Сегодня ночью я читала "Полторы комнаты" Бродского

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 43

самом деле это не так. В Париже - бесконечное множество

театров. Масса муры, и потонуть в этой муре очень легко.

Обязательно нужен поводырь или какие-то свои "заморочки" -

так я всегда хожу в "Комеди Франсез", в "Одеон" и к

Мнушкиной.

В Москве, даже если я не работаю, у меня масса обязательств

- и перед домашними, и перед другими людьми. А там я

совершенно свободна, и это совсем Другое - благодарное -

восприятие! И потом, почему я не люблю ходить, например, в

русские рестораны - потому что знаю все про человека,

который сидит напротив. А за границей я этого не знаю, и мне

из-за этого интересно. Для меня там - Тайна. Вообще

333

чужая культура прочищает мозги от клише, от "домашних

радостей".

С кем бы из французов я ни говорила, они все сетовали:

раньше были актеры - личности, а теперь их нет. Крупных

актеров - все меньше. Актеру всегда нужно зеркальное

отражение - зритель, а зрители сейчас не воспринимают

актеров, для них: "Да пошел ты, клоун!.."

В Париже актеры тоже очень тяжело живут и тоже часто

собираются и играют какую-то забавную сюжетную пьесу. И

развенчивают себя. Недаром Реджип Митровица так себя

бережет. Он еще молодой, если он себя д обережет, то станет

очень крупным актером. Он ушел из "Комеди Франсез", очень

выборочно живет, не мелькает на ТВ и в кино, но тем не менее

все знают, что весной он будет играть Дон Жуана в "Одеоне".

Но в общем, сейчас театр переживает такое... послевкусие.

Играли-играли со вкусом в 60-е годы, находили форму, иногда

эта форма соответствовала содержанию, иногда - нет. Но

сколько можно играть в форму?! А какое содержание? Чтобы

оно было глубокое, человеческое, какие силы нужны - и

актерские, и режиссерские, и денежные! На театр сейчас таких

денег не дают, ведь кризис происходит во всех странах. И потом

- смена поколений. Очень долго - во всем мире, не только у

нас - площадку держали "шестидесятники". Они сейчас

уходят, а молодые еще не набрали "жизненного балласта",

чтобы стать личностями.

Критики любят рассуждать, вписывается ли русский театр в

общее направление современного театра. Да, безусловно. И

прежде всего русская школа глубже европейской. Но, к

сожалению, у нас сейчас очень много средних актеров - и по

возрасту, и по профессионализму, - они заполонили сцену, и

кажется, что это - лицо русского театра. Но хорошие актеры...

-

334

когда они на сцене, я вижу, как они выстраивают свою роль,

поворачивают характер. У них всегда есть сверхзадача, сквозное

действие - все то, чего нет у французов. У французов - другая

культура.

Кстати, пример Северина показывает, какой объем и

глубину дает соединение этих культур - галльской и

славянской. И я сейчас только начинаю понимать, как меня

обманула судьба, поманив и не дав мне шанс работать с

Антуаном Витезом...

ЮБИЛЕЙ СТРЕЛЕРА

В мае 1987 года в Милане праздновали юбилей Стрелера. Из

московских он пригласил два спектакля Анатолия Эфроса под

эгидой Театра на Таганке - "Вишневый сад" и "На дне".

Много-много лет назад, когда Стрелер только начинал, он

поставил "На дне" и "Вишневый сад". Причем к "Вишневому

саду" он вернулся еще раз в начале 70-х годов. Спектакль тогда

был декорирован белым цветом - и костюмы, и декорации.

Очень красивый, со знаменитой Валентиной Кортезе в главной

роли.

Я отыграла несколько "Вишневых садов" и теперь сижу

среди приглашенных на юбилее. В "Пикколо Театро ди

Милано", знаменитом театре Стрелера, три сцены. Синхронно

идут: на старой сцене стрелеровский "Арлекин, слуга двух

господ", на новой - эфросовское "На дне", а третья, главная,

где собственно чествование, закрыта большим экраном, на

который проецируются поздравления из Америки, Англии - со

всего мира.

