Geum.ru

Королевская охота Часть 3

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15

-Я большой Ваш поклонник, Антония. У меня во дворце целая видеотека с вашим изображением.

-В самом деле? Я уверена, что в восточной стране очень целомудренно относятся к женским прелестям, а мне, как помнится, приходилось сниматься в бикини...- Антония наслаждалась смущением принца.

-Да, я заполучил и эту запрещенную к прокату пленку... В виде

исключения и привилегии перед простыми смертными.

-Его Высочество очень любезен. И прекрасно говорит по-французски,.-

заметил Лукка.

-А кроме того, его стране есть чем гордиться - принц представляет собой эталонный образец восточной мужской красоты, - поддержала комплиментом смущенного юношу Лаура.

Бейлим изобретал какую-то любезность в ответ на комплимент графини, в то время как Антония, с вниманием профессионала, рассмотрев восточные костюмы новых знакомых, обратилась к Амиру:

-Господин Сейлах, мне приходилось бывать в странах эмирата и знаете,

первое, что бросается в глаза на улицах городов - чрезвычайная

живописность мужских одежд и нарочитая нелепость женских. Ведь

восточные женщины издревле славились красотой, а по улицам движутся

бесформенные кули, упакованные с головы до ног в какую-то мешковину. Это так несправедливо по отношению к молоденьким красавицам, да к тому же и к сильному полу. -

-Зато чрезвычайно удобно для старух и нерях, не желающих тратиться на

туалеты.- добавила Лаура.

-И гуманно. Темперамент южного мужчины известен легковоспламеняе­мостью, а характер - гипертрофированным чувством собственника - начал объяснения Амир тоном профессора, приступающего к научному докладу.

-Поэтому, страдая от женских чар, сам мужчина не желает подвергать искушению посторонних. Чужая женщина на улице - безликий движущийся предмет, дома, как собственность господина - это соблазнительница и сирена... Вы не представляете, сколько труда и мастерства вкладывают наши "кутюрье" в традиционный праздничный женский костюм – костюм для одного зрителя. Иногда такие вещи стоят целое состояние, включая золотое шитье и драгоценные камни, которыми щедро украшены... К тому же - натуральные нежнейшие шелка ручной вышивки и окраски, по технологии тысячелетней давности, когда каждый оттенок звучит как поэма, символизирующая определенные чувства.

-Вы так увлекли меня своим рассказом, что хочется немедля скинуть

жалкие ухищрения европейской цивилизации и облачиться в одеяния

Шахерезады!- Антония брезгливо повела обнаженными плечами и Бейлим,

завороженный этим зрелищем, не нашел что ответить. Он просто смотрел

на девушку и мечтая об одном - чтобы этот прием никогда не кончался. Принц рассеянно улыбался, нежась в лучах внезапной близости к Антонии, когда появился некий вылощенный хлыщ, одетый с преднамеренной, несколько карикатурной тщательностью, и увел мисс Браун, без всякого огорчения покинувшую избранное общество. Графиня Бенцони, играя программкой концерта, заявленного после фуршета, с улыбкой посмотрела вслед удаляющейся паре:

-Они неплохо смотрятся - Художник и его Муза! Принц, наверно, далек от светской суеты и не знает, какую знаменитость только что лицезрел. Феликс Картье - новая звезда в мире высокой моды. До этого он прогремел с двумя персональными выставками во дворце Помпиду и на Венецианском биеналле, как художник-концептуалист. Знаете - разбитые скрипки, треснутые зеркала в море хризантем и тому подобное ... Впрочем, он достаточно хорош собой для гения...

Вот это да! Антонию увели из-под самого носа как раз перед тем, как в мраморном зале начались величественные танцы... Нет ничего удивительного в том, что вернувшийся к своему гарему Бейлим решил отослать наложницу на родину. А сам затосковал, попав в пару переделок с сомнительными звездочками "Мулен Руж". После чего Амиру пришлось устроить явление Барбары. И успокоившийся Бейлим стал звать свою новую приятельницу Барби, потому что знал, что его Антония получила этот титул в тринадцатилетнем возрасте. А было это давным- давно. Вопрос о возрасте Мечты совершенно не тревожил юношу. Мечта была, есть и будет, не подвластная старению и увяданию. При встрече в посольстве Антония удивила его своей взрослостью. Юная дама, изысканная до кончика волос и длинных пальцев, властная, знающая себе цену, пресыщенная мужским вниманием. Царица, да именно - царица! Не слишком распространяясь о своих планах перед приятелями и советником, Бейлим решил, что должен еще раз встретиться с Антонией, сделать эту встречу поворотным моментом в их жизни. Поскольку советник Амир никак не разделял увлеченность своего господина, мягко

пресекая его попытка войти в круг "высокой моды", принц предпринял

кое-какие действия за его спиной. Частный детектив - Этьен Дюпаж,

нанятый им для предоставления подробного отчета о личной жизни Тони

Браун, отправился во Флоренцию, где звезда проводила время отпусков на фамильной вилле, а затем в турне по Европе, вслед за группой рекламы агенства "Адриус". Вернувшись из турне, Дюпаж попросил у Бейлима срочной аудиенции.

Чарли педантично выполнил указания принца, и ровно в 19.00 серый седан сыщика въехал в ворота виллы. Бейлим поспешил удалить Амира из своего кабинета, прежде чем на его пороге появился быстроглазый поджарый брюнет из породы шустрых ловкачей, умеющих проникать безо всякого труда в любые общественные круги.

-Добрый вечер, господин Дюпаж. Прошу садиться, и прямо приступайте к

делу. У меня очень насыщенный делами вечер.- Бейлим давно научился

без церемоний организовывать маленькие атаки.

-Я в Вашем распоряжении, Ваше Высочество. - Дюпаж посмотрел на часы.

-Мне необходимо двадцать минут для доклада.

- Отлично, тогда начнем по порядку.

- Первая часть - сведения вполне достоверные. Вторая часть -

информация, требующая доработки. Итак, первое. Интересующее Вас

лицо, проживающее, в основном, как вам известно, во Флоренции, со

вчерашнего дня переселилось в предместье Парижа, в дом,

принадлежащий ранее бабушке Антонии, Александре Сергеевне Меньшовой.

Переезд состоялся весьма основательный - с мебелью и прислугой, что позволяет говорить о намерении мадмуазель Браун остаться здесь на продолжительный срок. Есть основания предполагать, что приезд Антонии вызван желанием быть рядом с человеком, имя которого светская молва упорно ставит последние два года рядом с мадмуазель Браун. Феликс Картье, двадцать девять лет, холост, художник-постмодернист и модельер. О нем достаточно пишет пресса, если понадобится, я могу собрать полное досье.

-Меня больше интересует характер отношений этого джентльмена с Антонией и его личностные характеристи, -нетерпеливо перебил принц.

-Экстравагантен, немногословен, талантлив. В связях с женщинами, не слишком частыми, обязательствами себя не обременял. В данном случае, насколько можно полагаться на мнение ближайших доверенных лиц Антонии и Феликса, речь скорее всего пойдет о браке. Однако ни о помолвке, ни о каких-либо иных брачных планах официально объявлено не было.

Если Ваше Высочество не имеет вопросов, я перехожу ко второй части, представляющую собой некую версию, построенную на основании косвенных наблюдений. Факты очевидны. Последние годы Антония Браун несколько ушла в тень, сдавая свои профессиональные позиции. Если вы заметили, весенний показ домов высшей моды прошел без ее участия.

Менее активным стал и образ жизни звезды. Ей приходилось неоднократно проводить по нескольку недель в клинике очень известного хирурга, некоего господина Динстлера.

Лицо Бейлима выразило крайнее удивление, но он быстро справился с ним, что не укрылось от глаз сыщика.

-Вашему высочеству знакомо это имя?

-Кое-что приходилось слышать, не помню, в какой связи.

-На основании этих фактов допустимо возникновение следующей версии: Антония Браун все еще не может справиться с последствиями той лыжной катастрофы, долечивая некие, тщательно скрываемые недомогания в клинике Динстлера, являющегося, кстати, другом ее родителей. Но об этом ходило достаточно слухов.

-Она выглядит такой свежей и полной сил... Мне трудно представить ее больной.- Задумчиво сказал принц. Что там у вас еще?- -Собственно, это все.

-Как? Вы подошли к самому интересному!

