Королевская охота Часть 3

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   15

Виктории совсем не хотелось спать, но впечатлений было так много, что сознание притупилось, ища убежище в посторонних размышлениях. "Надо выкинуть пока из головы Уорни и Макса. Надо встряхнуться и найти дорогу в отель. Ну же, Вика! Ведь ты одна ночью, в городе кружащихся масок, почти босая, в театральном костюме, без документов и денег, без друзей и без права обратиться в полицию... -- ругала она себя, а перед глазами стоял образ спящего на ковре Максима. Боже, ведь она могла поговорить с ним! Идти в мужских ботинках, найденных в прихожей принца, было неудобно. Шаги в пустых переулках казались особенно гулкими, а эти как будто крались, следя за Викторией. Она прислушалась -- далеко слева еще гремела музыка увядающего карнавала, а совсем рядом, в темной подворотне кто-то затаился, подкарауливая жертву. Виктория замерла, слыша удары своего сердца и стараясь не зажмурить глаза. Ой! Из темноты стрелой вылетела кошка, обшаривавшая оставленные у дверей черные пластиковые пакеты с мусором, которые рано утром соберут специальные гондольеры. Кошка... Она облегченно вздохнула и почти бегом бросилась в ту сторону, откуда доносились звуки веселья.

Это оказалась небольшая площаденка, окруженная кольцом темных, притаившихся за ставнями домов. В ярком свете единственного прожектора несколько человек складывали тент темно-синего шапито и ряды алюминиевых разборных лавок. Из усилителя магнитофона неслась ставшая уже классической "Феличита". Счастливые голоса дуэта Пауэрс никак не вязались с озабоченным выражением усталых лиц.

Виктория подошла к патлатой девушке в черном обтягивающем трико и назвала свою гостиницу. Девушка пожала плечами и позвала парня. Он тоже недоуменно покачал головой. Тогда Виктория спросила про "Экзельсиор", дорогу от которого до гостиницы она хорошо знала. Оба собеседника согласно закивали и стали объяснять, махая в разные стороны руками.

Она долго плутала по узеньким улочкам, дрожа от ветра и стараясь выбирать более освещенные места и, наконец, поняла, что приближается к центру. Несмотря на быстрый шаг, Викторию колотил озноб, шелковая ткань длинного балахона совсем не грела, а страх и растерянность все усиливались. Шаги за спиной теперь слышались совершенно отчетливо, и если бы она не увидела полицейского, то не раздумывая, позвала бы на помощь. Но карабинеры патрулировали более людные места, где было не так уж и страшно.

Последние, самые стойкие приверженцы карнавала еще держали оборону, не желая смириться с окончанием праздника. Но их было уже совсем немного -- пьяно-бесшабашных, помятых, из последних сил толкущихся на пестрой от конфетти и мусора мостовой. К утру улицы будут выметены, помосты с гирляндами цветов, столы, прилавки, торговавшие напитками и сладостями, убраны, фонарики упакованы, в полицейских участках заведены кучи дел о пропажах, убийствах и хулиганстве, и город станет ждать следующей весны.

Совершенно неожиданно в той стороне, где и не предполагала, Виктория увидела светящееся название своего отеля и ринулась к знакомому подъезду. Но что-то удержало ее в десятке метров, заставив притаиться у стены противоположного дома. Ведь Уорни мог сбежать от телохранителей принца и теперь, возможно, поджидает в гостинице или на ее подступах, наблюдая за каждым движением жертвы. Рука Виктории машинально поднялась к шее, нащупывая спасительный крестик, но его не было и воспоминание о потере лишь прибавило страха. Конечно же, все вокруг сигналило ей о беде -- исчезнувший крестик, разбитые духи, "платье Дездемоны" с кровавым цветком под сердцем, укатившийся в темноту подвала агат Ингмара... Опасность бродила рядом...

Кто-то вышел из темноты прямо к ней. Виктория сжалась, приготовившись к удару. А ведь еще два дня назад она хвасталась Остину приемами самбо!

- Простите, синьора, мне кажется, вы заблудились? -- молодой человек стоял в двух шагах от нее, не делая попытки приблизиться. -- Вы говорите по-французски или по-английски?

- Спасибо, я уже нашла свой отель, -- ответила она и решительно шагнула к подъезду.

- Антония, ты!? -- окликнул парень в спину и Виктория тут же узнала этот голос.

- Жан-Поль! Господи -- это невозможно! -- она отчаянно бросилась к нему на груди, вцепившись в ткань спортивной куртки.

- Успокойся, успокойся. Тебя кто-то напугал, Тони? Да перестань! Видишь, я здесь дежурю специально, чтобы охранять Антонию от надоевших поклонников. Пошли, я провожу тебя в гостиницу, ты выбрала слишком легкий костюм! -- Жан-Поль, почувствовавший под тонким шелком обнаженное дрожащее тело, попытался слегка отстранить девушку, но она прижалась еще сильнее:

- Мне нельзя в гостиницу! Там засада.

Жан-Поль рассмеялся:

- Совместная операция ЦРУ и КГБ против Антонии Браун!

Он ласково погладил волосы Тони, ощущая, что его внезапное объятие начинает приобретать чересчур волнующий характер.

- Хватит, хватит! Утри нос и все толком объясни! -- Он тихонько оттолкнул ее, снял с себя куртку и, набросив на плечи девушки, протянул носовой платок.

- Нет, нет! Мы не должны выходить на свет! -- заметила она, останавливая его движение к отелю.

- Хорошо. Давай постоим тут и все обсудим. -- Жан-Поль увел Викторию за угол темного дома.

- Послушай, я не могу тебе все объяснить, но ты должен пойти в гостиницу и вызвать ко мне Шнайдера из девятнадцатого номера. Только так, чтобы никто не слышал -- это очень серьезно, -- с мольбой посмотрела на него Виктория.

- Отлично. Я быстро -- стой тут, -- он в три прыжка преодолел расстояние до входа в гостиницу и через минуту появился снова -- один.

- Господин Шнайдер уехал.

- Не может быть! Куда?

- Он забрал багаж и оплатил номер. Час назад. Записки не оставил.

- Что ж мне теперь делать? Ничего не понимаю... Это они, они убрали Артура...

- Ты насмотрелась криминальных фильмов, Тони. Или кто-то украл у маэстро Лагерфельда новую коллекцию?

- Послушай, Жан-Поль, я уже совсем спокойна. Я не пьяна и не сошла с ума. Понимаю, что не должна тебя впутывать в эту историю, но мне некого просить о помощи, -- Виктория посмотрела на него молящими глазами.

- Впутывай! В любую историю -- я только этого и жду и даже не смел мечтать о таком счастье. Блуждал здесь всю ночь, кружил по переулкам за белой фигурой, в которой по каким-то неясным приметам угадал тебя, ... не решаясь надеяться, что вместо короткого эпизода буду награжден целой "историей"!

- Это действительно опасно. Ты даже не можешь себе представить, как все запуталось... Я ничего не могу объяснить и сама мало что понимаю. Но знаю одно -- мне надо поскорее оказаться дома, на Острове.

- Я отвезу тебя в аэропорт и провожу во Францию, вручив прямо в руки родителей. Но надо переодеться...

- А еще -- достать документы и деньги! -- добавила Виктория. -- Совершенно ясно, что в отель возвращаться нельзя.

- Давай пойдем к тебе в номер и я покажу, что такое черный пояс в каратэ. Мы раскидаем твоих преследователей и удерем с чемоданом, -- предложил Жан-Поль.

- У них есть оружие пострашнее пистолетов, -- она вспомнила об укусе заразного Лиффи.

- Тогда пригласим карабинеров -- они только и ждут работы!

- Нет. В полицию мы не пойдем.

- Я все, кажется, понял. Пожалуй, это, действительно, самое лучшее, на что я мог рассчитывать. -- Жан-Поль стал в позу Бельмондо, изображающего одного из своих мужественных "профессионалов". -- Положись на меня, детка. И завтра ты сможешь обнять свою маму!

.

3

..Жан-Поль приехал в Венецию утром. За неделю до этого он узнал, что здесь состоится парфюмерная презентация, на которую Дюваль приглашен как постоянный компаньон "Дома Шанель", но поехать не сможет -- Мари сломала ногу, гоняя на мотоцикле. Узнал и о том, что на презентации будет Тони.

Жан-Поль, научный сотрудник лаборатории генных исследований в Парижском университете, срочно выехал на конференцию в Милан, решив, что это перст судьбы -- пространство само приближает его к Антонии. Надо сделать лишь один шаг -- взять напрокат автомобиль и покатить к "жемчужине Адриатики".

Он, собственно, ни на что не рассчитывал, потолкавшись у "Экзельсиора" в стайке зевак, караулящих прибытие знаменитостей и разузнав от пронырливого фотографа, в каком отеле остановилась Антония Браун. Жан-Поль проторчал на площади у гостиницы два часа и его терпение было вознаграждено: счастливчику удалось увидеть облаченную в вечерний туалет Антонию, шествующую к гондоле под руку с Артуром. Потом он потерял след, не догадавшись двинуться к Palazzo d'Roso. А вечером снова дежурил тут. Не понятно, как ему удалось пропустить Шнайдера, но зато интуиция прекрасно сработала, угадав под прикрытием белого балахона фигурку Тони. Она кружила в переулках вокруг отеля, явно чего-то опасаясь, и Жан-Поль шел следом, все еще сомневаясь, что плутающая в одиночестве по ночному городу девушка и есть Антония. Теперь же дар судьбы оказался настолько велик, что его невозможно было оценить: они вдвоем попали в романтическую переделку и Жан-Полю предстоит стать защитником и спасителем Антонии.