Ведет вечер сам Стрелер, у него два помощника - Микеле

Плачидо, всемирно известный "спрут", и их популярная

телеведущая. Огромный амфитеатр и в центре - вертящийся

круг.

На экране время от времени показывается, как идут

спектакли на двух других сценах. "Арлекин" завершается, мы

видим на экране поклоны, и через 10 минут все актеры прямо в

своих костюмах commedia

336

dell... arte приезжают, выбегают в круг, поздравляют своего

мастера и потом разбегаются по ярусам. "На дне" идет дольше.

Поет какая-то певица, происходят импровизированные

поздравления. Вот и "На дне" кончается - мы опять видим

поклоны на экране, - наши ночлежники тоже приезжают и

поздравляют Стрелера вроде бы в игровых лохмотьях, но я

заметила, что они каким-то образом успели переодеться в свои

самые нарядные платья...

Я сижу во втором ряду. Кругом одни знаменитости, рядом со

мной Доминик Санда - точно такая же, как в своих фильмах,

свежая и прелестная. Наконец, заиграл вальс из "Вишневого

сада" в постановке Стрелера, он подходит к Валентине Кортезе,

выводит ее на середину и потом вдруг подходит к моему ряду (я

сначала думала, что к Санда), хватает меня за руку и говорит:

"Алла, идите!" Я от неожиданности растерялась, да еще у меня

от долгого сидения ноги затекли. И вот мы стоим в центре круга

- две Раневские, - Стрелер говорит: "Хочу слышать Чехова на

русском". Только я стала про себя решать, какой монолог прочи-

тать, как Валентина - эффектная, красивая - начинает с

некоторым завыванием читать монолог Раневской. Стрелер

опять несколько раз повторяет, что хочет слышать Чехова на

русском. Микеле Плачидо - мне на ухо: "Начинайте!

Начинайте!" Едва я сумела открыть рот, как Кортезе опять -

громко, с итальянским подвыванием произносит чеховский

текст. Тогда я бегу к своему креслу, хватаю шелковый пав-

ловский платок, который еще никому не подарила, и быстро

отдаю ей. Стрелер в это время молча ждет, потом машет рукой,

арена раздвигается, и из гигантского люка медленно вырастает

гигантский торт, а сверху, под музыку из какого-то их спектакля,

спускается золотой ангел (живой мальчик!). И рекой льется

шампанское...

Стрелер подходит ко мне и весьма недовольно

337

спрашивает, почему я не прочитала монолог Раневской по-

русски, как он просил. "Надо предупреждать", - говорю ему.

Он: "Это не совсем хорошо для актрисы". Я: "Мы, русские,

медленно ориентируемся".

Публика расходится по фойе и кулуарам. Огромный торт

задвигают в угол сцены, и потом я краем глаза вижу, как около

него стоит один грустный, толстый наш Гоша Ронинсон и ест

торт, который, как в сказке, больше его роста.

Весь месяц я, если не играю, хожу или на спектакли

Стрелера, или на его репетиции. Тогда он ставил "Эльвиру" -

пьесу о репетициях знаменитого Жуве с одной французской

актрисой во время Второй мировой войны. Пьеса на двоих, сам

Стрелер играет Жуве. В его ухо вставлен микрофончик, через

который суфлер подает ему текст. Он его не запоминает, так же

играет и в других спектаклях. Когда я его спросила, из-за плохой

ли это памяти или принцип, он ответил, что запоминание текста

его сковывает, и посоветовал мне читать стихи, даже если я их

знаю наизусть, только с листа, как музыканты играют по нотам.

Со Стрелером мы разговариваем часто. Во время приема по

случаю проводов "Таганки" он спрашивает, почему у нас такой

странный Гаев - такой простой русский мужик, который уж

никак не мог проесть свой капитал на леденцах (у нас его играл

чистокровный еврей Витя Штернберг), я рассказываю Стрелеру

что-то про народников и про Голема на глиняных ногах -

именно таким Гаева видел Эфрос. Стрелер хвалит меня и

неожиданно прибавляет: "Хотите, поработаем вместе? На каком

языке? Выучите итальянский, вот актриса, которая играет в

"Слуге двух господ" - немка, выучила итальянский и уже

несколько лет работает с нами". Я отвечаю, что для меня это

нереально, а вот если бы он приехал в Москву... Он подумал и го-

338

ворит: "Может быть, если успею. Будем делать "Гедду Габлер".