-Мне казалось, что Ваше Высочество, заинтересован красивой молодой женщиной, а вышло, что он просто любитель сказок! Мне думается, профессиональные интриги рекламных звезд не слишком тесно связаны с любовными делами...- с улыбкой знатока заметил Дюпаж. -Я буду дальше работать в этом направлении, если пожелаете, и, надеюсь, смогу полностью прояснить ситуацию. У меня есть весьма серьезные связи на всех уровнях.

-За это я вам и плачу весьма основательно, мсье. Будем считать, что задание на ближайшее будущее для вас сформулировано?- Бейлим поднялся, завершая аудиенцию. Ему очень не хотелось ставить в известность Амира о содержании этого разговора. Кроме того, Бейлим уже решил, как и где он проведет воскресный день.

За свои восемнадцать лет Бейлиму пришлось прожить две жизни, отличающиеся друг от друга не менее чем роман "Павел Корчагин" от сказок Шехерезады. Пристрастие к переменам и розыгрышам осталось в его натуре как жизнерадостное мальчишеское озорство, несмотря на

обязывающий к чинной обстоятельности статус принца. Максиму, проведшему детство на цирковом манеже, нравилось играть, путая вымысел с реальностью. И ставить тем самым в тупик взрослого не по годам принца Бейлима.


3

Воскресным прохладным утром, под большим каштаном напротив дома 8 в известном переулке предместья Лемарти, сидел смуглый юноша со стопкой газет, в потрепанных джинсах и яркой каскетке с пластиковым козырьком. Очевидно, одни из арабских эмигрантов, подрабатывающих на улицах Парижа и пригороде. Временами парень прохаживался вокруг, не спуская глаз с ворот дома, подмечая шумы, доносившиеся из сада, что-то ел, сидя на корточках, из промасленного пакета. К трем часам ему, наконец, повезло - к воротам, обдав бродяжку водой, подъехал новенький «шевроле» и, остановившись напротив дома 8, дал три коротких гудка. Вскоре на дорожке сада застучали каблучки, и в калитке появилась она - в черном длинном плаще из мягкой лайки, наброшенном нараспашку поверх коротенького, обтягивающего изумрудного костюма. Арабчонок застыл, разинув рот и выронив стопку газет. Его восхищенные глаза, подобно объективу кинокамеры, жадно запечатлевали детали этого явления - взмах головы, откидывающей назад распущенные длинные волосы, изящный жест руки в зеленой перчатке, подхватившей подол плаща перед тем, как нырнуть в распахнутую галантным манером дверцу автомобиля. Это, несомненно, был Феликс и он увез, ловко развернувшись под носом оторопелого бродяжки, прекрасную Антонию.

Что за призраки витали в тот миг над переулком, наслаждаясь устроенным спектаклем? Цыганки Веруси, Александры Сергеевны? Или воспоминания Алисы заставили повториться через полстолетия тот памятный эпизод - встречу прелестной наследницы Грави-Меньшовых с арабским изгнанником Филиппом? Встречу, изменившую их жизнь.

Правда, тогда был май, а юная Алиса отправилась прогуляться со своим новым знакомым - бездомным беженцем-аристократом. Но то, что могло бы потрясти любого очевидца этих сцен, если бы таковой нашелся, заключалось в невероятном сходстве действующих лиц: Антония являла собой копию Алисы, а Бейлим - вылепленный Динстлером, до странности точно повторял облик Филиппа. К тому же, как тогда Филипп, он понял, что сражен любовью навечно...

...Антония давно перестала задумываться, какие чувства связывают ее с Феликсом. Его внимание могло польстить любой, знающей себе цену женщине, особенно принадлежащей к миру искусства. Последние два года имя молодого художника не произносили иначе, как с восторженным придыханием. за ним признавали удачливость, неординарность и вообще -

глобальную исключительность. У Феликса - "Летучего Голландца" все

было необыкновенным - происхождение, биография, талант, характер,

внешность. Он прошумел с весеннего римского квадриеналле, собравшего

цвет художественного авангарда. Среди невообразимых и все же уныло

повторяющих друг друга изысков концептуалистов, колдующих с

сочетаниями отходов и плодов современной цивилизации, с ржавыми

трубами, битыми унитазами и газовыми горелками, "Летучий Голландец"

Феликса Картье выглядел трогательно безыскусным, старомодным и вместе с тем, угрожающим. Трехметровое, парящее под сводами зала облако лебединых перьев, сверкающих опасной отточенностью стальных бритв. То ли мертвый корабль, то ли поверженный ангел. А скорее всего - порождение иной цивилизации, извергающее нечто из зияющей разверстой утробы.

Феликс получил кучу призов, став желанным гостем богемных тусовок и выставок. Со свойственной ему спокойной открытостью он сообщил, что воспитан адвентистским приютом, подобравшим трехмесячного младенца в окрестностях Женевы после потрясшего всех

пролета над ними "летающих тарелок". Видимо благодаря этому

биографическому факту тема "летучести" не давала покоя художнику

Картье. Коллекция одежды, сделанная им для дома "Кристиан Диор",

называлась просто "Эй, полетели!" В ней был изыск, стиль и какая-то

привораживающая простота: ткани одевали силуэты манекенщиц, делая

их невесомыми, крылатыми, а отдельные детали - с "космическими

мотивами", то ли пугали, то ли настораживали. Если

использовать высказывание мэтра, заявившего, что "мода - это всегда

война", то Феликс развернул свои боевые действия на территории

балетных костюмерных и ракетного полигона, отбивая плацдарм как у

сторонников классики, так и у авангардистов.

Антония, показавшая в его коллекции три костюма, была возведена Феликсом в "идеал". Подобно Гордону Крэгу, назвавшему когда-то Айседору Дункан порождением своей художественной фантазии, Феликс сообщил в интервью успешного просмотра:

-Антония Браун - плод моего вымысла.

Их стали часто встречать вместе в тех кругах, куда попадают только избранные. Презентации, коктейли, выставки, премьеры, аристократические приемы украшала своим присутствием эта прекрасная пара. Феликс был молчалив, замедлен в движении и очень скульптурен.

Он словно находился в полудреме, витая далеко от обыденных впечатлений - от "интересных знакомств", накрытых столов, ажиотажно-сплетенной шумихи. Он всегда был немного "над", созерцая невидимое широко раскрытыми светлыми глазами и держась за локоть очаровательной спутницы, словно слепец за поводыря. Антония проплывала со своим "летучим Голландцем" среди светской суеты, роскоши, блеска, гремучих интриг и увлекательных скандалов, не

замарывая от повседневной дрязги белоснежных перьев. Феликс предпочитал, чтобы Антония носила белый цвет, больше он ни на чем не настаивал. Это касалось общения с окружающими, деловых контактов и даже поведения в интимной жизни: став любовником Антонии, Феликс сразу же подчинился ее инициативе, поддерживая тот режим встреч и страстных приливов, который диктовала его прекрасная дама. Мог ли он назвать Антонию возлюбленной без попытки снизить старомодную выспренность этого определения абсурдно-многозначительными

прилагательными типа "фосфорицирующая", "трансцендентальная"? Имидж романтического влюбленного, естетвенно, был выдержан в стиле Феликса. Но Антония и не требовала от него такой игры. Иногда близость с "Летучим Голландцем" льстила ее тщеславию, иногда ей было

скучновато и казалось, что рядом просто никого нет. Ведь нельзя же

принимать всерьез неподвижное изваяние с отрешенными холодными

глазами, созерцающими какие-то невероятные, гениальные сны? Бывало,

что за вечер, проведенный наедине, они обменивались лишь парой фраз.

В такие моменты Антония знала, что стоит ей растормошить, разговорить своего кавалера и он охотно подыграет, разгораясь от ее огня. Но вот огня-то ей стало не хватать, и почему-то совсем не хотелось провоцировать Картье на безрассудство.

После длинной полосы неудач, завершившейся дракой с пьяным героем провинциального городка, жизнь Антонии вошла в колею. Все как-то устроилось, слухи затихли, имя Антонии Браун перестало действовать на журналистов подобно красному платку на быков. К ней потеряли интерес, потому что прежде всего она сама перестала чувствовать вкус славы, а значит - вкус жизни вообще., во всяком случае в привычном для нее контексте завоеваний и побед.

