Эпиграф. Мечта могущественнее реальности. Иможет ли быть иначе, если сама она высшая реальность. Она душа сущего
| Вид материала | Документы |
- Произведения, находящая на поверхности, рассказ, 45.21kb.
- Психология как наука о душе ведет свое начало с глубокой древности. Что есть душа?, 176.12kb.
- Даже если она стоит всего два гроша, 595.28kb.
- ru, 1746.38kb.
- Предисловие: Аромат свободы, 1745.08kb.
- Материал из Википедии свободной энциклопедии, 93.22kb.
- Проблема онтологии в истории философии и системомыследеятельностной методологии, 143.45kb.
- Игра славы Четыре ключа Снова стань ребенком Будь готов учиться Найди нирвану в обычном, 1671.78kb.
- «Моя классная самая классная», 27.25kb.
- Произведения, находящая на поверхности, рассказ автора о нем самом и его собаке. Субтема, 34.73kb.
- Ты говорил с Леонардо!?
- Представился твоим старым другом, сказал, что скоро увижу тебя и спросил, что передать. ..Ну, естественно поинтересовался насчет денег.
- Мальчик не причастен к моим делам.
- Мне тоже так показалось. На всякий случай мои парни проследят за ним на тот случай, если Лео запустит лапку в кубышку.
- Он ничего не знает, клянусь. – Повторил Лиджо, чувствуя, что покрывается липким потом. Потеря Бэ-Бю была бы страшным поражением, с которым трудно справиться, как трудно найти того, кто достоин быть увенчанным "голубым принцем".
- Я уважаю святые чувства. – Ворон закашлялся от смеха и долго трясся, давясь воздухом. – Я уважаю твою любовь, Сальваторе. Но по-моему ты сильно лажанулся. Знаешь, что Лео просил меня передать "жениху"? Дословно: "Пусть бережет свою старую жопу".
Я обещал, что ограничусь одними яйцами и он катался от смеха. По-моему, он не любит тебя, Лиджо.
… Посетитель исчез так же незаметно, как и появился. По-прежнему мерно стучали колеса, звякали переборки, светил спрятанный в металлическую сетку синий фонарь. Лиджо сидел в прежней позе, но космическая энергия больше не поступала к нему, он ощущал, что сохнет и стареет – быстро, как происходит это с компьютерными оборотнями. В ужасе пробежав пальцами по лицу, Лиджо заглянул в окно. Из глубины зарешеченного стекла на него смотрел, сверкая белками, страшный, тающий в мертвенной синеве призрак.
12
В Москве, действительно, мело вовсю – "во все концы, во все пределы…" Уже забытое снежное буйство, мутный свет фонарей, размытые летящей завесой, словно мягкие, очертания построек. Знакомый гриб Шереметьевского аэропорта тускло светился сквозь густые хлопья мокрого снега. Кристину встречали с цветами и со слезами на глазах.
- Девочка, девочка моя! – Всхлипнула, обнимая дочь Алла Аркадьевна. Отстранилась и оглядела ее с головы до ног.
- Выросла, что ли детка… - Протянула хмурясь и приглядываясь.
- А ты помолодела, ма! Похоже, что это ты, а не я прилетела из Рима.
Мать -- в распахнутой короткой дубленке вишневого цвета, выглядела неожиданно игриво. Изящные очки с туманно-розовыми стеклами и модная стрижка-"горшок" превратили скучную "училку" в пикантную "деловую женщину" с налетом европейского шика. Неловко топчущийся рядом с ней детина, небрежно "прикинутый" в натуральную рыжую кожу, протянул Кристине абсолютно заграничный букет голландских хризантем в серебристом целлофане с бантиками по углам. Широко улыбнулся, сверкнув стальными фиксами.
- Фил. -- Коротко представила спутника мать и, обняв дочь, уронила на ее грудь скупую слезу.
- Это все? -- Фил недоуменно оглядел два чемодана прибывшей и, подхватив тележку, бросил на ходу:
- Жду в машине!