Окрыленному везением Дювалю удалось быстро доставить девушку на автовокзал, где в камере хранения лежала его сумка, содержащая свитер и брюки. В них и переоделась Виктория в кабинке дамского туалета. За это время Жан-Поль закупил огромный пакет еды в привокзальном ночном универмаге и еще вязаный шарф с перчатками и носки для своей озябшей дамы. Они встретились, как договорились, у газетных автоматов -- прижимающий у груди пакеты с покупками Жан-Поль и бледная, всклокоченная девушка. Виктория в пестром свитере, с наскоро скрученными на макушке волосами, с еще припухшими от недавних слез губами, без косметики, шпилек и сногсшибательных туалетов, показалась ему настолько прекрасной и близкой, что от смущения вспыхнули щеки, а из рук выскользнули пластиковые пакеты. Они вместе кинулись собирать рассыпавшееся, стукнулись лбами и рассмеялись. Минувший кошмар показался Виктории не более реальным, чем чудовища из мультипликационного фильма.

Она чувствовала себя исключительно счастливой в то время, как они отыскивали на стоянке автомобиль Жан-Поля, забрасывали на сиденья свертки, а потом Жан-Поль с возгласом "Ой!" -- вытащил из пакета пушистый шарф и набросил на плечи Виктории.

- Извини, это, конечно, не натуральная шерсть. Выбор там небольшой. К тому же и с обувью у тебя не все в порядке, на мой непросвещенный взгляд. Натяни хотя бы носочки, а завтра мы купим что-нибудь более приемлемое.

- Нет! -- Виктория прижала к груди мягкую ткань. -- Никогда в жизни у меня не было лучшего шарфа... Это как раз то, о чем я мечтала.

С безразличием чужой фотографии она "пролистнула" в памяти сразившую некогда "картинку" -- Костю Великовского, окутывающего шарфом шею своей девушки. "Всему свое время", -- упорно повторяла тетя Августа, обещавшая Виктории наступление ее звездного часа. И вот он пробил, будто специально прихватив детали из разбившихся иллюзий прежней жизни.

- Ну, мадемуазель, пристегнитесь и фиксируйте маршрут. Куда прикажете доставить -- прямо на Остров или вначале заедем в Париж к жениху? -- грустно пошутил Жан-Поль. -- Поздравляю с хорошим выбором. У тебя теперь будет личный кутюрье...

И поскольку Виктория не реагировала на эти намеки, переменил тему:

- Я сейчас обитаю в Милане. Уже три дня там идет супер-научная конференция. Шеф позвал с собой и я согласился -- мелькнула мысль побродить по Венеции и выполнить кое-какие поручения отца. Он должен был представительствовать на вашем празднике, но сестра сломала ногу... В общем -- приехал я... Конечно, из Америки я бы не собрался, но подвернулась поездка в Милан -- а здесь-то совсем рядом. Мой шеф Мейсон Хартли произвел сенсацию на этой представительной встрече своим сообщением. Хартли -- очень крупная фигура в области генных исследований... Не поверишь, но он чем-то сильно напоминает дядю Йохи, к тому же они давние друзья... Мне страшно повезло, что пришлось работать с Мейсоном!

- Я помню, Хартли взял тебя ассистентом еще с третьего курса. После этого вы сразу сделали потрясающее открытие, внедрив в организм ген вместе с вирусом...

Жан-Поль резко вывернул руль, чуть не зацепив бампером идущий рядом автомобиль.

- Ого! Не ожидал! Ты читала мои письма?!

- Конечно. Их у меня целая коробка, можно издавать отдельным томом. Я все про тебя знаю.

- А почему ты ни разу не ответила? Не намекнула хотя бы, что я пишу не в пустоту, что ты существуешь на самом деле, а не в моих литературных вымыслах? -- вскипел Жан-Поль, пораженный известием, но тут же осекся. -- Прости. Я никак не ожидал такого... Ведь из-за твоего молчания я позволил себе написать столько глупостей! Боже, какой стыд... -- Он поправил очки тем механическим жестом, которым всегда скрывал замешательство.

- Так куда мы, собственно, едем? Насколько я понимаю, у тебя нет никаких документов... Как же мы купил авиабилет?

- Прошу тебя, Жан-Поль, не надо сейчас ехать в аэропорт. И, пожалуйста, не задавай сейчас вопросов, ладно? Я и сама запуталась, надо во многом разобраться... Было бы хорошо мне остаться в какой-нибудь маленькой гостинице, откуда я смогу позвонить домой, -- предложила Виктория.

- Отлично. Сдается мне, что ты просто не торопишься возвращаться к Феликсу и придумываешь страшные детективы... А на самом деле -- хочешь побыть в моем обществе, -- пошутил Жан-Поль, заметив панический страх девушки. Но она не рассмеялась и даже не улыбнулась. А лишь потуже затянула на шее подаренный шарф.

- Я действительно счастлива, что встретила тебя сегодня... Эх, если бы можно было, в самом деле, сбежать от всего этого... Куда-нибудь на край света... Ты не представляешь, насколько все серьезно... Сегодня ночью меня чуть не убили...

- Не надо бояться. Все позади -- я рядом, а кругом -- полно представителей правопорядка! Смотри, мы только что проехали полицейский пост. А теперь подберем симпатичный отельчик. -- Жан-Поль, свернув с основной трассы, петлял по улочкам небольшого селения, и вдруг затормозил у двухэтажного дома, над входом в который скромно светилась вывеска: "Отель королевские львы" -- Подойдут нам львы?

- А где мы? -- засомневалась Вика.

- Не знаю точно. Нам удалось отмахать сто километров на северо-запад и, надеюсь, оторваться от преследования. По-моему, в такой ранний утренний час мы можем представиться здесь только как супруги. -- Жан-Поль насмешливо посмотрел на девушку и серьезно добавил. -- Но если ты возьмешь отдельный номер, мне придется спать под твоей дверью в качестве добровольной охраны.

"Достаточно на сегодня спящего под дверью Максима", -- подумала Виктория и сказала:

- Мне-то, думаю, все равно не уснуть, в супружеском ли номере или в коридоре.

У них оказалась крошечная комната с двумя кроватями, деревянным шкафом, разрисованным синими букетами и с биде за занавеской.

- Можете располагаться как дома, прелестная синьорина Браун. Через пару минут прибудет ужин, Если честно, я был голоден еще десять часов назад, -- сказал Жан-Поль, с тревогой наблюдая за уставшей, какой-то потерянной девушкой. "И что, в самом деле, так напугало ее?" -- думал он, доставая пакеты из багажника.

Уже скрываясь за дверью гостиницы, он краем глаза заметил проезжающий по пустому предутреннему городку автомобиль. Черный "фиат" остановился у противоположного дома. Мотор затих, фары погасли, но никто не вышел на притихшую улочку. Жан-Полю показалось, что за зеркальным стеклом он различил мужские силуэты.

"Глупости! Вот и я заболел шпиономанией. Наверняка, какая-то парочка зарулила в темный переулок", -- убеждал себя Жан-Поль, поднимаясь на второй этаж.

- А вот и заказанный ужин! -- изображая официанта, он вошел в комнату.

Свет горел, а на кровати, не сняв покрывала и не раздевшись, лежала Тони. Она свернулась в клубок, на шее узлом затянут полосатый шарф. Находящийся во власти ужасных домыслов, юноша рванулся к постели и который раз за этот день мысленно упрекнул себя за придуманные страхи. Девушка спала, бесшумно дыша приоткрытым ртом. Совсем тихо, чтобы не разбудить, Жан-Поль укрыл ее своим одеялом и робко коснулся рассыпавшихся завитков.

Он собирался сторожить сон Антонии как верный рыцарь, пристроившись рядышком в кресле. Он, обмирая от умиления, разглядывал ее ухо, розовеющее в спутанных волосах, ладошку, подсунутую под щеку, он мечтал и воображал, сочиняя прекрасные сказки...

...Виктория проснулась от голосов за окном. Было уже девять часов, у подъезда гостиницы рабочие выгружали из фургона ящики с зеленью. Черной машины, напугавшей Жан-Поля, на улице не было.

До чего же нелепыми кажутся утром ночные страхи! Даже таким сереньким и полным неопределенности утром, забросившим двух неведомо о кого скрывающихся людей в чужой городок.

- Здесь нет международного автомата. До телеграфного пункта тридцать километров, -- доложил Жан-Поль, разведавший у портье ситуацию.

Он проснулся раньше Виктории, мучимый неопределенностью и ответственностью за свою спутницу. Во всяком случае, так объяснил себе Жан-Поль причину сумбурного полусна, в который проваливался ненадолго в утренние часы. На самом же деле -- ни рассудок, ни чувства юноши не могли примириться с быстротечностью счастливой ситуации: Антония рядом, она тихо спит на расстоянии вытянутой руки, а через несколько часов, вероятно, уже будет лететь в Париж, в то время как он отбудет на другой континент. Может, эта встреча, чудесно подстроенная судьбой, единственный шанс объясниться с ней? Рассматривая тревожно спящую девушку, Жан-Поль почти физически ощущал, как уходит подаренное ему случаем время.

