Сегодня ночью я читала "Полторы комнаты" Бродского

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 43

промахнулась, ваза разбилась, и Микки, радостно соскочив со

стола, побежал в мою гримерную. Но после этого эпизода он

соглашался сниматься только в двух дублях, после чего бежал в

гримерную, и никакие уговоры на него не действовали. Сниматься

ему, кстати, очень понравилось, и теперь, если ко мне домой

приезжает телевидение, он радостно вскакивает ко мне на колени,

чтобы быть в кадре.

Я уже не говорю о детях, которые снимались в "Маленькой

принцессе". Все они отбирались как типажи, но внутри были

прирожденными актерами.

Что же касается императрицы Елизаветы Алексеевны, то я

снималась в этой роли в трудный момент своей жизни, на

перепутье, и потому могла найти нечто родственное с нею,

больной и несчастливой, перечитывающей свою жизнь...

Сценарий "Незримого путешественника" написал Игорь

Таланкин, а снимал он фильм вместе со своим сыном Дмитрием.

Снимали очень быстро, в кратчайший срок. Была

необыкновеннная рабочая обстановка: площадку нашли в

Нескучном саду, в старинном особняке, который специально для

фильма отреставрировал Александр Боим, наш художник. Группа

подобралась славная - достаточно сказать, что после 19 августа,

когда из-за "обвала" кончились деньги, все продолжали работать

- не только актеры, но и осветители. От этих съемок у меня

сохранились самые приятные воспоминания.

Интересна ведь и сама история. Царь Александр I приехал в

Таганрог перед декабрьскими событиями 1825 года. Уже шли

донесения про тайные общества, было известно, что декабрист

Муравьев готовит на им-

241

ператора покушение. И Александр уезжает в самую что ни на есть

глухую провинцию - не в Крым, потому что там Воронцов и

придворные, а в заштатный Таганрог.

Туда он вызывает свою жену Елизавету Алексеевну, мою

героиню. У нее к тому времени была чахотка, причем в открытой

форме, за три недели пути у нее два раза горлом шла кровь. С ее

приезда и начинается действие фильма. Царь раскрывает ей свой

план ухода в старцы.

Он решился на неслыханное (это потом выйдут на сцену Феди

Протасовы, покойный Матиас Паскаль у Пиранделло и прочие

"живые трупы") - разыграл собственную смерть, подложив в гроб

вместо себя забитого шпицрутенами солдата, как две капли воды на

него похожего. Через всю Россию в Санкт-Петербург двигался

траурный кортеж с дублером-двойником, ему оказывались высшие

почести.

Как известно, Лев Толстой увлекался этой историей, начал

писать повесть "Посмертные записки старца Федора Кузьмича", но

не закончил, усомнившись в идентичности царя и отшельника.

Однако считал, что так или иначе "легенда остается во всей своей

красоте и истинности".

Кстати, сейчас практически доказана именно истинность. Эту

версию поддерживают и семья Романовых, и, кажется, церковь. Во

всяком случае, Патриарх Всея Руси Его Святейшество Алексий II

дал нашему фильму благословение.

Говорят даже, что старца Кузьмича все же положили в царскую

гробницу. Только проверить это нельзя. Разгулявшаяся чернь после

революции 17-го года разорила царские могилы в Петропавловской

крепости в надежде найти драгоценности и не ведая по темноте

своей, что царей в России хоронили без украшений, как монахов.

242

А что касается моей героини... Когда-то тринадцатилетнюю

бедную немецкую принцессу привезли к одному из самых

роскошных дворов Европы. Наследнику было четырнадцать, и они

влюбились друг в друга. Но при властной Екатерине, бабушке

Александра, они боялись в этом признаться. Два человека прожили

всю жизнь, как чужие, параллельно. Однако она, смертельно

больная, пустилась в путь через всю Россию, как только он ее

позвал. В роли есть хорошие слова:

"Я ничего не могу. Господь видит, что я ничего не знаю. Я ничего

не могу, я только люблю, я бесконечно люблю Вас..." Поняла это

на склоне дней - ей около пятидесяти. Вообще получается

довольно-таки современная история подобных супружеских пар-

долгожителей:

у того и другой романы, дети от других. Александр, победитель

Наполеона, въехав на белом коне в Париж, прославился на всю

Европу своими амурными похождениями. А теперь они

переживают почти медовый месяц, хотя по фильму проходит всего-

то два дня. И вот пример мужского эгоизма: весь фильм говорится

об его уходе. Он "уходит", разыгрывает смерть. Но умирает-то она!

