Дипломная работа

Вид материалаДиплом

Содержание


2.2 Проект унии династии Ласкарисов
2.3. Лионская уния
2.4. Обращение в католицизм Иоанна V
2.5. Ферраро-Флорентийская уния.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

2.2 Проект унии династии Ласкарисов

В последние годы правления императора Иоанна Ватаца казалось, что наступил решающий момент для объединения церквей. Император выставил римскому папе свои условия — возвращение ему Константинополя, восстановление Константинопольского патриархата, удаление из города латинского императора и латинского клира. Папа Иннокентий IV с этим согласился. Для восстановления единства христианского мира папа был готов пожертвовать государством, созданным крестоносцами. За возвращение столицы, Константинополя, Иоанн Ватац был готов пожертвовать независимостью греческой церкви. Обе стороны окончательно отказались от своей традиционной политики. Однако это соглашение осталось только проектом. «Весьма важное письмо Никейского патриарха Иннокентию IV, написанное в 1253 году, давало греческой делегации все права для ведения с папой переговоров об унии. Однако в 1254 году умерли и византийский басилевс Иоанн Ватац, и римский папа Иннокентий IV» [6,122 с.]. В результате их соглашение, одна из самых важных страниц в истории переговоров об унии между Востоком и Западом, осталось только проектом, который никогда не был реализован.

Его сын и наследник Феодор II Ласкарис полагал, что, будучи императором, он должен руководить церковной политикой, принимать участие в делах церкви и председательствовать на церковных соборах. В соответствии с этим он не хотел иметь очень энергичного патриарха, обладающего сильной волей. При Феодоре II взаимоотношения Никеи с папской курией были тесно связаны с политическими целями императора. Также как и его отец, Феодор рассматривал союз с Римом только как шаг к Константинополю.

Обычно сообщается, что в 1256 году папа Александр IV послал епископа Орвьето (в Италии) в Никею для возобновления переговоров об унии, прерванных после смерти Иоанна Ватаца. Это внезапное решение папы казалось необъяснимым и немотивированным. Однако современным историкам известно, что «инициатива возобновления переговоров принадлежала не папе, а Никейскому императору»[6,123 с.]. В 1256 году Феодор послал к папе двух представителей знати, которые обратились к Александру IV с просьбой возобновить униальные переговоры и послать легата в Никею. Александр IV был весьма обрадован предложению императора. Обе стороны хотели как можно быстрее разрешить проблему. Папский легат, Константин, епископ Орвьето, был готов к отбытию через десять дней. Интересно отметить, что предложения, сделанные папской курии покойным Иоанном Ватацем, служили основой для новых переговоров. Папский легат имел одновременно официальные и секретные инструкции. Легат имел определенные специальные полномочия, среди которых самым важным было право созыва собора, право председательствовать на нем в качестве папского викария и изменять решения собора по своему усмотрению.

Эта папская миссия, так энергично организованная и на которую возлагалось столько надежд, кончилась полным провалом. Епископ Орвьето даже не был принят императором, который тем временем изменил свою точку зрения. На пути в Никею (в Македонии) папский легат получил приказ покинуть территорию империи. Ему запрещалось двигаться дальше. Феодор II, который в это время выступал против Болгарии и имел успех в своих политических действиях, пришел к выводу, что более не нуждается в поддержке папы. «Его конечная цель — захват Константинополя — казалась Феодору полностью достижимой без новых попыток образования унии, то есть без потери греческой церковью своей независимости»[6,123 с.].

В 1258 году Феодор II скончался. Михаил Палеолог, узурпирововавший никейский трон в 1259 году, оказался перед лицом серьезной угрозы со стороны коалиции против него, сформированной на Западе. Папская поддержка была необходима, и он отправил посланников папе Александру IV. Последнему, однако, не хватало энергичности, и он не смог воспользоваться удобной ситуацией — затруднительным положением Михаила. В конце концов, Михаилу удалось овладеть Константинополем без какой-либо поддержки со стороны Святого Престола.

