Воображение в свете философских рефлексий: Кантовская способность воображения

Вид материалаДокументы

Содержание


Какова структура вообразительного интенционального акта
Ноэматическое единство самосознания
Ноэматическое удвоение апперцепции
Ноэматическое утроение апперцепции
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   38

С. Подветвь «Работа Ж.-П. Сартра «Воображаемое»», в которой делается попытка схватить сартровское различение образа и перцепций


В этой подветви выделим сооб. С. Катречко «Попытка понимания Сартра: феноменологическая трактовка образа»:

<«Видимо, есть определенное сходство моего подхода к проблеме воображения с подходом Сартра. В частности, в важном для меня различении чувственности и способности воображения. Это обнадеживает.

Феноменологическая постановка проблемы воображения (по Сартру) заключается в различении перцепции (перцептивного сознания) и образа (образного сознания). Вот как это различение выглядит у Сартра:

«Начало для подобного употребления уже имеется в классическом, так сказать, пассаже из «Ideen», где Гуссерль анализирует интенциональное восприятие гравюры одного немецкого художника.

Этот текст может служить основой действительного различения образа и перцепции. Конечно, «hyle», которую мы воспринимаем для конституирования эстетического явления рыцаря, смерти и дьявола, бесспорно, остается той же, что и в чистой и простой перцепции листа из альбома. Различие обнаруживается лишь в интенциональной структуре… В настоящий момент мы, разумеется, можем понять, что образ и перцепция – это два интенциональных «Erlebnis», которые различаются прежде всего своими интенциями. Но какова природа образной интенции? И чем она отличается от интенции перцептуальной? Очевидно, здесь требуется описание сущности. За неимением гуссерлевских указаний, нам не остается ничего другого, как самим заняться подобным делом».

Итак, проблему воображения можно сформулировать – по Сартру – так:

Какова структура вообразительного интенционального акта, или каковы «механизмы» воображения?»>

D. Подветвь «Работа Р.Дж. Коллингвуда «Принципы искусства. Теория Воображения»», в которой делается попытка схватить интенции коллингвудовского подхода к воображению


Здесь прежде всего следует упомянуть сооб. С. Борчикова «Попытка осмысления теории воображения Коллингвуда», в котором делается попытка закрепить членение апперцепции на имманентную, трансцендентальную и ноэматическую:

< «I. Начну с заключения.

Я полагаю, что концепция воображения Коллингвуда лежит в русле ноэматического подхода – в том смысле, в каком под ноэмой подразумевается мысль, мыслящая самое себя. Вот показательная цитата: «…Мысль сама по себе… представляет собой вещь, о которой тоже можно размышлять. Так возникает вторичная форма мысли, в которой мы размышляем не о наших ощущениях, выявляя связи между ними, а о наших мыслях» [VIII.3]. «Ноэматическое» стоит третьим элементом в ряду: «имманентное – трансцендентальное – ноэматическое». О том, что теория Коллингвуда никоим образом не вписывается в русло трансцендентального идеализма, говорит хотя бы тот факт, что в разбираемом фрагменте текста [VIII-IX] всего один (!) раз встречается слово «трансцендентный», да и то с негативным оттенком. Трансцендентальный идеализм Канта, а вместе с ним и «трансцендентальная апперцепция» остаются за пределами теории Коллингвуда. Тем не менее Коллингвуд не возвращается и к «имманентной апперцепции», так или иначе разрабатываемой в философских системах XVII-XVIII веков. Более того, на критике этих систем (Декарт, Лейбниц, Спиноза, Локк, Беркли, Юм) Коллингвуд конструирует свою теорию. В этом смысле подтверждается диалектика приведенной триады: ноэматическая апперцепция представляет отрицание трансцендентальной апперцепции и возврат к имманентной на более высшем уровне.

II. Три качества ноэматической апперцепции.

1) Ноэматическое единство самосознания.

Коллингвуд не употребляет термин «апперцепция» (само это слово отдает чем-то трансцендентальным), он предпочитает говорить о самосознании. Самосознание настолько имманентно своему предмету (сознанию) и объекту (чувствам), что становится подлинным стержнем Я, которому принадлежат и которому подчиняются все остальные факты сознания. «Самосознание как нечто отличное от чувств, переживаемых в данный момент, нечто, являющееся хозяином чувств, предстает, таким образом, как утверждение собственного «я», способного в принципе господствовать над собственными чувствами» [X.5]. Больше того, «…самоутверждаясь в отношении наших собственных чувств, в принципе мы утверждаем некоторого рода структуру, пусть даже пока она для нас не ясна» [X.5]. Вот эта (так и напрашивается сказать «трансцендентальная») структура, по-видимому, и есть то, что в первом приближении может быть названо «ноэматической апперцепцией».