- Боже мой, девочка! Семь месяцев не виделись! Здесь столько всего произошло... У матери был инфаркт -- намоталась я в больницу, аж позеленела вся... Тебе не хотела говорить, что зря расстраивать, своих проблем полно... Сейчас уже -- тьфу, тьфу! Рвалась тебя встречать, но я отговорила. Ехать далеко, да и ночевать у нас теперь негде...
Алла Аркадьевна резко остановилась и, развернув к себе дочь, настороженно заглянула в глаза:
- Ты меня не осуждаешь? Вот увидишь. Он очень хороший.
- Я рада. – Не уверенно улыбнулась Кристина. – Рада, что ты такая счастливая.
Они пробивались сквозь густую толпу к выходу, стараясь не упустить из виду широкую спину Фила.
- Чем нас порадуешь, итальянка? Перемены в личной жизни не намечаются? Обратно не тянет? -- забросала нетерпеливыми вопросами мать.
- Нет, мамочка. Перемен много, но все -- мимо.
- Уж очень ты у меня разборчивая. Небось, там целая очередь поклонников под дверьми маялась? Ничего, дочка, все впереди. Ты надолго приехала?
- Мам, я насовсем...
Алла Аркадьевна опешила, округлив трагически-недоуменные глаза. Даже остановилась посреди аэропортовской толчеи:
- Шутишь... А мы-то с Филимоном к тебе собрались. Даже расписаться решили...
И оказалось, что Кристина разочаровала всех. Встречали ее от всего сердца -- с красивым столом, шампанским, заготовленными шуточками насчет иностранной жизни, а главное -- с интереснейшими планами, теперь, увы, на корню загубленными.
Ночью, лежа с дочерью на новой двуспальной кровати (Фила выгнали по такому случаю на диван в гостиную), мать горячо шептала:
- Он на девять лет моложе меня, так что, сама понимаешь, надо держать форму. -- Она старательно нанесла на лицо ночной крем из импортной баночки и похвасталась. -- Париж, между прочим! Филя для меня ничего не жалеет... Видишь ли, парнишка из рабочей семьи, тульский, простоватый, на меня как на королеву смотрит... А талант к бизнесу у него огромный! Начинал с нуля, как диллер... Ой, ты неправильно поняла: это килер -- наемный убийца. А он сделки устраивал, вроде маклера. Ну, за полгода какие-то баксы пару раз крутанул. Купили "вольво", совсем не старый, и деньги на квартиру собрали. Фил теперь недвижимостью занимается в риэлтерской фирме – это такие коллективы, которые коммуналки расселяют, ремонтируют и продают "новым"... В общем, хорошие "бабки".
Кристина слушала, как завороженная. Она и не предполагала, что за столь короткий срок в лексике ее чрезвычайно утонченной и консервативной маман появятся такие слова, не говоря уже о "новых идеалах" и "стиле жизни".
- Что и говорить, мы очень на тебя рассчитывали, -- вздохнула Алла Аркадьевна. -- Фил уже три месяца со мной итальянским языком занимается. Упорный, даже в туалете транспаранты с трудными словами поразвесил -- цельная натура... Да... Думали, устроишься ты в Риме -- и мы к дочери поближе переберемся. Ведь у тебя такой солидный покровитель был, миллионами ворочал...
- Был, да сплыл. Ты же знаешь, он в тюрьме сидит, мафиози оказался. Даже в московских газетах о процессе писали. Леденящая душу история. – Кристина смотрела на знакомую с пеленок тесную комнату, чешскую стенку, с которой взирал на разложенную софу ее школьный портрет: два хвостика над ушами, кружевца капроновые на воротничке и комсомольский значок у отворота синего обвисшего пиджака. Глаза распахнуты, будто от "вылетевшей птички", глупая, чрезвычайно глупая улыбка…
- Ах, да что ты говоришь про богачей! Слушать журналистов, так они там все мафиози! -- Отмахнулась Алла, пахнущей лавандой рукой. -- А у нас тут теперь что? Бандит на бандите! Просто играя такая -- кто кого первый сожрет. Закон джунглей, рыночная экономика. Твоему, бедолаге, не повезло... А в газетах половину врут, это даже наша бабка знает. "Стервецы, говорит, засудили мужчину от зависти и еще всех собак ему на шею повесили". -- И развратник, и убийца! Что же он тогда тебя пригрел? Говорила ведь, что хороший человек попался… Вилла у него большая?
