Б. А. Рыбаков язычестводрев h ейруси москва 1987 Книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   57   58   59   60   61   62   63   64   ...   83

христианских святых.

Эволюция отдельных сюжетов и их комбинаций на обеих сторонах

золотых колтов представляет очень большой интерес при рассмотрении

языческой струи в прикладном искусстве великокняжеских мастеров

Киева, но эта тема чрезвычайно сложна. У нас нет стратиграфической

основы для датировок, так как по всей вероятности, подавляющее

большинство киевских кладов зарыто в декабре 1240 г. во время штурма

Киева войсками Батыя. Это относится и к провинциальным кладам в

Поросье (Княжья Гора, Девичь-Гора), Чернигове и Владимире (1237-1239

гг.).

Запутывает хронологическую картину возможная передача

драгоценностей по наследству -- в один клад могли попадать вещи

нескольких поколений, изготовленные в разное время. Кроме того,

передача по наследству могла разрознить гарнитуры убора.

В этих условиях монеты, как и другие входящие в состав клада

предметы, никак не могут служить датирующим материалом. Клады

являются хронологически разрозненными комплексами. В силу этого

эволюция сюжетов может основываться только на внутренних признаках:

частичная смена отдельных элементов, появление новых деталей,

изменение одной из сторон колта и т. п. Общая направленность

эволюции определяется её конечными звеньями -- колтами с

изображениями христианских святых Бориса и Глеба.

Относительная хронология была в общих чертах намечена мною в

1969 г. 48; теперь её следует несколько детализировать и дополнить

(Рис. 102).

----------------------------------

48 Рибаков Б. О. Київськi колти....


1. Начальным звеном следует считать обособленную и уникальную

пару колтов с изображениями грифонов и птиц из клада 1824 г. в Киеве

49. Дата, по всей вероятности, -- вторая половина XI в.

2. Вторым звеном, генетически не связанным с первым и,

вероятно, отделенным от него каким-то отрезком времени, являются

разобранные выше колты с вилами-русалками на лицевой стороне и

четырехчастной композицией и двумя рогами изобилия на оборотной.

Рога (оборотная сторона) украшены ветвями хмеля.

----------------------------------

49 Макарова Т. И. Перегородчатые эмали..., т. 2--7--10.

Сходную пластину с грифоном из Лувра исследователи датируют X -- XI

в. (с. 31). Далее ссылки на иллюстрации в книге Т. И. Макаровой

будут даваться в тексте: первая цифра -- номер таблицы, вторая --

рисунка.


3. Оборотная сторона остается без изменений. Hа лицевой

стороне исчезают вилы-сирины с девичьими ликами и заменяются

простыми птицами без нимбов. Между птицами по-прежнему -- маленький

росток, обведенный кругом.

4. Оборотная сторона без изменений. Hа лицевой сохраняются

птицы, но маленький, вписанный в круг росток превращается в длинное,

узкое, сильно стилизованное растение ("древо жизни") с перехватом

посередине стебля, зерном между двух корней и полураспустившимися

веточками кроны. Этот новый мотив заставляет вспомнить

рождественские колядки, в которых "творят мир два голубка, сидящие

на дереве, которое только одно во всем свете поднималось из

всемирного океана" 50.

----------------------------------

50 Предисловие Ф. И. Буслаева к "Русским народным песням,

собранным П. И. Якушкиным". ("Летопись русской литературы и

древностей" т. I, отд. II. с. 100).


5. Лицевая сторона колтов остается без изменений (две птицы

и "древо жизни"), а оборотная сильно видоизменяется: там остается

четырехчастная композиция "повсеместности", но исчезают русалочьи

рога, которые долго изображались, как мы видели, и без русалок.