А Александр старцем доживет до 1864 года.

Любая роль оказывает на актера какое-то влияние. Я это по

себе замечала. Помню, когда я играла Спиридонову в "Шестом

июля", знакомые жаловались на мою категоричность,

безапелляционность, неуживчивость. А потом вдруг я

переменилась, стала тихой, молчаливой, как говорится, себе на

уме. Это я уже принималась за Лизу Протасову в "Живом трупе".

Но все эти следы роли относятся только к периоду работы над ней.

Иногда влияние роли нельзя избежать довольно долго. И тогда

последующие роли будут неизменно ок-

243

рашены этой, довлеющей, хотя потом это влияние растворяется в

эпигонстве, убывает, как шагреневая кожа.

После работы с Эфросом, после премьеры "Вишневого сада",

я не могла года два избавиться от моей Раневской. Что бы я в этот

период ни играла, на всех ролях был отпечаток рисунка этого

образа. И в фильме Зархи "Повесть о неизвестном актере", и в

телеспектакле "Любовь Яровая" в роли Пановой проглядывала

моя Раневская. Я об этом знала, шла на это сознательно, иначе

отойти от Раневской было бы труднее, и мне пришлось бы и в

жизни ее еще долго играть. А на этих, для меня не столь

определяющих ролях я как бы "сбрасывала старую кожу".

Вот почему между большими ролями нужен перерыв для того,

чтобы освободиться от старого. Обычно о "проходных ролях"

говорят как о неудачах актера, но эти "неудачи" неизбежны.

Чтобы подняться на другую вершину, нужно спуститься с той,

на которой стоишь. А этот спуск актерам не прощают.

Единственное, что можно сделать, - это постараться, чтобы

"спуск" не затягивался.

Почему же все-таки, когда роль сыграна убедительно,

зрителям дается повод смешивать человеческую сущность актера

и результат роли? Дело в том, что, как я уже говорила, в кино

актер идет прежде всего от себя, ищет в себе самом черты своего

героя.

В детстве, когда характер не определен, можно с полной верой

в предлагаемые обстоятельства играть в различные игры, очень

быстро и легко переключаясь от сентиментальной игры в "дочки-

матери" на свирепых "казаков-разбойников". С возрастом эта

грань стирается. Подводится одна главная черта характера.

Мы рождаемся с индивидуальным "импульсом", от него

зависят наши внешние оценки и впечатления. Это, в свою очередь,

превращается в привычку, привычка диктует наши поступки,

поступки определяют

244

характер, а характер - это уже "коридор" судьбы. Чтобы

изменить судьбу, надо изменить характер, что практически

нереально. Поэтому, я думаю, люди с годами мало меняются.

Меняются только средства выражения. Для роли главное - очень

точно понять и очертить характер, а уж он будет диктовать

окраску поступков, манеру общения и т.д.

В своей профессии актер вынужден сохранять свойства

ребенка. Он должен, как в детстве, быть готовым к переходу от

одной игры к другой. Иными словами, оставить только

темперамент ("импульс") и забыть о своем характере.

Хороший актер прежде всего отличается гибкостью

психического аппарата. Актер должен заключать в себе целый мир

самых противоположных характеров. Только тогда можно

изобразить поступки людей, когда все психологические

предпосылки, вытекающие из того или иного характера, известны

тебе из собственнных наблюдений и переживаний. Понять челове-

ка - значит быть им, носить его в себе. Надо уподобиться тому

духовному миру, который хочешь постигнуть. Кстати, ведь и в

жизни так - поступки людей оцениваются только со своей

колокольни. Поэтому обманщик будет оценивать поступки

человека только с позиции обмана и т.д.