- Ой, мам, не вилла – дворец. И не один.
- И наследников нет? Так теперь что, все государству достанется?
- Уж не мне, это точно. Только я у него ничего не взяла бы. Даже чернобурый жакет, что он подарил, для бедных оставила.
- Сумасшедшая… - Не верила своим ушам Алла Аркадьевна. – У нас тут что ли своих бедных нет? Никому меха не нужны? Господи… и вправду что ли такой опасный бандит?
- Я потом тебе все расскажу -- история длинная. Сволочь он, -- это точно. -- Кристина демонстративно зевнула. -- Спать хочется, я ведь всю ночь не спала -- волновалась.
Ей почему-то совсем расхотелось посвящать в свои итальянские приключения мать -- разве поймет? Было очевидно, что возвращение "итальянки" воспринято близкими как постыдное поражение. И сердиться, вроде, на нее нельзя, пожалеть над. Что делать, не той породы девочка, чтобы дорогу себе пробить, промахнулась, дуреха.
- Да ты какая-то заторможенная, зайка... -- Приподнявшись на локте, Алла тревожно присмотрелась к свернувшейся клубком дочери и сокрушенно заключила: -- Видать, нескладно у тебя там жизнь сложилась... Удается же другим как-то пролонгировать контракты, находить спонсоров... я не знаю, заинтересованных лиц, что ли...
- Я тоже могла остаться, мама. На хороших условиях, но не тех, на которых хотелось бы... Знаешь, это здесь можно оставаться "третьим сортом" и носить китайские шмотки с парижским лейблом... Там хочется настоящего. Настоящих дорогих вещей, настоящей славы, настоящей семьи. И просто воротит от компромисса. -- Кристина впервые сформулировала причину отъезда из Италии и с горечью заключила. -- У меня запросы большие, а "личного капиталу" маловато. Личного опыта, жизненной школы, как нам талдычили, не хватает. То есть, кишка тонка для завоеваний на их фронте.
- Что правда, то правда -- учили вас не тому. Добросовестному прозябанию на 130 рэ. Плюс десятка за иностранный язык... Пять квадратных метров на человека и праздничный заказ с венгерской колбасой ... И ведь, ничего, -- жили... – Алла Аркадьевна осторожно уложила умащенное кремом лицо на на красивую наволочку, расписанную в кубистском стиле. Она всегда тянулась к цветному белью и наконец осуществила мечту.
- А я не хочу! Нищенства этого ублюдочного -- не хочу! Помню, как ты за комплектом турецкого белья в ГУМе до обморока стояла. И всю нашу копеечную экономию помню.
Кристина с ненавистью окинула взглядом шестнадцатиметровую гостиную, забитую старыми вещами. Книжный шкаф, школьный письменный стол, тумбочка со швейной машинкой прижимались к стенам, уступая место громоздкому с высокой стеганной спинкой ложу.
- Это потому, что ты там сразу выскочила на самый верх... Слишком круто взяла... -- философски заметила мать.
- Из грязи -- в князи. Комплекс парвеню. Неудовлетворенное честолюбие и гордыня...
- Ну уж получше других. Жаль, что после первой неудачи руки опускаешь.Упорства в тебе нет, зато с гордостью перебор. Обидели девочку аферисты! А она уже и людям не верит, и от работы в Италии отказывается… Шубу еще нищим дарит. – Мать от обиды сжала трубочкой губы. – Мы здесь крутимся, крутимся…
- Не надо, мам… - Кристина обняла ее за плечи. – Я тоже старалась, не транжирила деньги, для вас собирала. Почти четыре тысячи, если в долларах. Думала, бабушка дом свой поудобнее перестроит, теплицу с подогревом сделает. Вобщем, улучшим мы тут свои бытовые условия.
- Ну здесь, так здесь. – Смиренно произнесла Алла, не оставляя сомнения в том, что своим поспешным отъездом из Рима дочь нанесла сокрушительный удар по ее жизненным планам.