Выяснив, что необходимого телефона здесь нет, он даже обрадовался -- их совместное путешествие затягивалось, оставляя смутную надежду: а вдруг, вопреки очевидному, Тони не рассмеется ему в лицо, выслушав признание (если он, конечно, решится на него) и н переведет тактично разговор на ждущего ее в Париже жениха? Вдруг он далеко не безразличен ей, а ее молчание все эти годы имело какую-то иную причину -- ведь не выбрасывала же она его стихи и письма, запоминая всякие мелочи... Так или иначе, Жан-Поль убедил себя сделать решительный шаг: прежде, чем о посадит Антонию в самолет, она будет знать о его чувствах все.

- Необходимый нам телефон находится почти поблизости -- полчаса езды по незнакомой дороге -- и мы у цели, -- Жан-Поль не мог скрыть радости от того, что их поездка затягивалась. Но Тони явно не разделяла его настроения. Она выглядела уставшей и чем-то сильно обеспокоенной, почти не притронувшись к еде и не поддерживая шуток старавшегося расшевелить ее спутника.

- Э, да ты совсем скисла! Что за неверие в возможность всесильного господина Брауна? Не сомневаюсь, отец быстро справится со всеми проблемами и великолепную А. Б. будут встречать у трапа самолета с распростертыми объятиями. Ведь твою личность установить не сложно -- достаточно обратиться к любому прохожему и он не сомневаясь назовет заветное имя.

Девушка посмотрела на него испуганными блестящими глазами и стала заворачивать на шею длинный шарф, словно пытаясь спрятаться в него. Только теперь Жан-Поль заметил, что она дрожит.

- Дорогая моя, да у тебя жар! -- он тронул ладонью ее лоб. -- И как это я до сих пор не понял -- кутаешься в одеяла, спишь в свитере и еще румянец во всю щеку! Вот, думаю, что значит настоящая красота -- без всякой косметики на рекламу просится... -- Жан-Поль задумался и погрустнел. -- Хорошо, приключения отменяются. Тебе действительно надо скорее вернуться домой. Жди меня здесь, а я быстренько найду телефон и поговорю с твоими родителями.

- Нет! -- Виктория решительно преградила путь устремившемуся к двери юноше. -- Я должна поговорить с отцом сама... Мне не так уж плохо. Я еду с тобой.

- Ладно, -- легко согласился Жан-Поль. -- В ближайшей аптеке купим аспирин и что-нибудь еще. Пожалуй, ты вчера была слишком легко одета.

Он вздрогнул, вспомнив легкую шелковую кань и теплое обнаженное тело под ней.

Они спешно покинули отель и Жан-Поль развернул карту, ища указанный ему городок.

- Ничего, постараемся добраться минут за двадцать. Только бы не запутаться -- здесь так много похожих названий и все "королевское". Смотри -- "королевский двор", "королевские ворота", "королевская поляна", "Королевская кровать". Брр! -- Жан-Поль нажал на газ, разворачиваясь к северу...

Виктория хорошо знала это ощущение -- полуяви, полусна. Хотя последние годы она стала забывать о днях, проведенных в больнице Динстлера после травмы головы, теперь воспоминания вернулись, окутывая холодом отчаяния. Она была абсолютно бессильна, не имея права рассказать правду Жан-Полю и даже то, что е надеялась на быструю помощь Остина. Ведь настоящая Антония Браун уже в Париже, а значит "дублерше" придется скрываться в тени... И почему только именно сейчас, в этой опасной и запутанной ситуации на ее пути оказался Жан-Поль!

Сколько раз Виктория придумывала эпизоды своей встречи с Дювалем, варьируя обстоятельства. Неизменным оставалось лишь одно условие -- она должна встретиться с ним под собственным именем, не используя двусмысленное прикрытие Антонии. Она теперь и сама кое-что собой представляет, да и лицо, заполученное чудом, уже не кажется чужим. Но как донимает жестокий озноб и кружится голова, обрывая нить размышлений!

Жан-Поль затормозил у придорожного мотеля.

- Здесь должна быть аптечная лавка. Подожди минутку. Я быстро. -- Он подхватил сумку и легко коснувшись тыльной стороной ладони щеки Виктории, захлопнул за собой дверцу. Он уже знал, что так и не сумеет признаться Антонии, упустив исключительную возможность. А значит, не стоит выдавать себя невольными горячими взглядами.

"Прекрати морочить себе голову, господин сочинитель! Хватит бегать с сачком за экзотическими бабочками. У Тони есть жених и она ничем не обнадеживала тебя, олух!" -- твердил он себе, покупая лекарства в аптечном киоске У прилавка прессы он остановился, обратив внимание на снимок Тони в одной из газет и подумал, как удивился бы продавец, узнав, что эта "мисс Венеция", запечатленная в сказочном наряде Лагерфельда с сияющим флаконом в руке, находится совсем рядом, в стоящей на противоположной стороне шоссе вон той темно-зеленой неприметной машине. Жан-Поль с тоской посмотрел на автомобиль, показавшийся сквозь витринное стекло чужим и далеким. Увы, как ни обманчива иллюзия, Тони так же недосягаема для него, как и для этого итальянского паренька.

То, что произошло в следующую секунду, не могло быть правдой. Яркая вспышка, отбросившая Жан-Поля к стене, вдребезги разнесла витрину и разорвала на куски зеленый автомобиль. Как в затянувшемся сне он увидел распластавшегося на полу продавца, закрывающего руками кудрявую голову и разлетающиеся от взрывной волны газетные листы. "Тони!"

Вместе с кричащими людьми Жан-Поль выбежал на улицу и окаменел, чувствуя, что теряет сознание. На месте взрыва, чадя черным дымом, горели останки автомобиля. Он рванулся к огню, пронзительно завопила какая-то женщина и чьи-то сильные руки, подхватив его под локти, отбросили в сторону.

- Бежим, бежим отсюда! Скорее, Жан-Поль, прошу тебя! Мне нельзя попадать в полицию... -- Его трясла за рукав насмерть перепуганная, но совершенно невредимая Антония. -- Да бежим же! -- Она потащила его в сторону от собирающейся на месте происшествия толпы, ошеломленного, все еще не смеющего оторвать взгляда от страшного места.

Оказавшись на соседней улочке они остановились перевести дух. Со стороны шоссе доносились завывания сирены и несло едкой гарью. Виктория без сил опустилась на камень у стены какого-то сарая. Ее колотила дрожь, а Жан-Поль, вдруг с облегчением осознавший, что все это, конечно же, сон, не имеющий к действительности никакого отношения, смотрел в сторону взрыва с бесшабашной веселостью.

- Вот и отлично! Теперь бандиты успокоятся, уверенные, что уничтожили нас. А мы сбежим прямо у них из-под носа! -- Оглядевшись, Жан-Поль скрылся за углом и поманил оттуда девушку. -- Иди-ка сюда, дорогая, ковер-самолет ждет нас!

Через пар минут они ехали в чужом автомобиле в неизвестном направлении.

- Я выбираю узкие дорожки, самые крутые проезды, самые нехоженые тропы и скоро мы доберемся в наш уютный охотничий замок!

Позже, вспоминая этот день, Жан-Поль будет задавать себе один и тот же вопрос -- что заставило его так просто, без тени колебания угнать чужой автомобиль, что подсказывало дорогу -- безумие, вызванное шоком или проснувшийся в экстремальных условиях авантюризм? Что за бесшабашная удаль вела его в неизвестность, в чужой стране, в краденом автомобиле с больной девушкой, не имеющей ни документов, ни желания общаться с полицией? Удача, случай, везение? А может быть, им покровительствовали совсем иные силы?

- Я знаю, это они подложили в мою машину взрывчатку. Те самые, что караулили нас у гостиницы. И поставили часовой механизм на десять утра, рассчитав, что в это время мы будем уже в пути, -- с уверенностью заявил он Антонии. -- Я чудом избежал удара, выйдя на минутку в аптеку. А тебя, конечно, спас Ангел.

- Если охотится черт, спасти может только Ангел, -- задумчиво и внятно произнесла Виктория, откинувшаяся в кресле с полузакрытыми глазами. -- Никогда бы не подумала, что добрые силы могут выступать в обличье рвотных спазмов... Меня мутило с утра, да и сейчас тоже... Но там, у ресторана, так пахло жареным... Когда ты вышел, я пулей вылетела в кусты, побоявшись запачкать автомобиль. Ух, как же мне тошно вспоминать сегодняшний завтрак! -- она стиснула зубы и отвернулась.

- Что мы ели? Холодного цыпленка и сыр, которые я купил на вокзале ночью. Придется поставить им памятник... Нет, лучше я напишу в их честь оду. Ведь... Боже, до меня только сейчас дошло... -- Жан-Поль затормозил у обочины повернул к Виктории изумленное лицо. -- Мы же были на полшага от смерти... Мы были совсем рядом с ней!

С минуту они смотрел друг на друга, пытаясь понять смысл происшедшего, но не смогли.

- Едем, -- сказала Виктория.

- Куда?

- На край света.

Оставив позади поселок, Жан-Поль направил автомобиль к лесистым холмам, не отмеченным признаками цивилизации. День обещал быть дождливым. Ранняя зелень теряла под насупленным, готовым разразиться дождем небом свою радостную, легкомысленную яркость. Весенний пейзаж итальянской провинции сквозил осенней некрасовской грустью.

Старенький "фиат" с натугой взбирался по посыпанной серым гравием дороге, в баке, как ни странно, плескался бензин, а встречных машин вообще не было. Похоже, они действительно выбрались на край света. Виктория молчала, печально глядя поверх приборной доски и поминутно проваливалась в дрему. Ее затылок беспомощно покачивался на низком подголовнике, пересохшие губы пытались что-то произнести.