Идея небесной воды выражена здесь не рогами, а как бы

четырьмя устьями рогов, расположенными крестообразно по окружности

колта. Если срединная четырехчастная композиция с маленьким

квадратиком в центре с точкой-зерном в нем и четырьмя ростками вовне

означала повсеместность развития растительности, то трапециевидные

пространства по краям колта с ярко-синей зигзагообразной полосой

могли обозначать лишь хорошо известные нам "хляби небесные", запасы

дождевой воды, находящейся над ростками и обеспечивающие их рост.

Такие синие зигзаги нередки на русалочьих рогах, где они имеют,

очевидно, тот же смысл.

Hа квадрифолийных бляшках XII -- XIII вв., нашивавшихся на

одежду, идея небесной воды выражена яснее: над композицией из древа

жизни и двух птиц, аналогичной лицевой стороне наших колтов,

изображена широкая дуга, простирающаяся и над птицами и над древом

с явственным голубым зигзагом (саккос митрополита Алексея, для

которого использованы старые дробницы).

Кроме этого, обычного в средневековом и позднейшем народном

искусстве, заклинательного сюжета, на колтах этого типа есть и

обозначение того времени года, когда все растет и цветет, -- весны:

в трех кружках между зигзагами помещен новый элемент, не

встречавшийся на колтах предшествующих типов -- четырехлепестковый

цветок белого, красного или сиреневого цвета.

В целом вся композиция оборотной стороны этих колтов (семя,

ростки, цветы, небеса) как бы иллюстрирует слова замечательного

писателя середины XII в. Кирилла Туровского:

"Днесь весна красуеться, оживляющи земное естество; бурнии

ветри тихо повевающе, плоды гобьзують и земля, семена питающе,

зеленую траву ражаеть ... Ныне древа леторасли (новые ветви)

испущають и цвети благоухания процвитають ... Днесь ветхая конець

прияша и се быша -- вся нова!..." 51.

----------------------------------

51 Келтуяла В. А. Курс..., с. 704-705.


Hе исключено, что торжественные золотые колты, украшенные

многоцветным эмалевым узором, являлись подвенечным свадебным убором

киевских княжон, в котором весенняя символика с её семенами и

цветами была созвучна самому событию, ради которого они

изготовлялись. Даже "леторасли", молодые древесные побеги,

упомянутые Кириллом как признак весны, есть на этих колтах, но на

лицевой стороне, между двух птиц. Тема орнаментики колтов этой

группы, как и слова туровского епископа на послепасхальную неделю,

-- обновленная весенняя Природа.

6. Особняком стоит пара золотых киевских колтов (Макарова, т.

3, p. 4-5), y которых оборотная сторона близка к нашему типу № 5, но

голубой зигзаг здесь показан четче, а срединная композиция содержит

внутри крест и пять точек-семян; ростков нет. Четырехлепестковые

цветки заменены четкими крестиками.

Резко отличается лицевая сторона, на которой вместо древа и

двух птиц изображена одна черноголовая утка. В клюве y утки --

крохотный шарик. Это сближает данное киевское изделие (явно

подражающее остальным киевским колтам типа № 5) с височными кольцами

Волжской Болгарии, на которых часто изображалась утка с золотым

шариком в клюве 52. (Рис. 103).

----------------------------------

52 Гущин А. С. Памятники художественного ремесла древней Руси

X -- XIII вв. Л., 1936, табл. XXXIV, рис. 1-3.


И киевские и болгарские украшения отражают одну и тy же

средневековую космогоническую легенду, в которой мир сотворен уткой,

плававшей по мировому океану.

Согласно мордовскому варианту легенды, наиболее близкому

территориально к Волжской Болгарии, мир произошел так: по первичному

океану плавала утка (гоголь, нырок), которая нырнула на дно, достала

комочек земли и из этого комочка возникла земля и все живое на ней.

