Б. А. Рыбаков язычестводрев h ейруси москва 1987 Книга
| Вид материала | Книга |
- Б. А. Рыбаков язычество древhей руси москва 1987 Книга, 11300.29kb.
- Б. А. Рыбаков язычеств о древ h ихславя h москва 1981 Издательство "Hаyка" Книга, 9760.3kb.
- Красная книга, 61.68kb.
- Рыбаков Борис Юрьевич. Судьи Рыбаков Л. Б., Ламанен В. И., Кареев С. Н. Награждение, 34.47kb.
- Б. А. Рыбаков Язычество Древней Руси Предисловие Эта книга, 10530.88kb.
- Предлагаемая вниманию читателя книга написана на основе лекций, прочитанных автором, 6673.9kb.
- Предлагаемая вниманию читателя книга написана на основе лекций, прочитанных автором, 3042.94kb.
- Армянская Патриархия Иерусалима, Монастырь Святых Иаковых редактор: Виталий Кабаков, 2449.03kb.
- Москва Издательство "Республика", 36492.15kb.
- С. В. Воронин Настольная книга предпринимателя Москва «Копиринг» 2009 удк 339. 138, 4209.96kb.
давались клятвы, у печного столба заключались договора, в печурки
прятали молочные зубы детей, в подпечье обитал покровитель дома --
домовой. Это был "кон" -- начало начал, основа основ (осетинское
"кон" означает очаг). Когда-то появилось и обособленное изображение
этого понятия, которому по созвучию с конем-лошадью нередко
придавалась форма конской головы (не с ней ли советовалась
сиротка-семилеточка?). "Коник" у печи был священным местом в избе
82.
----------------------------------
82 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 35.
Белорусы называли угловой столб печи "дедом" и в какой-то
мере отождествляли его с домовым. Само слово "домовой" нередко
заменялось словами "столбовой", "старый", "господар". В тех случаях,
когда было необходимо добыть живой огонь, его получали посредством
вращения веретена в какой-нибудь щели печного, кутного "деда".
Печной столб превращался в представителя "дзядоу",
предков-покровителей. Возможно, что в древности такому столбу-деду
придавались антропоморфные черты, пережитком чего можно считать
изготовление "копки" -- небольшой выемки в верхней части (рот
идола?), куда прятали пуповины новорожденных. Антропоморфные коники
известны в Приладожье 83-84.
----------------------------------
83-84 Габе Р. М. Материалы по народному зодчеству западных
финнов. Л., 1930, табл. IX и XXII.
В русских былинах печной столб упоминается как место, на
котором сидит колдунья, произносящая заклятье 85.
----------------------------------
85 Астахова А. М. Былины Севера. М.; Л., 1938, т. I, с. 152.
С домашним культом печи и огня связаны, как мне кажется,
любопытные находки в новгородском культурном слое. Это --
распиленные вдоль бычьи астрагалы со сферической выемкой посреди
распила и со знаками креста или солнца на выпуклой внешней стороне.
Эти предметы могут быть осмыслены как верхняя часть снаряда для
добывания огня -- в паз астрагала могло одним концом упираться
веретено, на другом конце которого загорался огонь; снаряд требовал
лучка, тетива которого обматывалась вокруг веретена или чурки.
Наличие орнаментальных крестиков на астрагалах убеждает в их связи
с огнем.
Вторым священным местом в избе была матица (укр. "сволок"),
главный срединный брус потолка. С матицей тоже связан ряд обрядов и
юридических обычаев. Общеславянским, а следовательно, и весьма
древним, является устойчивый обычай вырезать на матице "колесо
Юпитера", круг с шестигранником и шестилучевой розеткой внутри него.
Часто и здесь мы видим три позиции светила 86.
----------------------------------
86 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, рис. на с. 455.
По сторонам солнечного круга с шестиугольником (который мог
означать и более широкое понятие "белого света", знак Рода) обычно
располагались идеограммы земли или вспаханного поля 87.
----------------------------------
87 См. также: Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки..., с.
386, рис. 103.
Иногда знак солнца заменялся православным восьмиконечным
крестом, что свидетельствует о длительности веры в магическую силу
матицы. Здесь повторена часть небесного комплекса, оснащавшего фасад
дома, но произведена характерная замена: вместо "хлябей небесных",
совершенно излишних внутри дома, здесь более определенно показана
земля; солнце светит на землю и её обитателей.
Установление семантики восточнославянского народного
искусства, вычленение отдельных устойчивых пиктограмм (знаки солнца,
обозначение земли и воды, дождя, знаки плодородия и т. п.) сделано
мною на основе анализа орнаментации прялок в первом томе "Язычества"
88. Обращение к иным материалам полностью подтвердило результаты
анализа, что может быть проверено по всем приводимым ниже данным.
----------------------------------
88 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 236-248.
В каждом доме было специальное священное место, где
впоследствии ставили иконы -- "красный угол", "красный кут". Киот --
"божница" -- украшался ритуальными полотенцами -- "набожниками", и
православные иконы соседствовали с набожниками, на которых зачастую
вышивались архаичные языческие сюжеты: богини Лада и Леля и суровая
Макошь 89.
----------------------------------
89 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. Раздел "Русские
вышивки и мифология", с. 471-527.
На киотах для икон, не взирая на их принадлежность к новому
культу, истреблявшему языческую архаику и в частности культ солнца
и "белого света", мы видим ту же самую систему оберегов, которая так
явно проступает во внешней и внутренней орнаментике дома. Для Севера
примером может служить киот из Медвежьегорского района 90. Две
горизонтальных доски киота сплошь покрыты резьбой: по углам --
солнце (три в "бегущем" варианте; одно в виде "белого света"), а
между солнцами -- обычная пиктограмма вспаханной земли
(перекрещенные прямоугольники); на нижней доске между солнцами и
землей даны размашистые зигзаговые линии воды (подземный океан?).
Вертикальные столбики, соединяющие горизонтальные доски, сделаны
витыми, струйчатыми, может быть, напоминая о дожде; рядом с ними
дощечки с таким узором (зигзаг и дырочки), который в домовой резьбе
присущ "хлябям".
----------------------------------
90 Вишневская В. М. Резьба и роспись по дереву..., рис. 5.
Для Украины можно взять в качестве примера доски от киота из
Левобережья 91. На одной доске чередуются правильные квадраты
вспаханной земли (составленные из девяти маленьких квадратиков) и
огромные шестилучевые солнца. Сверху вниз текут зигзаговые линии
воды. Вода показана и внизу. Вторая доска более сложна: общим фоном
там является небо, составленное, как соты, из множества
шестиугольников с шестью радиусами внутри каждой ячейки (основа
знака Рода), что в своей совокупности давало изображение "белого
света", рассеянного по всему небосводу.