Актер не может иметь стабильный характер, иначе он будет

играть только себя. Понять человека - значит быть этим

человеком и вместе с тем быть самим собой. Для кого-то это

прописные истины, но научиться претворять это на сцене - очень

трудно. Талантливый актер объемлет в своем понимании гораздо

большее количество людей, чем обычный, даже очень мудрый

человек. В этом - отличие психики актера. Слабое отражение

духовного мира персонажа, лишенное яркости, плоти, реальности,

не позволит актеру играть великие роли великих классиков.

245

А что касается кино, я бы не советовала начинающим актерам

повторять мой путь - играть в кино разные характеры. Лучше

всего, по примеру голливудских звезд, проявить свой собственный,

а уж потом на него, как шашлык на шампур, нанизывать различные

образы - но собственный характер будет стержнем,

удерживающим от ошибок. Тогда от фильма к фильму маска актера

будет совершенствоваться и надолго останется в сердцах зрителей.

ОЛЬГА БЕРГГОЛЬЦ.

"ДНЕВНЫЕ ЗВЕЗДЫ"

Из письма к N:

"...Не люблю эту картину, уже в материале не любила, а когда

ее изрезали, разлюбила совсем. Видите ли, судьба фильма -

вопрос упрямства. Вот у Тарковского лежит на полке "Андрей

Рублев", а у Таланкина - "Дневные звезды". Тарковскому

говорят: вырежьте эту сцену, и картина поедет в Канн. Он не ре-

жет. То же говорят Таланкину. Он режет и пьет. Так продолжается

несколько лет. И "Андрей Рублев" потом едет в Канн, а Таланкин

выпускает изуродованное кино".

Не знаю, не знаю... Живу и не знаю, Когда же

успею, когда запою В средине лазурную, черную

с краю Заветную, лучшую песню мою... О чем

она будет? Не знаю, не знаю... А знает об этом

приморский прибой, Да чаек бездомных

заветная стая, Да сердце, которое только с

тобой...

Я не знала, что это стихотворение Ольги Федоровны

Берггольц. Кто его принес к нам домой и почему оно сразу

запомнилось и стало нашей домашней игрой - трудно объяснить.

Но если кто-нибудь у нас дома произносил слово "не знаю",

другой подхватывал его, и, перебрасываясь строчками, как мячом,

мы почти всегда доводили это стихотворение до конца.

247

Эти строчки были нашими, и мы, не стесняясь, распевали их на

разные голоса и мотивы.

Когда на "Таганке" стали репетировать "Павшие и живые",

мне казалось, что Ольга Берггольц - это моя роль, мне тогда

нравились ее стихи, мне хотелось их читать. Но в ранней

"Таганке" все роли отдавали Славиной, новеллу про Берггольц

получила она, а мы с Высоцким были заняты в новелле про

Гершензона. Но при приеме спектакля нашу новеллу выбросили,

и мы остались на маленьких эпизодах. Тем не менее, видимо, мое

желание, моя энергия притянули мне роль Берггольц в кино. И я

ее сыграла. Но и Высоцкий, кстати, после ухода из театра

Губенко получил его роли в "Павших и живых". Играл за него и

Гитлера, и Чаплина, превосходно читал стихи Гудзенко.

Когда на "Таганке" шли репетиции, мне хотелось знать все: и

как Ольга Федоровна живет, и кто ей помогает по хозяйству, в

чем она одета, как выглядит, как читает свои стихи... Мне

рассказывали о небольшой квартирке Берггольц в Ленинграде на

Черной речке, о тесном от книг кабинете, о новых стихах, ко-

торые читала Ольга Федоровна, и о простой женщине, которая,

стоя у притолоки в характерной позе, скрестив руки на груди,

невозмутимо подсказывала строчки стихов, если Берггольц их

забывала. Но вот как читает свои стихи Ольга Федоровна, мне

рассказать не могли...

