Певин П. Очерк Горскаго прихода, Петрозаводского уезда, Олонецкой губернии // Олонецкие губернские ведомости. 1894. №46. С. 7 10; № 47. С. 8 12; № 48. С. 6 9; № 49. С. 8 10; № 50. С. 5 8; № 51. С. 7 9; № 52

Вид материала

Документы

Содержание Горскаго прихода Горскаго прихода

Подобный материал:

• Организация и деятельность народных школ в XIX начале ХХ века (на материалах Сямозерской, 424.83kb.
• Ф. Д. Старина о Соловье Будимировиче // Олонецкие губернские ведомости. 1857. № 30., 207.53kb.
• Филимонов К. Ф. Коштугский приход // Олонецкие губернские ведомости. 1890. № 59. С. 603;, 272.67kb.
• Памятная книжка Олонецкой губернии на 1867 год. Петрозаводск, 1867, 1766.58kb.
• Лекция LXXIX, 220.68kb.
• Шайжин Н. С. Заонежская заточница // Памятная книжка Олонецкой губернии на 1912 год., 1847.86kb.
• Вохтомина Ольга Евгеньевна, директор Муниципальной библиотечной системы Коношского, 210.17kb.
• Проект «Источниковедческий анализ газеты «Пермские губернские ведомости» (XIX начало, 61.86kb.
• Ершов М. А. Материалы для истории культуры Олонецкого края // Памятная книжка Олонецкой, 815.81kb.
• Литература о кряшенах, 113.04kb.

ОЧЕРКЪ

ГОРСКАГО ПРИХОДА,

Петрозаводскаго уѣзда,

ОЛОНЕЦКОЙ ГУБЕРНIИ.


(Продолженiе. См. № 51.)


Съ раннихъ лѣтъ крестьянскiя дѣти начинаютъ прiучаться къ исполненiю различныхъ хозяйственныхъ дѣлъ; первоначально, конечно, въ занятiяхъ родителей принимаютъ лишь нѣкоторое участiе. Мальчикъ занятъ бываетъ болѣе въ весеннее и лѣтнее время; онъ боронитъ поле, помогаетъ сгребать сѣно — стоитъ и утаптываетъ сѣно на зародѣ, подвозитъ къ зароду снопы овса и жита и кой-что въ этомъ родѣ; въ зимнее время онъ почти свободенъ отъ работъ и если не посѣщаетъ школы, то проводитъ время въ играхъ. Для дѣвочки болѣе дѣла въ теченiе всего года; она прiучается и стряпать, и рукодѣлью учится, прядетъ куделю, затѣмъ идутъ болѣе мелочныя хозяйственныя


С. 8
дѣла — мыть, вымести полы, наносить дровъ, за водой (небольшимъ ведромъ) сбѣгать, приготовить масло и т. п.; въ лѣтнее время, сверхъ этого, нужно или няньчить братишка, или на пожнѣ помогать. Постепенно, съ годами, кругъ занятiй молодыхъ, маленькихъ крестьянъ и крестьянокъ расширяется. Время все болѣе и болѣе начинаетъ посвящаться дѣлу, а не развлеченiямъ. Къ тому же, въ послѣднiе годы дѣтства и въ переходный перiодъ отъ дѣтства къ юности игры начинаютъ становиться все менѣе и менѣе интересными. Только рюхи, щилецъ (для мальчиковъ) и мячъ (для тѣхъ и другихъ) продолжаютъ сохранять нѣкоторое обаянiе, — прочiя игры уже отходятъ въ область пережитаго. Теперь уже подростающiе отроки и дѣвицы начинаютъ присматриваться къ развлеченiямъ взрослой молодежи. Являются на бесѣды въ качествѣ зрителей, въ праздники постоятъ на игрищахъ, въ воскресные дни, вслѣдъ за взрослыми, степенно прогуливаются по деревнѣ. Но взрослые держатъ себя особнякомъ отъ подростковъ, и послѣднiе пока волей неволей образуютъ особый кругъ. Съ теченiемъ времени и подростки, ставъ болѣе возмужалыми, начинаютъ по немногу принимать участiе въ танцахъ и въ заигрыванiи съ дѣвицей, а подростающая дѣвица начинаетъ быть предметомъ вниманiя „холостяковъ”. Въ прежнее время молодецъ начиналъ „играть” на бесѣдѣ, т. е. танцовать и ухаживать за дѣвицами, не ранѣе 17-го и даже 18-го года, а дѣвица — не ранѣе 16-го года; въ послѣднее же время и въ деревнѣ замѣчается какъ бы торопливость жить, желанiе поскорѣе^xxv испытать жизненныя, чувственныя удовольствiя. Тогда какъ прежде родители строго слѣдили, чтобы ихъ дѣти до означенныхъ годовъ не начинали „играть”, — теперь же молодецъ въ 15 лѣтъ уже считается „игрокомъ”, а дѣвица въ 13 л. — „играчихой”. Они, конечно, съ разрѣшенiя родителей, веселятся на бесѣдахъ — игрищахъ и начинаютъ испытывать приступы животной страсти. Этимъ мы только можемъ объяснить замѣченное новое еще для деревни явленiе, что дѣвица въ 15 — на на шестнадцатомъ году уже считается полной невѣстой, а съ 19—20 л. на нее начинаютъ смотрѣть, какъ на „засидѣвшуюся въ дѣвкахъ”. „Это ужъ кòгды играе, а все никто не свататъ, грибы (морщины) затѣмъ рости станутъ” — вотъ что не рѣдко говорятъ въ деревнѣ о 20-ти-лѣтней дѣвицѣ. Молодецъ, начавъ вполнѣ владѣть топоромъ и сохой (15—16 л.), а дѣвица — косой и серпомъ (13—14 л.), одновременно начинаютъ ощущать влеченiе къ удовольствiямъ, которыя доставляетъ „бесѣда”. Занимаясь днемъ работой, они помышляютъ уже о вечерѣ и съ нетерпѣнiемъ ожидаютъ того времени, когда можно отправиться на „бесѣду”.