----------------------------------
91 L'art populaire Ukrainien. L., 1982, tabl. 97.
Солнце здесь изображено очень оригинально: оно дано двумя
концентрическими кругами, образующими неширокое кольцо, на котором
косые черточки как бы обозначают "бегущее солнце". Внутри кольца
точно так же. как и на первом киоте, показаны девять квадратиков
вспаханной земли. С солнцами-кольцами чередуются церковные
("голгофские") кресты, что опять-таки подтверждает символическое,
религиозное значение других знаков, изображаемых наравне с
христианскими символами. Всю композицию на киоте можно выразить
фразой: "солнце посреди сияющего неба обегает землю, а крест
равноправен с солнцем".
Итак, расположенная в красном углу христианская божница XIX
-- начала XX в. с её набором икон оказалась примером двоеверия,
сосуществования церковных изображений, заимствованных тысячу лет
тому назад, с древними символами, идущими из значительно более
глубоких пластов времени. Если бы мы убрали из такого киота
диссонирующие с ним иконы, то оставшаяся символическая орнаментика,
вышитые набожники с языческими богинями были бы вполне пригодны для
размещения в божнице древнего "кутного бога", "беса хороможителя" --
домового.
Новгородские раскопки и здесь радуют нас интересными
находками. В ранних, языческих по времени, слоях Новгорода(X--XI вв.)
найдены небольшие схематичные деревянные фигурки бородатых мужчин в
шапках, справедливо считаемые домовыми 92.
----------------------------------
92 Колчин Б. А. Новгородские древности. Резное дерево, с.
43-44, рис. 17. табл. 33, рис. 4.
Поясные фигуры бородатых домовых изготовлены из одного куска
с подставками и несомненно предназначались для установки на
неподвижной полочке; божница в красном куту была самым подходящим
местом для такого кутного бога. (Рис. 83).
Деревянные домовые резко отличаются от детских кукол-лялек и
вполне соответствуют образу "дедушки домового". Важным аргументом в
пользу такой трактовки является то, что фигурки бородатых мужчин
встречены только в нижних языческих пластах культурного слоя
Новгорода и исчезают к середине XI в. То, что эти поясные скульптуры
не являются изображениями определенных богов славянского пантеона
вроде Перуна или Белеса, явствует из полного отсутствия у них каких
бы то ни было атрибутов (турьего рога, молнии и т. п.). Это --
бородатые старички, вполне подходившие под обобщенное понятие
предков-дедов.
Этнографические сведения XIX в. о внешнем облике домового
вполне подтверждают эту атрибуцию. С. В. Максимов пишет: "Во
Владимирской губернии домовой одет в свитку ... и всегда носит
большую лохматую шапку; волоса на голове и на бороде у него
длинные". Корреспонденция из Пензы как бы воспроизводит новгородские
находки: "Из-под Пензы пишут, продолжает Максимов, что это старичок
маленький, словно обрубок или кряж, но с большой седой бородой" 93.
----------------------------------
93 Максимов С. В. Нечистая сила. СПб., 1903, с. 35-36.
Именно такими обрубками и выглядят обобщенно вырезанные
бородатые старички из Новгорода, как правило, одетые в шапки.
Домовой Орловской губернии -- "здоровый, как медведь, на голове
шапка" 94.
----------------------------------
94 Померанцева Э. В. Мифологические персонажи в русском
фольклоре. М., 1975, с. 102 (раздел "Рассказы о домовом").
Общеизвестно до сих пор выражение "чур меня!", произносимое
тогда, когда нужно было "зачураться", обезопасить себя от чего-либо.
Чур или щур -- предок, дед ("пращур"), т. е. тот же домовой. Теперь,
после новгородских находок, нам станет понятнее слово "чурка",
обозначающее маленькое поленце, небольшую деревяшку. Нередко
словосочетание в народной речи -- "чурка бесчувственная". Очевидно,
тысячу лет тому назад слово "чурка" означало деревянное изображение
Чура, Пращура, Предка и лишь со временем приобрело (как и многое
языческое) свой пренебрежительный оттенок. Фигурка домового,
полностью сходного с новгородскими "чурками", найдена на западной
окраине славянского мира в Ополье (Польша).
В Белоруссии олицетворением предка-деда могло быть в прошлом
изображение значительно большего размера, чем описанные выше
чурочки, предназначенные для красного угла: "дедком" назывался в
старину вертикальный столб-рассоха в 2-3 м высотой, ставившийся на
верхний венец избы и подпиравший "князевую слегу", верхний сволок
двускатной крыши 95-96. Антропоморфность этому столбу, стоявшему над
жилой частью дома и упиравшемуся своим верхним концом в самый
верхний угол кровли, придавали, во-первых, два развилка, державшие
сволок ("руки" дедка), а во-вторых, торец князевого бревна,
воспринимавшийся смотрящими как голова деда-предка, стоящего над
жилой частью дома с руками, поднятыми к небу.
----------------------------------
95-96 Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки..., с. 99.
К числу изображений домовых Б. А. Колчин присоединяет и
знаменитые новгородские жезлы-навершия с тщательно сделанными
личинами 97. Мне представляется, что автор ближе к истине тогда,
когда он пишет о ритуальных палочках (почему-то не причисляя к ним
жезлы), а эти навершия называет "домовыми" в кавычках. Это, по всей
вероятности, тоже ритуальные палочки, связанные с празднествами вне
дома, вроде русалий 98. У болгарских русальцев обязательной
принадлежностью были жезлы-"тояги". К этим интереснейшим предметам
мы еще вернемся в дальнейшем в связи с городскими игрищами XI--XIII
вв. и с "палицей Перуна", якобы ввергнутой потерпевшим поражение
богом в толпу новогородцев.
----------------------------------
97 Колчин Б. А. Новгородские древности, с. 34-36, рис. 17.
Текст с. 41-45.
98 Свою точку зрения я выразил в статье о Новгороде (см.:
Wikinger und Slawen. Berlin. 1982. S. 254, Tabl. 267). Новгородские
домовые в этом издании опубликованы на с. 30. рис. 28.
Бытовая утварь внутри дома за несколькими исключениями несла
на себе охранительно-декоративную нагрузку. Интересны и исключения:
почти не орнаментировался стол, так как он покрывался столешницей,
скатертью с тканым или вышитым узором (чаще всего из архаичных
ромбов). Совершенно не покрывались узором такие жизненно важные
вместилища для воды, теста, муки, как ведра, квашни, ушаты. Это
объясняется, во-первых, тем, что эти емкости обычно прикрывались
холстиной, рядном (с тканым магическим узором), а во-вторых,
по-видимому, тем, что круглая форма посуды как бы сама в себе
заключала идею солнца. Недаром ясная солнечная погода носила
наименование "вёдро". Округлость самой утвари, круглые обручи,
скрепляющие клепки -- все это, вероятно, заменяло солнечные знаки.