Тот пьяный самовлюбленный дебил, набросившийся на Тони в ночи, мог изнасиловать или прибить свою незадачливую партнершу по танцевальному конкурсу. "Золотого Люка" остановил направлявшийся домой отец семейства, привлеченный криком Тони. Он и его жена, поддерживающая одной рукой грудного младенца, отволокли потерявшую сознание девушку в свой дом, а потом отвезли в местную больницу, где ее и нашел Динстлер.

Тони в тиши и безвестности личного имени залечивала ушибы, в то время как "дублерша" снималась в Америке с Ингмаром Шоном, изображая "золотую Мечту". К моменту завершения работы над фильмом Антония уже смогла подменить в Нью-Йоркском аэропорту успешно справившуюся с заданием Викторию.

-Что-то мне она не показалась очень уж привлекательной, -- мимоходом заметила Тони Артуру, встретившись взглядом в толпе с перевоплотившейся в неказистую студентку "Мечтой" -Правда, такой туалет и меня бы не украсил... Ну, слава богу, совсем этим покончено!

-Да, по крайней мере, на ближайшие пять лет можешь о ней забыть. Такая обязательно доучится до диплома и не остановится, пока не законспектирует всю университетскую библиотеку,- успокоил Антонию Шнайдер и как бы мимоходом добавил, что Виктория будет теперь не только носить фамилию бабушки Антонии - Меньшовой-Грави, но официально считаться дальней российской родственницей покойной Александры Сергеевны. Ведь признание родства с Остином Брауном по русской линии пока категорически исключалось. Но Артур тревожился зря- известие о присвоении фамилии "дублершей" не взволновало Антонию, как и то, что ее сын рос в семье Браунов под опекой Алисы. Бабка с дедом души не чаяли в мальчике, зарегистрированном как сын Виктории Меньшовой, рожденной вне брака.

-Моя внучатая племянница забеременела еще в России, но не могла выйти замуж по политическим соображениям. Родила здесь и уехала учиться в Штаты. Мы с Остином вначале хотели пристроить мальчика в хороший детский интернат, но теперь любим его, как родного внука - излагала Алиса заученную официальную версию, оправдывающую и то, что маленький Готтл воспитывался в семье Браунов.

Бывая дома, Антонимя приглядывалась к растущему ребенку, отмечая абсолютное отсутствие в нем наследственного сходства, а в себе - материнской привязанности. Откуда вообще взялось это белобрысое плебейское дитя, хозяйничающее на Острове под восхищенными

взглядами четы Браунов? Уж не Виктории ли уж в самом деле, сынок?

Кривоватые, шустро семенящие ножки, узкий лоб под пухом редких волос, широкий курносый нос? Нет, он никак не мог претендовать на родство с Асторами, а о сходстве с матерью и говорить не приходилось. Лишь Йохим Динстлер, зачастивший к Браунам, чтобы хоть со стороны, на правах доброго дяди посмотреть на родного внука, видел в маленьком Готтле точную копию крошки Антонии, той, которой она была до прикосновения его сумасшедших рук. Преступных рук - теперь Диснтлер знал это точно.

Не важно, что какой-то там процент пациентов продолжал здравствовать, сохраняя подаренную Пигмалионом внешность, его дочь, его единственная дочь медленно, но верно возвращалась к первозданному облику.

Временный выход из положения он нашел, проводя Антонии маленькие хирургические корректировки лица. Динстлер творил чудеса, восстановив видоизменившийся в процессе беременности нос Тони. А через год ее утратившие изящное очертание губы, снова стали притягивать объективы. Серия очень удачных рекламных снимков губной помады, разнесшаяся по всему миру, принесла Антонии немалую сумму, обеспечив к тому же новый взлет популярности.

Однако, несмотря на отдельные успешные работы, карьера мисс Браун, по всей видимости, пережила свой расцвет. Даже Артур, весьма пристрастный к обожаемой подопечной, не мог не заметить, как начался постепенный спад, видел, что источник энергии, фонтанировавший в его

Антонии, иссякал. Будто кто-то выключил свет. Профессионализм помогал Тони, продолжавшей тиражировать копии себя самой прежней, обмануть многих. Но это были лишь репродукции, лишенные одухотворенности подлинника.

Ее и прежде одолевали приступы раздражительности, преследовала апатия, но тучи быстро рассеивались, побежденные природным жизнелюбием. Теперь же состоятельную, знаменитую и свободную молодую женщину все чаще посещала скука. Короткие эмоциональные взлеты обеспечивало лишь спиртное, которое она начала понемногу употреблять, да еще сильные художественные впечатления, случавшиеся все реже и реже.

Мощный дар Феликса притягивал Антонию, она физически ощущала исходящую от него творческую энергию даже в те часы, когда он погружался в сонливую медитацию. Внутренний движок работал на полную мощь, генерируя идеи и образы, которые Тони подхватывала как жаждущий каплю влаги. И очень боялась, что наступит момент, когда ей станет ясно, что тупо молчащий в ее обществе мужчина - всего лишь странноватый тип, случайно попавший в "струю" авангардных изысканий.

В марте Антонии исполнилось двадцать три. Она не поехала к родителям на Остров, сославшись на занятость, не заказала ужина для друзей в "серебряной башне", сказавшись больной. Ей хотелось быть одинокой и ненужной, выпив до дна горькую чашу покинутости, пусть

надуманной или сильно преувеличенной. Даже самой себе Антония не

могла бы признаться, что всей душой ждала опровержения,

доказывающего обратное. В полностью перестроенной по эскизам Феликса

бывшей спальне бабушки, не осталось и следа от любимых ею обломков

российского усадебного быта. Старые вазочки, подушки, шторки,

грелка и лампы спустились в кабинет, уступив место великолепной

холодности стильного интерьера. Много белого, гладкого, плоского,

функционально-примитивного. Никаких штор, золоченых финтифлюшек,

старых подсвечников, шкатулочек - столь любимого парижанами "духа

старины". Только белые и лилово-фиолетовые тона, резко пересекаемые

черным. На окнах жалюзи зеркального металло-пластика, придающего

комнате изломанную головокружительность космических фантасмагорий.

Накануне дня рождения она улеглась пораньше, вытащив из библиотечного шкафа томик русского издания Л.Толстого с "Войной и миром". Но чтение никак не шло. Видимо, ему не способствовало ни выбранное время, ни место.

-Как в морозильной камере, детка. Честное слово, в твоей спальне меня простреливает радикулит.- Не удержался как-то Артур от комментариев новой обстановки.

-Не удивительно, что сам автор в этой комнате зачастую впадает в

столбняк.

Шнайдер, давно ставший опекуном, другом и нянькой, иногда

позволял себе простецкую прямолинейность в довольно интимных

вопросах.

-Дорогой мой старикан, ты упорно корчишь из себя дураковатого

бюргера, побывавшего в галерее современного искусства, и поэтому

обязательно поворачиваешься задом к главному украшению этой

комнаты, ее концептуальному ядру!- терпеливо внушала Тони. Шнайдер

недоуменно таращил глаза, горячо возражая:

-Не помню случая, чтобы мой "компас" не сработал. В то время, как

на каком-либо сугубо престижном вернисаже мой нос принюхивается к

забытой критиками, банальной вещице, этот зад (Шнайдер гордо

похлопал себя по ягодицам) непременно был направлен к потрясшему всех

шедевру... Кроме того, девочка... Может быть я плохо разбираюсь в

пост-модернизме, но в страстях кое-что смыслю...- Артур посмотрел на

панно с обреченностью человека, вынужденного созерцать нечто

неудобоваримое.

-Поверь мне, это не страсти, это - грехи. Печально, что наш юный

гений подобным образом трактует вполне приятные вещи.

Выполненное Феликсом панно "Паломничество страстей" занимало всю стену напротив шестиугольного ложа. Металлические стружки всех оттенков голубиного пера от серебристого до лилового6 извивались спиралями, образуя некие понурые фигуры, бредущие слева направо, в состоянии крайнего изнеможения. Впрочем, это была лишь одна из фантазий, посещавших Антонию при взгляде на панно. Перед сном ей смотреть на стену вовсе не хотелось, и даже ночью бывало неудобно от присутствия сизых призраков, пробиравшихся в темноте. Иногда

Антония завешивала панно покрывалом, что, естественно, не мог ни заметить злорадствующий Шнайдер.

