Сегодня ночью я читала "Полторы комнаты" Бродского

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 43

в такие дни не ходит в театр. В этом смысле организовано все

плохо. В остальном - ничего. Живем в прекрасных гостиницах,

много свободного времени, и есть какие-то деньги.

В Испании я второй раз, и у меня тут двоюродная сестра.

Она давно, еще в Москве, вышла замуж за испанца и с 60-го года

живет в Мадриде. Преподает в университете, а муж переводит

русскую классику. Сейчас - "Доктора Живаго". Очень милые

люди. К со-

322

жалению, он - испанский коммунист, поэтому для него Идея -

превыше всего, но... о политике мы не говорим.

В Москве - плохо. Страшно. Особенно вечером гулять с

собакой. Почти голод. Во всяком случае, в магазинах ничего нет.

Я привожу с гастролей супы в пакетах. Этим спасаемся. Плохо

моим животным, нет мяса. Но им я пока тоже привожу их

кошачье-собачью еду. Мне жаловаться грех. Но болит душа за

остальных. Особенно за стариков, у которых маленькая пенсия.

Утром в окно я вижу, как они бредут с кошелками за молоком.

Это пока недорого и утром можно, постояв в очереди, купить.

Мама спасается в университетской столовой. Так все как-то

приспосабливаются. Но главное - душевная усталость, когда

нет веры в какие-то изменения к лучшему.

Мои друзья и знакомые разъехались в разные стороны: кто

на время - читать лекции в Сорбонне или в Италии, кто -

продавать свои картины в Париже, и там пока живут с семьями.

Кто - каким-то образом где-то снимается. Это пока не

эмиграция, а "на время" , как уезжали "на время" в 20-е годы.

Мы тоже вернемся сейчас на пять дней в Москву и опять

едем с "Годуновым" в Португалию. Легче, конечно, переехать в

Лиссабон из Мадрида - это рядом, но наша система до таких

вольностей еще не дошла, и мы обязаны ехать через Москву из-

за каких-то виз. Глупо! Недаром нашу страну сейчас зовут

Абсурдистан. В конце апреля я поеду в Италию на какой-то сим-

позиум по культуре, а в мае - в Москве. Спектакли и съемки. Я

Вам, по-моему, писала, что начинаю сниматься в "Бесах" по

Достоевскому. Я - Хромоножка.

До Испании мы были на гастролях в Штутгардте, и там я

видела бродвейский спектакль "На цыпочках" (не знаю, как он

называется по-английски). Очень лихо закрученное шоу о

русском классическом балете и об американской классической

чечетке. Мы играли

323

рядом (даже артистическое кафе было общее). Их принимали

лучше, но наш спектакль, мне кажется, глубже.

Любимов ехать в Москву не хочет, поэтому мы и

гастролируем. Он стал скорее организатором, чем творцом. Греки

платят деньги, чтобы он со мной поставил "Электру" для

греческого театрального фестиваля, но это в 92-м году, летом.

Там, кстати, будут три "Электры": английская, наша и греческая.

Такое соревнование. Но - надо дожить. Я так далеко не загля-

дываю.

Перед отъездом сюда сдала книжку в издательство. Условное

название - "Тени Зазеркалья". О театре, ролях и актерах. Но

выйдет тоже в 92-м году. У нас все медленно. И так во всем. Как

русский самовар:

долго-долго не закипает (надо и разжигать, и продувать, и т.д. ), а

потом долго-долго не остывает.

Анастасия Борисовна, письмо кончаю. Больше в номере нет

бумаги. Ваши ребята, конечно, не объявились. Бог с ними! Но в

следующий раз с оказией ничего мне не посылайте, это

ненадежно. Мне приятно Ваше внимание, но я пока, слава Богу,

езжу и что-то зарабатываю. Помните у Чехова: "Немного, но на

жизнь хватает". Обнимаю Вас. Не болейте. Скоро наша Пасха.

Христос Воскрес!

P.S. Анастасия Борисовна, если не трудно, позвоните,

пожалуйста, в Амхерст Вике Швейцер и поблагодарите от моего

имени за кассету Иосифа Бродского, которую она прислала мне.