По этнографическим данным мы ничего не знаем об украшении
печных принадлежностей (ухвата, кочерги и др.), но они в фольклоре
всегда связаны с нечистой силой, как и помело. Впрочем, эти домашние
вещи в сказках и поверьях никогда не выступают враждебно против
своих хозяев.
За этими исключениями весь движимый инвентарь дома был
"поставлен на охрану" от злыдней. Жизнь домочадца начиналась с
люльки, и здесь мы видим солнечные знаки и схематичную человеческую
фигуру с поднятыми к небу руками 99. Солнце показано в трех
позициях, по совершенно необычных: средняя позиция, которая всегда
являлась приподнятой над крайними и всегда находилась как бы в
зените, здесь, наоборот, опущена -- солнце спускается ниже линии
горизонта, отмеченной восходящим и заходящим солнцем: орнаментальные
обереги люльки рассчитаны на ночное время, когда все в доме спят и
некому наблюдать за ребенком. Поэтому здесь и подчеркнуто
существование солнца в мировой системе даже ночью, когда оно не
видимо людям в своем подземном течении от заката к восходу. (Рис.
82).
----------------------------------
99 Чекилов А. К. Народная деревянная скульптура..., рис. 44.
С орнаментацией мебели мы можем ознакомиться не столько по
этнографическим данным, сколько по археологическим. По
этнографическим данным мы знаем, что конскими головами украшались
настенные полки и скамьи, но вообще украшения мебели зафиксированы
недостаточно 100. Этнография свидетельствует, что наиболее
украшенным и выделяющимся среди домовой утвари было обычно седалище
главы семьи, "князя", по свадебной терминологии. Но характер узоров
на этом домашнем троне известен нам плохо 101.
----------------------------------
100 Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки..., рис. 85;
Чекалов А. К. Народная деревянная скульптура..., рис. 39; L'art
rustique, N 282.
101 Чекалов А. К. Народная деревянная скульптура..., рис.
119.
Новгородские раскопки и на этот раз выручают нас. Известен
целый ряд обломков кресел с резными спинками 102. Здесь преобладает
мотив плетении, семантика которой в данном случае недостаточно ясна.
Быть может, отдельные варианты её выражают идею воды, водного
пространства, а иногда плетенка напоминает сети. Одна резная спинка
кресла покрыта изображениями переплетенных между собой драконов, у
которых уши переходят в плетенку из 4-5 витков, своею струйчатостью
тоже близкие к символам воды. В городе былинного Садка такое
увлечение водной тематикой вполне понятно.
----------------------------------
102 Колчин В. А. Новгородские древности..., табл. 13-19.
Особый интерес представляют спинки кресел, воспроизводящие
знакомую нам по наличникам XIX в. и по вщижским аркам XII в. схему
небосвода. Есть кресло, спинка которого украшена солнцем в трех
стандартных позициях восхода, зенита и заката, но с интересным
дополнением: каждое солнце превращено в знак плодородия в форме
мальтийского креста103. На нескольких креслах мы видим спинку с
полукруглым завершением, оформленным волнистой или зигзаговой линией
"хлябей небесных" 104. На одной доске от кресла, кроме небесной
воды, мы видим и знакомую нам идеограмму земли 105 в виде
прямоугольника, разделенного на квадратики, внутри которых помещены
наискось квадратики меньшего размера. Над "землей" изображена
небесная вода -- зигзаг, от которого, перпендикулярно ему, косой
насечкой обозначена полоса, идущая от неба вниз (дождь?); она
напоминает витые столбики наличников-теремков. Неразъясненной
остается сетеобразная плетенка, помещаемая выше небосвода и
обрамляющих его хлябей. Быть может, так пытались передать верхние
ярусы верхнего неба, над "хлябями небесными"? Образ рыболовной сети
для новгородцев, обитателей берегов Ильменя и Волхова, мог дать
повод для подобного сопоставления: когда рыбаки вытаскивают сеть из
воды, то всегда образуется два зрительных ряда -- наверху сеть и
рыба в ней, а вниз стекают обильные струи воды; это допущение
требует, разумеется, доследования и проверки.
----------------------------------
103 Колчин Б. А. Новгородские древности..., табл. 16, рис. 1.
О знаке плодородия в виде креста см.: Рыбаков Б. А. Язычество
древних славян, с. 336337.
104 Колчин Б. А. Новгородские древности..., табл. 13. рис. 1
и 2; табл. 14, рис. 1.
105 Колчин Б. А. Новгородские древности..., табл. 15, рис. 1
(деталь рис. 1 на табл. 14).
Очень тщательно и обильно покрывали заклинательным узором
разные вместилища для добра: сусеки для зерна (см. выше), сундуки,
укладки и скрыни для праздничной одежды и приданого девушек-невест.
Система защиты здесь все та же: солнечные знаки (нередко по три),
круги "белого света", иногда символы плодородия. Здесь присутствуют
и "хляби небесные" и квадратики и ромбики земли по сторонам кругов
106.
----------------------------------
106 Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки..., рис. 118;
L'art populaire..., p. 111; Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси, с.
336; Круглова О. Русская народная изба..., рис. 40.
На сундуках и скрынях знак солнца с шестью лучами внутри
круга нередко дается в очень своеобразном виде: три луча -- светлые,
три луча -- темные (черные или синие). Не вложена ли в подобное
разделение солнечных лучей на две категории та же самая мысль, что
и в орнаментации люльки: отразить существование как дневного,
светлого солнца, так и ночного солнца, идущего к востоку подземной
областью мрака? Высказывать эту мысль позволяет повсеместность
подобного раздвоения лучей: так поступали и на Гуцулыцине и в
Архангельской области; "черное солнце" должно было уберечь от ночных
воров.
Емкости для пищевых продуктов (туеса, коробьи) в древнем
Новгороде орнаментировались совершенно по-другому -- здесь
господствовали архаичные символы плодородия в виде ромбов и
квадратов "засеянного поля", зачастую в сложной переработке. Другим
элементом была плетенка 107. На крышах коробов иногда давалась
космогоническая картина: центральная часть изображала землю,
представленную усложненными знаками плодородия, земля кругом
омывалась водой, а все это вместе, земля и вода, было окружено
солнечными знаками в виде косого креста (без кругов). Орнамент
покрывал весь короб сверху донизу, что, очевидно, было связано с
идеей полноты. Идея полноты хорошо выявлена в печной посуде. Обычные
горшки X--XIII вв., как правило, были украшены у горловины волнистым
орнаментом, смысл которого с позиций заклинательного мышления ясен:
"да будет всегда полон этот сосуд!" Что бы ни варилось в горшке --
щи, каша, лапша -- любое кушанье требовало воды в сосуде; поэтому и
изображалась идеограмма воды. На ложках идеограмма воды была выше
самого черпака ложки, что имело тот же смысл. Есть ложки со знаком
плодородия в форме мальтийского креста 108. Предметы, связанные с
хранением и принятием пищи, выбиваются из общего строя защитительной
орнаментации и связаны с понятиями сытости, изобилия, полноты.