За последние пару лет Шнайдер заметно погрузнел, тщательно скрывая под свободными пиджаками обрисовывающийся живот. Волосами, неумолимо редеющими на затылке, он занимался очень тщательно, обращаясь к известным специалистам. Но чуда не происходило - теперь он выглядел так, как сотни голливудских красавцев, оставшихся "за кадром". Артур часто подшучивал над собой, утверждая, что доволен "фасоном" своего облысения, делающего честь мужчине. Поскольку, как утверждает молва, залысины спереди образуются "от ума", а на темени

"от женщин". Но втайне Артур все сильнее завидовал юным и сильным.

Феликс раздражал Шнайдера молодостью, "занудностью", неумением или нежеланием наладить с ним дружеские отношения, а главное - близостью с Антонией.

-Артур, ты превращаешься в сварливую тещу,- отмечала Тони, не желая

вступать в дискуссию по поводу своей шестиугольной кровати,

называемой Шнайдером "стартовой площадкой" или "космодромом".

Накануне дня рождения Артур явился к шестиграннику с блокнотом, осторожно присев на один из отдаленных углов.

-Мне кажется, Карменсита забыла дать указания на завтрашний вечер.

на сколько персон и где заказывать торжественный ужин?

-Исчезни, зануда. Я уже сплю. Никого видеть не желаю.- отвернулась

Тони и погасила свет.

-Да, не забудь утром сдернуть покрывало с "грехов". Феликс может

нагрянуть совсем рано.


4

...Антония проснулась с сознанием, что повзрослела на год. Мысль совсем не страшная в двадцать три, но во рту почему-то появился кисловатый привкус металла, а открывшийся за разъехавшимися жалюзи тусклый дождливый свет, не прибавил радости. Она с неприязнью подняла глаза на панно и в изумлении села среди лиловых подушек.

-Боже, когда это он успел! Ах, как деликатно и мило!- Тони удивилась

проницательности Феликса, почувствовавшего ее антипатию к

металлическому ковру - Еще бы! Последние дни она так и держала его

под покрывалом, не догадываясь, что непредсказуемый Картье успел

сменить "экспозицию". Новая работа гения, площадью не менее пяти

квадратных метров, изображала рождение Венеры, послушно следуя за

Ботичелли. Только тело богини в полный рост было выпуклым и казалось живым, а лицо- лицом Антонии, но без глаз. Тони вскочила - ей хотелось потрогать руками материал, из которого вылеплено ее розовое бедро и особенно морская пена - сверкающая и абсолютно натуральная.

-Это намного лучше, правда? - Феликс неслышно вошел и обнял новорожденную.

-Поздравляю, милая. Я так хотел угодить тебе.- Его голос звучал

смущенно, как у человека, торжественно вручившего в качестве подарка

дешевую литографию.

-Да, да! Мне будет очень уютно с ней. А куда делись "грехи"? И вообще

как ты догадался?

-Неважно. Все, что прошло, не стало уже важно. Сегодня мне хочется

заглянуть в будущее - на ближайшие двадцать четыре часа, по крайней

мере.

-Раз так - я отвечаю сюрпризом на сюрприз. Мы проведем сегодняшний

день вдвоем! Не считая Шнайдера, бесшумного и незаметного как

мышка.- Тони импровизировала, но только что возникшая идея провести свой день рождения в романтическом уединении показалась ей вдруг привлекательной.

-Спрячемся здесь или уедем? - спросила она у вдохновленного планом Феликса.

-Я увожу тебя! Не надо быть пророком, чтобы предсказать сплошной телефонный трезвон и праздничное паломничество друзей. А тот домик в соснах, где все началось... Он ждет нас!

-Замечательно! Артур и незрячая Венера будут принимать непрошенных визитеров, а мы исчезаем. Только непременно позавтракаем. Насколько помнится, дорога туда петлистая, и не хотелось бы корчиться над рвотным пакетом.- Антония набросила чернильно-лиловый атласный пеньюар и в сопровождении Феликса спустилась в столовую.

На первом этаже все осталось по-старому. И даже пахло здесь, в большой столовой, выходящей тройным эркерным окном в мокрый сад,пирогами и чем-то еще.

-Ой, кто же это постарался? Кто это такой сообразительный!- Тони в

в восторге кружила возле огромных букетов белых лилий, украсивших

гостиную и столовую. Вопреки массовым предубеждениям против этих

царственных цветов, источавших сильный сладкий аромат, Артур считал

только их достойными Антонии.

-Угодил, дружище! Именно сегодня мне так не хватало геральдических

атрибутов власти! - поцеловала Тони Шнайдера, старательно

демонстрируя радость, чтобы смягчить последующий удар.

-Только знаешь... После завтрака мы с Феликсом исчезнем. Интимный

праздник. А ты здесь отдохни, пригласи свою Гретхен...- Тони

намекнула на вялый затянувшийся роман Шнайдера с деловитой худой

немкой. Артур не счел нужным возражать, смиренно опустив руки -

сообщение Тони рушило все его планы на сегодняшний вечер. А он так

старательно подбирал меню, заказывал ужин, так тщательно отобрал

тех, чье присутствие, действительно, могло взбодрить и порадовать

Тони. Особенно, если они появятся "внезапно", "мимоходом". Габи с Мишелем, Анри со своей камерой, толстушка Дюк с прекрасной смесью доброты, глухости и непосредственности, да еще парочка дурашливых добродушных, но чертовски талантливых музыкантов - виолончель и скрипка, состоящие в законном браке.

Ну что же, придется срочно всех обзванивать, отменяя визит. Горничная вопросительно посмотрела на Тони:

-Можно подавать завтрак?

-Да, Марион, на троих.

-Спасибо, я уже перекусил в одиночестве. Если только повторить кофе.

Хотя нет, лучше чай с молоком – боюсь, не усну. Кажется, предстоит

провести в лежачем положении весь день.- проворчал огорченный

Шнайдер.

-Справедливые упреки, Артур. Тони - гадкая девочка, хотя уже совсем

взрослая. Эй - там, кажется, пришли!

-Посыльный с пакетом для мадмуазель Браун, - Марион внесла в комнату

большую легкую коробку необычной формы - с выгнутой, как у

сундучка крышкой, обтянутую парчой.

-Поглядим. Кажется, уже пошли подарки! - Тони потянула витой

золоченый шнур, хитро опоясывающий сундучок.

-Осторожно, похоже, это садок для змей. В такую рань посылки бывают

с сюрпризом.- Предупредил Феликс.

-Завистницы встают раньше всех, у них плохо со сном и цветом лица.

-Ах, сожалею, милый, Шерлок Холмс из тебя пока неважнецкий. Какое

чудо. И что за запах - Тони кончиками пальцев извлекла из шуршащих

бумаг бледно- голубое облачко воздушного благоухающего майским садом

газа, засверкавшего золотыми нитями.

-Ага, тут, кажется, шальвары, лиф и огромная фата... Или как это у

них называется? - Она не набросила на голову прозрачное легкое

покрывало.

-Сказка Шахерезады! Ну-ка дай поглядеть на этот бюстгальтер. -

Шнайдер взял нечто миниатюрное, переливающееся цветными искрами.

-Да здесь целый ювелирный магазин. Боюсь, детка, мы имеем дело с

маньяком или безумным крезом. Это натуральные камни.- Мужчины

тревожно переглянулись.

-Ах, перестаньте! Я знаю, кто этот псих! - Тония протянула Феликсу

карточку, лежавшую на дне коробки.

-«С почтением и преклонением - Его Высочество Бейлим Дели Шах.

Голубой - цвет надежды» - прочел он с нескрываемым сарказмом.

-Какая изысканная манера объяснения и какая наглость! Сладострастный

старый шакал с дрожащими от возбуждения толстыми пальцами!- Тони

захохотала.

-Дорогой, твое воображение сегодня играет на чужую команду. Это

прелестный, монашеского вида паренек. Да ты видел его на приеме в

итальянском посольстве.

-Не припоминаю... - Феликс усмехнулся.

-Насчет монашеского вида, боюсь, ты обманываешься. Даже миллионер не

выкладывает такую кучу денег для женщины, не производящей, как бы

это сформулировать поделикатнее, при господине Шнайдере... не

производящей антицеломудренное восстание в его брюках... Или - в его

юбке, что они там носят под простыней?

-Феликс, я не успокоюсь, пока не примерю эти гаремные облачения.