У меня нет ее адреса. Она очень хороший человек.

Декабрь 1991 года"

ВТОРОЕ ПАРИЖСКОЕ

ОТСТУПЛЕНИЕ

Когда французы берутся за какую-то идею, они сначала в нее

"вгрызаются", а потом забрасывают. В 1999 году они решили

понять, почему в России молятся на Пушкина. Поставили ему

памятник в сквере Поэзии, рядом с Гюго. А в Театре Поэзии,

около центра "Помпиду", где до этого русские никогда не

выступали, - устроили цикл вечеров. Владимир Рецептер, ак-

теры Анатолия Васильева, Юрский, я - каждый выступал со

своей пушкинской программой. После наших вечеров зрители

устраивали в зале ночные радения. Ставили свечки, гасили свет

(так они сломали весь свет, который долго ставил для себя

Васильев) и читали Пушкина, севши в круг. А потом кто-нибудь

вставал и говорил какой-нибудь "новый" факт биографии

Пушкина. И все: "Ах!"

Открывал весь цикл вечеров Андре Маркович, он сейчас

заново переводит всю русскую классику. В Малом зале он читал

лекцию о Пушкине. Я пришла послушать. В зале - французы.

Основная мысль, которая, кроме хрестоматийных сведений, была

в его лекции: Дантес не мог быть влюблен в Наталью

Николаевну, потому что он был голубой. У слушателей - шок.

Директор Театра Поэзии, когда я потом с ним ужинала, все время

повторял: "Дантес, оказывается, был голубой!.." Да, голубой.

Такие они для себя Делали открытия.

На своем вечере я читала стихи и делала какие-то

325

комментарии по ходу. Ну, например, как возникла "Осень". Это

ведь не про времена года. Это впервые описано, как возникают

стихи:

Душа стесняется лирическим волненьем, Трепещет, и

звучит, и ищет, как во сне, Излиться, наконец,

свободным проявленьем...

Или "Бесы", которые написаны 7 сентября, в первую

Болдинскую осень, перед женитьбой. Тогда светило солнце, а в

стихотворении - бег зимней тройки, вьюжность. То есть это

было - смятение души.

Я построила концерт так, чтобы ритмы были разные, не

повторялись. Все стихи были напечатаны в программке, я

боялась, что зрители начнут шелестеть программками и мне

мешать, но они сидели тихо, как мыши. Я была сильно освещена,

не видела их и думала: "Что они, спят, что ли?" После концерта

спросила переводчицу, которая сидела в первом ряду, она гово-

рит: "Нет-нет, они читали, но так тихо!"

На самом деле Пушкина перевести невозможно. Например, та же

"Осень". Эпиграф из Державина:

"Чего в мой дремлющий тогда не входит ум". Именно

дремлющий - на грани сна и бодрствования, на грани Жизни и

Смерти. И вся "Осень" на этой грани. А переводят: "Чего в мой

мечтающий тогда не входит ум". Смысл потерян, не говоря уже о

музыке. Или еще:

"Подъезжая под Ижоры, / Я взглянул на небеса..." Ижоры - это

предпоследняя станция перед Петербургом. Ехали они с Вульфом

и, видимо, вспоминали племянницу Вульфа. В середине

стихотворения Пушкин вроде бы объясняется ей в любви, но

именно - "подъезжая под ИЖОРЫ". Кончается стихотворение

словами: "И влюблюсь до ноября", то есть все - несерьезно. А

переводят: "Подъезжая к какой-то маленькой деревне". Юмор

пропадает.

Еще в Москве я знала, что буду выступать в Театре Поэзии

на большой сцене. Зала этого я не видела и, со-

326

бираясь, все думала: как бы мне его оформить? У меня дома есть

гипсовый скульптурный портрет, но не повезешь же с собой

такую глыбину! Я позвонила в музей Пушкина и попросила

какую-нибудь репродукцию портрета Кипренского. Потому что

Кипренский хотел - еще при жизни Пушкина - сделать

выставку в Париже, но не получилось. Тогда же Пушкин написал

прелестное стихотворение:

... Себя, как в зеркале я вижу, Но это

зеркало мне льстит. Так Риму,

Дрездену, Парижу Известен впредь

мой будет вид.