----------------------------------
107 Колчин Б. А. Новгородские древности. Резное дерево, рис.
25 и табл. 43.
108 Колчин Б. А. Новгородские древности. Резное дерево, табл.
3, рис. 1, 410, 14-15. 36.
Интересна символика этнографических осветительных приборов.
На светцах очень часто изображалось солнце, внутри которого рисовали
петуха. Петух был устойчивым символом зари, восхода солнца ("chante
eclaire") и огня, точнее пожара с его заревом ("пустить красного
петуха"). Петуха рисовали и на подсвечниках рядом с солнцем 109.
Нередко подсвечник делался на три свечи ("три солнца"), а его тулово
представляло собой условное изображение земли в виде решетки из
многих квадратиков, обведенной волнистыми линиями воды. Иногда в
центре тулова подсвечника изображалось солнце в виде круглой личины
с 12 лучами 110.
----------------------------------
109 Чекалов А. К. Народная деревянная скульптура..., рис. 57.
110 L'art populaire..., tabl. 106 и 107.
Совершенно естественно, что одним из наиболее нагруженных
защитительной символикой разделов бытовой домашней утвари была
посуда. Посуда вмещала то, что непосредственно входило в человека
как еда или питье и на пути из печи или от ушата с водой могло
подвергнуться нападению невидимых злых сил. Мне уже приходилось
касаться этой темы 111, но для полноты обзора следует повторить
основное.
----------------------------------
111 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 237 и 305.
Солонки, в которых хранился такой дорогой в средние века
продукт, как соль, сохранили богатую символическую орнаментацию
вплоть до XIX в. Символы солнца и земли, сложные знаки "белого
света", конские головы. Наличие сходной символической орнаментации
у других славянских народов убеждает в исконной древности и полной
осознанности самой символики 112. (Рис. 84).
----------------------------------
112 Круглова О. Русская народная резьба..., рис. 150-151;
Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 305; Slovacko uraenie...,
tabl. 381.
Пышно украшались ковши, ендовы, скобкари и другая
пиршественная посуда. Здесь мы видим и знаки солнца, и символы
движения светила -- коней, и водоплавающих птиц; нередко совмещение
вырезанного на ручке ковша шестилучевого солнечного знака и фигуры
коня (для дневного пути) или утки (для ночного пути) 113.
----------------------------------
113 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 236246.
В орнаментике столовой посуды, являвшейся по существу
ритуальной утварью, "сосудами священными" (не в церковном,
разумеется, смысле) и служившей для домашних празднеств, мы
наблюдаем некоторые черты отличия от многих других разделов
народного искусства. Здесь, как и на верхней, самой видной точке
фасада дома, в оформлении "конька"-охлупня преобладает изображение
не солнца, как такового, а того существа, которое, по мысли предков,
содействует движению светила -- коня или утки-гуся; знак солнца
обязательно присутствует на посуде, но его движение показано не
тройственным расположением, а просто изображением одного символа на
груди утки-сосуда. Впрочем, идея тройственного показа хода солнца
проводится и здесь, но иным способом: на ковше в его передней части
изображается не одна конская голова, а целых три. Такой ковш,
украшенный тремя конями, назывался "конюхом" 114. Тулово его, как и
всех ковшей, воспроизводило тело птицы независимо от того, чем
заканчивался ковш -- птичьей головой или конской. Ручка ковша обычно
напоминала хвост птицы; на груди ковша-птицы вырезалось или
рисовалось огромное солнце.
----------------------------------
114 Василенко В. М. Избранные труды..., рис. 40; Богуславская
П. Я. Русское народное искусство, Л., 1968, рис. 27; Круглова О. В.
Русская народная резьба..., рис. 157.
"Конюх" полнее, чем другие формы ковшей, выражал идею хода
солнца над землей и вокруг земли. Птичье тулово сосуда намекало на
ночной, подземный ход солнца; солнце на груди было смысловым центром
композиции, а три конских головы в данном случае отражали три
позиции солнца: утром, в полдень и на закате. По бокам "конюха"
изображены ромбы, символизирующие землю. Таким образом, в этом
празднично оформленном сосуде была явно выражена главная идея
охранительной системы, направленной против упырей и навий, солнце,
обегающее землю, разгоняет и отгоняет от людей опасных духов тьмы
115.
----------------------------------
115 К разделу культовой (в прошлом) посуды с её богатой и
семантически насыщенной орнаментикой вплотную примыкает рассмотрение
такой категории, как древнерусские и польские ковши X--XII вв. с
мордами ящеров-драконов. Однако правильное определение их языческой
сущности возможно только лишь после рассмотрения мифологии того
времени, что и будет сделано в своем месте.
*
Изготовление одежды. При самом беглом обзоре русской
крестьянской утвари, связанной с обработкой льна, прядением и
ткачеством, нас может поразить изобилие орнаментики не только на
таких заметных и в известной мере парадных предметах, как прялки и
гребни, демонстрировавшихся на публичных посиделках, но и на
второстепенных орудиях вроде валька или трепала, густо усеянных
солярными знаками, идеограммами земли и другими уже известными нам
символами. Однако эта повсеместность защитной символики вполне
согласуется с системой защиты и составляет неотъемлемую часть её.
Речь идет о той жизненной необходимости для человека, "аще вылезет
он из хоромины своей", покинет надежно защищенный дом и окажется "на
распутиях, при реках и берегах, в дебрях и лесах и во болотах ...",
подверженный всем "злым ветрам".
Одежда человека по анимистическим воззрениям должна была быть
изготовлена со всеми заклятиями, делавшими её непроницаемой для
духов зла.
Мне уже приходилось анализировать с этой точки зрения прялки,
давшие драгоценнейший материал для осмысления народного искусства и
его глубоких корней в первобытных и средневековых воззрениях 116.
Как показал этот анализ, наши предки оборонялись от упырей показом
движения солнца вокруг земли, изображением сияющего "белого света",
якобы независящего от солнца.
----------------------------------
116 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 236-248.
Оберегаемая светлым началом земля в древности изображалась
только условно (прямоугольники вспаханной нивы) и лишь с середины
XIX в. в это центральное пространство на лопаске прялки ворвались
образы живых русских людей: всадники, пряхи на посиделках,
франтоватые офицеры, школьники, гуляющие парочки etc. Но неусыпное
солнце продолжало свой путь и по ночному подземному морю и по
небосводу над дневной землей. (Рис. 85)
Прялки -- самая яркая часть прядильно-ткацкого комплекса,
наиболее поддающаяся раскрытию сущности космологической системы
обороны от разных навий, но для нас интересен весь комплекс.