______


Бесѣды въ деревняхъ Горскаго прихода начинаются съ Воздвиженiя и продолжаются до Великаго поста; перерывовъ не бываетъ. Порядокъ Горскихъ бесѣдъ таковъ. Около семи часовъ въ бесѣдную избу начинаютъ собираться дѣвицы. Вмѣстѣ съ дѣвицами, или вскорѣ послѣ ихъ прихода, появляются молодцы-подростки. Взрослые холостяки, настоящiе-то женихи, приходятъ въ бесѣдную избу позже — часовъ въ восемь. До прихода холостяковъ дѣвицы занимаются пряденiемъ кудели, попѣвая пѣсни или разговаривая между собою. Прялки приносятъ Горскiя дѣвицы на всѣ бесѣды, кромѣ праздничныхъ и воскресныхъ дней. Съ приходомъ холостяковъ, въ бесѣдной избѣ начинаетъ быть оживленнѣе. Холостяки начинаютъ бесѣдныя веселья „Совгиномъ”. „Совгинъ” состоитъ вотъ въ чемъ. Дѣвицы начинаютъ пѣть пѣсни. Поются слѣдующiя пѣсни:


1) „Благослови-тко, хозяинъ,

Благослови, господинъ,

Въ избѣ по полу пройти,

Слово выговорить.

Нѣтъ ли, хозяинъ,

Въ избѣ лишняго бревна?

Выше краснаго окна,

Выше краснаго окна,

Ниже потолка³²,

Потолочина упала,

Дѣвкѣ въ голову попала.

Шелъ дѣтина на бесѣду (протяжно),

Шелъ не въ шубѣ, ни въ кафтанѣ,

Въ одной ситцевой рубашки,

Во шелковой опояски”.


2) Обдавала дѣвку мать,

Подъ поточкомъ — на сѣверѝчкѣ,

На холодномъ полузимничкѣ.

Выставала рано по утру,

Выпускала коровъ на росу;

Встрѣтился медвѣдь на лѣсу,

Еще чуть меня медвѣдь не съѣлъ;

На ту пору офицеръ поспѣлъ.

Офицеришко молоденькой,

Кафтанишечко коротенькой;

У воротъ стоитъ, колотится,

У дѣвицы сдоложается:

„Ты, спусти, спусти,

Дѣвица, ночевать,

На свою, да на тесову, на кровать”.

Дѣвица говорила молодцу:

„Не женись, молодецъ,

Не женись, удала голова,

Женишься — схватишься,

А не женишься — наплачешься”.


3) „Тропинкой шла, тропиночкой,

Мимо кузницы;

Во кузницы удалы молодцы

Куютъ замки,

Куютъ замочки, навариваютъ,

Меня младу подговариваютъ^xxvi,

Сулятъ, дарятъ

Два замочка со ключемъ.

Мнѣ не надобъ ни замка, ни ключа,

А только надо удалого молодца”.


Дѣвицы поютъ. Молодецъ, въ тоже время, подходитъ къ дѣвицамъ, беретъ одну изъ нихъ, сидящую у края, за руку и идетъ съ нею вдоль избы. Дойдя до порога, онъ перемѣняетъ руку, т. е. если держалъ дѣвицу за правую руку, то беретъ за лѣвую (и наоборотъ) и отъ порога опять идетъ вдоль избы. Такъ молодецъ и дѣвица пройдутся нѣсколько разъ и, затѣмъ, дѣвица называеть молодцу имя и отчество другого молодца. Она говоритъ: „Иванъ Михайловичъ”. Это значитъ, что она приглашаетъ въ совгинъ „Ивана Михайловича” и проситъ молодца передать объ этомъ „Ивану Михайловичу”. Молодецъ отходитъ отъ дѣвицы и произноситъ: „Иванъ Михайловичъ, тебя”… Вызываемый подходитъ къ стоящей по срединѣ избы дѣвицѣ, беретъ ее за руку и проходитъ съ ней нѣсколько разъ по избѣ, держа то за правую, то за лѣвую руку. Окончивъ хожденiе, дѣвица отходитъ отъ молодца и садится на прежнее мѣсто. Молодецъ, оставаясь посрединѣ избы, поклонившись, приглашаетъ пройтись съ нимъ слѣдующую дѣвицу, сидящую рядомъ съ той, которая начала „совгинъ”. Эта дѣвица, пройдясь съ Иваномъ Михайловичемъ по избѣ, чрезъ него приглашаетъ „въ совгинъ” нравящагося ей молодца. Такъ продолжается до тѣхъ поръ, пока всѣ дѣвицы перебываютъ въ „совгинѣ”. Во все время „совгина” дѣвицы поютъ пѣсни. Вызовъ дѣвицею молодца въ „совгинъ” говоритъ отчасти о симпатiи ея къ нему. Поэтому, молодецъ томится ожиданiемъ и неизвѣстностiю — вызоветъ ли его какая дѣвица и какая именно сдѣлаетъ ему честь своимъ вызовомъ. Особенно эта томительность и желанiе получить вызовъ замѣтны, когда бесѣды бываютъ многолюдны. Тогда для дѣвицы выборъ больше, а, слѣдовательно, вызовъ при многолюдномъ собранiи яснѣе говоритъ сердцу получившаго приглашенiе пройтись „совгиномъ”. Тогда какъ нѣкоторые молодцы, любимцы дѣвицъ, бываютъ вызваны нѣсколькими дѣвицами и остаются довольными вниманiемъ


С. 9
ихъ, другiе „не сердцеѣды” не получаютъ ни одного приглашенiя въ „совгинъ” и такая неудача, конечно, не особенно льститъ и радуетъ ихъ.