- Пора тормозить, иначе мы вырулим прямо к Вероне. Путешествие становится все интереснее... Как ты себя чувствуешь, Тони? -- но она не ответила и Жан-Поль почему лишь теперь по-настоящему испугавшийся, решительно свернул к виднеющейся на холме деревушке.

Когда они подъехали к стоящему на отшибе деревянному дому, крытому старой черепицей, начал накрапывать дождь. Тони все еще дремала. Обследовавший местность Жан-Поль установил, что три дома, из которых состояла деревня, давно покинуты жителями. Это был всего лишь заброшенный хутор. Несколько секунд он потоптался у запертой калитки, присматриваясь к мрачно-насупленному забытыми ставнями дому, поправил очки, послушал шелест дождя, и со вздохом перемахнул через покосившийся плетень, едва заметный в зарослях прошлогоднего бурьяна...

- Ну вот, Тони, апартаменты не натоплены и праздничный стол не ждет нас. Пожалуй, я поступил опрометчиво, отпустив прислугу. Зато в "охотничьем замке" никто не сможет нарушить наше уединение. А хозяйством мне придется заняться самому. -- Жан-Поль посадил плохо соображающую Викторию на покрытый пестрым домотканым ковриком диван и направился к печи.

Все здесь свидетельствовало о заброшенности -- затхлый мрак с обвисшими клочьями старой паутины.

- Где мы? Я, кажется, продремала всю дорогу. -- Она с силой потерла руками пылающий лоб. -- Пора выпить спасшие нас уже однажды лекарства. Болеть мне сейчас совсем н к чему... А здесь и вправду мило... Окна закрыты и есть печь... Как тебе удалось взломать дверь?

- Отковырял железкой ржавую петлю. Она еле держалась -- нам просто везет. Чудо, что я отправляясь за лекарствами, прихватил с собой сумку -- в ней не только деньги, но и мои документы. -- Жан-Поль высыпал на круглый непокрытый стол свое имущество.

- А это, девочка, для тебя. Аспирин, витамины и еще какие-то таблетки. -- Жан-Поль огляделся, рассматривая владения. -- Да, здесь не просто будет обжиться. Я даже не знаю, где искать воду. А если честно признаться, до сих пор не в курсе, как готовить яичницу.

- Вряд ли тебе придется этим заниматься, я что-то не заметила кур. Похоже, селение давно вымерло. Воду следует искать в колодце, насколько мне известно из литературы, а дрова хранят в сараях!

Действительно, руководствуясь литературным опытом, очень скоро Жан-Поль принес ведро воды и радостно сообщил:

- В чулане полно дров, значит, будет и тепло, ведь печь на вид вполне крепкая.

- Ты можешь проглотить лекарство и немного отдохнуть, пока я съезжу за едой, -- сказал Жан-Поль, вдохновленный своими успехами в растопке печи. Он даже заслонку не забыл выдвинуть, помня о трагической истории четы Золя.

- Нет! -- испуганно вскочила Виктория. -- Не оставляй меня здесь одну! Я совершенно не голодна. Тебе нельзя уходить -- они могут прийти опять!

- Я с нетерпением жду, когда ты мне все же объяснишь, от кого мне предстоит защищать свою даму... Честно говоря, эта шутка со взрывом не в стиле ревнивых поклонников. При всем моем уважении к темпераменту твоих фэнов, думается, здесь что-то другое.

- Не знаю, кто преследует нас, честное слово. Там, в Венеции это был Клиф Уорни. Он выкрал меня и увез в мешке прямо с бала... Под носом у гостей и пропавшего куда-то Шнайдера.

- Не подумал бы, что Уорни столь романтически настроен -- похищение на балу! Восхитительно старомодно. Вероятно, он помешался от любви, узнав о твоей помолвке.

- Клиф -- сумасшедший, это точно. Ты даже не представляешь, какую месть он задумал для... --Виктория чуть было не сказала: "для Антонии Браун", но вовремя спохватилась. -- Он избрал жуткую месть, -- она вздрогнула от гадливости, вспомнив обнаженного фавна, его покрытую струпьями голову и ядовитый укус. Пальцы сами коснулись шеи в том месте, куда прижимались его губы.

- Меня чудом спас один паренек... в общем, он мой давний друг. Но мне пришлось сбежать.

Жан-Поль примостился на стуле, против дивана, развернувшись так, чтобы помешивать в печи прогорающие поленья и одновременно наблюдать за девушкой. Ее речь переходила в сонное бормотание, веки тяжело опускались

- Я должна была уйти из его дома... потому что... Я люблю своего брата... Мы вместе купали блохастого щенка... -- Виктория уснула, поджав колени и припав головой на подлокотник дивана.

"Милая, чудная, невероятная", -- думал Жан-Поль, жадно вглядываясь в спящее лицо, стараясь запечатлеть в памяти эту фантастическую картину: тонущая в полумраке деревенская комната с пляшущими по углам тенями от горящего в печи пламени, громада старого деревянного шкафа, возвышающегося над диваном со спящей девушкой и замершие на стене ходики. Кукушкин домик с пучком засохших еловых веток, подсунутых под "крышу" и чугунными шишками вместо гирь. На темно-зеленых выгоревших обоях сохранились овальчики и квадраты от унесенных хозяевами фотографий. Жан-Поль поднялся, осторожно, стараясь не потревожить спящую, перетянул цепочку с шишкой и качнул маятник. Часы пошли, оставалось лишь поставить стрелки. Но их почему-то не оказалось.

Равномерное тиканье ходиков успокаивало, навевая воспоминания. Что за нелепый однобокий "роман"! "Та бабочка, которой невдомек о беге крови под атласной кожей..." Да, с этих пустяшных четверостиший все и началось там, у Динстлера. А может, раньше -- еще на Острове, когда шустрая длинноногая хохотушка сунула за шиворот серьезному естествоиспытателю маленькую древесную лягушку... Теперь Антонии принадлежат десятки стихов, да и все, что он сделал в науке. Все -- ради нее. "Все для тебя. С тобою все в разлуке..." -- начал он бормотать сонет, уже жужжавший в голове, и вдруг смущенный его двусмысленностью понял, что должен сейчас же рассказать спящей Тони то, о чем умолчали его письма.


4

...В университете Дюваль сразу попал в категорию преподавательских "любимчиков" -- деликатный, застенчивый паренек явно не из породы подхалимов и сплетников. Это поняли довольно скоро и его однокурсники, смирившиеся с безучастностью Дюваля к "неформальным" проявлениям молодежной студенческой жизни. Правда, он занимался спортом и даже делал успехи в каратэ -- но как-то незаметно, не кичась полученным черным поясом. Он отличался на диспутах и научных конференциях, не проникаясь гордыней. Похоже, у Дюваля начисто отсутствует тщеславие. Даже когда он еще на третьем году обучения стал ассистентом Мейсона Хартли -- светила мирового масштаба, об этом узнали очень немногие.

На студенческих тусовках Жан-Поль не блистал. Не игнорировал развлечений, но и не усердствовал в них. Вначале многие девушки "положили глаз" на воспитанного, застенчивого юношу, в облике и манере поведения которого проглядывались породистая доброжелательность и спокойная, без кичливости и бахвальства, уверенность в себе. Но дальше дружбы отношения с прекрасным полом у Дюваля не заходили.

"Невинен до противного! Так и хочется подпортить твою репутацию!" -- не раз делал заходы вокруг моральной устойчивости Жан-Поля его сосед по комнате Айви Шор, ведущий в университете полноценную мужскую жизнь. Настолько активно, что в списке его пассий уже числились все мало-мальски привлекательные особы. Айви взялся патронировать робкого Дюваля, поставляя ему симпатичных крошек из "личного гаража", но чем больше он усердствовал, тем более запирался в своей неприкосновенности Жан-Поль. Мечтательность юного ученого, крапающего по ночам длиннющие письма, наверняка эротического (по мнению Айви) содержания, грозила перейти в закомплексованность.

И тут появилась Сандра Уэлс. Собственно, она с самого начала маячила в поле зрения Дюваля в виде ассистентки на кафедре биофизики. Маячила основательно -- такую трудно было не заметить: крепкая блондинка с белым пушком на сильных дочерна загоревших ногах, рассыпчатым шлемом прямых льняных волос и смеющимся, призывным ртом. Но Жан-Поль умудрился не заметить все это и даже после того, как Сандра, взявшая шефство над новичком, стала засиживаться с ним в опустевшей лаборатории. Он не замечал ничего, кроме пробирок с выращенной культурой вируса. Сандре просто повезло, что ее культура произросла как-то необыкновенно бурно, что привело Жан-Поля в возвышенное настроение. Он позволил увезти себя в преподавательскую квартирку ассистентки Уэлс, находящуюся на территории университета и напоить горячим кофе с коньяком.

Видимо, коньяка в приготовленном Сандрой напитке было достаточно, чтобы скромник Дюваль, распоясавшись, стал читать стихи о любви, предназначавшиеся, конечно, другой. Какое это имеет значение, если другая -- за тридевять земель и скорее всего вообще придумана, а она, Сандра, -- здесь, живая, горячая, знающая толк не только в вирусологии. Ну что за прелесть был этот мальчик! Он и не подозревал, сколь очаровательна таящаяся в нем смесь пылкости и сдержанности, рыцарского самоотречения от плотских радостей ради далекого идеала и жадный, далеко не хладнокровный, интерес к жизни.