Когда меня пригласили пробоваться в кинокартине "Дневные

звезды", я не удивилась и прошла весь длинный путь испытаний с

полной уверенностью, что это мое дело и, если меня не утвердят,

ошибку сделаю не я.

Повесть "Дневные звезды" я до этого не читала. К счастью,

Игорь Васильевич Таланкин - режиссер фильма, дал мне

сначала прочитать повесть, а потом уже сценарий. Повесть мне

понравилась, очень. После

248

нее сценарий показался грубым, ординарным, прямолинейным. Я,

не стесняясь, все это выложила Таланкину. Он со мной

согласился и сказал: "Ну что ж, будем эти барьеры преодолевать

вместе".

При первом знакомстве с киногруппой я читала стихи Блока.

На кинопробах я читала даже монолог Гамлета, но стихи

Берггольц с самого начала читать отказалась - не знала как. На

мне пробовали пленку, свет, костюмы, я терпеливо дожидалась в

коридоре, пока на эту же роль попробуется другая актриса -

пробовали почти всех актрис моего поколения. Я выиграла - не

потому, что была лучше или хуже их, а потому, что ни на минуту

не забывала, что это -мое дело.

Во время съемок я почему-то боялась встречаться с Ольгой

Федоровной Берггольц, а ей, конечно, хотелось взглянуть на

актрису, которая ее играет. Я под любым предлогом уходила с

площадки, когда приезжала Берггольц. Правда, приезжала она

редко - мы снимали то в Угличе, то в Суздали, то в Костроме.

Потом, после фильма, познакомившись с Ольгой Федоровной, я

поняла, что интуиция меня не подвела... Передо мной сидела

маленькая, миниатюрная женщина, с приятной картавостью. С

неожиданным взлетом рук к волосам, с чуть приподнятым

подбородком, с какой-то особенной зябкостью - не физической,

а душевной, будто бы нелюдимостью, но на самом деле - с иной,

более сложной общностью с людьми.

В начале работы, когда роль не сделана, когда перед тобой

"белый лист", ты сам - "белый лист" и не знаешь, за что

ухватиться. Вначале я, естественно, схватилась бы и за

картавость, и за взлет рук, и за угловатую манеру сидеть бочком

на диване, и за многое другое, что характерно и естественно в

Ольге Федоровне и противопоказано мне.

Я свою героиню искала в ее стихах и заметках, в схожести

биографий. Ведь при всей разности поколе-

249

ний можно найти что-то общее, одинаково волнующее,

тревожащее. Я искала свою героиню в себе, в своем настоящем, в

своих раздумьях о жизни, в воспоминаниях. У нее - голодное

детство с сестрой Муськой в Угличе, у меня с моей двоюродной

сестрой - эвакуация во Владимире.

Мы очень голодали во время войны: я помню, как мы сидим

с моей бабушкой, сестрой и несколькими беженцами за столом

под Новый год; на столе картошка, сухари и гнилая свекла. Мы с

сестрой не знали вкуса пирожных, но слышали про них. И вдруг

мы почувствовали, что едим что-то очень вкусное, похожее на

пряники или орехи. Я не знаю, что тогда произошло, может быть,

среди беженцев сидел гипнотизер, и он пожалел нас, может быть,

мы так поверили в свою игру, но я до сих пор помню ощущение

счастья от несбыточного в тот вечер. Я это чувство часто

вспоминала в работе на "Дневных звездах", в сценах, где вот так

же чудесно и необъяснимо, словно из небытия, из сказки, -

рождаются стихи.

Рождение поэтических образов... Как это играть? Мы

впервые с этим столкнулись. Я все донимала Таланкина: вот в

сцене, когда в моей зимней блокадной квартире появляется

Муська из детства и протягивает мне красное яблоко, как я это

воспринимаю - как галлюцинацию или как реальность?

