Воображение в свете философских рефлексий: Кантовская способность воображения

Вид материалаДокументы

Содержание


А. Дефиниция категории «Образ»
Образ есть корпускулярно-энергетический фрагмент сознания
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   38

F. Подветвь «Мир Витгенштейна», в которой, кроме прочего, постулируется концепция интерпретационного анархизма (анархоперевода) и выясняются лежащие в её основе вообразительные механизмы


Нет возможности воспроизводить результаты этой подветви, поскольку она в целом фактически вылилась в отдельную дискуссию «Мир «Логико-философского трактата» Витгенштейна». Отметим лишь, что в этой дискуссии принимали активное участие С. Катречко, Э. Ригби, С. Борчиков, М. Симон, А. Перекресный. Одной из заметных теоретических концепций, развертываемых здесь, явилась концепция интерпретационного анархизма, сформулированную С. Катречко в сооб. «Заметки к концепции интерпретационного анархизма»:

<«Суть предлагаемого мной подхода – попытка обоснования возможности «смыслового» сдвига при переводе текстов, что является следствием решения более общей проблемы интерпретации/домысла при чтении (понимании) текста; что, в свою очередь, базируется на выделении двух типов чтения текстов (филологическое/концептуально-смысловое), в основе которого лежит различение между рассудочными (аналитическими) и вообразительными (синтетическими) «механизмами» сознания (для уяснения этого различения рассудок/воображение может быть привлечена метафора «правого – левого» полушария)».>

В другом месте С. Катречко высказал идею «смыслового резонанса», лежащую в основе концепции анархоперевода. Эта идея в следующей ветви дискуссии («Дефиниции») развилась в целую подветвь («Творчество»).

<«Как читать философские тексты? Я открыл некоторый новый способ… Это скорее не чтение, а попытка попасть в «смысловой резонанс» с автором. Т.е. надо начать читать автора, или даже не автора, а предисловие, с целью уяснить имеющуюся проблему и/или начальные ходы решения. А потом, оставив чтение, самому продумывать ход решения. К своему удивлению я обнаружил, что часто результаты моих мыслительных усилий совпадают с «ходом» мысли автора оригинала (или критическими работами по этому поводу тексту)» (см. сооб. «Некоторые уточнения»).>

III. Ветвь «Дефиниции», в которой даются дефиниции «образа» и «воображения», а также закладываются подходы к дефиниции «творчества»144

А. Дефиниция категории «Образ»


Текст сооб. С. Борчикова «I. Дефиниция образа» положил начало всей ветви.

<«Но разве нельзя до каких бы то ни было опытов… задаться предварительным вопросом – что же такое образ?» (Сартр Ж.-П.) Предлагаю на коллективное «согласование» дефиницию понятия «Образ». В её основу я положил уникальную гносеологическую интенцию-эталон «корпускулярно-волнового дуализма» (см., например, сб. «Что значит знать?»: «субстратно-волновой дуализм» С. Катречко, «событийно-процессуальный дуализм» Г. Гутнера).

1. Образ есть корпускулярно-энергетический фрагмент сознания, обладающий содержанием, формой, объектным воплощением и функциями и данный в идентичном себе субъектном самосознании, – в соответствии с описанными ниже (1-5) качествами.

a) Как корпускула образ есть целостность [С. Катречко], трансцендентально синтезирующая свои составляющие элементы [Кант].

b) Как энергия образ есть выражение [М. Симон, Лосев, имяславие], аналитически эманирующее к своим составляющим элементам [неоплатонизм].

c) В качестве корпускулы образ имеет самостоятельное бытие и проявляется на экране сознания [С. Катречко]. В качестве энергии образ представляет процесс самого сознания, способный существовать и без корпускулярного проявления (чистая чувственность или чистая мыслительность).