Сряду по кончанiи „совгина”, молодцы начинаютъ „займы” отдавать — отплачивать дѣвицамъ любезностiю за ихъ любезность. Каждый молодецъ, принимавшiй участiе въ „совгинѣ”, долженъ протанцовать кадриль или лянсье съ дѣвицей, пригласившей его въ „совгинъ”. Протанцовавъ, молодецъ садится, если желаетъ, съ той же дѣвицей въ „шинъ”; если же она ему не особенно нравится, то приглашаетъ въ „шинъ” ту дѣвицу, которая соотвѣтствуетъ его вкусамъ. Въ большинствѣ случаевъ, отдача „займъ” состоитъ въ приглашенiи протанцовать и посидѣть въ „шинъ”. Для дѣвицы непрiятно, если вызванный ею въ „совгинъ” молодецъ ограничится только танцами и не возьметъ ее въ „шинъ”. „Шинъ” — это нѣсколько паръ молодежи, сидящихъ по лавкамъ и бесѣдующихъ между собою. Число паръ, конечно, произвольно, — сколько найдется желающихъ и сколько умѣстится на лавки. Бываютъ „шины” 5—7 паръ, 15—20 и болѣе. Разсаживаются на лавкѣ рядомъ — молодецъ и дѣвица (пара), молодецъ и дѣвица и т. д. Чѣмъ многолюднѣе бесѣда, тѣмъ плотнѣе садятся другъ къ другу. Странное впечатлѣнiе производитъ на свѣжаго, мало знакомаго съ народнымъ бытомъ человѣка та часть бесѣды, которая зовется „шинъ”, т. е. сидѣнiе молодежи по парно. Представьте себѣ десятокъ молодыхъ людей, размѣстившихся на маленькой лавкѣ. Возлѣ каждаго молодца сидитъ 16-ти—17-ти лѣтняя дѣвица, одѣтая въ русскiй сарафанъ, съ полуобнаженной грудью. Молодецъ правой рукой обхватилъ станъ дѣвицы и, въ такомъ положенiи, рука его и остается. Время отъ времени онъ прижимаетъ къ себѣ и обнимаетъ дѣвицу. Разговоръ часто прерывается и уста сливаются въ долгiй поцѣлуй. Все это происходитъ на глазахъ зрителей, собранiе которыхъ бываетъ многочисленно. Тутъ стоитъ отецъ или мать, тетка или дядя. Но видимо — ни родители, ни дѣти не смущаются происходящимъ. Положимъ, не свой человѣкъ, т. е. не принадлежащiй къ крестьянской средѣ, на бесѣду заглядываетъ рѣдко, но и на игрищахъ, происходящихъ подъ открытымъ небомъ, повторяется та же картина среди бѣла дня. Начался „шинъ”. Молодежь по парно направляется къ стѣнѣ какого либо зданiя. Дѣвица становится объ стѣну, молодецъ — противъ нея. Рядомъ стоитъ такая же парочка. Молодецъ обнимаетъ, цѣлуетъ свою собесѣдницу, а она не смущается присутствiемъ разнообразной публики, — спокойно стоитъ и лишь улыбается на рѣчи мила—дружка. Но если не смущаются молодые люди, не смущаются ихъ отцы и матери, — то созерцанiе такой картины можетъ невольно смутить посторонняго зрителя, выросшаго, воспитаннаго не въ крестьянской семьѣ и не въ деревнѣ, среди народа. Можно, пожалуй, счесть бесѣдную избу за вертепъ распутства, сидящихъ спокойно на лавкѣ молодыхъ людей — за безнравственныхъ, утратившихъ, если не невинность, то стыдливость, такъ свойственную юности, а родителей, равнодушныхъ къ вольностямъ дѣтей — за лицъ, способствующихъ паденiю и распущенности своихъ чадъ. Въ дѣйствительности, ничего такого нѣтъ. Распутство въ деревнѣ, вообще, — рѣдкое явленiе. А гдѣ оно наблюдается, то, въ большинствѣ случаевъ, это порожденiе не бесѣды, а столицы. Невинность соблюдается строго. По крайней мѣрѣ, въ Горскомъ приходѣ не помнятъ, чтобы дѣвица утратила до замужества свое лучшее украшенiе. Что касается стыдливости, то той стыдливости, которая привита нашей интеллигентной молодежи (барышнямъ и кавалерамъ), вы, конечно, не встрѣтите въ деревенской молодежи. Народъ проще, прямѣе смотритъ на вещи, свободнѣе, безъ напущенной стыдливости, говоритъ о вещахъ, говорить о которыхъ считается неприличнымъ. Переходя отъ рѣчей къ поступкамъ, должно сказать, что народомъ строго разграничены области дозволеннаго и не дозволеннаго. Положимъ, разграниченiе сдѣлано неправильно. Область дозволеннаго расширена произвольно и, въ ущербъ ей, съужена область недозволеннаго. Къ дозволенному отнесено то, что правила нравственности и благовоспитанности не дозволяютъ относить. Но разъ народъ самъ распредѣлилъ по своему дозволенное и недозволенное, онъ строго слѣдитъ, чтобы это дѣленiе соблюдалось. „Дозволено, — ты и пользуйся этимъ, но границы не переступай, не входи въ область недозволеннаго”. На взглядъ народа, обниманiе и поцѣлуи не приносятъ ощутительнаго вреда; сложилась въ народѣ даже поговорка: „цѣлуйся, какъ любъ, не убудетъ губъ”; поэтому, обнимайся и цѣлуйся, сколько тебѣ угодно, но на этомъ остановись, дальше ни шагу. И молодежь, какъ видимъ, слѣдуетъ этому, изстари установленному разграниченiю. Этимъ только невѣрнымъ, но упрочившимся взглядомъ народа на дозволенное и не дозволенное и можно, пожалуй, объяснить и беззастѣнчивость молодежи и холодное равнодушiе родителей къ вольностямъ дѣтей. Я не хочу сказать, что деревенская молодежь не сознаетъ, что неприлично и стыдно обниматься и цѣловаться публично, — она это сознаетъ и если продолжаетъ при васъ подобнымъ образомъ увлекаться, то только потому, что это, по ея мнѣнiю, не особенно зазорно, не особенно безнравственно³³. Въ дѣтскiе годы не было сказано и повторено, а съ годами выяснено, что цѣловать чужого молодца (дѣвицу) не только не прилично, но грѣшно, безнравственно. Напротивъ, молодежь хорошо знаетъ, что такъ проводили молодость ихъ дѣды и отцы, — съ малолѣтства она присмотрѣлась, какъ на улицѣ, при всѣхъ, увлекались ихъ сосѣдки и сосѣди также, какъ увлекаются теперь они. Поэтому, молодежь не смущается присутствiемъ публики. Для нея ея дѣйствiя — явленiе обычное, всѣмъ извѣстное. Никто не осуждаетъ, даже и публика собралась то посмотрѣть на веселье молодыхъ людей, на „воркованье” парочекъ. Чего же смущаться? пользуйся дозволеннымъ удовольствiемъ, а удовольствiе такъ притягательно. Родители сами жили такъ, какъ живутъ дѣти, — позволяли себѣ тоже, что теперь позволяютъ дѣти, не смотрѣли на поцѣлуй дѣвицы и молодца какъ на не дозволенное, безнравственное, ничего подобнаго не внушали и не могли внушать дѣтямъ и теперь не помышляютъ удерживать дѣтей, ибо увлеченiе дѣтей не представляется зазорнымъ. Спятъ же отецъ и мать спокойно, когда дочь ихъ темныя зимнiя ночи проводитъ на бесѣдѣ, потому, что увѣрены въ соблюденiи установленнаго разграниченiя, знаютъ, что дочь до бѣды не доходитъ. Итакъ, вслѣдствiе своеобразнаго, но вѣками упрочившагося взгляда на взаимныя отношенiя дѣвицы и молодца, по нашему мнѣнiю, эти вольныя отношенiя молодежи съ одной стороны не смущаютъ ни публики, ни предметъ ихъ созерцанiя, а съ другой стороны — не имѣютъ и тѣхъ пагубныхъ послѣдствiй, возможность которыхъ допустить постороннему легко, при видѣ картины „шина”.