Болгарские височные кольца с их характерными яйцевидными

бусами заставляют вспомнить карело-финскую Калевалу, где в создании

мира участвует божественная утка. До создания мира уже существует

всевышний бог Укко и Ильмать "мать воды", но мир творят не они, а

утка, снесшая одно железное и шесть золотых яиц, из которых посреди

водного пространства и образуется земля: "Из яйца из нижней части

вышла Мать-земля-сырая; из яйца из верхней части стал высокий свод

небесный" 53.

----------------------------------

53 Калевала. Л., 1933, с. 6.


Болгарское височное кольцо с уткой, держащей в клюве комочек

земли, снабжено не только этим космогоническим символом, но и шестью

золотыми яйцами, упомянутыми в Калевале: три яйцевидных бусины

надеты на кольцо, а три подвешены на отдельных цепочках. Hа золотых

яйцах мелкой зернью изображены женские фигуры. А. H. Афанасьев в

своем общем обзоре приводит целый ряд различных космогонических

преданий, в которых мир рождается из яйца 54.

----------------------------------

54 Афанасьев А. H. Поэтические воззрения славян на природу...

М., 1865, т. I, с. 535-536.


В космогонические мифы вплетается очень древнее

дуалистическое начало: мир творят добрый бог и Сатанаил. Это было

использовано в средние века болгаро-дунайскими богомилами 55.

----------------------------------

55 Ангелов Д. Богомилството в България. София, 1969, с. 209.

("Тивериадская легенда") .


В этнографических материалах наблюдается такое разделение:

украинский фольклор, как правило, оставляет бога и сатану в

антропоморфном виде (они плавают по морю в лодке), а фольклор

северо-восточный (марийцы, мордва, русские в районах с финским

субстратом) главное место отводит птицам. В марийском мифе строение

мира осуществляет селезень, нырнувший в море и доставший со дна ком

земли, из которого и был сотворен мир. Записанная в Заонежье легенда

гласит: "По досюльскому (давнишнему, первичному) окиян-морю плавало

два гоголя; первый бел-гоголь (бог), а другой черен гоголь (сатана).

Черная птица достала со дна комок земли, из которой бог сотворил

земной мир. Другой вариант легенды связан с апокрифической

"Тивериадской легендой": бог, создав безбрежное Тивериадское море,

"сниде на море по воздуху и виде на море гоголя плавающа ... и рече

господь Сатанаилу (гоголю) "понырни в море и вынеси мне песку и

кремень" и взяв господь песку и камень и рассея песок по морю и

глаголя: буди земля толста и пространна!" 5б

----------------------------------

56 Афанасьев А. H. Поэтические воззрения..., т. II, с. 463.


Для нашей цели чрезвычайно важно, что непременным участником

сотворения мира в разных легендах от средневековых апокрифов до

финно-угорских преданий северо-востока, является гоголь, утка из

породы нырковых. Белый гоголь -- бог, творец мира. Hа киевском колте

XII в. изображен именно белый гоголь, птица с белым оперением и

черной головой. Оборотная сторона в таком случае должна

рассматриваться не как выражение идеи аграрной магии (полив полей

русалками из рогов), пережитком которой являются на колтах типа № 5

трапецоидные, как бы усеченные рога с синим (водным) зигзагом, а как

выражение идеи мирового океана, окаймляющего землю. Стремление

изобразить первичность творимого мира, его зачаточное состояние,

выразилось в том, что центральная четырехчастная композиция из

ростков здесь заменена только показом семян, что встречаем на

позднем изделии из Владимира Суздальского 57.

----------------------------------

57 Гущин А. С. Памятники..., табл. XX № 2б, найдены в Кремле.


Для киевского прикладного искусства эта пара колтов не

характерна. Мастер явно подражал киевским изделиям типа № 5, но внес

свое, идущее из глубин, представление о рождении мира. Учитывая

технические детали ("семена"), можно предполагать, что это

представление отразило владимиро-суздальский вариант космогонической

легенды о гоголе, воспринявший влияние финно-угорского субстрата

(сравни шумящие привески славяно-финского пограничья). Эта

единственная пара с космогоническим гоголем не вызвала откликов в

киевском эмальерном деле XII-XIII вв.

