Б. А. Рыбаков язычестводрев h ейруси москва 1987 Книга
Вид материала | Книга |
- Б. А. Рыбаков язычество древhей руси москва 1987 Книга, 11300.29kb.
- Б. А. Рыбаков язычеств о древ h ихславя h москва 1981 Издательство "Hаyка" Книга, 9760.3kb.
- Красная книга, 61.68kb.
- Рыбаков Борис Юрьевич. Судьи Рыбаков Л. Б., Ламанен В. И., Кареев С. Н. Награждение, 34.47kb.
- Б. А. Рыбаков Язычество Древней Руси Предисловие Эта книга, 10530.88kb.
- Предлагаемая вниманию читателя книга написана на основе лекций, прочитанных автором, 6673.9kb.
- Предлагаемая вниманию читателя книга написана на основе лекций, прочитанных автором, 3042.94kb.
- Армянская Патриархия Иерусалима, Монастырь Святых Иаковых редактор: Виталий Кабаков, 2449.03kb.
- Москва Издательство "Республика", 36492.15kb.
- С. В. Воронин Настольная книга предпринимателя Москва «Копиринг» 2009 удк 339. 138, 4209.96kb.
Композиция с небосводом, "хлябями небесными" и двумя
рожаницами. хорошо известная нам по новгородским материалам XI--XIII
вв., встречена преимущественно на Волге в Ярославской и Костромской
областях до Кинешмы включительно. Композиция с одной фигурой и
зверями наблюдается преимущественно в более южных областях
(Ивановской, Владимирской), но частично проникает и в костромское
течение Волги.
Существенные смысловые различия двух композиций и
намечающееся географическое размежевание их заставляют нас углубить
поиск в далекое средневековье, когда здесь, в междуречье Волги и
Клязьмы, происходило соприкосновение и слияние индоевропейцев --
славян и финно-угров мерян. Археологическими следами этого слияния
являются полуславянские полумерянские курганы X -- XII вв.
в Ярославско-Владимирском междуречье Волги и Клязьмы, в которых
обряд погребения славянский (курганы), а женские украшения --
мерянские (шумящие привески с лягушачьими лапками) 66.
----------------------------------
66 Рябинин Е. А. Зооморфные украшения древней Руси X -- XIV вв.
Л., 1981. Карты: рис. 1718; Седов В. В. Восточные славяне в VI--XIII
вв. М., 1982. Карта 35. Некоторые сопоставления этнографических
материалов с мерянскими археологическими сделала О. В. Круглова. См.
её статью "Древняя символика в произведениях народного искусства
Ярославской области" (Сов. археология. 1971, № 1. с. 264-269.
Славянский элемент на Волге, как это хорошо показано В. В.
Седовым, представлен новгородскими словенами.
Мерянский элемент тяготел к Клязьме, где славянская
колонизация велась кривичами.
Колонизация ярославского Поволжья новгородцами закреплялась
действиями княжеской власти, заинтересованной в полном овладении тем
участком волжской магистрали, к которому сходились пути княжеских
данников и из "Оковского леса" (истоки Волги, Тверца, Медведица), и
из восточных владений Новгорода (р. Молога), и из Белоозера
(Шексна). Главный город этого района -- Ярославль -- построен, как
известно, Ярославом Мудрым, но, к сожалению, год его основания
неизвестен. Исходя из историко-археологической ситуации X -- начала
XI в., можно утверждать, что Ярослав Владимирович, лично заложивший
город на мысу Медвежий Угол 67, сделал это не в качестве великого
киевского князя (1019-1054), а в то время, когда он на протяжении 25
лет (с 990 по 1015 гг.) был князем Великого Новгорода. Давняя
стихийная колонизация словен новгородских на Верхнюю Волгу была
закреплена постройкой княжеского центра большой округи.
----------------------------------
67 Воронин П. И. Медвежий культ в Верхнем Поволжье. Л., 1941,
с. 3640.