„Шиновъ” на бесѣдѣ бываетъ два—три и даже иногда четыре; болѣе продолжителенъ первый „шинъ”. Когда, по разсчету (около 11 час.) молодежи, долженъ закончиться „шинъ”, кто либо изъ холостяковъ кричитъ: „пора шабашить”. Всѣ парочки встаютъ. Каждый молодецъ благодаритъ свою дѣвицу пожатiемъ руки. Дѣвицы отходятъ и садятся на свою лавку — въ большомъ углу. Но вотъ, только онѣ сѣли, подходятъ молодцы и опять просятъ въ „шинъ”³⁴. Начинается второй „шинъ”, за нимъ — третiй. Если молодецъ „не играетъ кряду”, то онъ каждый „шинъ” имѣетъ новую собесѣдницу.


С. 10
Такимъ образомъ, дѣвица и молодецъ, въ теченiе одного вечера, допускаютъ вольныя отношенiя съ нѣсколькими разнополовыми особами, и это въ народѣ не считается распущенностiю. Во все время „шиновъ”, танцы почти не прерываются. То танцуютъ не участвующiе въ „шинахъ”, то участники „шина” разнообразятъ удовольствiя танцами. Танцуютъ подъ гармонику, а за неимѣнiемъ ея — подъ пѣсни. Порядокъ если не образцовый, то кое-какъ на бесѣдѣ соблюдается. Ведутъ себя на бесѣдѣ всѣ свободно, поэтому въ бесѣдной избѣ постоянно шумно и толкотня, но это бываетъ и въ большинствѣ многолюдныхъ собранiй. Криковъ же пьяныхъ, ссоръ, дракъ на бесѣдѣ не допускается. За этимъ слѣдитъ и сама молодежь и хозяинъ бесѣдной избы. Кто пьянъ, или поссорившись, намѣревается испытывать силу кулаковъ, того безцеремонно выпроваживаютъ на улицу, — кричи и дерись, сколько угодно. „Шинами” и оканчивается бесѣда.

Если бесѣда не многолюдна, то она заканчивается часовъ въ 12; при многолюдномъ же собранiи молодежи продолжается часовъ до двухъ. Выходятъ изъ бесѣдной избы отдѣльно — толпа дѣвицъ и толпа молодцовъ. На улицѣ изъ общей толпы выдѣляется нѣсколько парочекъ. Парочки остаются позади толпы и медленно бредутъ по деревенской улицѣ. Остановятся у какого либо дома, поворкуютъ еще и распростятся до слѣдующаго дня. Это „игрокъ” проводилъ свою „играчиху”. Поработавши день, повеселившись до полночи, — крѣпко засыпаетъ молодежь и сладокъ сонъ ея послѣ бесѣды.

Помѣщенiемъ для бесѣдъ служитъ изба какого либо бѣдняка, который дозволяетъ бесѣдовать молодежи въ своей избѣ, льстясь на плату, получаемую съ посѣтителей. Дѣвица платитъ хозяину избы отъ 10 до 15 фунтовъ муки за все время, пока продолжаются „бесѣды”, а каждый молодецъ — 10 к. за недѣлю, если онъ посѣщалъ за истекшую недѣлю бесѣдную избу и „игралъ”. Такова условная плата съ постоянныхъ посѣтителей. Доходъ хозяина увеличиваютъ случайные посѣтители изъ молодежи. По деревенскому обычаю, каждая крестьянская семья за недѣлю и даже за двѣ до своего мѣстнаго зимняго праздника приглашаетъ къ себѣ въ гости дѣвицу, родственницу изъ окрестныхъ деревень. Число „гостей” (дѣвицъ, привезенныхъ въ гости) бываетъ, конечно, различно, смотря по величинѣ деревни; но всегда оно превышаетъ число дѣвицъ въ деревнѣ, куда собираются „гостьи”. За дѣвицами начинаютъ прiѣзжать въ ту же деревню молодцы изъ всѣхъ окрестныхъ деревень. Живущiе ближе прiѣзжаютъ каждый вечеръ изъ отдаленныхъ деревень (15—30 верстъ) раза два въ недѣлю. Такимъ образомъ, въ предпраздничныя бесѣды собранiе молодежи бываетъ значительное. Бесѣдная изба въ эти вечера полнымъ-полна народа. Всѣ прiѣзжающiе молодцы и дѣвицы также платятъ хозяину бесѣдной избы. Молодцы платятъ каждый вечеръ не менѣе 5 коп. Обыкновенно, прiѣзжiе даютъ болѣе 10—20 коп. Дѣвицы-гостьи уплачиваютъ за посѣщенiе бесѣдной избы 5 к. въ недѣлю. Среднимъ числомъ, предъ праздникомъ хозяинъ бесѣдной избы выручаетъ каждый вечеръ отъ 1 р. 50 к. до 2 р. 50 к.³⁵. Въ общемъ, за зиму крестьянинъ выручитъ не одинъ красный рубль, для бѣдняка и доходность значительная. Освѣщается бесѣдная изба, обыкновенно, лучиною, только въ многолюдныя бесѣды появляется на „воронцѣ”³⁶ свѣчка. Свѣчку покупаютъ всегда холостые, а лучина хозяйская.