Говорят, они придают женщине всесокрушающую соблазнительность!- подхватив коробку, Тони умчалась в спальню. – А тебя, маэстро, умоляю, сделай этой Венере глазки. Ну, хотя бы малюсенькие из оливковых косточек!


8

С этого момента обстоятельства играли против мрачневшего с каждой минутой "Летучего Голландца". Тони явилась во всем блеске величественной красоты, свойственной королевам или блудницам. Но не успла она продемонстрировать фантастический костюм, как чуть ли не

на час прильнула к телевизионной трубке - звонили родители, дав

возможность поздравить Антонию не только всей домашней челяди, но и

какому-то малышу, долго сюсюкающему заученные поздравления и даже

плохо вызубренный стишок. После этого, лишь только Антония

приступила к показу танца живота, остававшегося голым в просвете

между лифом и шальварами, сквозь расстояние прорвался некий "дядя

Йохи", завладевший юбиляршей чуть ли не на тридцать минут.

А затем пошло-поехало: звонки в парадное и по телефону. Посыльные с телеграммами и букетами, поздравления официальные и дружеские.

-Извини, Феликс - сам видишь, сегодня нам, наверняка, не вырваться.

- Тони виновато посмотрела на кавалера из-за букета алых роз, только что прибывшего от фирмы "Адриус".

-Исчезнем завтра... Нет - в конце недели. Я клянусь!- Феликс улыбнулся смирено и отрешенно. Это означало, что теперь им можно было пользоваться как пешкой, не боясь пораниться об острые углы. Просто он отправился в путешествие один - в свой тайный, особый мир, в котором никогда не скучал и не чувствовал себя изгоем.

-Похоже, наш гений углубился в подсознание, - кивнул Шнайдер на задумчиво разглядывающего мокрые клумбы за окном Феликса.

-У нас масса времени, чтобы устроить потрясающий ужин. Посмотри – как тебе это меню?-

-Он слишком легко сдается- грустно кивнула в сторону Феликса Тони, беря у Артура листок.

-Просто разумность уступает очевидному - заступился за Картье Артур, осчастливленный внезапной победой.

-Согласись, затея убежать с собственного праздника была заранее обречена.

-Ты это предвидел, а посему: гусиная печенка, грибной суп, филе из телятины, барашек с розмарином, яблочное суфле с французской фасолью, салат из манго с ореховым маслом. В завершение сыр и виноград, за которыми последует торт и кофе... - Тони благодарно посмотрела на Артура.

-Сойдет. Ведь мы будем ужинать в узком кругу?

-Боюсь прослыть оракулом, но мне кажется рассчитывать на интим вряд ли приходится, - вздохнул Шнайдер.

Предсказания Артура сбылись - "случайно" пришли все, на кого он рассчитывал и еще человек семь "экспромтом", так, что пришлось портить изысканную аранжировку стола домашними запасами - ветчиной, овощами и наскоро зажаренной Марион курицей.

Антония, встречавшая нежданных гостей по-домашнему - в блузе и брюках, в разгаре ужина удалилась, явив гостям ошеломляющее великолепие восточного наряда. К тому же она надела знаменитое колье- «les douze Mazarini», которое ни разу не доставала из ларца. В конце-концов искусная подделка лишь случайно попала к Виктории, хотя предназначалась не ей7 А этот туалет от принца так и манил к мистификации.

Компания вопила от восторга, увидев роскошную одалиску, тенор Каванерос исполнил в порыве вдохновения арию из "Баядерки", а фотограф Анри постоянно освещал собрание вспышками магния. особенно эффектным вышел портрет Антонии в восточном костюме на фоне "Рождающейся Венеры". Гости были восхищены новым творением Феликса

Картье, а сам он так очаровательно отстранен от шумной вечеринки, так одинок в своей невыразимой печали среди веселья и празднества, что Антония не удержалась от щедрого подарка.

-Друзья! Я и мсье Картье хотели сообщить вам сегодня о нашей помолвке. Прошу налить шампанское и поспешить с поздравлениями!- объявила Тони, глядя на Феликса. Его реакция напоминала взрыв шаровой молнии: отрешенное лицо засияло феерической радостью, а через мгновение померкло.

-Я счастлив, дорогая.- Он поцеловал руку Антонии и опустил глаза. В этот вечер Феликс больше ничем не привлек внимания компании.

А на следующий день фотографии, сделанные Анри, появились в газетах. Антония в бриллиантах и шальварах в компании с обнаженной Венерой выглядели как сестры-близнецы. Не менее потрясал кадр, запечатлевший поцелуй Антонии и Феликса с сообщением о состоявшейся помолвке.

-Мы поедем на край света?- Феликс небрежно отбросил газеты и взял Тони за руки. От того, что он сидел, а она стояла, его глаза, смотрящие снизу верх, казались молящими. Ей и самой хотелось повторить это лесное уединение, начавшее почти два года назад их роман с удивительно высокой, пылкой ноты. Феликс и впрямь казался пришельцем, его немногословие компенсировалось сиянием, исходящим от лица печального и возвышенного, как на иконах. Он был похож на монаха, впервые полюбившего женщину и вложившего в свою земную страсть могучий пыл религиозного исступления.

-Поедем. Мы обязательно вернемся к тем соснам.- Они посмотрели в глаза друг другу, мгновенно представив высокий шумящий шатер темной хвои, скрывавший их любовные неистовства от синего бездонного неба. -Только я совсем упустила из виду. Через три дня мне надо быть в Венеции. К сезону карнавала приурочена, как всегда, широкая культурная программа - выставка, театральный фестиваль, концерты и, само-собой разумеется - презентации и аукционы. Я подписала контракт с домом "Шанель" еще в декабре. И даже радовалась этому... А знаешь, милый, поедем на карнавал вместе?- Теперь Антония опустилась на ковер у ног Феликса, сжав в ладонях его руки и заглядывая в глаза. -Я быстро отработаю свою программу и мы растворимся в толпе, нацепив самые дешевые маски. Инкогнито посетим выставку Шагала и Дали, посидим в винном погребке на набережной, а потом ты купишь для меня самую дорогую бронзовую статуэтку на аукционе за 20 миллионов итальянских лир Venere Spaziale, чтобы заменить лицо бронзовой Венеры моей золотой маской...

-И все это время мы будет отбиваться от репортеров - обреченно усмехнулся Феликс.-Нам не спрятаться в толпе, Тони. Боюсь, что... боюсь -я не смогу составить тебе компанию, извини.- Он поднялся, собираясь уходить.

-А ведь мне надо было сообщить тебе что-то очень важное. Жизненно-важное. Для меня, по крайней мере...- Тони бросилась вдогонку:

-Постой! Прошу тебя, погоди один день. Возможно, мне удастся кое-что предпринять. Подожди меня, ладно?


9

...Шнайдер сник, став похожим на почтенного отца североамери­канского семейства, несовершеннолетняя дочь которого собралась выйти замуж за негра.

-Не знаю, что и сказать, Тони. Считай - это удар ниже пояса. Не

говоря уже о колоссальных издержках... Такой скандал! Опять

придумают что-нибудь несусветное, натащат грязи, из которой потом

не выбраться... загалдят, что Антония Браун возобновила связь с

Уорни, инфицированным, как известно спидом, и теперь разрывает контракт с домом "Шанель" за три дня до показа...

-Фу, ты сам напустил такого мрака! Что за охота портить мне настроение? Я достаточно богатая женщина, чтобы оплатить издержки, да и сплетникам уже наверняка скучно связываться со мной, уцепиться не за что... А про Уорни, я думаю, сплошные сказки.- Торопливо

подбирала аргументы Тони.

-Сплошные? И то, что блеет он уже козлом, да и сам это знает,

предпочитая колесить в непритязательной провинции? То, что катается

в гомосексуальной грязи, как сыр в масле... имеет кучу долгов, провалил последний диск?

-Фирма грамзаписи понесла убытки - это сообщение для музыкантов равносильно некрологу.

-Довольно, сейчас речь обо мне. Ситуация, согласись, несравненно более радужная. И во многом - благодаря тебе, Артур! - Тони явно подлизывалась, подступая к необычной просьбе:

-Мне хочется на несколько дней исчезнуть с женихом!- но Шнайдер не поддавался. Так легко подходящий выход из любой передряги, он сник на пустяке, настаивал на своем. Тони должна ехать в Венецию.