Никейская империя сохранила православную церковь и православное патриаршество и возвратила их в Константинополь. В первой половине XIII века проект папской унии не удался.


2.3. Лионская уния

Римская Церковь во второй половине XIII века в корне изменили своё отношение к восточной политике. Папы увидели что, гораздо привлекательнее и реальнее мирно заключить унию с греками, чтобы положить конец давнишней схизме(так папы называли православие). Такая уния вселила бы надежду на возможность осуществить совместный греко-латинский поход для освобождения Иерусалима. Интересно, что уния, заключения Михаилом Палеологом в Лионе, создалась не под давлением восточной турецкой опасности, а под угрозой наступательной политики католического императора Карла Анжуйского.

Во взглядах восточного императора на унию произошло большое изменение. Раньше императоры искали унии не только под давлением внешней турецкой опасности, но и в надежде получить господство над Западом посредством унии; в этом своем стремлении императоры столкнулись с подобными желаниями пап также достичь полноты власти на Западе. Михаил Палеолог выступал в своих переговорах об унии уже с гораздо более скромными притязаниями. Дело шло уже не о распространении Византийского государства на Западе, а о защите этого государства, при помощи папы, против Запада в лице грозного Карла Анжуйского. Папская курия на эти условия шла охотно, понимая, что церковное подчинение Византии Риму в данных обстоятельствах должно было повлечь за собой и род светского протектората Рима над Константинополем.. В свою очередь, восточный император на пути сближения с Римской церковью встречал упорную оппозицию среди греческого духовенства, остававшегося в громадном большинстве верным заветам восточного православия. По словам Нордена: «Папа Григорий X влиял на сицилийского короля духовными доводами, Палеолог же на своих прелатов — политическими аргументами»[6,205 с.].

Для целей Михаила VIII было в высшей степени важно, что один из выдающихся представителей Греческой церкви, будущий патриарх Иоанн Векк, бывший раньше противником унии и заключенный за это императором в темницу, сделался за время заключения сторонником унии и ярым пособником императора в деле его сближения с Римом.

Собор был назначен на 1274 год во французском городе Лионе, куда Михаил отправил торжественное посольство во главе с бывшим патриархом Германом, давним другом императора, и известным государственным деятелем и историком Георгием Акрополитом. Со стороны Римской церкви на соборе должен был играть руководящую роль не кто иной, как сам знаменитый представитель средневековой католической учености Фома Аквинский, умерший, однако, на пути в Лион. Его заменил на соборе не менее блестящий представитель западной церковной науки кардинал Бонавентура. На соборе присутствовал также монгольский епископ.

Уния в Лионе была заключена на условии признания восточным императором догмата filioque, опресноков и папского главенства, в чем от имени Михаила поклялся Георгий Акрополит. Кроме того, Михаил выразил папе готовность помочь войском, деньгами и продовольствием в предполагаемом совместном крестовом походе на освобождение Святой Земли, но под условием установления мира с Карлом Анжуйским, чтобы император мог направить свои силы на Восток, не боясь получить удара с Запада.

Уния не дала желаемых результатов ни для одной, ни для другой стороны. Как и следовало ожидать, Михаил встретил упорное сопротивление к введению унии со стороны громадного большинства греческого населения. Направленный против унии, против Михаила Палеолога и Иоанна Векка собор был созван в Фессалии. Затем, идея крестового похода не могла быть особенно приятной для императора, не способного забыть о последствиях четвертого Крестового похода. Дополнительной трудностью было то, что Михаил был в дружеских отношениях с египетским султаном, убежденным противником латинян Сирии.