Через несколько дней было еще что-то вроде "круглого

стола", на котором возник вопрос о разнице менталитетов,

сказывающихся, когда играют Чехова. Я доказываю, что такая

разница есть. "Вот у вас в спектакле, - говорю, - в сцене

приезда Раневской, когда просят Варю принести кофе, все сидят

и спокойно пьют кофе, как в кафе. Но ведь в три часа ночи "ма-

мочка просит" кофе - это нечто экстраординарное. В России

вообще тогда кофе употребляли мало, чаевничали. А тем более в

такое время! Или сцена со шкафом. В спектакле Стрелера в

шкафу хранятся детские игрушки брата и сестры - это очень

хорошо! Но у Чехова "многоуважаемый шкаф" - совсем иное.

Шкаф - это единственный предмет из мебели, перевезенный в

Ялту из Таганрога. В шутку его называли "многоуважаемый

шкаф". В нем внизу стояло варенье в банках, а на верхних полках

- религиозные книги отца, Павла Егоровича. Гаев говорит о

шкафе, чтобы отвлечь сестру, ведь не успела она приехать, ей

уже подают телеграммы из Парижа..."

Стрелер тогда был еще и директором Театра наций,

устраивал поэтические вечера, на которых читали представители

разных стран Европы - от Франции, например, выступал Антуан

Витез, из России он пригласил меня и Андрея Вознесенского,

который по каким-то причинам не смог приехать, и я была одна.

Это он, Стрелер, поставил мне вечер на своей большой

арене, сочинил мизансцену, установил мольберт, зажег свечу,

посадил в первый ряд синхронную переводчицу (она переводила

только мои комментарии).

В этой композиции Стрелера я и сейчас веду свои

поэтические вечера.

Сам же он в тот вечер уехал в Париж и прислал мне оттуда

письмо:

339

"Дорогая Алла Демидова!

Я должен быть сегодня вечером в Париже на встрече с

президентами Миттераном и Гавелом. Мне бесконечно жаль, что

я не могу Вас принять со всей любовью и неизменным

уважением.

Тем не менее наш театр - в Вашем распоряжении.

До скорого свидания где-нибудь в Европе. Ваш Джорджо

Стреле?

Париж 19.3.1990>. К сожалению, мы так больше и не

встретились...

РИТМ СТРОЧЕК

В те далекие времена, когда не было ни радио, ни телевизора, ни

кино, люди собирались за круглым столом под уютным

абажуром и слушали литературные чтения. Когда в мемуарах

рассказывают о таких вечерах, мне ужасно завидно и тоже

хотелось бы сидеть долгими зимними вечерами и слушать

авторское чтение. Впрочем, недавно я попала на такое чтение.

Один молодой автор читал свою повесть. Было очень скучно и

жалко своего времени. Хотя повесть, может быть, и неплохая, но

автор читал медленно и плохо. Для этого нужен

исполнительский талант.

Вспомним сосредоточенность поэтов на ритме. Но на эстраде

и в комнате, где уже круг внимания, поэты читают по-разному.

На крике самовыявления читал с эстрады Евтушенко. Но

однажды я услышала того же Евтушенко - "Со мною вот что

происходит...", "Окно выходит в белые деревья...", записанное

на пластинку и явно рассчитанное на небольшую комнату. Это

было тихое чтение для близкого человека. Исповедь.

Есть актерская манера исполнения стихов. Это почти всегда

пересказ смысла или показ эмоций. Иногда очень талантливый,

но все-таки вторичный. Потому ли, что актеры читают чужие

стихи? Ведь очень трудно и, не знаю, нужно ли убеждать

зрителя, что именно ты написал "Я помню чудное мгновенье".

Для меня всегда предпочтительнее авторское исполнение.