Работы со льном начинались с вымачивания, последующей
молотьбы, для которой применялись бельевые вальки, и дальнейшего
"мятья" и трепания, производившегося специальными трепалами.
Неожиданно оказывается, что обе категории орудий обработки льна
необычайно щедро покрыты всеми видами заклинательных символов:
солнечные знаки, огромные круги "белого света", обводящие по краю
линии воды, квадраты и ромбы вспаханной земли, изредка знаки
плодородия. Такое изобилие заклинательной символики может
объясняться двумя причинами: во-первых, стремлением обезопасить,
очистить лен от всего злого, что могло быть нанесено на него ветрами
или наговорено людьми, а во-вторых, желанием уберечь женщин,
производящих обработку льна, проводившуюся в октябре. Октябрь --
славянский "паздерник" (буквально "месяц очистки льна") -- холодный
месяц, а длительные работы проводились вне дома, обязательно у реки
и на открытых, ветряных местах, что неизбежно должно было вызывать
заболевания, навеянные действительно "злымы ветрами" Севера. Вальки
и трепала, снабженные колдовскими знаками, оказывались как бы
воинскими мечами девушек в борьбе со злыднями, причинявшими болезни.
Все женские работы, связанные с льном, пряжей и ткачеством,
находились под покровительством древней богини Макоши. Ко времени
этнографических записей её первоначальные аграрные функции ("Макош"
"мать урожая") сильно сократились и она стала на русском Севере по
преимуществу покровительницей женских работ, суровой повелительницей
прядения 117. Более того, её архаичный культ был заслонен
христианской святой Параскевой-Пятницей ("Пятницей-Льняницей"; её
день 28 октября). В русской вышивке удалось установить сохранность
образа языческой Макоши вплоть до конца XIX в. 118 Это огромная
фигура женщины с раскинутыми врозь руками; на весенних праздничных
полотенцах она изображалась с руками, поднятыми к небу, к источнику
тепла и влаги, а на летних -- руки склонены к земле, уже вырастившей
колосья, уже готовящей новый урожай.
----------------------------------
117 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 379-392.
118 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 496-500.
Народный календарь очень внимателен к Макоши-Пятнице -- ей
посвящено 12 праздников в году, из которых самыми главными являлись
две соседние пятницы (в промежутке между 25 октября и 7 ноября);
кульминацией этой праздничной недели, отмечавшей окончание тяжелых
трудов по обработке льна, был день Кузьмы и Демьяна (1 ноября),
после которого начинались веселые месяцы прядения пряжи на
посиделках. "Кузьминки" -- жизнерадостный праздник, организуемый
девушками, приглашавшими па пир (куры и каша) и парней.
В связи с культом Макоши, покровительницы всех работ со льном
и куделью, особый интерес представляют короткие антропоморфные
вальки для льна и белья, составляющие значительный процент вальков
вообще. Они представляют собой схему женской фигуры с расставленными
врозь руками: основа валька -- широкая юбка, ручка валька -- шея,
завершающаяся круглой головой, перекрестие рукояти -- руки. Руки
женщины обычно сильно обобщены, но в одном случае на вальке без
перекрестия руки показаны очень реалистично четким врезом. Эта
Макошь как бы прижимает к груди ромбический кусок вспаханной нивы
119. (Рис. 86). Вальки-Макоши орнаментированы так: верхнее
закругление рукояти ("голова") обычно украшено солнечной розеткой.
Подобные солнечные розетки широко известны как центральное
изображение на женских кокошниках. Рукоять не орнаментировалась. На
широкой части валька обязательно крупное изображение солнца (иногда
в бегущем варианте, "белого света" и четких символов земли:
заштрихованных квадратов и ромбов). По всему периметру широкой части
обычно вырезается зигзаговая линия, обозначающая воду. Подобное
окаймление знаков земли и солнца линией воды трудно истолковать
однозначно. Исходя из древних представлений о том, что земля
окружена мировым океаном (что применительно к любому континенту
соответствует действительности), можно считать эту водяную
непрерывную линию, охватывающую со всех сторон пиктограммы солнца и
земли, схематичным изображением этого океана. Применительно к
русскому Северу, население которого хорошо знало Ледовитый океан,
это предположение допустимо. Но может быть предложено и другое
толкование, основывающееся на том, что подобный водяной узор иногда
окружает знак солнца-неба: не является ли он схемой горизонта,
кругозора (в прямом смысле слова), т. е. той круговой линии, где
видимая часть земли соприкасается с небом и откуда на ясное
безоблачное небо набегают водоносные облака и тучи. Ведь дождевые
тучи всегда появляются из-за горизонта. В этом случае окаймляющий
зигзаг водной линии должен расцениваться как показ "хлябей
небесных", дождевых запасов неба. Но в любом случае, отражает ли он
географические представления об океане или космографические о
"верхнем небе", этот водный символ, завершающий и объединяющий всю
орнаментальную систему вальков-Макошей, оказывается важным
компонентом заклинательной орнаментации.
----------------------------------
119 Василенко В. М. Избранные труды..., рис. 29 (верхний).
Другие вальки типа "Макошь" см.: Круглава О. В. Русская народная
резьба..., рис. 125; Василенко В. М. Избранные труды..., рис. 29
(низ); Василенко В. М. Русская народная резьба. М., 1960, рис. 27.
Вальки другого типа (удлиненные и без антропоморфных черт) см.:
Богуславская И. Я. Русское народное искусство, рис. 20; Вишневская
В. М. Резьба и роспись..., рис. 47 и 48; Василенко В. М. Избранные
труды..., рис. 18; Русское декоративное искусство, т. II, рис. 7.
Придание валькам вида главного женского божества, связанного
с природой и плодородием, вполне естественно для предмета, с
которого начиналось изготовление материала для одежды, а
впоследствии, когда из этого льна одежда была уже изготовлена, валек
применялся при стирке одежды и полоскании её в реке.
Второй операцией со льном было очищение вымоченных и
высушенных стеблей от жесткой кострики -- трепание специальными
деревянными трепалами, напоминающими сабли с очень широким клинком.
Работа требовала ветра и производилась тоже вне дома. Трепала, как
и вальки, сплошь покрыты охранительным орнаментом: ромбы и квадраты
земли чередуются со знаками солнца (и шестилучевой вариант и
"бегущий") или "белого света".