С 1274 по 1280 годы пять папских посольств прибыли в Константинополь для подтверждения унии. Всем этим посольствам император показывал темницы переполненные противниками унии, а «для большего удостоверения папы в успешном введении им постановлений Лионского Собора послал папе исполненную лести грамоту с подложными подписями епископов даже несуществующих епархий»[13,31 с.]. Однако, в 1281 году новый папа, француз Мартин IV, ставленник Карла Анжуйского на папском троне, разорвал унию и полностью поддержал агрессивные планы Карла против Византии. Михаил же считал самого себя связанным обязательствами по Лионской унии до дня своей смерти.


2.4. Обращение в католицизм Иоанна V

В 1354 году византийский император Иоанн VI Кантакузин оставил трон и принял монашество с именем Иоасаф. В Константинополе воцарился его зять император Иоанн V, который с перерывами пробудет на престоле до 1391 года. Турки постоянно наступали, а остановить их Византия не могла. Никакие отчаянные меры не помогали. От всего этого у императора развилось истерическое состояние, и 15 декабря 1355 года он направил в Авиньон папе Иннокентию VI письмо с просьбой послать ему пять галер и 15 транспортных кораблей с тысячью пехотинцев и пятьюстами рыцарями. В обмен на это Иоанн V обещал ему за полгода обратить в католичество всю империю. Своё слово он предлагал подкрепить присылкой к папскому двору своего шестилетнего сына Мануила, чтобы тот получил там католическое воспитание и образование. Император поклялся, что если он не выполнит своего обещания, то немедленно отречётся в пользу Мануила.

Но папа не мог ответить на такое выгодное предложение, так как у него не было ни галер, ни лишних воинов, а император вскоре понял, что, имея на руках лишь папское благословение вместо реальной военной помощи, он не сможет заставить своих подданных принять католичество. Об этом он и известил папу. Переговоры были прерваны на несколько лет.

В 1359 году турки впервые подошли к стенам Константинополя. В 1362 года пал Адрианополь, а в 1365 году этот город стал столицей Оттоманской империи. В том же 1365 году франкский король Кипра Пётр Лузиньян, наконец, собрал новый крестовый поход. Однако он не стал воевать против турок, а повёл свой флот в Египет. Крестоносцам удалось взять и разграбить Александрию, но при приближении войск султана они погрузились на корабли и бежали из города. Константинополю такой крестовый поход ничуть не помог.

В 1366 году Иоанн V отправился в Венгрию просить о помощи. Однако венгерский король Людовик Великий заявил, что не будет вести никаких переговоров со схизматиком, и потребовал крещения императора как необходимого условия для начала диалога.

В 1367 году Иоанн ( теперь уже монах Иоасаф) Кантакузин дал
Иоанну V совет требовать у папы созыва собора. Для обсуждения этого предложения в Константинополь прибыл папский легат Павел. Был проведён дебат о вере, на котором греческую сторону возглавлял монах Иоасаф Кантакузин.

Он предложил провести собор в Константинополе или в любом приморском городе. Собор, в отличие от Лионского, должен стать на самом деле представительным. На него должны были быть приглашены все патриархаты, а также Церкви Болгарии, Сербии, Руси, Иверии. Идея Кантакузина являлась совершенно новой, поскольку такого объединительного собора никогда ещё не проводилось.

Павел и его делегация приняли предложение. Собор был назначен на 1368 год в Константинополе. С этим легаты отбыли к папе Урбану V. Но тому совсем не понравилась идея собора. На Западе Лионский собор считался вселенским и решения – обязательными для всех. Следовательно, вновь возвращаться к тому же вопросу было неправильно ни с вероучительной , ни с канонической точек зрения. Кроме того, папа хорошо понимал, что проведение собора на византийской территории невыгодно латинянам.

У Иоанна V снова сдали нервы. Он начал личную переписку с папой, уговаривая его приехать на собор. Папа в ответ наотрез отказался это сделать, но в качестве встречного шага пригласил императора к себе. В августе 1369 года Иоанн V прибыл в Рим с большой делегацией, состоящей из светских сановников, но в которой не было ни одного представителя Церкви. Патриарх Филофей Коккин рассылал письма по всему православному миру, призывая всех сохранять верность Святой Церкви.