А в плотских радостях у юного поэта наверняка обнаружится необычайный талант. Сандру не проведешь -- она знала, что такое настоящая мужская сексапильность. Иные прилипалы ни одной задницы не пропустят, чтобы не облапить с авансом: "Я тебе, крошка, такое покажу!" А на поверку -- пустой звон. Целомудренная сдержанность Жан-Поля при яркой, мужественной красоте так и манила к разгадке: по-видимому, ему было что скрывать помимо научного и спортивного темперамента.

Сандра устроила в комнате непринужденный полумрак и включила тихую музыку. Классика, само собой разумеется, Шопен. Поставила на столик две рюмки, вазу с персиками и бутылку мексиканского вермута, обладавшего, как она убедилась, особыми свойствами.

- Мне что-то грустно сегодня. Эта удача с нашей вирусной культурой так окрылила меня... Но знаешь, в праздники чувствуешь себя особенно одинокой... Выпьем-ка за удачу Мейсона Хартли и его самоотверженных сподвижников! -- она проследила, чтобы Жан-Поль осушил рюмку и протянула ему персик. -- Спасибо, что заехал. Не люблю хандрить.

Он, конечно, как чуткий человек, сразу пришел на выручку, стараясь поднять дух опечаленной коллеги.

- Ты всегда заразительно весела, Сандра. От тебя исходит уверенность... сила, красота, -- Жан-Поль покосился на клени Сандры. Она удобно расположилась в кресле, поджав ноги и позволив мини-юбке исчезнуть из поля зрения.

- Мейсон однажды сказал... У него там что-то не ладилось и он шепнул: это от того, что на мисс Уэлс сегодня одеты брюки. -- Жан-Поль смущенно улыбнулся. -- У нас вся лаборатория отдыхает взглядом на твоих ногах.

- Только на ногах? -- притворно надулась Сандра, выпятив грудь. -- Как-то еще в школе я получила титул "мисс Бюст". В шутку, конечно. У нас была достаточно пуританская школа. Что не мешало развиваться моим округлостям.

Сандра подперла ладонями подбородок и пристально посмотрела на Жан-Поля.

- Ты похож на какого-то известного поэта прошлых веков... Да, я не сильна в истории словесности, но помню портрет... Ну-ка распусти волосы!

- Ай, мне лень стричься, вот я и ношу "косу", -- застеснялся Дюваль, но развязал шнурок. По плечам рассыпались густые шелковистые пряди и впрямь придавшие ему сходство с неким романтическим героем.

- Я поняла! Ты напоминаешь мне "Горца", -- ну, этого героя телесериала, -- обрадовалась Сандра и попросила: -- Прочти пожалуйста, еще о любви. У тебя прекрасные стихи. Только сними очки -- здесь и так темно.

Жан-Поль послушался, сунув окуляры в верхний кармашек клетчатой рубашки. Окружающее расплылось, утратив четкие очетаия реальности. Он припоминал свои стихи, отправленные Антонии, иногда сбиваясь, нащупывая в памяти нужную строчку. И видел перед собой внимательное прелестное лицо, манящие, совращающие глаза.

Сандра сама подошла к Жан-Полю, присела на подлокотник кресла и, сжав ладонями щеки, внимательно посмотрела в глаза, в глубине которых метнулась паника.

- Не надо меня бояться, -- ее ладони соскользнул вдоль шеи, обняли под рубашкой плечи. И в то же мгновение к губам Жан-Поля прильнули чуть горьковатые от вермута губы...

Последнее время Жан-Поль стал бояться этого момента, пытаясь представить, как необходимо себя вести с женщиной. Теоретически, конечно же, все было предельно ясо даже на уровне "высшего пилотажа" специальных порнушек. А вот на практике... -- Ведь с ним будет Антония... Но все произошло само собой, на цветастом ковре Сандры, пахнущем ее волосами, ее телом, ее чудесной, пушистой как кожура персика, кожей.

- Фу, глупости! Какая дребедень... -- с отвращением сказал Жан-Поль, когда страсти утихли. Сандра, блаженно прильнувшая к его плечу, в недоумении привстала. А Жан-Поль захохотал, целуя в переливах смешливых захлебов ее грудь и живот. -- Глупости я писал об этом. Лепет школьника, возомнившего себя профессором... Больше не буду, не буду. Так не буду.

Он прижал к полу девушку, любуясь ее новым лицом.

- Оказывается, после этого у женщины совсем другое лицо. И другое тело, другой запах и голос... Ну, скажи что-нибудь!

- Ты просто великолепен, мой малыш, -- просипела басом Сандра и они захохотали, сжимая друг-друга в объятиях, катаясь по полу и сшибая в углы застеснявшуюся мебель...

А потом коллеги долго были вместе, совмещая тесное профессиональное товарищество с увлеченными сексуальными разминками. Пару месяцев Жан-Поль не писал на Остров. А когда возобновил свое занятие, то все больше вспоминал про подопытных крыс и научные неурядицы. Не раз ему приходила в голову мысль, что жизнь, собственно, уже сложилась. Сюжет перевалил кульминацию и движется к счастливой развязке. Сандра рядом -- это здорово! Но как жить без Антонии, с ощущением невосполнимой потери, неиспользованного, может быть самого главного шанса?..

Жан-Поль собрал свои поэтические опусы в толстую папку, перевязал ее и заклеил поверху липкой лентой, словно боялся, что слова расползутся, как тараканы, или выпорхнут, как бабочки... Но настал такой день, когда он сам выпустил их на волю, нетерпеливо разорвав картон и погрузившись в перечитывание. На лестнице, ведущей из подвала препараторской в лабораторию, Жан-Поль натолкнулся на обнимающуюся пару: Мейсон Хартли, прижав к стене Сандру, целовал ее обнаженную распахнувшейся блузкой грудь.

Вот здесь бы и надорваться нежной поэтической душе, уйти в печаль, может быть, задуматься о самоубийстве. Но Жан-Поль вздохнул с облегчением. Вначале, конечно, обиделся, затем с пониманием принял объяснения Сандры, толковавшей о современных взглядах на половое партнерство, а потом -- воспарил, вернув себе утраченную империю, в которой царила Антония.

Он снова увлекся стихами, горящими более плотским и жарким пламенем. "Любить тебя и не любить -- мед "да" и "нет" в бреду метаться. И быть как-будто и не быть, и в том себе не признаваться. И потихоньку умирать. Таков мой путь к твоим наукам. Но крест -- не крест, а благодать, когда любовно предан мукам!"


5

...Глядя в спящее лицо, он шепотом читал свои новые, крамольные стихи, словно принося последний, прощальный дар. "Вероятно, мы скоро простимся, Тони. Расстанемся навсегда. Я стану жить по-другому, стану свободней, сильнее. Возможно, даже постараюсь стать счастливым... Но все мои победы -- маленькие, большие, настоящее и будущее принадлежит тебе. Да будет радостен путь твой, Тони..." Жан-Поль поправил куртку на плечах девушки, подкинул дрова и плотно закрыл дверцу печки. Машинально взглянув на слепой циферблат ходиков, он вышел из комнаты, стараясь не скрипеть половицами...

Проснувшись, Виктория увидела незнакомую комнату с закрытыми ставнями, сквозь щели в которых пробивался свет пасмурного дня. Она лежала на узком, провалившемся диване, пахнущем пылью и плесенью, укрытая курткой, в соседстве с покрытой облупившейся известью, источающей тепло печью. А на стене деловито сновал маятник старых часов, изображающих кукушкин дом, но без стрелок на потрескавшемся циферблате.

Мгновенно вспомнив все случившееся, Виктория в ужасе села: сон, показавший ей майский день на Острове и прогулку на Шерри в волнующей компании Жан-Поля, оказался ложью, а жуткий бред с убийцами, взрывами удручающей реальностью. "Что же делать? Что же все-таки делать?" -- Виктория попыталась собраться с мыслями и придумать хоть какой-то выход. Очевидно одно -- необходимо добраться до телефона, отправить SOS деду. Но как? -- Угнанный автомобиль и неведомые, отнюдь не сентиментальные враги не позволяли забыть об опасности, заставляя прятаться и от убийц и от представителей закона.

Какими же судьбами оказался рядом с ней в этой жуткой истории Жан-Поль? Как рассказать ему правду, не навредив Антонии, не запутать чужие секреты, связанные в один клубок незримой нитью?

Жар после аспирина спал, Виктория чувствовала себя лучше, но вместе с ясностью мыслей пришло и беспокойство. Этот заброшенный дом, полные неведения, отсутствие Жан-Поля... Время шло и становилось очевидно, что он не просто бродит по саду... Живо вообразив страшную картину, Виктория сжала на груди руки, с мольбой глядя в тот угол комнаты, где по православной традиции полагалось находиться иконе. "Только бы он вернулся, только бы остался жив!" -- шептала она, обращаясь к старательным ходикам.

А в это время в придорожном магазине у ближайшего поселка бойкий молодой человек с плохим итальянским закупал продукты для интимного пикника. Это сразу понял продавец, посоветовавший юноше взять бутылку "кьянти" и все необходимое для приготовления глинтвейна.

- Сегодня будет сильный дождь! -- он говорил громко, усиленно жестикулируя. -- Италия -- горячая страна, когда двое вместе! -- Старик подмигнул, выразительно сжав ладони.