На масляницѣ заканчиваются бесѣды. Въ великомъ посту вечера молодежь проводитъ въ своихъ домахъ. Въ воскресенье развѣ соберутся въ прежнюю бесѣдную избу, потолкуютъ, посмѣются и по домамъ разойдутся. Ни танцевъ, ни „шиновъ” не допускается. Послѣ Пасхи опять возможно развлекаться и веселиться, но такъ какъ деревни Горскаго прихода не многолюдны и расположены на порядочномъ разстоянiи другъ отъ друга, то, по недостатку молодежи, хороводовъ въ воскресные дни, подобно какъ въ многолюдныхъ селахъ, въ Горскихъ деревняхъ не бываетъ. Только въ мѣстные праздники въ той или иной деревнѣ, послѣ обѣда, на улицѣ, а подъ вечеръ (съ 5 до 7 ч.) — въ ригачѣ, устраивается „игрище”. Порядокъ игрищъ тотъ же, какъ на бесѣдѣ, не бываетъ лишь „совгина”, а только танцы и „шины”. Въ воскресные дни дѣвицы, сколько ихъ есть въ деревнѣ, прогуливаются по деревнѣ, распѣвая пѣсни. Молодцы прогуливаются отдѣльно, наигрывая на гармоникѣ. Дѣвицы, погулявши, начнутъ играть весною — въ мячъ, а лѣтомъ — „столбомъ” (въ горѣлки). Присоединяются иногда и молодцы и тоже принимаютъ участiе въ игрѣ. По окончанiи игры, протанцуютъ иногда кадриль или лянсье и затѣмъ направляются къ домамъ, распѣвая пѣсни.


(Продолж. въ слѣд. №)


_____


Певин П. Очерк Горскаго прихода, Петрозаводского уезда, Олонецкой губернии // Олонецкие губернские ведомости. 1894. № 53. С. 7 – 9.

С. 7
ОЧЕРКЪ

ГОРСКАГО ПРИХОДА,

Петрозаводскаго уѣзда,

ОЛОНЕЦКОЙ ГУБЕРНIИ.


(Продолженiе. См. № 52.)


Въ послѣднiе годы въ деревнѣ народился новый видъ пѣсенъ. Прежде крестьянская молодежь пѣла длинныя пѣсни, — въ родѣ слѣдующихъ:

а) „Негдѣ милаго не вижу —

Не въ деревнѣ, не въ Москвѣ,

Только вижу я милаго

Въ темной ночкѣ, въ крѣпкомъ снѣ”

и т. д.

б) „Ахъ ты, Ваня, разудала голова,

На кого ты покидаешь, другъ, меня”

и т. д.

в) „И шуме и гуде

Дробенъ дождикъ идетъ,

Спохватилася дѣвица —

Кто до дому доведе?” и т. д.

г) „За годочикъ сердце чуяло,

За недѣлю сердце нояло” и т. д.

д) „Хацъ булатъ удалой,

Бѣдна сакля твоя” и т. д.

е) „Ахъ вы, сѣни, мои сѣни,

Какъ хозяинъ мой поетъ” и т. д.

ж) „Чижикъ, чижикъ, гдѣ ты былъ?

На Фонталкѣ водку пилъ” и т. д.


и многiя другiя. Теперь изъ этихъ пѣсенъ поются развѣ „Чижикъ” да „Сѣни”, когда танцуютъ подъ пѣсни кадриль и лянсье, — прочiя же пѣсни, если и знакомы нынѣшней молодежи, то не поются. Взамѣнъ ихъ поются короткiя пѣсни, составленныя и составляемыя самою молодежью. Этихъ пѣсенокъ очень много и онѣ, видимо, нравятся молодежи, такъ какъ она постоянно распѣваетъ ихъ. Женщинамъ (и мужчинамъ), не знавшимъ въ свои молодые годы новыхъ пѣсенокъ и полюбившимъ старыя—протяжныя, не особенно нравится нововведенiе молодежи, — они прозвали эти пѣсни „припѣвками” и „верандушками”. И улицы Горскихъ деревень оглашаются въ настоящiе годы новомодными, коротенькими пѣснями. Приведемъ здѣсь нѣсколько подобныхъ пѣсенокъ:


1) „Катится горошинька,

Идетъ моя хорошенька,

Вставаетъ по подлѣсенки,

Запѣваетъ пѣсенки”.


2) „У отца я хлѣба ѣла,

На работѣ пѣсни пѣла;

Въ людяхъ чаю напилась,

Вся слезами облилась;

Я сидѣла за цвѣтами,

Обливалася слезами”.


3) „Посередки почтовой

Катится клубокъ со иглой.

Не клубочикъ, не игла —

Вѣрно безсчастная судьба”.


4) „Ты, родименькiй отецъ,

Не ставь рано подъ вѣнецъ.

Подъ вѣнецъ я рано стану,

Какъ травиночка спавяну.

Сповяну, травиночка,

Спосохну, ягодиночка”.


5) „Парочка моя^xxvii женится,

Любовь моя измѣнится.

Парочка вѣнчается,

Любовь моя кончается”.


6) „Въ полмѣ рожь и колосиста,

Примолотиста.

Моя парочка форсиста,

Поворотиста”.


7) „Пускай судятъ,

Пускай рядятъ,

Пересудовъ не боюсь.

Съ кимъ играла —

Играть буду,

Никого не боюсь”.


8) „Мни-ка сининькiй платочикъ,

На головкѣ бàско.

Прiосердится милашка

На недѣли часто”.


9) „Шелъ дорожкой лѣсовой,

Нашелъ платочикъ носовой,

Вижу по каёмочки —

Знакомоей дѣвченочки.

Вижу по примѣточки —

Платочикъ старовѣрочки.

Старовѣрочка моя,

Моли Бога за меня.

Моли Господу Христу

Какой я пьяница росту.

Я не пьяница, не мотъ —

Только деньгамъ переводъ”.


10) „Меня мамка била прутомъ,

Не велѣла играть съ плутомъ.

Это маминька не плутъ,

Вѣковѣчный Ваня другъ”.


11) „Ты гори, гори, лучина,

Гори, уголь золотой.

Ты сиди, сиди, дѣтина,

Сиди, парень молодой.

Мать за липину глядѣла, —

Съ пьянымъ играть не велѣла.

Я мамашѣ на отвѣтъ:

„Холостыхъ тверезныхъ нѣтъ”.


12) „Мой милашка въ Питери,

Вси сосѣди видѣли.

Сидитъ за крашеннымъ столомъ,

Пишетъ парочки поклонъ.

Пише, пише, вѣсть даетъ,

На лѣто въ Питеръ жить зоветъ”.


13) „Не бранись-ка, маминька,

Иду съ бесѣды гладинька,

Безъ спицы, безъ прялицы,

Отъ милашки пьяницы”.