Результатом этой поездки Иоанна стало подписание новой унии, которая, правда, касалась лишь его самого, но не его подданных. Фактически выходило, что император лично принял католичество. Но это ему не слишком помогло. «По пути домой Иоанн V проезжал через Венецию, где был арестован и задержан за долги. Его сын и наследник Мануил вызволил его оттуда лишь через два года в результате невероятных усилий. Патриарх Филофей встретил императора неожиданно мягко, посчитав, что он итак был наказан за все свои уступки»[8,766 с.].


2.5. Ферраро-Флорентийская уния.

2.5.1. Политическая обстановка вокруг империи сложившаяся к XV веку

В XIII веке Византийская империя переживает сильнейший разгром и разграбление от Западных крестоносцев. По свидетельству многих историков после этого разграбления Восточная империя так не смогла восстановить свои материальные и военные ресурсы. В 1261 г. при содействии генуэзцев император Михаил VIII Палеолог отнял у латинян Константинополь, латинская империя пала. Восстановив Византийскую империю Михаил VIII Палеолог стал вести хитрую политику, благодаря которой добился политического союза с Западом и разгромил внутренних врагов. Но положение восстановленной империи оставалось весьма затруднительным. И уже его сын Андроник III Палеолог вновь очутился перед лицом смертельной опасности, теперь уже с Востока.

В XIII веке в Малую Азию переселилось множество кочевых тюрок, среди которых больше было язычников (шаманистов), чем мусульман. Эти тюрки бежали из Центральной Азии, спасаясь от опустошительного монгольского нашествия. Освоившись на византийско-сельджукской границе, кочевники-варвары стали создавать маленькие, но очень воинственные княжества – эмираты, враждовавшие как между собой, так и с византийцами. Самым удачливым среди тюркских эмиратов оказалось Османское государство, названное так по имени правившего там султана Османа. Сын Османа, Орхан (1326-1360), отвоевал себе Никомидию и большое число греческих городов в Малой Азии и сделал Бруссу своею столицей. Турки-османы быстро покорили почти все мусульманские княжества в Малой Азии. «Император Андроник III Палеолог (1328-1341) хотел было остановить успехи османов, но в 1333 г. под стенами Никеи потерпел поражение, после чего Никея отошла от империи к туркам. Преемник Орхана, Мурад I (1360-1389), переправившись в Европу, стал захватывать на Балканах один город за другим, отнял у греков Фракию и город Адрианополь»[18,297 с.].

Славянские страны были бессильны противостоять завоевателям. В 1353 г. Сулейман, сын Орхана, с 10-ю тысячами османов наголову разбил сербов у реки Марицы и, разграбив южную Болгарию, возвратился домой. А в 1389 г. Баязет I (1389-1403) на Косовом поле разгромил сербское войско и завоевал часть Сербии, Македонию, Фессалию и Элладу. Вскоре после этого турки захватывают Болгарское царство. Сербия и Болгария на четыре с лишним века попадают под османское иго. Даже мощная объединенная рать рыцарей из Венгрии, Чехии, Германии, Франции и Польши, собравшаяся против турок в 1396 г., ничего не смогла изменить. Турки разгромили рыцарей-крестоносцев в битве у города Никополь.

К концу XIV столетия Византия оказалась на грани окончательной гибели. Турки-османы завершали завоевание византийских земель в Малой Азии и на Балканах. У византийских императоров оставалось помимо кое-каких земель на Пелопоннесе последнее и самое драгоценное владение – сам Константинополь.