- Да, я намерена остаться дома. И серьезно заявляю: переубеждать меня бесполезно. Восстановлюсь в институте, устроюсь на работу, буду растить ребенка. -- Кристина замолкла, проговорившись. Мать онемела, затаив дыхание.
В тишине стало слышно как тикают новые "каминные" часы. "Чем раньше они узнают об этом, тем лучше!" -- решила Кристина и не стала делать опровержения. Нота предъявлена, пора переходить к мирным переговорам.
- Так... -- Алла, лежа на спине, изучала низкий потолок и чувствовалось, что на душе у нее гадко, а в носу щекочет от того, что обмануты ее лучшие ожидания, а вместо дочери-иностранки вернулась иждивенка -- без работы, образования и, вдобавок, с "подарочком".
-- Какого ребенка?
Вопрос прозвучал монотонно, вроде даже вскользь.
- Обыкновенного. Своего... А про жилплощадь не беспокойся, -- на те деньги, что я привезла, придется квартиру купить. На однокомнатную хватит. А для бабкиного дома еще заработаю.
- На какую квартиру!? Да что ты здесь заработаешь?…Идиотка! Боже мой, я вот этими руками вырастила идиотку! -- С ненавистью рассмотрев свои растопыренные пальцы, Алла вцепилась ими в волосы. Из огромных, расширенных горем лаз потекли слезы.
- О чем базар? -- заглянул в дверь Филя. Полосатые трусы импортного происхождения и черная майка открывали обозрению крупное, белое, совсем не спортивное тело. Блондинистые курчавые волосы, дыбом стоявшие над курносым розовым лицом, делали его похожим на женщину. Увидев рыдающую Аллу, Филимон обнял ее за плечи. На его полной груди, поросшей светлым младенческим пухом, вздрагивающая от плача женщина казалась беззащитным ребенком.
- Извините, дамочки, я тут все слышал... Стены хреновые. Ну чего ты зря паникуешь? -- обратился он к Кристине. -- Не гони волну, сестренка, выплывем... Ты на свой университет плюнь. Я тебя к бизнесу пристрою... Квартирку подыщем и мужичка надежного подберем... Ты ж не чувиха какая-то -- итальянская фотомодель! Журнальчики-то со своими картинками прихватила?
- Мам, я лучше пойду спать в свою комнату. Вы тут с дядей Филимоном обсудите, как мне дальше жить! -- зло буркнула Кристина и хлопнула за собой дверью.
Обитателям тесной "распашонки" в эту ночь не спалось. Но уже на следующий день все утряслось. Общими усилиями, не без вздохов и охов, был составлен план дальнейшей жизни: Фил начнет подыскивать для Кристины однокомнатную квартиру где-нибудь поблизости. Когда ребенок появится, можно будет бабушку к себе взять. Она с малышом поможет, да из деревянного дома своего хоть на зиму выберется. В Иняз Кристина восстановится, на вечернее отделение, а там, смотришь, и жизнь еще улыбнется дипломированному специалисту. Работа с иностранцами, выезды за рубеж, плюс новые деловые связи, опыт работы в рекламном бизнесе.
- Пойми, ты поднялась на качественно другую ступень - стала профессионалкой, моделью с европейским именем. В Москве сейчас девчонки, не чета тебе, здорово устраиваются... Только вот с животом некстати вышло, -- потихоньку подступала мать к больному вопросу, надеясь склонить Кристину к аборту. -- Вся твоя карьера к черту летит. Да и мужа нелегко будет найти, мало теперь любителей на чужих деток тратиться... Скоро три месяца, говоришь? Срок предельный -- надо хорошенько подумать. Вот в газетах полно объявлений насчет медицинской помощи: американская метода, комфортабельные условия. Платишь деньги - и никаких проблем!
Алла Аркадьевна пододвинула дочери рекламный проспект. Чистившая картошку Кристина демонстративно сбросила на развернутый лист грязную кожуру и промолчала, -- она твердо решила в дискуссии о ребенке не ввязываться. Аргументы матери, весьма, кстати, основательные, своими неопределенными заявлениями не перешибешь.