2) Ноэматическое удвоение апперцепции.

Отмеченной структуре (апперцепции), кроме единства самосознания, свойственно удвоение. В самом деле, раз она ноэматическая, в ней как минимум должны присутствовать сам объект и параллельный ему его самообраз. «…Внимание [как вид самосознания — С.Б.] (его можно с таким же успехом назвать пониманием или знанием) имеет двойной объект, в то время как у сознания объект один. То, что мы, например, слышим, – это просто звук. То, на что направлено наше внимание, – это сразу две вещи: звук и наш акт слушания» [X.4].

Тут возникает очень важный вопрос: что в этом дуализме опыта сознания и опыта самого опыта является первичным, а что вторичным? Если первичным объявить опыт сознания (ощущения, чувства, познание), а вторичным опыт опыта (внимание, рефлексии, ноэмы), то это будет шаг назад – в лоно имманентной апперцепции. Коллингвуд делает шаг вперед и доказывает, кажется, парадоксальное: первичным (более субстанциальным) в этой структуре оказывается самосознание опыта. Именно в самосознании «…всеобщий опыт видения или ощущения претерпевает изменения, и в результате соответственно изменяется то, что мы видим или ощущаем» [X.5].

Такое решение – в духе Канта и нашей дискуссии за исключением того, что у Коллингвуда нет априорных форм, трансцендентальных схем и детерминирующих категорий. Любое конструирование и изменение вещи имманентно объекту и по содержанию (ощущению), и по форме (чувству), разница только в качестве мета-уровня. «…Ощущения, управляемые таким образом, ощущения, принуждаемые занимать любое место, которое предписывает им сознание… это уже не ощущения, это идеи» [X.5]. Идеи не в платоновском или кантовском смысле, а в юмовском, т.е. идеи как продукты деятельности воображения. «…Данные для интеллекта поставляют не чувства как таковые, а чувства, которые благодаря работе сознания преобразованы в идеи воображения» [X.7].

3) Ноэматическое утроение апперцепции.

«Жизнь ощущения мы разделили, по сути, на три последовательных этапа. (1) Во-первых, как чистое ощущение, пребывающее ниже уровня нашего сознания. (2) Во-вторых, как ощущение, которое мы осознали. (3) В-третьих, как ощущение, которое мы не только осознали, но и поставили в определенные отношения с другими ощущениями» [X.6]. Поскольку ощущения на этапах (2) и (3) – это уже идеи воображения, постольку и само воображение имеет две определенности. «С одной стороны, воображение не отличается от ощущения: мы воображаем [на этапе (2) – С.Б.] то же самое (цвета и т. п.), что предстает перед нами в простых ощущениях [на этапе (1) – С.Б.]. С другой стороны, это уже совсем другое явление, поскольку оно… приручено или одомашнено [на этапе (3) – С.Б.] Приручением ощущений занимается сознание, которое представляет собой некий род мышления» [X.8].

Таким образом, по отношению к воображению Коллингвуд последовательно выдерживает ноэматический пафос. Он с легкой иронией относится к функции воображения, идущей от Канта – быть посредником между чувством (ощущением) и рассудком (разумом, мышлением). Для него воображение – это не иноприродный посредник, а деятельность, обладающая одновременно признаками и ощущения и мышления, и чувства и разума [VIII.4]. В воображающем мышлении или разуме этапа (3) новую роль обретает и сознание. «Сознание отнюдь не является простым свойством новой структуры, возникшим в результате нового объединения элементов психического опыта. Сознание – это деятельность, благодаря которой упомянутые элементы располагаются именно этим, строго определенным, образом» [XI.2]. В итоге, ноэматическое утроение укрепляет единство ноэматической апперцепции.

III. Напоследок две противоположные эмоции (кстати, по Коллингвуду, эмоции – неотъемлемая часть воображающего разума).

Приятно было обнаружить среди атрибутов воображения функцию преобразования (поскольку это соответствует моему пониманию). Воображение преобразует ощущения (чувственную энергию) в образы и идеи (корпускулы) [X.8], а идеи (корпускулы) – в энергию ощущения («Создавая идею чувства, мы уже ощущаем его в воображении» [X.9]).

Огорчила теория символа. К сожалению, проблема символа оказалась неподъемной для Коллингвуда, так же как и для Канта. Причина в двуприродности символа: символ – это абсолютная ноэма, сплавленная с абсолютной трансценденцией. Кант исторически ещё не дошел до ноэматики, Коллингвуд методологически отграничился от трансцендентализма.

Эти две эмоции символически выражают сильную и недостаточную стороны теории воображения Коллингвуда. Сила – выход на новый качественный, ноэматический метауровень, недостаточность – недоучёт завоеваний трансцендентального идеализма».>