В 1399 г. турки осадили Константинополь. Не надеясь взять город штурмом, они приготовились к долгой изнуряющей осаде. «Но вот в 1402 г., когда, по общему мнению, дни "Града Константина" уже были сочтены, весь христианский мир потрясла невероятная весть - османский султан Баязет по прозвищу Йылдырым (т. е. Молниеносный), гроза всех христиан – разбит. Главные силы непобедимого полководца Баязета разгромил среднеазиатский правитель Тимур в сражении при Анкаре в Малой Азии. Высокомерный турок, попав в плен к Тимуру, не выдержал унизительной неволи и скоро умер от горя. Тамерлан, или, правильнее, Тимур Ланг ("ланг" в переводе с персидского означает "хромец"), который возводил свою родословную к знаменитому монгольскому владыке Чингисхану, в молодости был разбойником. Однако потом ему удалось основать великую империю от границ Китая до Средиземного моря со столицей в Самарканде. Тимур известен как безжалостный завоеватель и одновременно щедрый покровитель наук и искусств. Османы сняли осаду Константинополя, турецкое государство распалось на несколько уделов. Византия была на время спасена. Несмотря на страшное поражение при Анкаре, турки очень скоро восстановили свои силы»[4,453-458 сс..].


2.5.2. Религиозно-нравственное состояние Византийской империи

Для полноты картины необходимо описать состояние Византийского общества данного периода. Многие историки, описывая Византийское государство в XIII-XV веках, характеризуют состояние его общества явным упадком почти во всех отношениях, особенно в отношении общественной нравственности.

Черты религиозно-нравственных отношений легко наблюдать на образе жизни и поведении царственных лиц этих веков, а так же знати. Многочисленные византийские историки сохранили для потомства богатые материалы для ознакомления с указанной стороной вопроса. Один византийский император – благочестив, образцово нравствен, другой же, рядом следующий, представляет собой чуть не чудовище нечестия и порока. Смена и смесь добра и зла, смесь и смена неуловимая и постоянная – вот религиозно-нравственный характер царственных лиц рассматриваемого периода. Показное благочестие берет верх над благочестием: прилагаются заботы о том, чтобы иметь тонкое богословское образование, а вместе с тем подчас предаются забвению самые элементарные истины христианские.

Не вдаваясь в утомительные подробности относительно всех императоров XIII - XV веков, скажем об императорах этого времени очень кратко. Преемник Андроника II был его внук Андроник III (1328-1341). В молодости он запятнал себя распутством и показал себя непочтительным к деду. Его распутство было прямой причиной смерти его брата Мануила и косвенной – его отца, Михаила. Он доходил до такой нравственной распущенности, что однажды приходил к своему деду во дворец с целью убить этого последнего, и только ласковость деда останавливает его злодейский умысел. Его царствование было самым жалким во всех отношениях. Охоту и ловчих он любил больше самой царской власти. Историк Григора указывает некоторые немногие добрые качества в Андронике III, но они меркнут перед его нравственной распущенностью. Андроник был другом Иоанна Кантакузена, того Кантакузена, который потом на некоторое время становится византийским императором (1347-1355). Трудно сказать, на чем утверждалась эта дружба, ибо между Андроником и Кантакузеном ничего не было общего. Кантакузен совсем был другого характера. Честность, семейные добродетели, благочестие и замечательное трудолюбие составляют отличительные признаки Кантакузена. «Последние же византийские императоры –Иоанн V (1355-1391), Мануил II (1391-1425), Иоанн VI (1425-1448) и Константин XI (1448-1453) Палеологи представляют собой печальные образы религиозно-нравственных несовершенств. Некоторое исключение представляет разве один Константин Палеолог»[14,43-69 сс..].