- Никогда, никогда ты к матери не прислушивалась! – шмякнув на плиту кастрюлю, Алла выбежала из кухни.
- Она на принцип пошла. Видать, что-то мужику своему доказать хочет. -- Объяснил Алле позицию Кристины Фил.
- Да нет, нет у меня никакого мужика! -- крикнула Кристина. – И что вы все за меня придумываете!
- Я же говорю, стены хреновые, -- буркнул Филя.
- Если еще раз кто-нибудь про аборт заговорит -- уйду! -- Пригрозила Кристина, чувствуя себя героиней.
Но порой ей и самой казалось, что желание оставить ребенка, столь нелепое в ее ситуации, подогревается духом противоречия: устроит теперь она свою жизнь сама. Не станет повторять все заново -- от Эдиков до Строцци. И на поводке у матери и Фила ходить не будет. Хватит, пора по своему сценарию жизнь выстраивать.
Убедившись, что отговаривать дочь бесполезно, Алла Аркадьевна решила пойти другим путем.
13.
Тридцатого марта в отделе ЗАГС Гагаринского муниципального округа был зарегистрирован брак гражданки Лариной А. В. с Лохмачевым Ф. Ю. Пара свидетелей и Кристина с букетом -- скромная официальная церемония. Но отмечать торжество решили с помпой, -- в модном ресторане, не скупясь на дорогие эффекты. Такое мероприятие не роскошь, а средство самоутверждения в новой среде. Был тульский парень, крутил в столице маленький бизнес, была интеллигентная преподавательница французского, без надежды на выживание в условиях рыночной экономики – бесперспективные, в общих чертах, люди. Объединившись в семью, слив интеллект и деловую хватку, они создали качественно иную ситуацию, как если бы бодрый купец женился на захудалой дворянке. Перспективы перед Лохмачевыми открывались манящие, надо было лишь умело воспользоваться ситуацией и сразу же заявить о своих возможностях размахом и вкусом свадебной церемонии.
Банкетный зал в уютном, хорошего класса ресторане, оркестр, полсотни гостей, да не каких-нибудь старушек-тетушек, а сплошь людей солидных и влиятельных. У Филимона полно деловых партнеров, нужных знакомств, которые необходимо поддерживать на соответствующем уровне. Не приглашать же людей в "хрущобу"!
В начале апреля вдруг пришло тепло с запада. И по-западному поднялось настроение. Алла Аркадьевна, помолодевшая после визита в шикарный дамский салон, чувствовала себя юной новобрачной, занятой приятнейшими хлопотами -- обсуждением меню, списка приглашенных, подготовкой сногсшибательного туалета. Собственно, все было уже давно определено, но как приятно в сотый раз в телефонном разговоре с какой-нибудь новой подружкой, пожаловаться на суету с приглашенными на банкет (кто в Греции загорае, кого вызвали срочно в Париж, а кто специально прервет средиземноморский круиз), упомянуть имя дорогого парикмахера, делающего обалденные стрижки, пожурить неторопливых фирмачей, затянувших ремонт новой квартиры.
- Забот с переездом полно! -- вздыхала она. -- Фил приобрел целый этаж в особняке на Сретенке. Конечно, домик небольшой, конец прошлого века. Полная реставрация - все "от и до" делают финны. Но тянут безбожно -- теперь у них какие-то трубы, надо прямо заказывать в Хельсинки. Зато соседи у нас будут серьезные -- с целым эскортом охраны смотреть апартаменты наведываются! Теперь вот езжу, мебель смотрю. Хочу натуральное дерево, лучше старину. Ну для начала, хотя бы итальянскую спальню. Дочка, когда у мэра Рима на загородной вилле гостила, занимала голубую спальню. Кровать, говорит, непременно должна быть под балдахином. Это, конечно, если потолки не менее четырех метров как у нас на Сретенке… Ну, скоро увидимся, обо всем поболтаем... -- Обещала Алла очередной приятельнице, приглашенной на свадьбу, и уже под занавес с интригующей ноткой добавляла, -- Посмотришь, кстати, на мою красотку. Только что из прилетела. Не как-нибудь -- топ-модель, "звезда"!