2. С точки зрения объектного воплощения, образ может быть:

а) предметным («чайник», «дом», «созвездие», «стол» и т.д.),

b) олицетворенным (мифологические, идеологические, религиозные, художественные и т.п. образы),

с) мыслительным (воплощенным в идее, феномене, мысли, категории, понятии, саморефлексии и т.п.)

3) Объектное содержание образа складывается из двух типов элементов: перцепций и интенций («интенций» не в психологическом, а в логическом смысле [Брентано, Гуссерль]).

С точки зрения их соотношения внутри содержания, образ может быть [по Кантовской классификации]:

а) чувственным (если перцепции являются корпускулами, а интенции составляют для них энергетическое поле),

b) рассудочным (если перцепции и интенции составляют причудливую корпускулярно-энергетическую смесь),

с) разумным (если интенции являются корпускулами, а перцепции служат для них энергетическим фоном).

4) С точки зрения собственного субъекта, образ по отношению к собственному же содержанию может быть:

а) самотождественным образом (сюда входят три вида образа, по Хайдеггеру [Кант и проблема метафизики, §20]),

b) схемой [Кант, Хайдеггер],

с) ноэмой [Гуссерль, Лосев, С. Борчиков].

d) форма образа определяется типом самосознания его субъект-объектного единства.

Формой образа может быть:

а) имманентная апперцепция, или просто апперцепция [Лейбниц] (актуально единящая только перцепции, и совершенно индифферентная к трансцендентным интенциям),

b) трансцендентальная апперцепция (когда налично даны перцепции, но актуальной силой их синтезирования и функционирования является трансцендентальное единство интенций [Кант]),

с) ноэматическая апперцепция (когда трансцендентальная апперцепция имманентизирована, а наличные перцепции и интенции находятся в поле единого трансцендентально-имманентного ноэзиса [Борчиков]).

5) С точки зрения продуктивности ноэматической апперцепции, ОБРАЗ подразделяется на:

а) собственно образ (когда корпускулярно-энергетическая природа в целом осознается (воображается [подветвь II]) как единая метафизическая корпускула),

b) символ (когда метафизическая корпускула образа выражается в единой с ней эстетической (творческой [подветвь III]) процессуальности).

6) Функции образа:

а) (корпускулярное) заполнение пустоты знаний [Гуссерль],

b) (энергетическое) открытие горизонта созерцания и образование предлагающего себя вида [Хайдеггер],

с) корпускулярно-энергетическое заполнение и образование бытия Я [С. Борчиков]». >

Э. Ригби в одном из сообщений упрекнула С. Борчикова:

< «Я подозреваю, что аккуратное и точное определение вводимых терминов и, самое главное, последовательное и непротиворечивое их использование представляется Вам совершенно излишним буквоедством, чем-то недостойным «творчески мыслящего» философа, чей удел – любовь к чистой Софии-мудрости» (см. сооб. «Интенция и экзальтация»).>

С. Борчиков поспешил ответить. Вот почти полностью его сооб. «Можно ли определить образ?», различающее живой образ от термина «образ».

<«Уважаемая Э. Ригби, мне так же трудно понимать Ваши слова, как и Вам мои, поскольку Вы тоже не сопровождаете их точными определениями. К примеру, что означает «точное определение»? Существует множество определений «определения», и все они порой весьма разнятся у различных авторов и в разных учебниках и энциклопедиях. Для дальнейшего разговора отмечу общее: «Определение есть логическая операция, которая устанавливает значение термина». Что касается определения «точности», то оставлю это Вам как специалисту для научных изысканий.

Тем не менее постараюсь быть предельно точным. Пример. У меня есть образ радуги. Я даю ему имя «радуга». Это имя в моем рассуждении будет выступать термином «радуга». Могу ли я этому термину дать определение? Могу. Радуга есть А, В, С, D и т.д. (см. учебник физики). Спрашивается: такое определение определяет термин или образ? Термин – да (см. определение определения), образ – нет. Образ нельзя определить, образ можно только вообразить.