Жан-Поль поблагодарил по-итальянски и живо пришпорил свой автомобиль, номера которого предусмотрительно замазал грязью.

Он был очень доволен собой, совершив за этот день целый каскад немыслимых поступков: угнал автомобиль, нашел пристанище, затопил печь, а потом, не думая об опасности, посетил пустую лавчонку, накупив разной снеди для спящей Антонии. Дождь все усиливался и странно было думать, что они вместе всего двенадцать часов -- так много всего произошло. Кто-то, должно быть, успел лишь вздремнуть и прочитать газету -- а у них с Тони -- целая история, какую они никогда не смогут забыть! Хлопнув себя по лбу за несообразительность, Жан-Поль включил радио, пытаясь поймать какие-нибудь сообщения об утреннем взрыве на шоссе.

- Вот, пожалуй, все наши новости на этот час, -- завершил рассказ знакомый голос комментатора "парижской" волны. -- Да, несколько штрихов к светской хронике. Нам удалось узнать, что Феликс Картье не встретил свою невесту после удачного выступления в Венеции. Не объявив причины, он срочно умчался на Аляску, в то время как Антония Браун вернулась в свой парижский дом в сопровождении Артура Шнайдера. "Без комментариев", с этой фразой менеджер выпроводил за дверь нашего корреспондента.

Жан-Поль несколько секунд оторопело смотрел на щиток радио, даже не заметив, что автомобиль остановился и мотор заглох. Он лихорадочно шарил в эфире, переключая диапазоны, но ничего интересного оттуда не выудил, оставшись в полном недоумении. "Бред! Ложь!.. Но что бы все это могло значить -- исчезновение Шнайдера из отеля в Венеции, погоня, страхи Антонии и теперь эта журналистская "утка"?.. В какую переделку попала Тони?"

Вернувшись в дом с решением немедля прояснить ситуацию, Жан-Поль тут же бросился к Антонии.

- Слава Богу! Еще полчаса -- и я просто сошла бы с ума от страха! Зачем ты оставил меня тут, бросил... -- девушка вцепилась в его промокший от дождя свитер, захлебываясь слезами. Она казалась такой маленькой и беззащитной, что сострадание в миг утопило в теплой волне невнятный гнев.

- Успокойся, я привез нам еду -- ведь уже давно время беда! Тебе же надо подкрепиться, -- он погладил ее по голове, не решаясь оторвать от себя. В конце концов -- Феликс сбежал на Аляску. Уж это то, что наверное, правда. Лишь бы не разлучаться. И пусть она всегдда стоит так, прльнув к нему -- беспомощная, испуганная девочка, пусть льет этот бесконечный дождь и стучат слепые ходики.

- Ты выглядишь получше. Слава Богу, хоть за врачом бегать не придется, -- сказал Жан-Поль Виктории, помогавшей разложить на столе принесенные продукты.

- Я выспалась и чувствую себя значительно лучше... А это что, -- вино?-- вытащила она из пакета бутылку "Кьянти".

- Обязательно и непременно все простуженные итальянские девочки пьют целебный глинтвейн, мне удалось получить консультацию профессионала. Смотри -- тут еще и апельсины для него, немного корицы, сухарики с перцем, ром и сыр.

- Ты невероятно практичный и находчивый парень -- опытный угонщик, утонченный кулинар и целитель. Здорово заполучить в переделке такого друга. Вот только есть мне пока не хочется...

- А я с удовольствием перекушу и послушаю твою версию случившегося. Чтобы не заставлять тебя изобретать лишнего, сообщаю: я только что слышал по радио, что Артур вместе с Антонией вернулись в парижский дом. А Феликс Картье уехал прогуляться на Аляску. Видимо, готовит цикл картин из жизни тюленей. -- Жан-Поль делал вид, что увлечен едой. Краем глаза он отметил, какое впечатление произвели на девушку его слова. Она схватилась за виски так, словно собиралась упасть в обморок.

- Мне лучше прилечь. У меня давно уже, после той травмы, так не кружилась голоса. И не шумела. Словно за окнами -- паровоз.

- За окнами затопленная дождем итальянская провинция, округ Вероны -- города шекспировских влюбленных. А рядом со мной человек, лживо называющий меня другом, -- грустно подвел итоги Жан-Поль.

- Нет-нет, только не это. Ты не просто друг, -- ты мой единственный друг. А еще-- спаситель, защитник... и... я бы отдала полжизни, чтобы все вышло по-другому.

- Не надо, Тони. Друг предпочел бы знать правду. Или хотя бы то, что мы будем делать дальше и как должен вести себя я, если сюда нагрянет полиция или твои страшные мафиози.

- А ты уверен, что правда не заставит тебя бежать отсюда, проклиная мое имя? -- потемневшие глаза Антонии отражали отблески пламени. В красноватых отсветах распущенные волосы казались огненными. Она выпрямилась, гордо вскинув голову и стала похожа на пифию, пророчествующую о страшных бедствиях. Или на египетскую богиню страсти Изиду. Сердце Жан-Поля оборвалось.

"Что я делаю? Что за бес толкает меня превратить чудесную, вымоленную встречу в судебное разбирательство, -- подумал он. -- Да имею ли я право на это дознание? Эх, Дюваль, не этого ты ждал, отправляясь в Венецию..."

Виктория забилась в угол дивана и жалобно прошептала:

- Я не имею права. Я просто не имею права...

Жан-Поль широким жестом пододвинул к дивану стол с разложенной снедью и разлил в граненые зеленые стаканы разогретое в печи вино. Запахло апельсинами и корицей, навевая мысли о празднике. Он сел рядом и протянул Виктории стакан:

- Ты права, девочка. Сейчас ничего не имеет значения, кроме этого хрусталя в нашем фамильном замке и торжественной трапезы, приготовленной расторопными слугами.

- Прокурор меняет мантию, становясь факиром. Что это там за сундук у нас в углу, а этот черный ящик? Ты еще не поняла? А я сразу смекнул -- патефон! Знаешь, это такое устройство для прослушивания музыки, которое заводится ручной пружиной.

- Ну что ты мне объясняешь -- я же не с Луны свалилась. Этот граммофон несколько проржавел, но не утратил сходства с музейным образцами... Да посмотри, здесь целый ящик пластинок -- толстые и тяжелые, -- она пыталась прочесть вытесненные золотом на глянцевом черном круге название. "Дина Дурбин исполняет ваши любимые песни из кинофильмов". -- Вот здорово! Жалко, если ящик не заведется... Здесь еще и Франческа Галь, и Марлен Дитрих!

Патефон завелся. Жан-Полю удалось извлечь из него долгое шуршание, в котором вдруг прорвались звуки оркестра, а вслед за оркестром знакомый женский голос, поющий по-русски с заметным акцентом: "Отчего, да почему на глазах слезинки, это вовсе не слеза, а любви морщинки..."

Виктория перевела, зная, что это запросто могла бы делать и Антония. И пояснила:

- Очень трогательный старый русский любовный романс. Двое любят друг друга, но должны расстаться... -- она опустила голову.

Жан-Поль взял ее за руки и сказал уверенно:

- Это не про нас.

- Конечно, -- вздохнула она. -- Мы расстанемся, не успев... Ах, ладно, давай веселиться! За окном дождь, грязь, мрак, подкрадывающиеся с бомбами душегубы... Рядом с тобой сомнительная особа -- то ли шпионка, то ли авантюристка, обобравшая галерею Флио Скартини во время банкета... Что, не веришь? -- она с вызовом посмотрена на Жан-Поля и засмеялась от удовольствия -- растрепанный, в мокром свитере, с какой-то новой решимостью в глазах он выглядел просто потрясающе!

- Верно. Я обожаю авантюристок. Но не бескорыстно -- тридцать процентов мои. Ведь у него там, кажется, и Рафаэль, и Веласкес?

- И еще хватило бы на целый национальный музей. Обидно, самые ценные хосты не поместились в моем белье.

- Не надо надувать пайщика, душка! Когда я нашел грабительницу у подъезда отеля, белья на ней вообще не было. Как и полотен Веласкеса. Даже очень миниатюрных.

- Увы, такова участь самонадеянных дилетанток -- их обчищают до нитки. Поздно, Жан-Поль, ты опоздал и даже не в состоянии предложить мне совершить прогулку по галерее Лафайет с целью приобретения гардероба. Если честно, я сильно вспотела от аспирина, зато температура спала.

- Ну, если так…. Как тебе это? --распахнув старый сундук, Жан-Поль извлек из него нечто меховое, пахнувшее старой овчиной и плесенью. -- Чем не соболиное манто?

- Прекрати! Сейчас вылетят тучи столетней моли! Я не надену этого, даже если там стоит клеймо королевского меховщика.

- Уж нет! Я теперь обязательно докопаюсь до клада. Обожаю блошиные рынки! -- Жан-Поль, став на колени возле ларя, перебирал содержимое и, наконец, удовлетворенно поднялся, вытаскивая на свет кипу пожелтевшего кружева.

Виктория с любопытством потянула ткань и вскоре они рассматривали настоящую музейную реликвию -- свадебный туалет крестьянки неизвестной провинции неведомого года. Лишь остатки увядшего букетика флордоранжа, приколотого к лифу, могли бы сообщить подробности того, давно отгремевшего праздника.

- Чудесно, правда? -- Виктория расправляла оборки, отороченные широким кружевом ручной работы. -- Наверно, эта девушка просидела всю зиму, вывязывая такую красоту и мечтая о майском или сентябрьском дне...