14) „Дѣвки сѣяли пшеницу,

Уродился виноградъ.

Не играйте, дѣвки, съ Ванькой,

Ванька осенью солдатъ».


15) „На бесѣдушку пришла,

Богу помолилася.

Всимъ подружкамъ поклонилася,

Къ парочки садилася”.


16) „Ты, подружка Аннушка,

Не любитъ тебя Ванюшка,

Любитъ Катеринушку,

Сидитъ четверту зимушку”.


17) „Мы съ подружкой на горушкѣ

Хвоюшку рубили,

Мы съ подружкой за одно

Парочку любили”.


18) <„>Стану, стану спать ложиться,

Край окошка отворю,

Стане маминька браниться,

Я ее уговорю”.


19) „Посѣялъ рѣпку — не срослась,

Посваталъ дѣвку не пошла.

Пересѣю — поростетъ,

Пересватаю — пойдетъ”.


20) „Пашу сѣни, пашу крыльцо,

Выпашу крылечко.

Придетъ^xxviii милый на бесѣду,

Подаритъ колечко”.


21) „Да спасибо же тебѣ,

Синему кувшину,

Ты умыкалъ, разогналъ

Злу мою кручину”.


22) „У моего милаго

Чертова привычка,

На бесѣдушку придетъ,

Цѣлуетъ безъ язычка”.


23) „Моя мамка — старовѣрка,

Не научитъ на добро,

Но учила меня мать

Отъ парней конфекты брать”.


24) „Какъ по нашей, по деревнѣ

Проѣхалъ становой,

Замерло мое сердечушко, —

Забретой милой мой”.


25) <„>Вижу, вижу черезъ рѣчку

У милаго два колечка.

Лажу, лажу попросить

На недѣлю пофорсить”.


26) „Кому надо прокормиться,

Тому надо работать,

Кого на списочки³⁷ положатъ,

Тому надо погулять”.


27) „Какъ на Павловской бесѣды

До полуночи огонь;


С. 8
Какъ у Симановыхъ Арсенья

Есть-то въ три рубли гармонь”.


28) „Наволодскiй берегъ мелокъ,

Насчитала девять дѣвокъ,

Девять дѣвокъ съ дѣвушкой,

Всѣ корявы — безъ одной”.


29) „Сунски дѣвушки богаты,

Носятъ юпочки на ваты,

Душегрѣйки на мѣху,

Пропадаютъ со смѣху”.


30) „Какъ на Горской, на бесѣды

Фроловъ Ванюшка веселой,

На бесѣдушку придетъ, —

У насъ бесѣдушка пойдетъ”.


31) „Скоро, скоро ледъ растаетъ,

Ледъ по рѣчкѣ понесетъ,

Сяду я на льдиночку,

Поѣду на Новиночку,

Спровѣдаю париночку,

Свою Катериночку”.


32) „Еще Горская деревня

Настоящiй городокъ;

По краямъ есть кабачки,

На середки лавочки (bis).

Горски дѣвки кралечки,

Холостые — шураши,

Настоящи хороши”.


Такiя пѣсни распѣваютъ „Горскiя кралечки”. Здѣсь приведена, конечно, лишь малая доля этихъ пѣсенокъ.


_____


Болѣе интересное время въ году для деревенской молодежи — это святки. Въ это время, кромѣ посѣщенiя бесѣдъ, можно ходить замаскированными — „хухляками” и гадать о своей судьбѣ. „Хухляками” ходятъ ежедневно и даже не одинъ разъ въ день. Обыкновенно, собираются партiей человѣкъ 8—12. Главными орудователями въ составленiи партiи являются дѣвицы. Онѣ любительницы крутиться. За дѣвицами слѣдуютъ молодцы. Кромѣ дѣвицъ и молодцовъ ходятъ иногда замужнiя женщины и нѣкоторые любители изъ мужчинъ. Нарядовъ никакихъ особенныхъ не бываетъ, перемѣнятся между собою одеждами, покроютъ лицо платкомъ, — вотъ и „хухляки”. Маска — даже бумажная еще не проникла въ деревню. Ходятъ маскированные между обѣдомъ и бесѣдой. Являются иногда „хухляки” и на бесѣду, или на бесѣдѣ одѣнутся и отправятся въ деревню, но это дѣлаютъ только молодцы, дѣвицы же не бываютъ въ партiи „хухляковъ”, идущихъ на бесѣды или съ бесѣды. Отправившись изъ сборнаго пункта, обходятъ почти всѣ дома деревни и въ каждомъ домѣ танцуютъ кадриль, <„>лянсье” или русскаго.

Предметомъ святочныхъ гаданiй всегда служитъ замужество. Дѣвицы-невѣсты стараются предугадать — выйдутъ ли въ настоящемъ году замужъ, въ которую сторону выдаютъ ихъ, какъ имя будущему супругу, что ожидаетъ въ будущемъ каждую — радость или горе. Въ недавнее прошлое время святочные гаданья были разнообразны. Слушали подъ окнами, слушали на ростаняхъ за деревней, садились въ кругъ на озерѣ и зачурались, лили олово, смотрѣли въ зеркало и т. п. Теперь многiя гаданья отошли^xxix уже въ область преданiй. Молодежь, должно быть, утрачиваетъ вѣру въ правдивость гаданiй, сознаетъ ихъ тщетность и гадаетъ, сравнительно съ прошлымъ, мало. Держатся святочныя гаданья теперь среди молодежи не столько вѣрою въ нихъ, сколько въ силу многовѣковой древности. Хотя вѣра въ гаданья поколеблена, но отступить отъ обычая предковъ еще не рѣшилась молодежь и хотя менѣе прошлаго, но гадаетъ. Утромъ въ Рождество дѣвица, приступая печь блины, полагаетъ первый блинъ въ переднюю часть печи, а сама со сковородникомъ въ рукахъ выбѣгаетъ на улицу. Здѣсь, поперекъ прохожей дороги, она проводитъ сковородникомъ черту и, затѣмъ, притаившись за угломъ дома, наблюдаетъ, не пройдетъ ли кто по чертѣ. Если кто пройдетъ по чертѣ, то съ которой стороны шелъ прохожiй, съ той прiѣдетъ женихъ. Если же никто долго не пройдетъ, то, значитъ, въ замужество вступитъ дѣвица не скоро. Возвратившись съ наблюденiй домой, дѣвица допекаетъ блинъ, беретъ этотъ первый блинъ и отправляется слушать подъ окна къ сосѣдямъ. Подходя къ дому, она беретъ кого либо на имя, т. е. намѣревается придавать значенiе словамъ одного изъ членовъ семьи и имя этого члена произноситъ: „что будетъ говорить N, то и сбудется со мной”. Когда дѣвица выслушаетъ разговоръ о свадьбѣ или о хорошей замужней жизни, или о семейныхъ радостяхъ, — то и она выйдетъ замужъ, будетъ жить хорошо съ мужемъ, да радоваться. Когда же въ избѣ разговоръ коснется смерти, болѣзни, раздоровъ, несогласiя между мужемъ и женою, то вслушивающаяся въ эти разговоры дѣвица не чаетъ себѣ ничего хорошаго. Подслушаннымъ въ разговорѣ выраженiямъ, въ родѣ „скоро прiѣдутъ”, „не сегодня—завтра будутъ”, „недолго посидѣлъ, скоро вышелъ”, или „нечего ждать, не пойдетъ”, „прiѣдетъ домой, да не въ эту зиму”, „надѣялись, да по пусту” и т. п., — придается особенное значенiе. Слушаютъ, обыкновенно, подъ окнами нѣсколькихъ домовъ. Весьма часто подслушанному разговору въ одномъ домѣ противорѣчитъ разговоръ, доносящiйся до слуха дѣвицы изъ слѣдующаго дома, подъ окномъ котораго она стоитъ. Точно также подслушиванiе и наблюденiе за проходящими бываетъ утромъ въ Новый годъ и въ воскресенье.