Существенное отличие от вальков состоит в том, что трепалам
никогда не придавалась форма человеческой фигуры, а кроме того,
рукояти трепал, как правило, украшены фигурами коней. Это можно
объяснить тем, что для работ по получению кудели необходима была
сухая, солнечная (или во всяком случае не дождливая) погода.
Солнечные кони дневного солнца должны были обеспечить необходимую
для этой операции погоду.
Лен был готов для прядения. На первое место в женских работах
после "кузьминок" выходили прялка и веретено, с которыми связан
целый ряд обычаев и поверий. Прялка и веретено -- хозяйство Макоши.
Символическая орнаментика прялок, несмотря на отдельные местные
отличия, очень однородна у всех славянских народов, что позволяет
возвести её к весьма отдаленной старине праславянских времен. В
своей первой книге "Язычество древних славян" я выбрал прялки в
качестве самого показательного предмета народного быта,
раскрывающего космологическую сущность орнамента-заклинания. В книге
опубликовано 19 рисунков разных вариантов орнаментации лопасок
прялок 120.
----------------------------------
120 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 236-248.
Итоги анализа большого количества прялок привели к следующим
выводам: резьбой и раскраской передана древняя, восходящая к
бронзовому веку картина мира. Нижний мир, мир подземно-подводный,
мир ночного солнца передан образом ящера и солнца, находящегося под
землей. В средней или нижней части лопаски изображалась вспаханная
земля (квадратики или ромбы, обычно заштрихованные). Ниже "земли" на
боковых нижних выступах прялки ("серьгах", "чусках") почти
обязательно изображалось рельефно восходящее и заходящее солнце.
Путь солнца по небосводу обозначался выступами на верхнем
дугообразном краю прялки. Вся центральная плоскость прялки, с
которой соприкасалась кудель, была отведена теме солнца, как символа
неба, и изумительному по своей гармоничности изображению "белого
света", играющего десятками граней своей сложной композиции. Эта
архаичная схема дожила до 1890-1930-х годов, но уже в 1860-е годы в
украшении прялок произошел резкий перелом, связанный с новым
состоянием русской деревни, освободившейся от крепостной
зависимости. Земля стала изображаться не как условный знак
вспаханного поля, а как жизнь людей на земле в её полнокровном
несколько ярмарочном виде. "На прялках появились всадники, ездоки на
санях, охотники, барышни и кавалеры, пароходы, верблюды, офицеры,
ученые медведи, девичьи посиделки и т. п." 121.
----------------------------------
121 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 240.
Наряду с главной темой суточного круговорота солнца на
прялках некоторых славянских областей (Сербия, Верхняя Волга)
прослеживается и тема Макоши. На основной плоскости там тоже
доминирует солнце, но верх прялки представляет собой сложную
композицию из древа жизни, с птицами, сидящими на ветвях, двух коней
внизу и женской фигуры с поднятыми к небу руками на самом верху
композиции, напоминающей вышивки с Макошью. Иногда композиция
упрощается и от нее остается лишь одна женская фигура и некое
подобие коней 122.
----------------------------------
122 Жегалова С. К. Художественные прялки. В кн.: Сокровища
русского народного искусства. М., 1967, рис.126-134; Тарановская Н.
В., Мальцев Н. В. Русские прялки. Л., 1970: Более подробную
библиографию см.: Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 239.
Особая декоративность прялок объясняется, во-первых, тем, что
это орудие труда длительнее всего находилось в употреблении
(несколько зимних месяцев ежегодно), а, во-вторых, тем, что прялка
была не только домашним предметом, но и приносилась на публичное
рассмотрение на деревенских посиделках.
Следующая важная стадия женской работы -- ткачество. Ткали в
избах на домашних горизонтальных ткацких станах 123. По новгородским
археологическим данным реконструкцию такого стана XIII в. дал
----------------------------------
123 L'art rustique..., N 300.
Б. А. Колчин 124. В этнографических материалах мы видим
большое количество заклинательной символики в разных деталях
ткацкого стана. Как правило, это парные фигуры коней, но всегда в
сопровождении солнечного знака. Там, где позволяло пространство,
давался и обычный набор пиктограмм: земля, солнце в трех позициях
125. Изготовление ткани было обставлено, как и все предыдущие
подготовительные операции, стандартным набором заклинательных
символов. На самом холсте очень часто ткачихи создавали ромбический
узор, обладавший по очень давней традиции магической силой.
----------------------------------
124 Колчин Б. А. Новгородские древности. Деревянные изделия.
-- САИ, Е 1-55 М., 1968, рис. 57.
125 Круглова О. В. Русская народная резьба..., рис. 116-119;
Чекалов А. К. Народная деревянная скульптура..., рис. 59-63.
Последняя категория бытовых домашних предметов, связанных с
одеждой, это -- рубели, рубчатые катки для выглаживания белья,
намотанного на скалку. По форме и по характеру орнаментики они
близки к длинным валькам 126.
----------------------------------
126 Василенко В. М. Избранные труды..., рис. 18; Круглова О.
В. Русская народная резьба..., рис. 122, 123.
Подводя итоги всем видам защитительной символики внутри дома,
хорошо прослеживаемой по этнографическим материалам и подтверждаемой
для средневековья как археологическими находками, так и
общеславянским распространением многих композиций, следует сказать,
что основным способом борьбы с упырями и навьями являлось
противопоставление миру зла (или точнее злу мира) всего макрокосма
с показом земли и обходящего её со всех сторон доброго
светила-солнца, искореняющего и нейтрализующего злое начало. Особенно
интересно наличие почти во всех видах заклинательных композиций не
только отдельных солнечных знаков или показа трех (а с ночным
солнцем и четырех) позиций движущегося солнца или солнечных коней,
но и введение сверх того почти обязательного элемента -- "белого
света", описанного нам русским книжником XII в.
*
С этим обилием охранительной символики должно было быть
связано постоянное обращение непосредственно к силам добра и зла на
протяжении трудового дня. Судя по отрывочным записям XIX в., когда
языческие заклинания в значительной степени заменились христианскими
молитвами, каждое действие членов семьи сопровождалось кратким
молитвенным обращением: проснувшись и встав с постели, нужно
перекреститься, умывшись, прочитать молитву, с молитвенным
присловьем начинать любое дело, каждая еда начиналась с молитвы и
крестного знаменья. Входящий в дом сторонний человек должен за
дверью прочитать краткую молитву и только после отзыва -- "аминь!"
-- входить в избу. На ночь -- опять молитва; малых детей следует
перекрестить. Выгон скотины в череду, растопка печи, замес опары в
квашне и все другие повседневные хозяйственные дела требовали хотя
бы краткого словесного сопровождения в два-три слова, напутствия,
оберега, имевшего колдовское заклинательное значение. Дело здесь не
в церковных требованиях, так как никакой контроль не мог проверить
выполнение правил, да они и не были столь полно регламентированы.
