловые целостности (тут у меня резонанс с Вашими «метафизическими целостностями») и воображать (не мнить, а отдавать себе отчет) истину собственного развития этих смыслов. Творчество – одно из трансцендентальных и априорных оснований философского воображения. Кроме того, оно ещё и ноэматическое условие смыслового единства, поскольку моменты рефлексивного самоотчета в нем налицо. Думаю, другой судьбы у философии и философского творчества нет…» >
В дополнение к этому приводим выдержку из раннего сообщения С. Борчикова «Творение из Ничто – предрассудок», название которого говорит само за себя.
< «Соглашусь, что в первом – «обыденном» (как Вы пишите в ответе мне) – приближении кажется, будто новое возникает из Ничто. Однако во втором – научном (есть такая наука о творчестве – эстетика) – приближении, оказывается, что образы нового и новых решений складываются и существуют в сознании творца пусть в неявном, в виртуальном (скрытом), в знавательном (связанном со знанием творчества) виде, – но существуют...
Иначе. Новое является не из одноитожевого для всех Ничто, а из некоего Нечто, некоей Чтойности, освоенной и наработанной каждым творцом в личном творческом опыте. В этом Нечто-Чтойности как раз и присутствуют те самые образы, наличие которых Вы отвергаете. Еще раз оговорю – в виртуальном ли, в априорном ли, в трансцендентальном ли (Кант), в ноэматическом ли виде, но присутствуют.
Более конкретные механизмы выхода сотворенного нового из глубин «присутствующего отсутствия» (Хайдеггер) см. в моем тексте «Творческое воображение воображения», в разделе IV «Символистическая теория творчества», основанном на эстетических теориях А. Белого и Вяч. Иванова».>