Все сказанное выше имеет прямое отношение к нашей теме о двух
типах наличников в этом регионе. Наличники с небосводом, "хлябями
небесными" и двумя рожаницами (память о которых в церковных
поучениях прослежена до XVII в., а в народных поучениях по конец XIX
в.), особенно часто встречающиеся на избах Ярославской области, мы
должны связать с новгородской словенской колонизацией. Существование
в Новгороде еще в XI в. сложной композиции с изображением волнистых
"хлябей небесных" документально подтверждено, как мы видим,
археологическими находками. Идея движущегося по небосводу солнца
путем показа трех его позиций тоже была, как показано выше, известна
средневековым новгородцам 68.
----------------------------------
68 Колчин Б. А. Новгородские древности. Резное дерево, с. 33,
рис. 13, табл. 16, рис. 1. Die Kultur des mittelalterlichen
Nowgorod. -- Wikinger und Slawen. Berlin. 1982, S. 241, Tabl. 248.
Другая система заклинательного узора над окнами с одной
богиней, окруженной зверями, распространена там, где в X--XII вв.
проживали мерянские племена, творцы особого зооморфного стиля
украшений, на которых, кроме центральной человеческой фигуры,
изображались различные животные и птицы: кони, быки, олени, петухи,
гуси, утки 69.
----------------------------------
69 Рябинин Е. А. Зооморфные украшения...
Шумящие зооморфные подвески встречаются на всем широком
славяно-финском пограничье, но некоторые типы можно связывать именно
с волго-клязьминской мерей: тип VII-А (по Рябинину) и тип XVII.
Здесь мы встретим и парную композицию из коней (или петухов) и
центральной человеческой фигуры и как обязательный элемент,
характерный именно для этого региона, лягушачьи лапки на цепочках,
подвешенные к основному украшению 70.
----------------------------------
70 Рябинин Е. Л. Зооморфные украшения..., с. 34, рис. 9: с.
20. рис. 5: табл. VII-12, VIII-7. XIV-XV и XVI-6.
Мотив лягушачьих лапок на женских украшениях X -- XII вв.,
распространенный в зоне давних и тесных контактов русского и
мерянского населения, невольно заставляет вспомнить известную
русскую сказку о Царевне-Лягушке, в образе которой скрывается некое
женское божество природы, оживляющее воды и леса, повелевающее
птицами и буйными ветрами и способствующее домашним делам вроде
тканья полотна и выпечки хлеба 71.
----------------------------------
71 Афанасьев А. Н. Русские народные сказки. М., 1914, т. 4,
с. 33-46. № 150.
Царевна-Лягушка (она же Василиса Премудрая) выглядит в
сказках как божество, сходное с поздней великорусской Макошью,
покровительницей домашнего женского дела и особо -- ткачества
(Лягушка оборачивается веретеном). Центральная фигура композиции
наличников волго-клязьминского типа, по всей вероятности, и является
такой богиней природы и покровительницей дома.
Географически область наличников XIX в. со зверями и с
центральной женской фигурой в композиции совпадает довольно точно с
областью распространения древних зооморфных подвесок с лягушачьими
лапками. По всей вероятности, эта мерянская область сохранила многие
черты местного финно-угорского мировоззрения.
Сказочная встреча Ивана-Царевича с Лягушкой является
фольклорным отражением соприкосновения русских дружинников или
княжеских данников, вирников и емцов с местным мерянским населением.
В археологии это отразилось в сочетании русского курганного обряда
погребения (финны хоронили без курганных насыпей) с мерянским убором
погребенных женщин, в котором видное место занимают лягушачьи лапы.
Вся страна, где скрывается Царевна-Лягушка, это -- болота, глухие
леса с одинокими избушками, построенными колдуньями. Царевна-Лягушка
оказывается в каких-то родственных отношениях с этими колдуньями,
схожими с Бабой-Ягой. Братья Ивана-Царевича женились на русских, а
стрела Ивана упала в болото, и вернула ему стрелу не русская девица,
а заколдованная Царевна-Лягушка, представительница местного
мерянского населения.