Христианский заговор-молитва лишь заместил древний первобытный
обычай непрерывно и повсеместно ограждать себя и свое хозяйство от
вторжения злого начала. Дело в древней, идущей из архаичных глубин
традиции заклинаний, порожденной анимистическим мировоззрением с его
верой в повсеместность и многообразие духов зла. Выше приводился
заговор, записанный и опубликованный в начале XX в. Он доносит до
нас психологию весьма отдаленных предков, которые обращались к столь
могучим и повсеместным древним силам, что даже власть всемогущего
христианского бога не могла защитить человека ни в церкви, ни в
моленной, ни у часовни.
Анимистическая повсеместность превращала дом русского
язычника в целый музей архаичных символов, общение с которыми
требовало постоянного, привычного словесно-обрядового обращения.
Позднейшие полумолитвенные присловья ("слава богу", "дай, бог",
"упаси, боже") могли родиться за сотни лет до христианства, так как
в них далеко не всегда указано, какой именно бог должен дать или
уберечь -- богом были и Род, и Велес, и Перун. Среди таких присловий
есть и явно языческие вроде "чур меня!", "типун тебе на язык",
"нехай табе пярун трэсне!", "леший его знает!" и т. п.
Дом был местом, где рождался человек и где над новорожденным
и его матерью производились определенные обряды. В доме происходило
сватовство и свадьба, сопровождавшаяся целым циклом обрядов. Со
свадебной обрядностью связан, как уже приходилось писать,
фаллический культ древних славян: "чтуть срамные уды", изготавливают
их модели ("во образ сътворены") и приносят им жертвы ("требы им
кладуть") 127. "Словене же на свадьбах въкладываюче срамоту и
чесновиток в ведра пьють" 128. При раскопках в Ленчще (восточная
Польша) найдено в едином комплексе: ведро, деревянный фалл и кубок
для питья, т. е. полный набор необходимого 129.
----------------------------------
127 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 36.
128 В другом источнике (XIV в.) фаллический комплекс дополнен
еще чашею: "устроивьше срамоту мужьскую и въкладывающе в ведра и в
чаше и пьють и вынемьше осмокывають и облизивают... Гальковский Я.
М. Борьба христианства..., т. II, с. 45. Примеч. 15-16.
129 Галъковский Н. М. Борьба христианства.... с. 39
К этому можно добавить, что в Новгороде в слое XI-XII вв.
найдена своеобразная "срамота" -- это моржовая os penalis с
надписью, прямо относящейся к нашей теме о домашней магии: ДОМО, т.
е. "домъ", так как новгородцы, судя по правописанию берестяных
грамот, очень долго сохраняли редуцированные гласные. Дом был в
большинстве случаев местом болезни и смерти человека. И то и другое
сопровождалось тоже многообразными обрядами, знахарско-медицинскими
при болезни и погребально-охранительными при кончине. Оставшимся в
живых нужно было обезопасить себя от новой смерти и поэтому
принимались разные заклинательные меры, долженствующие отпугнуть
смерть, отвадить её, не показывать ей пути.
Два древнерусских поучения XIII в. и XIV в. против язычества
рисуют нам с достаточной подробностью те многочисленные языческие
обряды, которые производились в русских домах спустя три-четыре
столетия после принятия христианства. Первое поучение -- "О посте к
невежамь в понеделок второй недели" -- написано, по всей
вероятности, во Владимиро-Суздальской земле в начале XIII в. (см.
ниже). Главным грехом своих современников автор считает, что в
момент кульминации великопостных церковных служб, в "великий
четверг" недели "страстей господних", когда в церкви торжественно
читают те места евангелия, где описывается казнь Иисуса Христа на
голгофском кресте, русские люди деловито занимались сложным обрядом
ублаготворения мертвецов-навий. Обычно считают, что здесь дело
касалось предков-дедов, но в источнике употреблено слово "навья", т.
е. чужие, враждебные мертвецы. В поминках по своим родичам церковь
не могла видеть ничего вредного или недозволенного. Здесь же
покойные названы просто мертвыми или бесами, что явно выражало
отношение к ним автора поучения.
Всякие сомнения относительно сущности навий рассеиваются при
ознакомлении с приведенным выше летописным текстом о событиях в
Полоцке в 1092 г. Об умилостивлении упырей, как самом древнем
славянском культе, говорилось еще в начале XII в. в "Слове святого
Григория Богословия... како пьрвое погани суще языци служили идолом
и иже и ныне мнози творять" 130.
----------------------------------
130 Гальковский В. И. Борьба христианства..., с. 23-24. Далее
этот источник называется условно "Слово об идолах".
"А преже того -- (до установления культа Перуна и до культа
Рода и рожаниц) клали требы упиремь и берегыням".
"И навьмь мъвь творять".
Эти недостаточно ясные сведения полностью раскрываются в
написанном столетием позже "Слове о посте".
В наиважнейшие последние дни предпасхального великого поста
русские люди эпохи Всеволода Большое Гнездо начинали готовить
трапезу навьям:
"Зде же и мяса ... зде же сыри, зде же масло и яйца, и добрая
плутки (хлебное изделие), и короваи, и велия мосты, и просветы
великия (фигурное печенье), и чаши медвеные, и пивныя, и иною все
добра не мениим (не поименуем) ... всяка узорочиа добрая доспевают"
131. В болгарском фольклоре навьи (наваци, нави) -- птицеобразные
души умерших, летающие по ночам в бурю и дождь "на злых ветрах",
сосущие кровь людей; крик этих голых птиц означает смерть 132.
----------------------------------
131 Гальковский И. М. Борьба христианства..., с. 15.
132 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 36.
По отношению к такой опасной нечисти, как эти навьи-вампиры
(как и во многих других случаях), применялась двоякая тактика: их
нужно было или отпугнуть, отогнать колдовскими заклинаниями и
символами или же умилостивить, ублаготворить как нежданного гостя в
старинной сказке: в баньку сводить, за стол посадить ...
В страстной четверг для зловредной нечисти, названной в
поучении бесами, гостеприимно топили баню:
"И мылница топят, и на печь льют, и попел посреде сыплют
следа ради. И глаголють: "Мыйтеся!" И чехли вешають, и убруси, и
велят ся терти. Беси же смиются злоумию их (хозяев дома) И вълезше
мыются, и порплются в попели том, яко и кури след свой показают на
попеле ... и трутся чехлы и убрусы теми. И приходят топившей мовници
и глядают на попеле следа и егда видять на попели след и глаголють:
"Приходили к намь навья мытся!"