Точно так же нельзя определить любовь (в этом пункте я согласен с М. Симоном). Термин «любовь» определить можно, но любовь можно только переживать. Точно так же можно определить термин «мысль», но мысль можно только мыслить (если при этом она еще сама не мыслится). Согласен с Вами, что термин «мудрость» является одним из самых трудноопределимых в философии, но эта его трудноопределимость никоим образом не относится к самой мудрости. Пребывание в мудрости для любящих Софию является самым простейшим, самым первейшим и «абсолютно точно верифицируемым» феноменом.

Приятно, что в отличие от многих логиков Вы не путаете термин с понятием. Понятие включает в себя термин, но оно шире термина. Понятие = термин + интенция. Понятие можно определять – настолько, насколько оно термин. Но понятие можно и понимать, даже не определяя (ср. Витгенштейн: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать»). За счет чего же тогда достигается понимание? За счет того, что понимается в понятии. Конечно, это «что» не термин (ведь термин определяется), а вторая составляющая понятия – интенция. Отсюда – одно из «точных» определений интенции: «Интенция есть то, что понимается в понятии».

То, что понимается в термине, есть смысл и значение [Фреге, Черч]. Кто возражает? Например, в той же «радуге». Но когда кто-то конструирует теорию термина, то он расширяет своё понимание природы термина. Вот тончайшая разница: термин в термине «радуга» не то же, что термин в понятии «термин» из теории термина. Понятие «термин» = «термин» + понимание термина; или = смысл + значение + интенция. Что и требовалось доказать.

Интенция может приплюсовываться и к перцепциям, составляя образ. Образ = сумма перцепций + интенция [см. «Дефиниция образа»]. Перцепции в образе могут быть минимальны, тогда образ равен идее [Кант, С. Катречко]. Наоборот, если минимальна интенция, тогда образ равен голому чувству, например, образ боли в мизинце, когда о ножку стола ударишься [А. Перекресный]. Сумма перцепций «черного квадрата» Малевича тривиальна: черный цвет + фигура квадрата. Но какова интенция! Её гениальность трудно выразить в терминах. Все, кто любит мудрость Малевича, знают, что это такое.

Насколько я понимаю, пафос концепции творческого воображения, разворачиваемой в данной дискуссии – это максимальный акцент на интенциальной составляющей образа. Я полностью с этим согласен. Образ со-звездия – это не яркие точки на небосводе, это интенциально насыщенная целостность, которая схватывается особыми видением и ведением. Можно и нужно, конечно, эту интенциальную насыщенность сопрягать с термином, определяя термин «созвездие» и познавая исходный денотат. Но нужно при этом отдавать себе отчет о «точных» границах терминологического познания.

Поскольку образ в силу своего естественного состояния сопряжен с интенцией, можно репродуцировать его в другом сознании благодаря пониманию его интенции и, как следствие, наведению акта воображения. Но это понимание будет осуществляться не только и не столько на поле логических операций (определения, обозначения и т.п.), а в первую очередь на поле трансцендентальной [Кант] и ноэматической [Коллингвуд, С. Борчиков] апперцепций, обеспечивающих единство кон-имагинации, – подобно тому, как схватывание смысла термина осуществляется в поле кон-текста.

Последний пример. У меня есть образ Родины. Я могу его описать словами: это «два куста черёмухи, посаженные мной в детском возрасте во дворе отчего дома». Это описание не есть ни определение «Родины», ни определение «образа Родины». Но чтобы схватить его, нужно обладать структурой аналогичных образов. Чтобы схватить знание (scientia), нужно обладать соответствующей структурой сознания (con-scientia). Единодушие достигается в con-cordia. Сопричастность Богу в con-fessio. Общее решение – на кон-силиуме. Бытие раскрывается в со-бытии (Dasein). Почему бы и мысли не детерминироваться кон-когитацией: не «cogito ergo Я существую», а «con-cogito ergo Мы существуем». >

К этому подключился и С. Катречко (см. его реплики в дискуссии).