- Скорее всего, сентябрьском. В деревнях свадьбы празднуют после уборки урожая... Как ты думаешь, они жили счастливо, эти двое?

- Конечно. В рамочках, что украшали эти стены, были фотографии внуков и правнуков, которые, наверняка, давно перебрались в город, получили образование...

- И тоже поженились, -- добавил Жан-Поль, которому совершенно не хотелось грустить. Напротив, его охватила странная жадность -- вот так, за одну ночь, хотелось проиграть, прожить вместе с Антонией сотни сюжетов. Обязательно любовных и счастливых -- сельских, городских, старинных, современных -- любых, но только с ней и с неизбежным хэппи эндом -- долгим пиршеством на брачной постели.

- Я уверен, это платье сшито по товим меркам. Просто в небесном ателье спутали адрес и век. Проверь -- все равно мне больше нечего тебе предложить пока подсохнут свитер и брюки.

Виктория взяла платье и направилась к шкафу.

- Отвернись. Я не могу упускать возможность побыть невестой. Похоже, это единственный шанс в моей жизни. -- Она переоделась за открытой дверцей и пятясь вышла к Жан-Полю. -- Не пойму, как там застегивается на спине? Какая-то древняя система.

- Вот для этого держали горничных и покладистых мужей. Здесь шнурки!

С дрожью в пальцах Жан-Поль стал протягивать в петли кончики тесемок. Но перед глазами была только выгнутая спина с уходящими вниз бугорками позвонков. Нежная вереница холмиков, которым невыносимо хотелось прикоснуться. Борясь с искушением, Жан-Поль стянул тесемки и они с треском оборвались, оставляя теперь уже ничем не защищенную от его губ спину Антонии.

Она быстро повернулась и в ужасе отпрянула: "Нет!"

Так вот чего всегда боялся он, мечтая об этом мгновении -- ее отказа, пронизанного холодком отвращения. Трезвея и приходя в себя, он отступил, словно рухнул в глубокую яму отчаяния. Он ненавидел себя -- свое разгулявшееся гусарство, воровскую прыть... Распахнув дверцу печи, Жан-Поль подбросил дров и приблизил лицо к занявшемуся пламени -- до обжигающей боли, до искристого треска в выбившейся пряди. Исчезнуть в огне, рассыпаться на атомы в этой жаркой неистовой пляске... Всего лишь утром они могли сгореть вместе в гигантском костре пылающего автомобиля. Но огонь, страшный, как разбушевавшийся зверь, пощадил их и теперь поселился в печи, забился в клетку, согревая, вдохновляя своей бесстрашной яркостью... Закрыв глаза, стоя на коленях у распахнутой печи, Жан-Поль молился огню.

Он не шелохнулся, когда на его лоб легли прохладные ладони, потом соскользнули к затылку, развязав шнурок и отпустив на свободу волосы. В патефоне зашуршало, протяжно заныли сквозь пургу помутившихся звуков скрипки и голос Антонии прошептал: "Пригласи меня, пожалуйста, потанцевать. Я так давно не танцевала". Он открыл глаза, увидев ее всю сразу: снизу от босых ступней под кружевным подолом до голых плеч над ниспадающей оборкой и виноватых жалобных глаз. Тогда он обнял ее колени и, уткнувшись лбом в пахнущий пылью и плесенью холст, прошептал: "Я люблю тебя. Всегда любил и буду любить. Всегда -- что бы ты ни делала со мной!"

Виктория опустилась на колени рядом, взяв его за руки и глядя странным, необъяснимым взглядом, в котором были и отчаяние, и мука, и решимость, и страх ... и рвущаяся к Жан-Полю неистребимая преданность. Так они стояли на коленях перед торжествующим огнем, держась за руки, словно жених и невеста, а уходящий за границы сущего, выцветший и все же живой голос Дины Дурбин пел о слезах и страсти...

6

Сумасшедшая, дьявольская, божественная ночь! Мудрое столетнее платье само упало к ногам Виктории, завывал в трубе ветер и в стекла колотились потоки фантастического ливня, толкая друг к другу юные, измученные разлукой тела. Разлученные андрогины наконец-то нашли свои половинки, преодолев сотни испытаний, реальных и вымышленных преград, тех, что от века к веку выпадают влюбленным. Теперь, в эту ночь, они торжествовали за всех, кто жил и любил на этой земле, преодолевая разлуку, пытку непониманием, неведением, неверием.

- Мне страшно, я слишком счастлива. От этого, наверно, умирают... -- приподнявшись на локтях, Виктория рассматривала лицо своего возлюбленного, озаренного отсветами угасающего пламени. -- Мы завтра простимся, но ты останешься навсегда единственным в моей жизни... -- Она усмехнулась. -- Сомнительные клятвы для той, чья жизнь висит на волоске...

Жан-Поль с силой сгреб в охапку, прижав к себе.

- Кто тут хнычет под боком самого пылкого, самого преданного, самого сильного влюбленного в мире?! -- Он встряхнул ее и серьезно посмотрел в глаза. -- Запомни, Тони, запомни на всю жизнь -- а она будет очень долгой -- это я как генетик обещаю, -- ты всегда будешь счастливой, потому что с этого дня и навсегда эту задачу беру на себя Я! Я -- Жан-Поль Дюваль беру на свою ответственность, на свою честь и совесть счастье Антонии Браун!

Виктория не бросилась ему на шею, но осторожно отстранилась, став чужой и далекой. Под недоумевающим взглядом Жан-Поля она молча натянула свитер и брюки, принесла из сеней стопку поленьев и положила на железный щиток у печи. Все это бесшумно и невесомо, как тень, ушедшая за грань реальности.

- Разожги, пожалуйста, сильный огонь и выслушай меня, не перебивая... А потом решай сам -- про счастье и все остальное...

Виктория села на диван и уставившись в огонь, как загипнотизированная, начала свой рассказ. Он был настолько сбивчивым и фантастичным, что Жан-Поль не знал, принимать ли признания девушки всерьез или отнести их к болезненному бреду. Одно было ясно -- она не лгала.

- Значит, та русская девушка в саду Динстлера, на Рождественском вечере у Браунов и ты -- одно лицо? Вернее -- один человек? -- поправился Жан-Поль, жадно всматриваясь в свою собеседницу и не веря своим глазам. -- Нет, это невозможно...

- Увы, я не Тони. И все, что досталось мне от тебя -- стихи и письма -- попало ко мне по ошибке... Но я не хотела присваивать их... Вернее, хотела... Вернее... Я очень люблю твои стихи, начиная с того первого, про бабочку, который я пыталась перевести на русский язык... А ты хотел порвать -- там, у бассейна в "Каштанах"... Помнишь, панама на бритой голове?

- А на Рождество, значит, не тебя укачало на катере и не ты танцевала с Алисой вальс в венке и ситцевом сарафане?

- Я встречала тебя на причале, мокрая и жалкая, поспешив сообщить, что потеряла отца. Тогда я плохо еще оценивала ситуацию... Да и теперь...

- Значит, я должен звать тебя Тори? -- с сомнением спросил Жан-Поль, которого не покидало ощущение какого-то дьявольского розыгрыша.

- Зови меня, как хочешь. Это не важно, ведь совсем скоро мы расстанемся... И знаешь, если я все же выкарабкаюсь из этой истории... я постараюсь вернуть себе свое лицо, -- с вызовом заявила Виктория. -- Мне нечего стыдиться, нечего скрывать и мне надоело пользоваться чужим капиталом!

Виктории было нестерпимо больно видеть разочарованного, сникшего и даже обиженного Жан-Поля. Еще бы! Его провели, надули, подсунув вместо обожаемого подлинника фальшивку... Вряд ли он даже стал бы оберегать ее, знай еще вчера всю правду... О, если бы она могла -- то прямо сейчас сорвала бы как маску это ненавистное лицо! Она сама -- Виктория -- с ее душой, чувствами, с ее любовью, никому не нужна. Даже этому чуткому, необыкновенному парню! Все дело в упаковке, во внешнем блеске... А ведь Антония даже не удосужилась прочесть ни одного его письма, да и вряд ли вспоминала вообще о романтическом, робком Дювале...

- У меня к тебе единственная просьба, Жан-Поль, я не сомневаюсь, что ты ее выполнишь: сохрани все услышанное здесь в тайне. Как бы ты к этому ни относился. Ведь это не мои секреты... А сейчас -- ты должен ехать. Постарайся не слишком осложнять отношения с полицией и если сможешь, сообщи обо мне Брауну. Я не хочу подвергать тебя опасности своим присутствием и лучше подожду здесь... Честное слово, мне неизвестно, кто охотится за моей тайной, но, видишь, -- это далеко не игра. Тебе пора.

- А кто-то недавно сказал, что читает меня другом... Это в России так поступают с друзьями? Нет уж, дорогая моя, кем бы ты себя не считала, хоть генералом спецслужб, обыкновенный французский парень не удерет с поля боя и не оставит в беде даму. Особенно, если она так очаровательна, а парень уже пять лет считает себя безнадежно в нее влюбленным.

- Та, кто тебе нужен, сейчас в Париже и никто не устраивает на нее облаву.

- Хорошо, я постараюсь разобраться в этой головоломке. А пока ты сядешь со мной в машину и не будешь задавать лишних вопросов. Договорились, подружка? -- Жан-Поль подошел к Виктории и шепнул: "У тебя есть неоспоримое преимущество перед Антонией... Ни Уорни, ни Картье не имеют к тебе никакого отношения!"