Французы очень красиво подвесили этот портрет - вся

сцена была затянута черным, а он словно парил в воздухе. Я

рассказала зрителям про портрет из музея Пушкина, и в конце

вечера ко мне подошел какой-то американский корреспондент,

стал что-то говорить и потом удивленно спрашивает: "Музей

Пушкина дал этот портрет?!" Я говорю: "Да-да". И только потом

я сообразила: он решил, что это оригинал. Так и пошло в

американскую прессу. Так что Кипренского я возила в Париж.

Наконец-то осуществилась мечта художника!

Я специально осталась в Париже еще на месяц, чтобы

походить в театры.

Первое, что я посмотрела - "Ревизор" в "Комеди Франсез"

(режиссер - Жан-Луи Бенуа, перевод - Марковича).

Начинается очень забавно: открывается второй занавес, а на

сцене стоит огромный диван, на котором очень тесно, в толстых

меховых шубах, сидят все эти Бобчинские, Добчинские,

Ляпкины-Тяпкины, а перед ними ходит Городничий и говорит,

что едет Ревизор. Меня это начало испугало, я подумала: опять

русская клюква. Но этот гротеск был и в гримах, и в мизансценах,

и в актерской игре. Первое появление Хлестакова - прекрасно.

Всегда его играют таким

327

"шибздиком", сразу понятно, что легкость в мыслях у него

необыкновенная. А тут - вошел франт! Одет по-парижски, даже

лучше, чем в Париже. Столичная штучка. У него и берет был

как-то по-особому надет. Ну да, у него нет денег, это как

"Завтрак аристократа" - последние деньги, но на берет. И его

отличие от остальных и то, как он метался по этой гостиничной

конуре, - гениально. Вторая часть пьесы никогда никому не

удается, еще не нашли ключ к гоголевскому "Ревизору".

Поэтому и здесь второй акт был намного хуже первого.

Вообще, кто такой Ревизор? Мы знаем, что Пушкин подарил

этот сюжет Гоголю. Но ведь сюжет - банален, его очень часто

использовали. Видимо, Пушкин рассказал Гоголю что-то

помимо сюжета. Как известно, этот разговор был в 34-35-м

годах, когда Пушкин работал над историей Петра Великого. А в

биографии Петра есть эпизод, как он ездил инкогнито по разным

городам Европы и с ним случались разные курьезные истории.

Может быть, Пушкин рассказал Гоголю какие-то конкретные

ситуации, в которые попадал Петр. Тогда понятны воспоминания

современников о том, что при чтении "Ревизора" Пушкин так

хохотал, что упал со стула. Но "Ревизор" не был понят ни со-

временниками, ни в последующих постановках. Ведь Ревизор -

это не просто щелкопер, в роли зашифрованы черты более

мистические: "подкачусь эдаким чертом", "сам черт не брат"...

Ближе всех, мне кажется, к "Ревизору" подошел Мирзоев в

Театре Станиславского. Он напустил туда нечисть из "Страшной

мести": полутрупы-полунелюди. А в "Комеди Франсез" было

все очень умно, но не было неожиданного прочтения. Я вообще

заметила:

если режиссер выбирает не очень правильную дорогу, то

последний акт всегда валится. Например, Чехов. Если не

принимать во внимание, что он Поэт, что слова - ширма для

чего-то другого, а разбирать толь-

328

ко психологическую предпосылку этих слов, то получится, как в

чеховских постановках Питера Штайна, когда последний акт не

нужен.

Там же, в "Комеди Франсез", я посмотрела "Вишневый сад".

Его поставил Ален Франкон, директор парижского

национального театра "Ля Калинн".

"Вишневый сад" идет второй сезон, что для "Комеди

Франсез" - редкость. В прошлый мой приезд все говорили:

"Скучный спектакль, Алла, не ходи". Но поскольку у меня -

присвоение "Вишневого сада" (как у Цветаевой: "это - мое!"),

я подумала: в свое время я учила этот текст на французском,

даже если будет скучно - повторю текст. Опять перевод Марко-

вича, причем с какими-то вольностями. Например, во втором

чеховском акте, в конце Шарлотта "Кто я? Откуда я?" говорит

Фирсу, а Фирс возвращается за кошельком, который забыла

Раневская (потом я узнала, что это вернули сцену, вымаранную

Станиславским на репетициях).