Вечеромъ подслушиваютъ ежедневно. Съ наступленiемъ темноты, въ святочный вечеръ всегда можно замѣтить перебѣгающiя отъ одного дома къ другому тѣни. Опять вслушиваются и придаютъ значенiе выраженiямъ одного лица, котораго взяли на имя. Передъ полночью, когда всѣ уже спятъ, иногда выходятъ за деревню и здѣсь прислушиваются, не причудится ли что либо. Зазвенитъ колокольчикъ, заплачетъ свадебнымъ тономъ — быть свадьбѣ, тонъ плача погребальный, стукъ — несчастiе, гдѣ залаетъ собака — тамъ женихъ. Вотъ результаты ночнаго слушанiя. Рѣдко только рѣшаются выходить слушать за деревню. Много страшнаго разсказывается прежней молодежью (теперь взрослыми или стариками) о результатахъ ночнаго слушанiя. Разсказы эти положительно поражаютъ своею фантастичностью, а увѣренiя разсказчиковъ въ дѣйствительности бывшаго показываютъ, до какой степени бываетъ разстроено воображенiе. Приведемъ одинъ изъ такихъ разсказовъ. „Ночью, — передаетъ разсказчица, — отправились на озеро. Всѣ безъ крестовъ. Пришли, сѣли на снѣгъ. NN зачуралъ всѣхъ насъ, обведя три круга вокругъ насъ сковородникомъ, и самъ сѣлъ. Говорить нельзя, — сидимъ молча. Сидимъ долго, все тихо, зябель (ознобъ) стала пробирать. Вдругъ — колокольчики, сердце такъ и ёкнуло. Слышимъ — ѣдетъ кто-то и ѣдетъ прямо на насъ. Посмотрѣть никакъ нельзя, потому сидимъ лицомъ другъ къ другу, а обертываться не слѣдуетъ. Ближе и ближе колокольчики. Всѣ дрожимъ ужъ не отъ холода, а отъ страха. Если-бъ просидѣть тихо, все бы ладно и вышло, проѣхало, да и только. А у насъ изъ артели какъ кто-то крикнетъ, вси такъ и соскочили, да бѣжать. А на колокольчикахъ все догоняетъ. Ужъ не помнимъ, какъ домой прибѣжали вси, да скорѣе двери перекрестили, — сряду все и стихло. Не перекрести, пой-вѣдай, что бы и „было”. Въ другой разъ слышатъ похоронное пѣнiе, слышатъ, какъ идутъ къ нимъ, и если имѣютъ твердость увидѣть на мѣстѣ, то пройдетъ „кто-то” и все пройдетъ благополучно; побѣжавъ же, слышатъ, какъ кто-то бѣжитъ бѣжитъ вслѣдъ, бѣжитъ быстро, очевидно, догоняетъ, и бѣглецъ или съ испуга лишается чувствъ, или, перекрестивъ двери, слышитъ, что никакой погони нѣтъ. А относительно того, что была погоня, не сомнѣвается. Подобные разсказы невольно смущаютъ молодежь и она, при слабой въ настоящее время вѣрѣ въ правдивость гаданiй, не рѣшается повторить опыта отцовъ и матерей. Отправляясь слушать, крестовъ


С. 9
теперь не оставляютъ дома, выходятъ только на околицу деревни и здѣсь на снѣгъ не садятся и круговъ не обводятъ, а если все это не соблюдено, то, по мнѣнiю народа, почудиться что либо особенное не можетъ, плачь же, звонъ, стукъ будутъ доноситься изъ деревни.

Кромѣ подслушиванiя, въ святки молодежь льетъ олово. Берутъ кусочекъ олова, расплавятъ его и выливаютъ въ чашку съ водой. Олово принимаетъ ту или иную форму, — то похоже на столикъ (авалой церковный — значитъ, свадьба), то на ящикъ (гробъ), то на кибитку (отъѣздъ), то, какъ будто, нѣсколько человѣкъ (сваты) и т. п. Нужна извѣстная доля фантазiи, чтобы видѣть въ слиткѣ олова и авалой, и гробъ, и кибитку, и этой долей фантазiи обладаетъ молодежь такъ какъ всегда, безъ затрудненiя, видитъ въ оловѣ тотъ или иной образъ. По образу судятъ о будущемъ — будетъ ли свадьба или похороны, отъѣздъ или застой, радость или горе. Принято лить олово одинъ разъ въ святки — вечеромъ на канунѣ Новаго года. Льетъ олово молодежь и по своимъ домамъ, и собирается также въ бесѣдную избу. Въ этотъ же вечеръ существуетъ обычай угощать хозяина бесѣдной избы и его семью пирогами и кашей. Дѣвицы приносятъ (каждая) муки, толокна, а холостые покупаютъ пшено и масло. Сами дѣвицы выскутъ, выпряжатъ пироги, сварятъ кашу, угощаютъ хозяина, молодцовъ и другъ друга. Во время приготовленiя угощенiя и происходитъ литье олова.