Так предположительно можно объяснить существование двух типов
композиций в узоре наличников: сложная композиция с солнцем и
небосводом восходит, по-видимому, к славянам-колонистам, шедшим со
стороны Новгорода и из самого города, а композиция с женской фигурой
посреди птиц и зверей, очевидно, связана с туземным мерянским
субстратом. В обоих случаях охрана окна от упырей и навий
возлагалась на изображение мира: русский, земледельческий, вариант
представлен объемным трехмерным пространством небес, а мерянский
вариант -- более плоскостным, свойственным охотничьим воззрениям,
образом земли, населенной зверями и птицами. Вполне естественно, что
со временем в эту архаичную картину проникли чисто земледельческие
славянские символы плодородия в виде распускающейся почки, ростка.
Наиболее изощренным охранительным комплексом является
украшение окон светелок, чердачных помещений второго этажа. Поднятые
на значительную высоту, они были видимы издалека, и поэтому их
магическая сила простиралась дальше, чем у обычных окон. Эти
наличники представляли собой целые теремки с фронтоном, витыми
столбиками и узорчатым подножием. На первый взгляд они кажутся
слишком далекими от архаичного убора рядовых жилищ, слишком поздними
по времени сложения всей композиции и деталей орнамента вроде
русалок -- сирен и львов. Подобную резьбу, распространенную в
Нижегородской губернии на домах XIX в., справедливо связывают с
"корабельной резью", с украшением расшив и барок, ходивших тогда по
Волге 72.
----------------------------------
72 Бломквист Е. 9. Крестьянские постройки..., с. 373-378,
рис. № 99б.
Все это как бы отодвигает наличники-теремки от нашей темы
охраны жилых строений посредством заклинательного узора. Однако при
более внимательном рассмотрении оказывается, что дистанция здесь не
так велика.
Во-первых, в систему корабельной рези входило украшение не
только самого корабля (нос, борта, корма), но и тех жилых помещений,
которые на нем находились: "на палубе красовалась пестро
разузоренная резьбой на стенах и ставнях "казенка", рубка лоцмана"
73. Постройка такого типа упоминается в былине о Соловье
Будимировиче, историческая основа которой восходит к середине XI в.
Корабль Соловья описан так:
На том было Соколе-корабле
Нос, корма -- по-туриному,
Бока взведены по-звериному...
На том Соколе-корабле
Сделан муравлен чердак,
В чердаке была беседа
Дорог рыбий зуб;
Подернута беседа рытым бархатом 74.
----------------------------------
73 Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки..., с. 373. 74
Былины. М., 1919, с. 133-134.
"Чердак" и "беседа" -- помещения для людей и в смысле
охранительной символики вполне могут быть приравнены к жилым домам.
Во-вторых, наличие теремков и вышек, подобных корабельному
чердаку, в жилых строениях русского средневековья документировано не
только терминологией (терем Ольги упоминается в середине X в.), но
и археологическими находками в Новгороде: из слоя второй половины XI
в. происходит маленькая деревянная модель двухэтажного теремка с
колоннами, украшенными "дыньками" и четырехскатной крышей 75.
----------------------------------
75 Колчин Б. А. Новгородские древности... Резное дерево,
табл. 12, рис. 2.
Третьим и самым весомым аргументом в пользу использования для
нашей темы нижегородских наличников-теремков является полная
аналогия композиции наличников с композицией знаменитых вщижских
бронзовых арок середины XII в. работы мастера Константина. Вщижские
арки (подробнее они будут рассмотрены в другой главе) представляют
собой напрестольную сень, изображение вселенной, ставившееся на
церковный алтарь 76. (Рис. 81).
----------------------------------
76 Рыбаков Б. А. Русское прикладное искусство..., с. 81-91.
Картина мира здесь трехъярусна: нижний, подземно-водный
(донный), ярус представлен мордами ящеров; средний, земной, ярус --
знаком растительности и птицами, клюющими зелень, а небесный ярус
показан полукругом небосвода и посредством хорошо знакомых нам трех
позиций солнца. Утреннее и вечернее солнце обозначены кругами,
внутри которых даны сидящие на ветке, так сказать, приземленные
птицы. Полуденное солнце в зените арки-небосвода передано фигурой
летящей птицы с распростертыми крыльями; лапы этой полуденной птицы
нарочито подняты для того, чтобы показать полет, отсутствие земной
опоры. Средневолжские наличники-теремки XIX в. почти полностью
повторяют композицию напрестольной сени XII в. Возьмем в качестве
примера один такой теремок, хорошо сохранивший все свои элементы 77.