"Вишневый сад" мне очень понравился. В нем было то

трепетное отношение к шедевру, которое перешло в трепетность

атмосферы внутри спектакля. Там были не просто характеры,

там был объем. Например, Яша. Его всегда играли однозначно

- хамом, который побывал в Париже. Но Раневская вряд ли

терпела бы около себя такого типа. В этом спектакле актер,

игравший Яшу, был более тонок, несколько манерен, ведь

провинциал сначала схватывает лишь форму столичной жизни.

Но когда он в третьем акте просит Раневскую: "Возьмите меня в

Париж!", а она, не отвечая, уходит, актер остается один на сцене

и неожиданно начинает плакать. Эта краска дорогого стоит.

Раневской в спектакле практически нет. Крепкая

характерная актриса, в прошлом году я ее видела в "Тартюфе",

она играла Дорину. А в Раневской, хоть она и была в модных

сейчас мехах, но фигура у нее - крупная и вид - советского

председателя колхоза.

329

Но, слава Богу, она не играла, а просто произносила текст, и

этого оказалось достаточно, чтобы не разрушать впечатление от

целого.

Первый раз в жизни я видела такого прекрасного Гаева.

Играл Анджей Северин - поляк, который в свое время играл у

Вайды, потом женился на француженке, переехал во Францию.

Это был Гаев, который действительно проел свое состояние на

леденцах. Северин - актер жесткий, агрессивный, так он играл

и Клавдия в "Гамлете", и Дон Жуана, и Торвальда Хельмера из

"Кукольного дома", а тут - абсолютный ребенок. Детскость

ведь очень трудно сыграть, она может стать гранью

сумасшествия. Но когда Станиславский после фразы о леденцах,

с разбегу нырял головой в стог сена - это было не

сумасшествие, а черта характера. Вот такие детские проявления

были и у Северина. Ему одному почему-то вдруг становилось

смешно. Тем трагичнее были его короткие подавленные реплики,

когда он возвращается с торгов.

Прекрасный Фирс, очень точный во всех чертах русского

слуги. В конце, когда его оставляют в доме, он идет, стуча

деревянными башмаками, через всю сцену. И этот стук

воспринимается как стук топора по дереву или как забивание

гвоздей в гроб.

Думаю, помимо режиссера, этому спектаклю много дал

Северин - он поляк, знает славянскую культуру и Чехова

чувствует тоньше, чем остальные. Недаром он стал заниматься

режиссурой и сейчас выпустил премьеру - "Школу мужей"

Мольера.

Впечатления от "Вишневого сада" я высказала своей

знакомой, актрисе "Комеди Франсез" Натали Нерваль. Потом

она мне рассказывает: "Я на репетиции ему говорю: "Алла

Демидова считает, что Вы - лучший Гаев". Он покраснел от

удовольствия". Я говорю Натали: "Для меня удивительно, что он

вообще меня знает, а он, видите ли, краснеет от того, что

330

какая-то Демидова... Как странно, разобщенно мы живем: следим

тайно друг за другом, но не общаемся!"

В "Комеди Франсез" видела еще "Школу жен", но ушла

после первого акта. Это скорее литературный театр. Я сидела и

думала, какие разные направления в наших драматических

школах. Они практически не играют то, что называется

"сквозное действие" или характер. Они играют слова, правда,

делают это прекрасно. И если хочешь насладиться французской

речью - иди в "Комеди Франсез".

"Шумные" спектакли идут в "Одеоне". И в этот раз все мне

говорили, что надо идти в "Одеон" на "В ожидании Годо". Я

представляла: ну, будет стоять дерево, будут два клошара кого-

то ждать. Ну сколько можно?! Сколько раз я это видела на

французском, немецком, чешском... даже сама хотела это играть

с какой-нибудь актрисой. Только играть не клошаров, а

аристократов. Текст и роли, кстати, не очень сопротивлялись.