- Как реальность, - отвечает Таланкин. - Оно пахнет

яблоком? - Конечно. - Но откуда вдруг у меня возникает это

ощущение реальности?.. - Не знаю. Как появляются стихи... Да,

действительно, я очень реально вижу Муську... Лестницу, по

которой мы с ней спускаемся... но каждая ступенька - как шаг в

пропасть - не знаю, есть там опора или нет... Есть! Дальше...

Дух захватывает. Открываются зимние двери подъезда, а за ними

- счастье: зеленый луг детского Углича и на нем - я и Муська,

а вокруг носится наша любимая собака...

250

Помните у Блока:

Случайно на ноже карманном Найди

пылинку дальних стран, И мир опять

предстанет странным, Закутанным в

цветной туман.

Снимается сцена на пароходе. Сегодняшняя, взрослая Ольга,

уже известный поэт, едет в Углич. Шлюз. Ольга стоит, опершись

о корму, и смотрит, как постепенно мокрая серая стена шлюза

становится все выше, выше - и переходит в такую же мокрую

стену камеры, где лежит Ольга и разговаривает с доктором Солн-

цевым. В тюрьме ее, беременную, били, у нее случился выкидыш,

после чего она никогда не могла иметь детей... А потом - опять

резкий возврат в действительность: на палубе молодежь твистует

под модную песню того времени, орущую из громкоговорителя:

"Будет солнце, будет вьюга, будет...", а старая Ольга сидит за

столиком в ресторане, небрежным жестом выпивает рюмочку

водки и так же полунасмешливо-полунебрежно пишет автограф

на только что вышедшем сборнике стихов. Она уже известный

поэт, ее узнают... Но как же сложен, трагичен был путь к этой

известности, к этой ее чуть рассеянной небрежности! Что это?

Наплыв воспоминаний? Нет. Стихи...

Задача была трудная. Нужно было сыграть не просто роль.

Нужно было заставить зрителя проникнуть в душевный мир

поэта в минуты творческого озарения. Связать настоящее с

прошлым, личное с общим. Словом, через жизнь поэта показать

вехи времени, когда трагедия личной судьбы сопрягается с

трагедией исторической. Проследить этот путь поэта от детских

стихов до "колокола на башне вечевой".

В драматургии фильма причудливо сочетались

воспоминания, видения и сегодняшняя жизнь героини. Такая

структура требовала полифоничного киновоплощения.

251

К счастью, на картине собрались талантливые люди. В

незнаемое мы шли вместе.

По техническим условиям тогдашней пленки нельзя было,

например, смешивать черно-белое изображение с цветным, а

Маргарита Михайловна Пилихина, оператор фильма, хотела

снимать блокадный Ленинград графично - в черно-белой гамме.

Поэтому эти сцены снимались на цветную пленку, а от цвета

избавлялись другими средствами: черно-белые костюмы,

специальный грим (серый тон - от которого шарахались даже ко

всему привычные люди на студии). Многие сцены, даже

павильонные, снимались на натуре, например: госпиталь,

блокадная квартира. Зима в ту пору была, как говорили, такая же

холодная и жестокая, как в блокадном Ленинграде. На одной из

съемок Маргарита Михайловна так отморозила нос, что лопнула

кожа. Была тысячная массовка, и она продолжала снимать. А

чтобы легче вести панораму, она, сидя на морозе, разувалась и

снимала перчатки. Это детали, но они характерны для нашей

группы - все работали самоотверженно.

...Ольга провожает мужа в ополчение и вместе с ним в колонне

идет по набережной. Кто-то запевает:

"Вставай, страна огромная! Вставай на смертный бой..."

И вот уже подхватывает вся колонна, и Николай, и Ольга.

Сосредоточенный ритм песни. Колонна за колонной. Тут и боль

разлуки, и приподнятость братской объединенности. И вдруг

сквозь музыку этого марша Ольга слышит другое. Вполне

реально! Она поворачивает голову: по другой стороне

набережной навстречу идет другая колонна; и песня и лозунги

гремят другие:

"Долой лорда Керзона!", "Лорду - в морду". И среди этих

Blog

Сегодня ночью я читала "Полторы комнаты" Бродского

Содержание