Есенина, например, с эстрады в основном

341

читают напевно-лирично. Но меня поразил голос самого поэта в

записи - голос, выкрикивающий слова Хлопушииз "Пугачева":

"Проведите! Проведите меня к нему! Я хочу ви-и-и-деть этого че-

ло-ве-ка!" Или несколько монотонное чтение Пастернака. Актеры

же, читая Пастернака, мне кажется, чересчур расцвечивают слова.

В ранние годы "Таганки" к нам часто приходили поэты и

после спектакля читали свои стихи. Помню, как в верхнем фойе

читали свои новые стихи Давид Самойлов, Белла Ахмадулина.

Спектакли по стихам Евтушенко и Вознесенского были в

репертуаре театра.

В спектакле Вознесенского "Антимиры" я читала

стихотворение "Монолог Мерилин Монро". Сам Вознесенский

читал его как внутреннюю исповедь, в ключе монодрамы:

Я Мерилин,Мерилин, Я -

героиня Самоубийства и

героина...

Мне так читать было нельзя. Во-первых, существовал уже

заданный ритм спектакля, я в него вошла после премьеры, а во-

вторых, зритель соединил бы "Я - Мерилин" и мое "я -

актриса", а это в данном случае не нужно. Поэтому я разыграла

стихотворение театрально, то входя в вымышленный, может

быть, чуть прозаический образ актрисы, непонятой и друзьями, и

врагами, то читая от лица театра, спектакля - отстраненио.

Стихотворение мне отомстило. Оно было написано в другом

ключе. И после каждого спектакля я мучилась знакомым и таким

мучительным зудом несделанного.

Тем неожиданнее и приятнее было мне получить однажды,

после телепередачи, в которой я исполняла стихи Блока, письмо

от С.М. Алянского, издававшего

342

Блока в "Алконосте" и близко его знавшего. Даря мне свою книгу

о встречах с Блоком, Самуил Миронович писал, что вдруг

услышал с экрана "знакомые с давних лет стихи с интонациями и

внутренней музыкальностью, которые я слышал из уст самого

Блока". "Вы, - продолжает он, - восприняли стихи Блока так,

как будто Вы сами их сочинили, и потому читаете их совсем как

Блок".

Привожу этот лестный отзыв, не боясь быть нескромной,

потому что услышала в нем не столько похвалу, сколько

подтверждение своим размышлениям об авторском, именно

авторском исполнении стихов. Такое исполнение опирается

прежде всего на стремление проникнуть во внутренний мир

поэта, органически почувствовать и принять его ритм и его об-

разный мир.

Последние годы мне легче выходить на сцену в поэтических

вечерах - не я читаю, а я вхожу в образ поэта и присваиваю себе

его стихи.

Но от имени разных поэтов - по-разному. Потому что

Пригов, например, читает очень смешно. Я его как-то спросила:

"А Ахматову вы точно так же будете выкрикивать?" - "Да". И

он прав, потому что это его манера.Чухонцев читает Цветаеву как

свое, и Бродский на 100-летии Ахматовой в Бостоне читал

Ахматову с таким же напевом, как свои стихи. А я отличаюсь от

поэтов тем, что каждый раз вхожу в образ. Ведь я актриса, моя

профессия - входить в образ.

Если же я начинаю читать от себя, то ломаю строчку. Меня

Любимов в этом часто упрекал, когда мы репетировали

"Гамлета", "Пир во время чумы", "Электру", Потому что я

играла не поэта, а персонаж, у которого свой внутренний ритм.

Надо, видимо, сначала придумать образ, войти в него поэтически,

а потом уже быть, скажем, Электрой. Но в той же "Электре" я

первый раз столкнулась с древнегреческой трагедией,

343

поэтому перепрыгнула, упустила какое-то звено. И мне роль

далась очень тяжело.

Кажется, что Пушкина читать умеет каждый. На самом деле

легче передать чувства, душевные качества людей. Мысль, образ

- труднее, духовные качества - очень трудно. Для того чтобы

"прорваться в дух", нужна новая техника, театр к ней еще не

готов.