...Уже с первых реплик я поняла, что играют два

прекрасных, глубоких актера. Роли тщательно проработаны - в

отличие от того, что я видела в "Школе жен". Потом входит

вторая пара - Лаки и Поццо, - они оказываются даже ярче!

Того, кто в ошейнике, играл Десарт - актер, который когда-то

играл Гамлета на парижских гастролях во МХАТе. И его Поццо

- высохший лысый Гамлет. Когда он произносил свою

словесную абракадабру - в этом был такой ум, была мысль:

невозможно словами ничего рассказать! Рассказать можно

только "выплесками"! Поццо был изумителен. И его хозяин -

тоже. У него была заросшая жирная шея, он ел жирную курицу,

и по этой шее текло. Потом мне рассказали, что это -

специальный шейный пластик.

В Париже у меня есть одна приятельница - Николь Занд,

она в "Монд" много лет вела отдел театра, потом - литературы.

Она всегда открывает мне тот

331

Париж, который знают только парижане. И вот недавно она

повела меня за Монпарнасскую башню - там сохранилось

старое ателье монпарнасских художников. Хлипкие стены,

хлипкая, продувная жизнь, внутренний дворик. И там одна

известная актриса читала для 50 человек. У нее были наклеенные

ресницы и маска немножко клоунская. Читала она так, как любят

французы - чтобы не было жестов, эмоций, а был только

жесткий текст - низким голосом, на одной ноте. И надо сказать,

что это завораживает. Я прослушала этот текст - историю

художницы, умирающей от рака и записывающей свои

наблюдения, - на одном дыхании. Французы кричали "Браво!"

так, будто перед ними выступала Сара Бернар. Они вообще

полюбили слушать чтение, раньше у них этого не было. Это,

кстати, полюбили и в Англии, и в Америке. Вот Клер Блюм, с

которой мы вместе читали Цветаеву и Ахматову, сейчас три

вечера подряд читает "Анну Каренину" на Бродвее, в огромном

зале "Symphony space". И все сидят и слушают.

С 1977 года - с первых гастролей "Таганки" в Париже - я

бываю там каждый год, а последние годы приятельница, у

которой я останавливаюсь, отдает мне свой "Вольво", и я езжу

на машине. Но в этот раз я сделала открытие: парижанки за

рулем. Я их возненавидела. "Это я еду! Что она говорит? Я

ничего не понимаю!" - они не впускают в себя никакую новую

информацию. Клише французской жизни, французского

представления "как надо" - это парижанка за рулем. Она одета

всегда одинаково, так чисто... Для меня Париж отравлен этими

парижанками. Точно так же я ненавижу московских мужиков за

рулем. Вообще, в Москве за руль можно сесть только с

опасностью для жизни. Никто не пропускает ни вправо, ни влево,

все - с позиции силы. Агрессия. Поэтому, наверное, парижанки

мечтают выйти замуж за русского мужика, а русские - за

парижанку. Может быть, они соеди-

332

нятся и выведут такой ужасный гибрид, который заполонит все!..

К сожалению, я не застала в Париже труппу Марты Грехем.

Они должны были приехать только через месяц, но Париж их

уже ждал. В свое время я была у Марты Грехем за год до ее

смерти. В их нью-йоркскую студию меня привела Анна

Кисельгофф, которая пишет о балете. Но, еще не зная Марты

Грехем, я "открыла" ее для себя, репетируя "Федру". Все движе-

ния, которые мы там придумали, - Марты Грехем (например,

знаменитая поза: рука перпендикулярна лицу, пальцы в лоб -

мне потом подарили ее фотографию в этой позе).

В Нью-Йорке, рядом с их студией, - маленький

палисадничек, в котором давным-давно посажено дерево. И на

этом же месте стоит зыбкая проволочная загородка. Дерево стало

расти, вросло в загородку, и она очутилась внутри дерева. Я

сказала: "Это вам надо взять на афишу! Ведь это - символ

искусства: все прорастает друг в друге".

Но в результате моих рассказов у читателя может сложиться

впечатление, что французский театр переживает расцвет. На

Blog

Сегодня ночью я читала "Полторы комнаты" Бродского

Содержание