- Зато у меня масса других поклонников, -- нахмурилась Вика, сопротивляясь попытке Жан-Поля выпроводить ее из комнаты:

- Я никогда не прощу себе, если из-за меня пострадаешь ты. Это было бы уже значительно хуже, чем присвоение чужих писем.

- Но лучше, чем оставить меня на всю жизнь с ощущением совершенной подлости... Быстрее, в машину. Если все так, как ты рассказала -- нам лучше поскорее уносить отсюда ноги...


7

Жан-Полю было над чем задуматься. В лабораторию биологических исследований, руководимую Мейсоном Хартли, как оказалось, он попал по протекции Динстлера. Толькуо убедившись в том, что юный Дюваль -- достойный ученик, Хартли признался, что уступил просьбе давнишнего друга обратить внимание на способного студента. -- "Если бы ты не оправдал моих ожиданий, поверь, никакие ходатайства не помогли бы. Мы расстались бы уже давно... Но я очень доволен тобой, мальчик, хотя и боюсь, что лет через пять ученик беб зазрения совести обскачет учителя", -- сказал знаменитый ученый, возглавляющий одно из самых перспективных подразделений в области геной инженерии.

Они работали над выделением гена старения у земляного червя -- задачей, сенсационной по своей сути. В случае удачи путь к продлению человеческой жизни мог оказаться совсем коротким. И сам Мейсон, и трое ребят его "команды" потеряли свет времени, проводя дни и ночи в лаборатории. Оставаясь вдвоем с Жан-Полем, Мейсон Хартли рассказывал ему удивительную притчу про некого одержимого совершенством профессора, заблудившегося на запутанной тропинке, принятой им за широкую стезю научного прогресса. Дюваль понял, что речь идет о Пигмалионе и неком, открытом им направлении, позволяющем изменять облик человека неоперативным путем.

Теперь, сопоставив услышанное от шефа с рассказом девушки, Жан-Поль наверняка понял одно -- именно Хартли может помочь им в этой ситуации. Поэтому, не щадя старенького «Фиата», он гнал машину к Милану. То ли владелец угнанного автомобиля еще не хватился потери и не заявил в полицию, то ли им просто везло, но ни посты дорожной службы, ни дежурный на автозаправке не заинтересовались их номером.

К вечеру беглецы были в Милане. Всю дорогу они предпочитали отмалчиваться, сосредоточившись каждый на своих мыслях. Виктория так ни разу и не задала вопроса относительно планов Жан-Поля. Она доверила ему свое будущее, ставшее вдруг совсем безразличным. Гадкое ощущение позорного поступка лишало ее интреса к жизни и к ожидавшей участи.

Нет, не присвоение чужой внешности угнетало ее -- в этом она не чувствовала своей вины. Викторию мучил стыд за чтение любовных признаний, принадлежащих другой. Мало того, она еще и вообразила, что может подменить Антонию в душе Дюваля! Она молчала, понурившись, и стараясь не смотреть на своего спутника, который упорно, с отрешенностью камикадзе гнал вперед украденный автомобиль.

В миланской гостиницы, где расположились участники симпозиума, Дювалю доложили, что синьор Хартли находится на торжественном банкете, даваемом международной ассоциацией биофизиков по случаю завершения рабочей программы.

- Может, зайдем в ресторан или какое-нибудь кафе, выпьем чего-нибудь горячего? -- предложил Жан-Поль, отметив болезненный румянец Виктории. -- Мне кажется, ты еще не избавилась от своей простуды.

- Пойди один. У меня совершенно нет аппетита. Я подожду тебя в машине.

- Нет уж, второй раз я не оставлю тебя в машине одну.

- Думаешь, лучше, если мы взлетим на воздух вместе?

- Взрыв отменяется. Насколько я заметил -- никто не приближался к этому автомобилю. А вот другие эксцессы не исключены. -- Жан-Поль строго посмотрел на свою спутницу и сердце его сжалось: свернувшаяся на сидении как затравленный зверек, укутанная по уши в подаренный шарф, осунувшаяся и подавленная, она была все же невероятно желанной.

- Ты же дважды спас меня -- от бандитов и от простуды. Можешь считать себя героем. Я этого никогда не забуду.

Жан-Поль улыбнулся, подметив рифму:

- Ты заговорила стихами... -- "простуду-забуду". Вот, смотри: "Заслонивши тебя от простуды, я подумаю, Боже всевышний...

- "Я тебя никогда не забуду. И теперь никогда не увижу", -- продолжила Виктория. -- Опоздал, один русский поэт уже написал такие стихи. Только у меня французский перевод получился нескладно. А по-русски, особенно в мюзекле, звучит очень трогательно. Только немного смешно.

- Чего тут смешного? "Я тебя никогда не забуду, и теперь никогда не увижу" -- повторил о, выстроив ритмическое четверостишие. Действительно, очень грустно...

- Да, у тебя получилось грустно... Твои стихи вообще чаще всего печальные и такие точные, что мне казалось, будто написаны про меня. Прости, что запутала тебя. Я и сама непоправимо запуталась. -- В переулке зажглись фонари, рекламы и витрины сияли праздничным, беззаботным блеском. Из машин, подъезжавших к отелю, выходили нарядные, веселые люди, казавшиеся особенно счастливыми и беспечными со стороны затаившихся в темном "фиате" беглецов.

Жан-Поль снял очки и, закрыв глаза, устало опустил голову на руль. "Скорей бы завершился этот сумасшедший день... А ведь еще утром я молил Бога, чтобы он никогда не кончался..."

- Если бы вчера нас убили, ты бы никогда так и не узнал, что отдал жизнь зря. Не ради Антонии. А мне бы не пришлось испытывать этого унижения.

- Наверно, это было бы лучше... исчезнуть в пламени... Прости меня, Тори, я м сам ничего не могу понять...

8

Поздно вечером в номере Хартли Жан-Поль попытался коротко объяснить шефу ситуацию, ожидая, что придется отвечать на поток вопросов,

- Кажется, я все понял, Жан-Поль. Мадемуазель, исполнявшая роль Антонии Браун, находится в опасности. В историю замешан как Остин Браун, так и Йохим Динстлер.Не перегружай меня пока лишней информацией...

Мейсон посмотрел на поникшую девушку и сказал:

- Мадемуазель, по-моему, надо принять горячую ванну. А ты посиди на страже, пока я немного прогуляюсь. Минут двадцать, не больше.

Хартли снял трубку телефона и распорядился:

- Пожалуйста, горячий ужин на двоих в 324 номер. Да, на ваше усмотрение. Главное -- побольше мяса.

Когда за Мейсоном захлопнулась дверь, беглецы посмотрели друг на друга с облегчением -- у обоих было такое чувство, будто с плеч свалилась огромная тяжесть.

Когда Мейсон вернулся, официант только что доставил горячие бифштексы с разнообразным гарниром и целое блюдо спагетти, приправленных "пастой" -- горячим соусом из всевозможных овощей.

- Спокойно, продолжайте жевать, -- остановил он движения настороженно замерших сотрапезников. -- Я только что говорил с Брауном. Можешь не беспокоиться, Тори, у тебя дома все благополучно.

- Значит, я могу вернуться на Остров?

- Ты полетишь с нами, девочка. Похоже, что некий страшный дядя, давно охотившийся за Брауном и Динстлером, узнал слишком многое... Придется хорошенько присмотреть за тобой и Антонией.

- А что грозит Антонии? -- насторожился Жан-Поль.

- Боюсь, именно с ней сейчас могут произойти самые неожиданные вещи, -- уклончиво ответил Мейсон и внимательно посмотрел на Викторию. -- У тебя надежный ангел-хранитель, девочка. Будем считать, что нам всем повезло... О документах можешь не беспокоиться. Завтра утром мы вылетаем в Калифорнию. А там я постараюсь все уладить. Ну, что загрустили?

- К сожалению, мне надо задержаться на пару дней в Европе. -- Жан-Поль отложил прибор, забыв про бифштекс. -- Поверь, это очень важно, Мейсон.

- Договорились. Надеюсь встретится с тобой в университете не позже вторника. У меня прекрасные новости -- мы здорово обскакали Колорадский Центр! Ну, это после. -- Мейсон посмотрел на часы и достал кошелек -- Здесь в холле продается все необходимое для путешествия юной леди. На первое время, конечно... Мне кажется, тебе надо позаботиться о плаще и хорошей обуви.

Он многозначительно покосился на мужские ботинки Виктории. Это была единственная обувь, обнаруженная ею в прихожей дома Максима, и Виктория, впервые ужаснувшись нелепости своего вида, засунула ноги под кресло.

- Поторопись, девочка, сегодня пятница. -- Мейсон протянул кошелек и Виктория поднялась.

- Спасибо. Остин вернет деньги. Я скоро вернусь, вы будете здесь, мистер Хартли?

- Обязательно дождусь, заверил Мейсон, уж убедившийся, что ищейки Кассио упустили след девушки.

- А меня ты вряд ли застанешь. Я вынужден поторопиться, -- Жа-Поль поднялся и пожал вялую ладошку Виктории.

- Я очень благодарна тебе. Хотя... Ах, нет, пустяки. Пока! -- Виктория выскочила из номера, поспешив закрыть за собой дверь. Ей хотелось кричать, что она ничуть не дорожит спасенной жизнью, раз эта жизнь ему не нужна.

Виктория поняла сразу, что означало это европейское путешествие Жан-Поля -- он торопился увидеть Антонию.