Для характеристики данного периода необходимо рассмотреть образованнейших и ученейших людей того времени. Самым ярким ученым начала XV века является Георгий Гемист Плифон. Он родился в Константинополе около 1355 года и получил свое образование частью здесь, частью в других городах Византии. Большую часть своей жизни он проводит в Пелопоннесе; некоторое время остается во Флоренции, где по просьбе Косьмы Медичи читает лекции по философии. Он пользовался почетом и славой. Плифону покровительствовали императоры и прислушивались к его мнению. Он очень серьезно изучал философию древности. И был слишком увлечен идеями греческой философии и вообще близок к язычеству. Он был жарким поборником платонизма. От Плифона осталось несколько сочинений: «О различии Платоновой и Аристотелевой философии», «О законах» и др. Здесь он высказывает всего себя со своим платоническим идеалом. В сочинении «О законах» дается место всем существенным воззрениям древнего философа, причем эти воззрения нисколько не очищаются от эллинского политеизма; так, например, здесь говорится о Зевсе и других низших божествах в таком роде, как будто это не мифы, а действительная религиозная истина. В сочинениях Плифона христианский элемент повсюду отодвигается на задний план при сравнении с эллино-платоническим элементом. Этот философ в своих сочинениях не упускает случая сделать нападки на христианство, не называя его, однако же, прямо по имени: он ведет борьбу против духовенства и в особенности против монашества. Свое враждебное отношение к христианству Плифон однажды выразил совершенно открыто (это было во Флоренции). Плифон сказал: «пройдет еще несколько времени и все обратятся к единой религии; его спросили: к какой же – христианской или магометанской? Он отвечал: ни к той, ни к другой, но к третьей, которая ничем не отличается от эллинизма»[14, 330 с.]. Каким духом были проникнуты ученики Плифона, говорит тот факт, что когда Плифон умер, то почитатель его Виссарион (митрополит Никейский, а потом папский кардинал) написал утешительное письмо к его детям, в котором говорил: «Дошло до меня, что общий наш отец и учитель, оставив все земное, переселился на небо в светлую страну, чтобы с Олимпийскими богами участвовать в таинственной пляске» (т.е. вакханалиях)[14,331 с.].

Одной из самых прочных опор нравственности служит уважение человека к своей личности, не то самоуважение, которое выражается в гордости и надменности, а то, которое заставляет его избегать всего такого, что унижало бы его в глазах других, и в особенности всего, что не гармонирует с его известными общественными обязанностями. Так, по описанию Никиты Хониата, некоторые сенаторы выражали свою радость (вероятно, притворную) при известии о восшествии на престол Андроника Комнина. Дело происходило на улице. «Сбросив с себя сенаторские головные покровы и взявшись за висевшие на спине бело-льняные плащи, сенаторы распустили их наподобие шаров, составили из простонародья хоровод и, приняв над ними начальство, стали петь на приятный и мерный напев, выпрыгивали вперед и, сводя руки как бы для рукоплескания, слегка потрясали ногами, кружились посредине и, сопровождая свою пляску пением и кликами, колотили землю. Какая глупость и безумие!»[14,70-75 с.] – восклицает историк. И в церковной среде мы видим подобное несоответствие: некоторые клирики, забывая о своей чести и служении, нередко брали на себя приятное занятие – развлекать публику скоморошеством.

Требования целомудренной жизни и трезвости исполнялись византийцами не в той мере, в какой можно было ожидать этого от людей, издавна принадлежащих к высоконравственной религии. Несмотря на заключение женщин в теремах, разврат свил себе гнездо и в семейной жизни. Один византийский император, Андроник Комнин, зло смеялся над теми мужьями в столице, которые, благодаря измене своих жен, сделались рогоносцами – термин, который и тогда употребляли с тем же значением, как и теперь. Кроме возможности склонить замужнюю женщину к измене, для византийцев открывалась полная возможность находить удовлетворение своей чувственности и вне семейного круга. В Византии было множество публичных домов и большой наплыв женщин легкого поведения. Богатые византийцы развешивали по стенам своих жилищ сладострастные картины. Канонисты тех времен c точностью психиатров описывают обнаружения эротической психопатии своего времени.

Трезвость тоже не принадлежала к числу добродетелей византийцев. Так, патриарх Иоанн Калека (XIV в.), обращая внимание клира на распространение между константинопольцами различных пороков, как навлекающих на них гнев Божий, говорит и о распространении пьянства в столице.