Небосвод здесь представлен не полукругом, а двускатным фронтоном,
как на избах. Верхнюю кромку образуют волнистые линии "хлябей
небесных". Ниже -- три позиции солнца, как и на избах. В полукруглой
выемке небес -- растительный символ из листьев. Под небесами идет
фриз из трех метоп с изображением птиц в окружении зелени,
точь-в-точь, как на вщижских арках. Иногда птицы даны точно по
вщижской схеме: боковые птички сидят, а средняя, полуденная,
изображена в полете 78.
----------------------------------
77 Круглова О. Русская народная резьба и роспись по дереву.
М., 1974, рис. 67.
78 Жегалова С. К. Русская деревянная резьба XIX в. М., 1957,
табл. XV, рис. 2.
Нижний ярус дает в центральной метопе русалку-"берегиню",
символизирующую водную стихию на земле; в боковых метопах --
сухопутные львы. На других образцах в нижнем ярусе мы видим, как и
на вщижских арках, только двух ящеров или двух русалок без
сопровождения львов. Витые столбики-колонны, связующие небесных птиц
с русалкой, возможно, выражают идею дождя (?). Подобных наличников
от окон светлиц и горенок известно довольно много. Композиция их
довольно стандартна 79.
----------------------------------
79 Василенко В. М. Избранные труды о народном творчестве XXX
вв. Архитектурная резьба. М., 1974, рис. 9, 13, 15, 16. Наличник с
двумя ящерами -- рис. 13; Жегалова С. К. Русская деревянная резьба,
табл. XIV и XV; Бломквист Е. Э. Крестьянские постройки..., рис.
99б2; Круглова О. Русская народная резьба..., рис. 5, 6, 7;
Памятники Поволжья. М., 1972, рис. 20i; Арбат Ю. Путешествие за
красотой. М., 1966, рис. на с. 129.
Вщижская аналогия сослужила нам хорошую службу -- мы теперь
знаем, что композиция наличников-теремков с тремя солнцами, птицами
и ящерами родилась не в XIX в., а уже существовала во времена Андрея
Боголюбского (церковь во Вщиже строилась, по-видимому, при его
дочери Марии Андреевне). Возникнуть же она могла и значительно
раньше.
*
Подводя итоги обзору заклинательной орнаментики внешнего вида
восточнославянского жилища, следует сказать, что она удивительным
образом сохранила почти в полной неприкосновенности древнюю, идущую
чуть ли не из энеолита оберегающую символику. Фигуры "великой
богини" на фронтонах энеолитических моделей соотносятся с
деревянными женскими фигурами (с конями или птицами) над фронтонами
украинских хат, а те в свою очередь находят полную аналогию в
русской ритуальной вышивке 80.
----------------------------------
80 Бубнова Ольга. Вышивка. М., 1933, табл. II-III и XX.
Деревянная резьба русского Севера создавала на фасаде и на
крыше дома сложную и глубоко продуманную, создававшуюся
тысячелетиями, систему защиты от вездесущих и всепроникающих
упырей-навий. Важно отметить, что архитектурный декор не был простой
суммой отдельных знаков, даже таких значительных и могущественных,
как знак Солнца. Это была защита при помощи макрокосма, тщательно
воспроизведенного во всех своих основных элементах в декоре жилища,
которое становилось микрокосмом семьи. Этот, созданный руками
человека, микрокосм повторял картину мира, возникшую в
представлениях предков славян (да и многих других народов) где-то в
глубинах бронзового века. Внизу была священная земля предков,
освященная специальным аграрно-магическим обрядом. Наземный ярус
мира, тот, в котором жили люди, был в изобилии снабжен магическими
охранительными знаками, которые нам предстоит еще внимательно
рассмотреть. Выше этого человеческого, жилого яруса воспроизводились
небеса, два неба, как и положено в древней картине мира, где среднее
небо, облекающее землю, небо светил и воздуха, отделено от верхнего
голубым куполом придуманной древними "тверди". Выше тверди --
обиталище Рода, верховного повелителя вселенной, распорядителя
"хлябей небесных", запасов воды, необходимой для пашен и создателя
непрерывно возобновляемого жизненного начала.