Алла бегала по магазинам, делала покупки, заказы, придирчиво выбирала в Доме моды нарядное платье и полное праздничное облачение для жениха. Ее возил по городу Фил или его молодой молчаливый помощник. В кошельке у нее шуршали "зеленые", продавцы были неправдоподобно любезны, новые приятельницы из круга тех, кто проводит недельку на Мальдивах, общались на равных. Все складывалось удобно и привычно, словно так было всегда. Кому расскажешь, что подвалило счастье всего три месяца назад?
Алла Аркадьевна дала объявление в газету о том, что дает уроки французского и итальянского языка. Со школой, приносившей одни расстройства и унижения, она решила порвать после очередной стычки с неприятной директрисой.
По объявлению стали звонить, приводить детей. Кто-то решил попробовать, кто-то не рассчитал свои силы и вскоре отказался, но несколько учеников, дающих возможность компенсировать потерю нищенской зарплаты, остались. Уроки занимали много времени. Одно дело – класс, где занятия идут в соответствии с общей программой, другое дело – индивидуальное обучение, где вся твоя беспомощность, как педагога, или бестолковость ученика находят мгновенное материальное выражение. Те, у кого сразу ничего не получалось, считали, что им не повезло с учительницей и торопились найти более опытную, сумеющую вложить иностранный язык в их голову, как вкладывают кассету в магнитофон.
Однажды к Алле пришел мужчина без ребенка и долго выспрашивал ее о педагогическом стаже, языковой практике, методике преподавания. Измучив экзаменом, сказал: -Хорошо. Начнем завтра. Мне удобно поздно вечером.
- Вечером у детей притупляется восприятие.
- Мне тридцать пять и я сова.
Алла подняла брови, с новым интересом рассматривая потенциального ученика. Как папаша воображаемого паренька он производил благоприятное впечатление. Конечно, простоват, нагловат, но чувствуется сила и жизнеспособность. Крупный сивенький амбал, с белесыми ресницами, розовыми щеками и придирчивым взглядом деревенского зоотехника был одет в униформу преуспевающего "нового" – длинное зеленое пальто из мягкого драпа, которое он не снял, с трудом разместившись в потрепанном аллином кресле.
Но как ученик… Она пожала плечами.
- У меня программа для школьников..
- Во! То, что надо. – Он поднялся, боднув блондинистым затылком люстру "каскад".
- Ой, мы с дочкой подвесили низко. Надо было электрика вызвать.
- Или заставить мужа. Иногда и мы, мужики на что-то годимся. – Он оглядел комнату, убранную Аллой с повышенной тщательностью. – Скромно живете. Если я часиков в девять забегу, нормально?
- Модно попробовать… - Колебалась Алла. – Но за взрослых берут больше…
- Это правильно. В меня ведь больше поместиться. Или, допустим, я захочу кофейку дернуть. Сплю пять часов в сутки, башка от дел пухнет, сами понимаете, учиться будет трудно.
- Это ничего. Я достану лингофонный курс и попытаюсь найти индивидуальный подход.
- Вот! И я об этом всем талдычу. Нельзя же по старинке на уравниловку переть… - Он осекся и деликатно раскланялся.
Весь следующий день Алла почему-то думала о человеке, имени которого она не знала. Она вела уроки в крупных бигуди, повязав их шифоновой косынкой, часто поглядывала на часы и выпроводила последнюю девочку точно по расписанию, хотя обычно не отпускала ученика, не удостоверившись, что материал усвоен.
Сбегала в магазин, советовалась с продавщицей по поводу сортов кофе и купила двести грамм свежемолотого бразильского, благоухающего старым запахом Елисеевского гастронома, в котором было принято делать предпраздничные закупки. От этого запаха и орехового рулета, выложенного на блюдо, в доме повеяло праздником. Ну как было не одеть голубую германскую блузку, уже несколько лет исполнявшую обязанности ударной силы скромного аллиного гардероба? И, разумеется, лодочки на шпильках. Не солидно получается, если учитель едва достает до плеча своего ученика.