-Хорошо, Артур, я сама найду выход. Но запомни - тебе он может не понравиться!

Тони заперлась в кабинете покойной прабабушки и позвонила на Остров. Из осторожных намеков матери в ходе поздравления с двадцатитрехлетием она поняла, что в эти дни дома

находится Виктория, отметившая накануне в феврале свой день рождения. "Дублерша" опять отличилась, сыграв роль благонравной девочки, проводящей праздник в кругу родных. Вот только там ли она еще?

-Мама, мне в последний раз нужна Тори. Всего на три дня. Устрой, пожалуйста. От этого зависит мое личное счастье! - использовала Антония аргумент, которому Алиса не могла противиться.

Вечером Алиса перезвонила, сообщив, что Викторию удалось уговорить и попросила к телефону Артура.

-Шнайдер, мадам Браун хочет тебя кое-о чем попросить.

-Естественно, твоей матери удалось меня уговорить! - Полковые трубы

играют тревогу. В бой - старичок Артур. Никто не пожалеет твою

ноющую поясницу. Боже - в марте в Венецию так сыро! Я просто

комикадзе.- Ныл Артур, отчасти довольный тем, что ему не пришлось

брать на себя ответственность за авантюру Тони.

-Если серьезно, голубка: это плохая игра. Таково окончательное,

бесповоротно мнение лучшего друга и советчика. Дай бог, чтобы я

оказался неправ.

.10

..На этот раз опасения Шнайдера показались несколько преувеличенными даже Виктории. Она с улыбкой вспоминала наивный трепет "дублерши", приходившей в ужас от гостиничного сервиса "Плазы" и была совсем не прочь ввязаться в небольшое приключение. Что и говорить - пять лет, проведенные в хорошем Университете, способствуют укреплению веры в себя, а если учесть, что пребывание в Америке Виктории Меньшовой целиком основывалось на вымышленной "легенде", то его вполне можно было бы приравнить к деятельности разведчика, работающего в тылу врага.

Вначале, получив статус студента и отпустив Малло восвояси, Виктория действительно ощущала себя нелегалом, которую вот-вот поймают с поличным. Она боялась за свои фальшивые документы и таинственно полученный облик, повторяя по ночам вымышленную историю своей жизни - российской девушки, внезапно осиротевшей и эмигрировавшей к французским родственникам. Она детально продумала каждую мелочь, готовясь к любым вопросам. Но их никто не задавал. Студенческий коллектив сразу разбился на дружеские группировки, оставив замкнутую и взъерошенную француженку за бортом. Соседка Виктории по университетской квартире, являющейся аналогом российского общежития, смуглокожая латиноамериканка Гудлис сделала несколько попыток втянуть Тони в свой веселый кружок, но оставалась ни с чем. Очкастая молчунья предпочитала до закрытия просиживать в Университетской библиотеке, или компьютерных залах. Спрятавшись в пластиковую выгородку, укрывающую от посторонних глаз, нацепив наушники с курсом английского или французского языка, Виктория чувствовала себя спокойнее. А утром, подхватив учебники, топала в аудиторию, высматривая исподлобья в пестрой шумной толпе молодежи человека в сером плаще, позвякивающего приготовленными для нее наручниками. Это была школа мужества и усидчивости длиной почти в два года. Пока в один прекрасный день ей просто надоело прятаться по-страусиному головой в песок. Осточертело уныние, постоянный страх, унизительное ощущение вороватости. Да чем же она хуже всех

этих чрезвычайно бойких, раскрепощенных и не таких уж суперумных

юнцов, не дающих спуску ни полиции, ни профессуре, лезущих в науку,

секс и политику, устраивающих манифестации, диспуты, митинги

протеста и знойные вечеринки, завершающиеся "свободной любовью" или

несвободной - кому что по вкусу.


Во всем этом Виктория разобралась лишь в конце третьего года, став робким наблюдателем в компании Гудлис. Ни с кем особо не сближалась, но и врагов не искала. Доброжелательная, тихая девушка, начавшая делать успехи в учебе. В общегуманитарном направлении кафедры Культуры она выбрала социологию и вскоре уже бегала с опросными листами социологической службы Университета по предприятиям города. На четвертом году обучения Виктория Меньшова выглядела настоящей американкой, умеющей отстоять свое место под солнцем. Она прекрасно играла в теннис, плавала, рисовала комиксы для студенческого журнала и посещала ипподром.

Представители мужского пола обратили внимание на длинноногую красотку как-то разом, после теннисного турнира, в котором она заняла второе место. К Виктории вдруг подкатила целая орава ухажеров, причем каждый из них начинал с одной и той же фразы: что это я тебя раньше не видел? Действительно, возможно ли было не заметить такую милашку, слолвно умышленно стравшуюся притушить

свое блистательное великолепие? Оказывается, мимикрия, свойственная

хамелеонам, очень ценное качество для человека, стремящегося слиться

с окружающей средой. Виктория, цепляющая очки в крупной роговой

оправе, туго закручивающая в пучоко мсвои роскошные волосы и

неизменно выбиравшая одежду цвета "сырой асфальт", не привлекала

внимания, растворяясь в яркой шумной толпе эффектных девиц.

-Зачем тебе эти жуткие очки? - удивлялась Гудлис, разглядывая

забытые Викторией в ванной комнате окуляры.

-Они же у тебя без диоптрий-

-Минус один. Отдай - я без очков ничего не вижу- Гудлис вернула очки

и надула губы

-Тебя то ли мама с крыши уронила, то ли папа напугал в детстве-.

Напоминания о родителях погружали Викторию в неподдельную скорбь.

Она регулярно отправляла матери через Остина послания и получала устные сообщения от нее а пару раз - настоящие письма. Но перспектива

попасть в Москву была весьма отдаленной и постепенно усадьба Браунов на Острове стала тем, что для каждого, проживающего вдали, означает понятие родной дом. Она с радостью проводила там каникулы, окруженная заботой и лаской, а образ Остина медленно, но верно сливался с памятью об Алисе. Отец и дед сошлись в одном лице, словно двоившееся изображение. Тогда в больнице Динстлера, придя в себя после сотрясения мозга, она сказала Осину "папа!". Это слово едва не срывалось с ее губ и теперь, уж слишком велика была иллюзия - те же интонации, голос, движения, лицо. А главное - то же самое выражение глаз, восхищенных и немного встревоженных.

-Поверь мне, Вика, что бы ни случилось с тобой - я буду рядом и я помогу. Ты слишком большая находка в моей жизни, чобы позволить кому-то отнять его. Всегда помни об этом и ничего не бойся.-

Похоже ощущение раздвоенности окружающего преследовало не только Викторию. Головокружительная зыбкость бытия, существования на грани фантастики и неальности порой казалась катастрофически гапбельной а иногда повергала участников этого жищненного спектакля в возвышенное умиление.

Так начинающий канатоходец, увидев перед собой раздваивающийся металлический луч троса, вначале от страха зажмуривает глаза, но поборов растерянность, движется дальше. Виктория постепенно набирала уверенность, обретая силу и переставая пугаться сюрпризов.

Приехав на каникулы после первого курса, она увидела восьмимесячного Готтла на руках Алисы, смущенно переводившей разговор подальше от детской темы. Вокруг бушевало майское цветение, пробивающийся сквозь нежную листву солнечный свет, казался светло-зеленым, насыщенным ароматами ландышей, нежно розовеющей сакуры. Мальчик тянул к Виктории ручки и пускал слюнявые пузыри.

-Зубки режутся - сказала Алиса, передавая его няне. А вечером на

"семейном совете" они решили, что Готтлиб Меньшов формально будет

считаться сыном Виктории. Конечно же, все уладится, встанет на свои

места, но прежде придется подождать, пока определится личная жизнь

Антонии.

-Разумеется, я не возражаю. Пожалуй в моей новой биографии этот

мальчонка- самое лучшее - вздохнула Виктория, думая о том, как

хорошо было бы спрятаться здесь, на Острове, воспитывая "сына"

вместо того, чтобы возвращаться опять в ненавистную опасную

университетскую жизнь.