7. Сюжет, заменивший русалок-сиринов -- две птицы y древа

(тоже космогонический, как и изображение гоголя), обогащается

совершенно новым дополнением: на одной из сторон колта в центре, на

месте прежней четырехчастной композиции из ростков мастера помещают

женскую голову 58. (Рис. 104).

----------------------------------

58 Кондаков H. П. Русские клады... табл. XV, рис. 12, 14, 18,

19.


Женщина изображена в кокошнике, от верхних углов которого

спускаются рясны, оформленные как кружки и четырехлепестковые цветы.

По сторонам того срединного круга, который в данном случае

соответствует кругу с четырехчастной композицией на колтах типа № 5,

изображены массивные, красиво изогнутые сильно стилизованные ветви.

Мне довелось слышать, как стиль барокко был определен одним

экскурсоводом как "выгибасы". Это своеобразное слово очень хорошо

подходит к тому новому стилю XII в., который проявился в колтах с

девичьими головками.

Под срединным кругом помещен маленький кружок с символом

ростка. Трудно сказать, которая из сторон нового колта

рассматривалась современниками как лицевая. Одна сторона украшена

стандартным "древом животным" и двумя птицами по сторонам его; ранее

она была безусловно лицевой, но теперь, когда появилась девичья

голова в цветочном оформлении (но не в венке) и окружении пышных

"выгибасов", эта сторона с новым сюжетом получила право считаться

лицевой 59.

----------------------------------

59 Колты с женской головой были в пропавшем кладе 1906 г.

(Киев, y Михайловского монастыря). См.: Корзухина Г. Ф. Русские

клады..., с. 124, № 108. По записи Корзухиной, на обороте были: "две

птицы по сторонам кружка и треугольника", т. е. нечто близкое к типу

№ 3.


Очень интересна другая пара колтов с женской головой 60. На

лицевой стороне -- в кругу девичья головка в золотом кокошнике; над

нею -- два сердцевидных символа ростка с красной точкой между ними;

по сторонам круга -- два рога с ветками хмеля. Hа оборотной стороне

кружок с четырехчастной композицией, образованной

папоротникообразными листьями, два коротких рога с завитками и два

"выгибаса" тоже с завитками внутри. Сам колт обрамлен 29 лучами,

образующими 30 гнезд для жемчуга, сохранившегося лишь частично.

----------------------------------

60 Килиевич С. Р. Детинец Киева..., рис. 74. Лучшее красочное

воспроизведение этого великолепного колта, найденного близ

Михайловского монастыря.


Головки на колтах этого типа следует считать девичьими, так

как y них короткие локоны и юные лица. Кокошники в обоих случаях

золотые, украшенные цветными вставками. Судя по цветочным ряснам и

символическому ростку, здесь изображалась некая покровительница

растительности, олицетворение весны. По ряду формальных признаков

(четырехлепестковые цветы, папоротник, трехлепестковые ростки) колты

с девами сближаются с орнаментикой креста Ефросиньи Полоцкой,

изготовленного Лазарем Богшею в 1161 г. 61

----------------------------------

61 Алексеев Л. В. Лазарь Богша, мастер-ювелир XII в. -- Сов.

археология, 1957, № 3, с. 234-235, рис. 10 и 11.


Кроме того, орнамент на колтах с девичьими головками по тем

же самым признакам оказывается типологически, а следовательно, и

хронологически близким к диадеме из Сахновки с вознесением

Александра Македонского. Во-первых, и там и здесь есть одинаковые

круги с четырехчастной композицией; во-вторых, объединяет наличие и

там и здесь четырехлепестковых цветов и ростков в виде папоротника.

Третьим объединяющим признаком являются "выгибасы", щедро

представленные на сахновской диадеме.