Кстати, и прозу Пушкина нужно читать по-особенному.

У фильма "Пиковая дама" была сложная история. В театре

считается, что к "Пиковой даме", как и к "Макбету", прикасаться

опасно - что-нибудь да случится. Кино этот мистический

предрассудок подтвердило. Сначала на "Ленфильме" роковое

название числилось за каким-то режиссером, не помню имени, а

сниматься должен был Кайдановский, прекрасный актер, но они с

режиссером не сошлись идеями или характерами, и все

расстроилось. Тогда за фильм взялся Миша Козаков, начал

снимать, но вскоре с нервным стрессом попал в больницу.

Картина в смете "Ленфильма" числилась, но денег осталось

немного - на полный игровой фильм, как было задумано, их бы

не хватило. Выручать пришлось Игорю Масленникову. Он

предложил: пусть Демидова и Басилашвили вдвоем читают от

автора, а диалоги идут как игровые сцены с актерами в костюмах

того времени. Я обрадовалась Олегу Басилашвили - он такой

барин, с барской речью XIX века, на его фоне моя тогда короткая

мальчрннеская стрижка и современная московская скороговорка

дополняла бы объемную пушкинскую прозу. Но Басилашвили

вскоре отказался. Текст "Пиковой дамы" непомерно труден,

полон неожиданностей, алогизмов. И вот на меня одну свалилась

вся махина текста. Но у меня есть "пушкинский опыт" и свои

технические приемы запоминания. Я находилась в кадре в

современном костюме, вступала в действие в своем бытовом

обличье, как человек

344

наших дней. Но была одновременно и автором, и сторонней

наблюдательницей, и соучастницей происходящего. И -

возможно - даже самой Пиковой дамой.

В какой-то степени эта схема повторяет таганскую "Федру",

когда мне пришлось играть и Федру, и Цветаеву - то есть и

творение, и творца. Нечто подобное, с раздвоением, с

метаморфозами, произошло потом и в "Каменном госте" у

Анатолия Васильева.

Мне думается, что когда играешь инсценировки, читаешь

стихи, то всегда в исполнении должен присутствовать автор.

Особенно когда играешь Чехова, Гоголя или Достоевского.

Прежде чем учить роль, нужно досконально изучить жизнь

самого автора. Начиная, например, репетировать Пушкина, надо

впитать в себя все его дружбы, одиночество в деревне, всех

Соболевских, Вяземских, арзамасцев, все любови и дуэли - и

только потом приниматься за текст.

К Пушкину, когда меня неожиданно позвал к себе в театр

Анатолий Васильев, я была уже готова.

Я давно знаю Васильева и давно высочайше ценю. Еще на

"Таганке" он начинал "разминать" "Бориса Годунова" (Любимов

куда-то уезжал), работать с ним было очень интересно. Потом мы

с ним начали репетировать на "Таганке" "Счастливые дни"

Беккета - не сбылось, к сожалению.

Все спектакли Васильева мне очень нравились и нравятся,

мне близка его точка зрения на современный театр, его методика.

Словом, я давно считаю себя его единомышленницей. Еще в пору

работы с Любимовым и Эфросом я невольно сравнивала

Васильева с ними. За Любимовым до сих пор тянется шлейф

политического режиссера, но ведь это касается лишь ранней "Та-

ганки", впоследствии он занялся другими, более глубокими

вещами. Однако всегда его интересовал больше всего результат,

конечное целое постановки, много внимания он уделял

постановочным вещам, свету. Его,

345

например, раздражало, что я медленно шла к результату, он

любил быстроту.

Васильев - наоборот. Целое, мизансцены, свет его менее

занимают, чем работа с актером. Ему, как он сам признается,

сейчас уже неинтересно делать просто спектакли. Но, несмотря на

это, внешнему рисунку действа и костюмам он уделяет большое

внимание. Одеть "Каменного гостя" в старинные японские кимо-

но - это надо придумать! Сразу и "Кабуки", и века, и меридианы

Blog

Сегодня ночью я читала "Полторы комнаты" Бродского

Содержание