11

Шли годы. Попадая на Остров, с радостью отмечала, как быстро растет мальчик. Они учились жить в этом мире вместе - малышка Готтл, осваивающий хождение и речь, и американская студентка Виктория, точно так же начинавшая постепенно ощущать свое новое "я", в котором уже ощущался вклад "американизации", а главное - Остина, Динстлера, Пигмара и всх тех, чтг стал частью ее жизни. Наблюдая, как играет с мальчиком Виктория, Алиса и Остин поначалу испытывали тот самый

синдром начинающего канатоходца, ощущая головокружение от

невозможности определить пространственные ориентиры. Виктория

неуловимо сливалась в один образ с Антонией, так что приходилось

бесконечно повторять себе: это всего лишь иллюзия, трюк. Вика -

внучка Остина, но не мать Готтла. Антония - дочь. Дочь? А кто же

тогда Йохим? Но жизнь брала свое - что ей за дело до хитросплетений

сюжета? Хотелось просто радоваться тому, как бегают по алому от

маков полю косолапый малыш и длинноногая девушка, резвясь и

кувыркаясь сс целым выводком ушастых щенков. Какая разница, что с

точки зрения биологии этот мальчик вообще чужой, а девушка - лишь

искусственная копия той, которая вопреки всем законам, считатся

дочерью?

Так же как Виктория, отмечавшая после полугодовой разлуки взросление малыша, Остин и Алиса не могли не удивляться изменениям Вики, обретавшей все большую самостоятельность и уверенность. В один прекрасный день, ступив с каннского причала на борт яхты, носящей ее имя и названной в честь неведомой бабушки, Виктория будто увидела все в новом свете. Туман рассеялся, навсегда унеся в прошлое затравленного неведением жалкого зверька, прижимающегося к Остину - бритоголовой дурнушки, потерявшейся в пространстве и времени. Теперь, радостно приветствующая Малло на борту своего судна, она ехала к себе домой, на свой Остров, где ждали, проглядев глаза, дед, "мать" и "сын". Да кому нужны эти кавычки, разве крючкотворам в адвокатских конторах.

Перед защитой диплома бакалавра на яхте " " прибыла на Остров изящная, уверенная в себе юная леди. Несмотря на зиму, она отлично загорела и выглядела так, будто вернулась с высокогорного курорта - свобода и легкость движений, открытый, радостный взгляд хорошо отдохнувшего человека.

-Отлично выглядишь, девочка!- с удовлетворением сказала Алиса,

отметив неброский, но элегантный костюм, удачно подобранную обувь и

сумку, отсутствие косметики на свежем, великолепно вылепленном

лице, лице юной задорной Алисы. И при этом Вика, словно и не была

копией юной Антонии, будто иное содержимое преображало и сам сосуд.

В этот приезд Виктории Алиса, руководимая женским чутьем, передала ей большую коробку с письмами, которые старательно собирала

уже пять лет.

-Я только теперь сообразила, что эти послания предназначаются тебе,

хотя адресованы Антонии. Во всяком случае, она совершенно

проигнорировала их, заявив, что не имеет к обольщению Жан-Поля

никакого отношения. - Алиса засмеялась.

-Я-то хорошо помню, как он ходил за тобой, словно громом

пораженный... В ту первую весну на Острове, детка. А когда увидел

тебя верхом на Шерри, так всю ночь писал стихи - меня не проведешь -

его окно как раз под моей спальней.-

-Сомневаюсь, достаточные ли это основания, чтобы читать чужие

письма?- - отстранила коробку Виктория, хотя при упоминании о

Жан-Поле у нее часто забилось сердце, даже в кончиках пальцев стало слышно. Все эти годы она часто думала о юном Дювале, не решаясь расспрашивать о нем, а вдруг объявят: Антония и Жан-Поль – такая прекрасная пара!


12

Пророчество Игмара сбылось - американская жизнь Виктории отличалась монашеской строгостью. Нет, она не боролась с соблазнами.

Просто никто из претендовавших на ее внимание спортивных верзил даже отдаленно не напоминал тот образ, который мог бы показаться Виктории привлекательным. Ну разве способна была соблазнить ее мимолетная встреча на чужой постели или в запертой ванной во время

шумной студенческой вечеринки после звездной ночи с Шоном?

Пару раз за Викторией заезжал в библиотеку молодой преподаватель с кафедры филологии и она соблаговолила посидеть с ним в кафе, а после разрешения проводить себя домой. Разговаривали о Достоевском и русско-язычной эмигрантской литературе, а сюжет уже давно известен:

-Твоя соседка дома? Ну может тогда выпьем кофе у меня?

-Спасибо. В следующий раз.- Но следующего раза не было - Виктория

избегала кавалера, содрогаясь от мысли, что все может быть так

просто.

Оценивая свою реакцию на совершенно нормальные, здоровые притязания сильного пола, Виктория решила: Ингмар Шон заколдовал ее, "закодировал", лишив способности увлекаться. Сам он исчез, не разбив сердце Виктории, но оставив в ее душе след, которым невозможно было пренебречь.

С некоторой ревностью узнала Виктория об успехах шоу Ингмара в Рио-де-Жанейро, где в роли Мечты выступила некая Карла Гиш. Писали о фантастических трюках, не имеющих аналогии в мировой практике и общество "Потусторонний взгляд" избрало Шона своим почетным

председателем. Всем бы очень хотелось, чтобы за иллюзиями Шона

стояло нечто, не связанное лишь с расчетом и техникой. Но любопытным

не удалось разгуляться - всего три представления в зале "Олимпика" -

и маг покинул город. В неизвестном направлении. С неделю бушевали

страсти вокруг Мага и затихли. Ингмар решил скрыться, а значит он сделал свой трюк чисто.

--Вот и все, Мечта! Как странно уходят из твоей жизни возлюбленные.

- Без следа, без надежд, без обещаний... - думала Виктория.

-Этот славный мальчик - поэт, сочинивший "поцелуй небес" и "бабочку", заворожившие ее своей неординарной, возвышенной пылкостью

Ушел за горизонт видимого. А ведь уже успел заронить в душу готовые расцвести семена...- Она хранила листки со стихами Жан-Поля, скрывая от себя, насколько дороги они ей и как не хотелось отдавать трофей Антонии. Ведь парень просто запутался, обманутый сходством и, возможно, уже давно понял свою ошибку.

-Говорю же тебе, Антония никогда не давала Жан-Полю повода для романтических грез- настаивала Алиса, подступая к Виктории с письмами.

-Он не герой ее романа. И Тони - не для него.

-А я? Я тоже, мне кажется, не давала повода. Да и к тому же, увы, не для него...- Виктория не могла удержать вздоха.

-Однако все это принадлежит тебе. Прими, пожалуйста, и поступай как знаешь. - Алиса отдала письма Виктории и та провела целый вечер и ночь в сладких терзаниях. Жан-Поль писал, понимая, что отправляет свои листки "в никуда". Никто не отвечал ему, да и он не ждал ответа.

-Я почти всегда уничтожаю то, что пишу в лирическом буйстве. Потом, иногда, жалею, роясь в мусорной корзинке. Теперь я от этого избавлен. Просто заклеиваю конверт, пишу твой адрес и опускаю в черную пасть ящика. Постою минутку, ожидая, что он прожует и выплюнет добычу и ухожу, презирая себя за то, что перепоручаю труд загружать мусорную корзину тебе... Если, конечно, эти листки вообще попадут в твои руки. Твои руки... Дальше шли стихи о руках и Виктории становилось очевидно, что никакая черствая Антония не смогла бы выкинуть этот поэтический шедевр, если бы, конечно, удосужилась до него добраться. Большинство посланий Жан-Поля действительно выглядели так, будто предназначались для мусорного ящика. Они не надеялись попасть к адресату эти пестрящие помарками поэтические листки. Но были среди них и короткие крики души, позволяющие себе не скрывать отчаяние, поскольку ответов Жан-Поль, со всей очевидностью, никогда не получал и знал, что до Антонии не докричишься.

-Мне доставляет мазохистское наслаждение обращаться к тебе, будучи уверенным, что я лишь сотрясаю воздух, вернее перевожу бумагу. И эта безнадежность вооружает меня вседозволенностью... Тони, я тоскую по тебе, Тони. По всему тому, что придумал про тебя и про нас и что, наверное, могло бы произойти... Я придумал свою боль и свое одиночество, дабы получить пропуск в ад. Туда, где раздирают душу в кровь и выводят его на белых листах нетленные слова... Ах как тянет на возвышенные банальности, когда за окном бесконечный октябрь, а Мики, Ники и Заки подохли. Эти морские свинки не пожелали остаться победителями в истории науки... Как не останутся в истории поэзии мои, увы, тленные сочинения...