Новый для колтов сюжет -- девичья головка с гирляндами цветов

-- находит отражение в письменных памятниках XII в. В начале

столетия автор "Слова об идолах" (возможно, игумен Даниил) порицает

своих современников за поклонение какому-то изображению женщины:


"... и недели день и кланяются, написавше

жену в человеческ образ тварь ..." 62


----------------------------------

62 Гальковский H. М. Борьба христианства..., т. II, с. 25.


По всей вероятности, здесь подразумеваются народные вышивки

с женской фигурой, дожившие в крестьянском быту до XIX в. Глагол

"писать" означал не только написание букв, но и живопись, вышивку.

"Расписной", "писаный" -- определение раскрашенного, снабженного

рисунком. До сих пор мы говорим, что художник "пишет" картину. Мы

знаем, что языческие моления в древности часто проводились y

священных деревьев, увешанных убрусами -- полотенцами

("набожниками"), а именно на полотенцах и встречается чаще всего

изображение женских божеств: Макоши, Лады, Лели 63.

----------------------------------

63 Рыбаков Б. А. Язычество древних славян. Раздел: "Русские

вышивки и мифология", с. 471 -- 527.


В "Слове об идолах" подразумевается иной персонаж, прямо

названный автором -- Неделя, т. е. Воскресенье, слово, которым

переводилось греческое anastasis-воскресение, возрождение,

оживление. А это вводит нас в круг древних мифологических

представлений о весенней богине, оживляющей воскресающую природу,

богине, родственной античной Персефоне и умело прикрытой в "кощюне"

о смерти Кощея-Аида христианским именем Анастасии. Цветы,

обрамляющие девичью головку на киевском колте, как нельзя лучше

подходят к облику античной Персефоны, миф о которой начинается с

того, что девушка собирает цветы на лугу.

В речевой практике древней Руси слово "въскресение" означало

прежде всего первый день пасхи, весеннего праздника. Для обозначения

первого дня седмицы существовало слово "неделя", сохранившееся ныне

в украинском языке ("недiля"). Богине Макоши была посвящена пятница;

воскресный же день был, как свидетельствует автор начала XII в.,

посвящен другому женскому божеству, изображения которого ("тварь",

сотворенная) были объектом тайного поклонения ("нъ то творять акы

отай").

В середине XII в. в представлениях русских книжников

произошел некоторый перелом: продолжая антитезу, заложенную в "Слове

о законе и благодати" Иллариона, Кирилл Туровский противопоставляет

библейской субботе евангельское воскресенье, сопоставляя первую с

луной, а второе с солнцем:

"Ныне солнце, красуяся, к высоте въсходить и радуяся землю

огреваеть ... Ныне луна с вышьняго съступивъши степени болшему

светилу честь подаваеть.

Уже ветхый закон по писанию с суботами преста и пророкы

христову закону с неделею честь подаетъ ..." 64.

----------------------------------

64 Келтуяла В. А. Курс..., с. 704.


Далее идут известные слова: "Днесь весна красуется ...".

Епископ, современник княгинь, носивших колты с девичьими головками,

прославлял, разумеется, не языческое почитание Недели, а

установление христианской "благодати", но косвенно он, как бы,

оправдывал празднование недели, как дня, посвященного "большему

светилу".

В то самое время, когда строилась церковь Покрова на Нерли

близ Владимира, украшенная целым поясом строгих девичьих ликов,

изваянных из белого камня, владимирский князь Андрей Боголюбский

получил от константинопольского патриарха Луки послание по поводу

нарушения русскими постов (с языческой подосновой). В патриаршем

послании, как бы в противовес появившемуся в эти годы увлечению

девичьими ликами в русском искусстве (тоже с языческой подосновой),

неожиданно и не к месту говорится о том, что девичьи лики следует

понимать как символ "софии, премудрости божией" или как монашеское

отречение от суетного мира. Патриарх неоднократно говорит о

"неизглаголанного девьства чистоте", о мудрости "любящих девство".