На русской избе (а в средние века и на городских домах, как
мы знаем по Новгороду) изображались тщательной резьбой и "хляби
небесные" верхнего неба, и солнце, восходящее над землей, и
архаичные знаки земного плодородия, и символ Рода-Юпитера --
солнечное колесо с шестью спицами.
Но самым главным для русского человека в деле охраны своей
"хоромины" от ночной вредоносной нечисти было противопоставление ей
светлого начала солнечного дня. Могущественным и страшным своей
повсеместностью вампирам противопоставлен ход солнца от восхода до
заката; верхнюю точку дома с её широким обзором окружающего
пространства обороняет сияющее, как бы удвоенное полуденное солнце
и солнечный конь-охлупень, венчающий кровлю.
В грозу и бурю солнечные символы, называемые в народе
"громовыми знаками" ("от грому"), должны спасти от удара молнии, от
пожара, так как они выражают идею ясного дня, безоблачного неба.
В ночи, когда реальное солнце пойдет своим подземным путем,
когда полчища невидимых враждебных навий могут приблизиться к
человеку, "аще вылезет он из хоромины своей", то в его дому, в его
языческой крепости он будет огражден заклинательным изображением на
всем фасаде дома спасительного светоносного начала -- движения
солнца, неотвратимого возврата света, ежесуточно побеждающего полный
опасности мрак. (Рис. 82). В этом, вероятно, и есть причина такой
долговечности древних орнаментальных форм, в которых их первичная
сущность (забота о безопасности и благе) постепенно перерастала в
категорию эстетическую, сохраняя бессознательно какие-то
реминисценции борьбы добра со злом, света с тьмой. Все светлое,
ясное, красное, как восходящее солнце, стало обозначением красивого,
прекрасного, сохранив прямую связь с первоначальным:
"красна-девица", "весна-красна", "ясен-сокол мой" ...
По поводу обилия солнечных знаков в архитектурной резьбе и в
украшении утвари нельзя не вспомнить слова одного из первых
советских исследователей русского крестьянского искусства В. С.
Воронова:
"... Древне-языческий символ солнца ... главное и постоянное
око народной бытовой резьбы ... Она вся извнутри освещена
немеркнущим языческим культом солнца". "Система орнаментальных
кругов в их мерном и повторном чередовании есть
символически-художественное выражение чередующихся дней,
повторяющихся восходов, течений и заходов солнечных ..." 81
----------------------------------
81 Воронов В. С. Народная резьба. М., 1925, с. 12-13.
К этому можно добавить только то, что показ макрокосма и
движения солнца был для наших предков не только средством
отображения действительности -- в свое время он был средством защиты
своего домашнего микрокосма от разлитого в мире невидимого
вредоносного начала.
*
Внутри дома. Анимистическое мировоззрение древнего славянина
не позволяло ограничиться защитой своего дома только извне, какой бы
могучей ни представлялась ему система ограждения каждого дома
воспроизведением всего мироздания. Нужно было предусмотреть все
повседневные бытовые дела, обезопасить все вносимое в дом и снабдить
человека всем арсеналом языческих символов на тот случай, когда
возникнет необходимость покинуть свою защищенную хоромину. Поэтому
все, что относится к приготовлению и потреблению пищи, все, что
связано с изготовлением одежды и самой одеждой, вся мебель (особенно
кровать) и сундуки для хранения добра -- все это щедро покрывалось
сакральной орнаментикой, которая, как увидим, по своей смысловой
основе не отличалась от системы ограждения дома извне.
Внутри дома главным оберегом семьи была печь. Недаром слова
"семейный очаг" приобрели широкий нарицательный смысл. У печи