Склонность к мятежам, как известно, составляла характеристическую черту византийцев. Хоть преувеличенно, но очень выразительно говорит по этому поводу Никита: «Греки каждую минуту готовы возвести на престол нового царя, и при самом возведении обдумывать уже, каким бы образом его низвергнуть, и справедливо, – замечает историк, – они слывут народом матереубийственным, чадами проклятия, сынами беззакония»
[14,80-85 с.].

От нравственного положения византийского общества перейдем к религиозному. Власть церковная часто вынуждена была бороться с непорядками, прокравшимися в самое совершение богослужения. Потрясают случаи крайнего неблагоговейного обращения со святой Евхаристией. Так, «один священник по какой-то причине – небрежности или еще чему – оставлял Св. Дары не потребленными, причем он допускал странные поступки: хлебы предложения валялись в алтаре, где случится, а к чаше с вином он или подзывал мальчика и поил его, или же оставлял ее безо всякого употребления. Другой священник в минуту сильного гнева в самом алтаре прибил служку, но так неосторожно, что при этом пролил Св. Дары на землю»[14,90-93 с.].

Суетное любопытство заменяло у них христианскую преданность воле Провидения. Византийцы любили гадать, и гадали они на всем. Первое место при этом гадании занимали у них предметы наиболее священные. Ворожеи сидели у церквей и у св. икон и объявляли, что от них можно узнать будущее, как будто имели они дух Пифона. Иногда гаданье производилось в определенное время года и совершалось публично, например совершавшееся в Византии в ночь под Иван-Купалу. Кроме этого, в Византии было бесчисленное множество гадателей, считавших себя волхвами и магами в строгом смысле этих слов.

Какой-то анонимный греческий писатель, принадлежащий изображаемой эпохе, в написанном им сочинении под заглавием "Каковы причины постигших нас бедствий", представляет печальную картину жизни греков. Он говорит: «Большая часть из нас не знает, что значит быть христианином, а если и знают, не спешат жить сообразно с этим; священники наши поставляются за деньги; они, как и прочий народ, еще до брака вступают в связи с их будущими женами; за подарок духовные отцы прощают грехи и допускают до причастия; монахи, хвалящиеся девственностью, без стыда живут вместе с монахинями; мы не отмщеваем за оскорбление имени Божия, за которое должны бы положить душу; имя врага Креста (дьявола) не сходит у нас с языка: им мы обзываем друг друга; мы анафематствуем и проклинаем каждый день и самих себя, и других; не испытывая страха, даем какую угодно клятву и ежечасно нарушаем ее; мы оскорбляем, как не делают того и нечестивцы, православную веру, закон, святое; за деньги мы отдаем своих малолетних дочерей на растление; гадаем на иконах, по встречам людей, по крику птиц, по карканью ворон; празднуем календы, носим мартовские амулеты, вопрошаем о будущем, прыгаем через зажженный костер (языческий обычай); носим талисманы на шее и ворожим на зернах. Добродетель все больше и больше исчезает, а грех все усиливается. Наши власти несправедливы, чиновники корыстолюбивы, судьи подкупны, все безнравственны, девы хуже блудниц, священники невоздержны»[14,92 с.].

Историк Григора, выражает так степень падения общества: «С течением времени, – скорбит он, – исчезли добрые обычаи, которые словно погрузились на дно морское; и вот души всего христианского мира блуждают точно по какой-нибудь непроходимой и безводной пустыне. Бессовестность дошла до того, что за один обол дают страшнейшие клятвы, которые даже не посмеет передать перо писателя. Люди впали в бессмысленное состояние, и не стало человека, который мог бы сам решить, что полезно и какими признаками отличается благочестие от нечестия. Общество перестало бояться Бога и стыдиться людей»[14,93 с.].

Таковые пороки, конечно же, были следствием забвения истин Православного вероучения и превозношения языческой философией, среди духовного сословия и образованной элиты византийского общества.


йского общества.