Насчет ценности научных изысканий, Виктория не могла судить, хотя строки Жан-Поль, посвященные своему учителю и наставнику, профессору Мейсону Хартли, убеждали в серьезности и перспективности генных изысканий. Но по поводу стихов она не сомневалась - эти перечеркнутые листки, аккуратно собранные его, когда-нибудь увидят свет в плотном томике с названием "Письма в никуда" или "Отправление чувств" (в зависимости от отношения автора к юношеской "лав стори").

Во всяком случае, в те моменты, когда Виктория позволяла убедить себя, что стихи Жан-Поля принадлежат ей, жизнь становилась светлее и радостнее. Далекий Дюваль, не перестававший мечтать о своей почти вымышленной возлюбленной, стал тайным кладом Виктории, хранимым в ее душе, подобно талисману.


13

...Пребывание на Острове подходило к концу, как и работа над дипломом "Влияние социо-культурных факторов на адаптацию эмигрантов в иноязычной среде". Еще пару недель в Университетской библиотеке, окончательная правка текста и можно отдавать труд на срочный суд шефа. Виктория сумела выпестовать в своем воображении вполне

привлекательный образ будущего - должность социолога на каком-нибудь

предприятии, имеющем связи с Россией. Тем более, что Остин Браун

задумал инвестировать и опекать посредством "концерна Плюс"

кое-какие сельскохозяйственные объекты в среднечерноземье. Возможно,

немыслимые зигзаги ее судьбы не так уж бессмысленны, выводя

окольными путями на магистральную прямую.

-Как насчет того, чтобы прогуляться в Венецию?- за спиной Виктории,

набирающей текст диплома на компьютере, стоял Остин. Она нажала

клавишу, экран погас.

-Не поняла, извини, дед. У меня тут как раз сложная таблица

корреляции материальных доходов, служащих с показателями их

культурной продвинутости. С разбивкой по полу, возрасту и

образованию...- Дедом Виктория называла Остина крайне редко и не

только по соображениям конспирации. Этот человек, ласково

потрепавший по щеке и весело крутанувший ее рабочее кресло так, что

разлетелись со стола листки с расчетами, конечно же был, более чем

дедушкой в семейно-русском пенсионно-бородатом представлении. И

слишком похож на отца.

-Что, голова, я вижу, не кружится. С вестибулярным аппаратом все в

порядке. А как с духом авантюризма? - он присел рядом, внимательно

наблюдая за выражением лица девушки.

-Знаю ведь, трудно забыть первые, волнующие впечатления. Тянет к

ошибкам. Как рецидивиста-грабителя к окошечку банка.

-Зря насмехаешься. Мне до сих пор не верится, что смогла совершить

такое в Парме и Нью-Йорке. Наверно, абсолютной беспомощности и

глупости. Ничего себе, думаю, Мата Хари из спецшколы с

идеологическим уклоном.- усмехнулась Виктория, не перестававшая

удивляться своим былым "подвигам".

-Всегда восхищался тобой, детка. И своим легкомыслием - хоть и

страховал тебя крепко, сейчас могу признаться, не одним только

Шнайдером... А все же риск был большой. Взять хотя бы налет этого Уорни в "Плазу".

-Ну теперь я с ним могла бы побеседовать по-другому. В карате у меня не слишком большие успехи, но пару приемов не верится проверить в настоящем бою. Ты понимаешь, что я имею в виду? - Виктория сделала выпад самбо, перекрутив локоть Остина.

-Ну, тогда тебе непременно надо собираться в Италию. Там такая программа на три дня - только и успеваешь отбиваться: участие в презентации коллекции парфюмерии "Дома Шанель", два грандиозных приема на самом высшем уровне и еще дюжину мелких- Остин протянул Виктории подписанный Антонией Браун контракт и заметил как дрогнули ее руки, державшие бумаги, когда она поняла смысл предложения Остина. Зрачки расширились, а веснушки, усыпавшие переносицу и скулы, ярче обозначились на побледневшей коже. Остин осторожно взял контракт и собрав с пола листки диплома, положил их перед Викторией:

-Продолжай составлять свои интереснейшие таблицы... Честное слово, есть и другие, вполне приемлемые варианты разрешить эту ситуацию... Только меня, старого авантюриста, все еще тянет поиграть с удачей. А если сам не могу, то подставляю тебя. Прости, детка, я не должен был...

Виктория решительно забрала у Остина контракт Антонии и положила его в свой стол.

-Дело решено. Мне тоже пора поразмяться. Только... только, если честно, я вначале испугалась... А потом, потом - как перед выходом на манеж - "победа и страх", нет - вначале "страх", а потом

обязательно -победа!

14

...В кабинете Бейлима стояла тишина, так что было слышно сопение афганской борзой Дели, лежащей у ног хозяина и часто дышащей открытой розовой пастью. Кончик языка трепетал, глаза исподлобья лежащей на лапах умной морды, внимательно следили за

гостем. Дюпаж, в свою очередь, не отрывал взгляда от лица принца, изучавшего письменные донесения. Стопка газет с фотографией Антонии в компании безглазой "Венеры" Картье валялась на ковре у его ног.

-Я понял совершенно ясно две вещи: Антония помолвлена с художником и послезавтра она отправляется в Венецию без него. Сочетание этих обстоятельства однозначно предопределяют мое поведение. Вы согласны Мсье Дюпаж? - деловито осведомился Бейлим, решивший немедля идти в наступление.

-Ваше Высочество выбирает линию поведения с позиции молодого и чрезвычайно темпераментного человека. Хотя я в данном случае был бы склонен к другой тактике - осторожно прокомментировал намерения принца детектив.

-Если я правильно понял, Ваше Высочество торопится использовать в свою пользу трехдневное отсутствие жениха рядом с девушкой?

-Естественно! Ведь она изображена здесь в моем подарке, а я вполне ясно отметил, что голубой цвет ткани - это цвет надежды. Она дала мне знак! Иначе просто невозможно истолковать ее поступок! - он перебросил Дюпажу газету с фотографией.

-Да, но тогда еще надо призадуматься Ингмару Шону и тому же Картье. Это колье ей подарил в честь удачного партнерства Маг, а панно специально ко дню рождения выполнил Художник... Вы думаете, она хочет столкнуть вас лбами?

-В таком случае, мой лоб окажется самым крепким. - Не задумываясь постановил Бейлим.

-Но вы должны помочь мне... дело в том, что я хотя бы на эти дни должен дать отпуск своей охране.

-Понимаю, понимаю, Ваше Высочество. Но все сферы личной жизни молодого человека входят в компетенцию двора...

-Прекрасно. Я сообщу вам о деталях несколько позже - мне предстоит еще уладить кой-какие дела.- Сказал Бейлим, провожая гостя. Ему надо было под благовидным предлогом устранить с дороги бдительного опекуна. Ни Амир, ни Хосейн не поддержали бы планы принца, а потому их следовало провести - немного совестно, но зато забавно.

Вечером Бейлим объявил Барбаре и всей своей свите, что увозит девушку на три дня к морю, причем инкогнито и не нуждается в сопровождении. А перед самым отъездом - с одной дорожной сумкой в наемном такси, встретив обнадеженную Барби у вокзала, горячо жаловался ей на помешавшие совершить любовное путешествие обстоятельства.

-Понимаешь, это касается моего университетского друга. Парень попал в беду, только я могу ему помочь... Мы проведем с тобой чудную неделю в апреле... А пока, будь другом, детка, постой на стреме - не говори никому, что я удрал из Парижа и не отвечай на звонки из моего дома, для всех - мы с тобой загораем под пальмой. Они долго не могли прервать прощальный поцелуй и Барбара махала рукой удаляющемуся принцу до тех пор, пока он скрылся в зале отправления пригородных поездов. Затем бросилась к ближайшему телефону-автомату и подробно доложила ситуацию Амиру.

-Южное направление? Понял. Спасибо. -Опуская трубку, Амир не мог удержать улыбку и даже потрепал за ухо вопросительно глядевшую на него собаку.

-Что же, Дели, игроки старательно разыгрывают свой сценарий. Пора и мне собираться в путь.- В это время Бейлим, вынырнув из другого выхода вокзала, взял такси и помчался в аэропорт, чтобы успеть на ближайший венецианский рейс.