После мытья в бане души мертвецов, проявившие там свою птичью
сущность (трепыхание в золе и куриные следы), приступали к
заготовленной для них роскошной скоромной трапезе с мясом, сыром,
ритуальным печеньем, хмельным медом и пивом. Выбор бани как места
встречи навий еще раз убеждает нас в том, что представления о навьях
(мертвецах вообще, чужих, враждебных мертвецах) резко отличны от
культа предков, родных, "дедов". Предков угощали и с ними общались
или дома, в красном углу под иконами, или же на кладбище у домовины
реального предка. Предков встречали в воротах усадьбы в тот же день,
когда топили баню навьям: "сметье (мусор) у ворот жгуть в великой
четверг, молвяше тако: "У того огня душа приходяще огреваются" 133.
Этот обычай, судя по зольникам скифского времени, весьма древен.
Навий же встречали в бане. "Повсюду на Севере, пишет этнограф С. А.
Токарев, баня считалась нечистым местом. В ней не вешали икон, а
когда шли туда мыться, снимали с шеи кресты. Баня -- излюбленное
место для нечистой силы, о проделках которой ходили страшные
рассказы" 134.
----------------------------------
133 Гальковский Н. М. Борьба христианства..., т. II, с. 34.
134 Токарев С. А. Религиозные верования восточнославянских
народов XIX -- начала XX в. М., 1957, с. 98.
Очевидно, тот весенний день, который позднее оказался
вытесненным страстным четвергом, являлся древней славянской
радуницей, днем общения со всеми обитателями загробного мира -- и с
родными предками, души которых встречали у ворот, и с
бесами-навьями, которых ублаготворяли в бане.
Второе поучение, вводящее нас в домовую обрядность
средневековья, является как бы этнографическим сочинением,
перечисляющим многие детали колдовского быта. Автор, живший примерно
в эпоху Ивана Калиты, знаком с предшествующей литературой XII-XIII
вв., но он многое пояснил, расширил, дополнил личными наблюдениями,
оставаясь почти все время в пределах дома и двора 135.
----------------------------------
135 Чудовский список "Слова об идолах". См.: Гальковский Н.
М. Борьба христианства..., т. II, с. 32-35.
Его самостоятельная часть начинается с определения характера
жертв упырям и берегиням, неясного из сочинений его
предшественников:
"И куры им режуть и то блутивше сами ядять. О, убогыя кокоши!
Яже не на честь святым породистеся, не на честь верным человеком. О,
убогая курята! Яже на жертву идолом режутся; инии в водах потапляеми
суть, а инии к кладезем приносяще молятся и в воду мечють" 136.
----------------------------------
136 Быть может, образ навий в виде огромных ощипанных голых
петухов как-то связан с этими "убогими курятами", приносимыми в
жертву духам зла?
Затем упоминаются отдельные звенья дворовой усадьбы, где
происходят языческие моления: "А друзии (молятся) под овином и
в поветех скотьях (в хлевах) молятся, аки погании". Под овином,
где была особая печь, под колосниками для сушки снопов
молились, как мы знаем, огню-сварожичу, а в поветах скотьих
-- очевидно Велесу, "скотьему богу", а, быть может, и своему
домашнему, ведавшему только скотиной одной усадьбы "скотну богу"
(см. следующую выписку). В некоторых случаях северные крестьяне XIX
в. придавали печи в овине вид огромного чудовища с разверстой
пастью и огненными глазами. Это было реальным воплощением
бога огня Сварожича, сына небесного Сварога 137.
----------------------------------
137 Никольская Р. Ф. Поселения и постройки. В кн.:
Материальная культура и прикладное искусство сегозерских карел. Л.,
1981, с. 72, рис. 17.
Далее следует перечень нескольких мелких божеств,
возглавляемый сакральным хозяином дома -- домовым:
"... (молятся) кутну богу. И веле-богыни (может быть,
виле-берегине? Слово "бгыни" дано под титлом). И Ядрею, и Обилухе,
и скотну богу, и попутнику, и лесну богу, и спорыням, и спеху..."
Ядрей и Обилуха, возможно, связаны с хлебными злаками: Ядрей,
может быть ведал качеством, ядренностью зерна, а Обилуха --
количеством, обилием урожая. Обилием называлось обмолоченное зерно.
Попутник, очевидно, помощник в пути. Спорыньи и Спех, по всей
вероятности, божества успеха, "споспешествующие" человеку,
содействующие "спорому", удачному и быстрому решению жизненных
задач. Этнографические записи пополняют этот перечень такими
дворовыми духами, как: "гуменник", "банник" "овинник" и др.138
----------------------------------
138 Токарев С. А. Религиозные верования..., с. 98-99.
Автор переделки "Слова об идолах" перечисляет еще ряд
языческих суеверий в русском быту: люди верят в вещие сны, в судьбу,
ворожбу. Носят амулеты-наузы "и на дети вяжут". Какие-то магические
действия производят с солью и углем. "А се иная злоба в крестьянех
-- ножем крестять хлеб, а пиво крестять чашею та иным чем -- а се
поганьскы творять".
Для анализа народного искусства современности или
средневековья чрезвычайно важно это, несколько неожиданное для нас,
выступление церковника против крестообразного знамения на хлебе или
над ендовой с пивом. Если бы мы не знали отношения автора к этому
обряду, то мы охотно истолковали бы его как явное применение
христианского символа креста, несмотря на то, что мы знаем о
значительно более древней истории этого символа солнца и огня,
уходящего в энеолитическую первобытность. Знаем мы и то, что
славяне-язычники широко практиковали в своих языческих святилищах
"поганские крыжи" 139.
----------------------------------
139 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 195, 288, 299.
Очевидно, очень хорошо знал это и церковник XIV в., автор
поучения против повседневных языческих суеверий, причислив крест на
каравае хлеба к поганским действиям.
Дом и двор древнего славянина и русского средневекового
человека представляли собой сложную, хорошо продуманную и веками
создававшуюся систему заклинательных охранительных мер. Микрокосм
древнего язычника был оборудован как крепость, ожидающая
неожиданного нападения. Везде были расставлены как стражи
благожелательные божества: на дворе был "дворовый", в овине --
"овинник" (Сварожич), на гумне -- "гуменник", в бане -- "банник".
Воеводой этого воинства, комендантом усадебной крепости был
персонифицированный предок -- "домовой", или "кутный бог"
("бес-хороможитель").
Хоромы-крепость, внутри которой даже зловещие навьи не
страшны, ограждены целой системой "овеществленных заговоров" --
вырезанных из дерева, нарисованных, прокопченных четверговой свечой
символов. При выборе символов славянин исходил из сущности
анимистического мировоззрения -- духи зла повсеместны.
Повсеместному разлитию в природе злого начала, которое "на
злых ветрах" может внезапно поразить не только вылезшего из хоромины
человека, но и проникнуть внутрь домашнего микромира,
противопоставлялись не единичные символы, а система, воспроизводящая
макромир.