Чтобы предугадать, какое имя жениха, каковъ его нравъ, состоянiе, семья и т. д. — для этого дѣвица, идя куда либо въ святочное время, замѣчаетъ, какой мужчина встрѣтится ей первымъ, такой же нравъ, имя, семейное положенiе будетъ у ея жениха, какъ у этого встрѣчнаго. Для этой же цѣли выноситъ дѣвица въ каждое утро соръ изъ избы на дорогу и наблюдаетъ, кто первый пройдетъ по сору.

Вотъ и всѣ святочныя гаданiя теперешней молодежи. Холостые олово льютъ, слушаютъ — мало; имя и нравъ невѣсты также стараются угадать по первой встрѣтившейся женщинѣ.

О масляницѣ маскироваться въ деревнѣ не принято. Развлеченiемъ для молодежи теперь служитъ катанье съ горы на салазкахъ. Въ пятомъ часу начинаетъ собираться на горку взрослая молодежь (дѣти ежедневно съ утра на горушкѣ). Катанье продолжается часовъ до семи, когда уже наступитъ время спѣшить на последнiя бесѣды. Шумно, оживленно и быстро проходитъ для молодежи время катанья. Звуки гармонiи, пѣсни, веселый говоръ молодежи — сливаются вмѣстѣ; по ледяной горкѣ быстро мчатся однѣ за другими салазки, а сидящiя парочки весело смѣются; на гору поднимаются иныя парочки, о чемъ то воркуя, онѣ замедляютъ шагъ, поднялись на гору, садятся и опять мчатся внизъ. Катанье на лошадяхъ о масляницѣ происходитъ въ деревнѣ только въ воскресный и случившiйся праздничный день. Почти каждый домохозяинъ, имѣющiй лошадь, выѣзжаетъ на своёмъ рысакѣ или клячѣ прокататься и прокатать дѣтокъ.

Особенность въ провожденiи времени молодежью представляютъ еще ночи — на Ивановъ день (съ 23 на 24 iюня) и на Петровъ день. Въ Ивановскую ночь мы видимъ остатки языческого празднованiя Ивана Купалы. Молодежь не спитъ въ эту ночь. Она проводитъ ее въ поляхъ и пожняхъ. Здѣсь распѣваетъ пѣсни, отыскиваетъ цвѣты, плететъ вѣнки; прячетъ въ поляхъ мыло; ожидаютъ утренней росы и собираютъ ее въ какой либо сосудъ; вырываютъ три<->девять (27) ржаныхъ колосьевъ съ болѣе высокихъ стебельковъ. Съ росой и колосьями подъ утро дѣвицы возвращаются домой. Въ Ивановъ же день по восходѣ солнца, ходятъ за спрятаннымъ въ полѣ мыломъ³⁸. Мыломъ Ивановскимъ умываются дѣвицы, отправляясь на праздничныя гулянья. Тогда же вливаютъ въ воду нѣсколько Ивановской росы, а въ одежду вшиваютъ Ивановскiе колосья³⁹. Всё это продѣлывается дѣвицею для „наложенiя на себя славы”. Мы не намѣрены здѣсь остановиться подробнѣе на обычаяхъ, соблюдаемыхъ Горскими дѣвицами для наложенiя славы, такъ какъ съ этой стороны народнаго быта читатели Олон. Губ. Вѣд. знакомы по статьѣ г. М. „Изъ быта и вѣрованiй Корелъ” (1892 г. №№ 95—96), а Горскiе обряды и вѣрованiя опять же тождественны съ Корельскими. Мы укажемъ только на обдаванiе дѣвицъ для наложенiя славы, какъ на обычай, о которомъ не упоминаетъ г. М. Обдаваются дѣвицы во время звона къ утрени въ праздники: Рождества Христова, Новаго года, Крещенiя Господня, Пасхи, Георгiева дня (23 апр.). Лучше всего обдаваться подъ церковнымъ колоколомъ, но туда трудно проникнуть, — нужно быть родственницей церковнаго звонаря, или дать щедрую подачку, чтобы заручиться его позволенiемъ обдаться на колокольнѣ и молчанiемъ. Поэтому, большинство дѣвицъ обдаётся на ростаняхъ. Укарауливъ, когда сторожъ церковный отправится звонить, дѣвицы берутъ кадушку и колокольчикъ и бѣжатъ на берегъ. Одѣты бываютъ легко — ночная рубашка, шуба и башмаки на ногахъ, вотъ и всё. Только лишь раздастся первый ударъ церковнаго колокола, дѣвица быстро начинаетъ черпать воду изъ проруби въ кадушку колокольчикомъ. Почерпнуть должна бываетъ три-девять разъ и каждый разъ сказать: „какъ этотъ колоколъ звонитъ, такъ бы звонѣли и говорили вси добры люди по праздникамъ, по ярманкамъ и по торговлямъ про меня, рабу N”. Почерпнувъ такимъ образомъ воду, дѣвица быстро бѣжитъ на росстань, раздѣвается до нага, полагаетъ колокольчикъ на голову и черезъ него выливаетъ на себя воду. Одѣвшись, возвращается домой, довольная тѣмъ, что вмѣстѣ со звономъ колокола разнесется и слава о ней. Та же дѣвица, которой удается попасть на колокольню для обдаванiя, воду приготовляетъ ранѣе звона, обдаваясь стоитъ подъ большимъ колоколомъ, на головѣ же колокольчика не имѣетъ, выливаетъ воду съ первымъ ударомъ въ колоколъ. Въ Ивановъ и Петровъ день дѣвицы купаются во время звона къ утреннему богослуженiю, съ той же опять цѣлью — „наложить на себя славу”.

Кромѣ Ивановской ночи, бодрствуетъ молодежь и Петровскую ночь (съ 28 на 29 iюня). Опять гуляютъ по полямъ, распѣваютъ пѣсни, плетутъ вѣнки, рвутъ лукъ въ огородахъ, стараются утащить изъ какого либо дома сыру, но мыла не прячутъ, росы не собираютъ, колосковъ не рвутъ, подобно какъ въ Ивановскую ночь.


(Продолж. въ слѣд. №).


_____


Певин П. Очерк Горскаго прихода, Петрозаводского уезда, Олонецкой губернии // Олонецкие губернские ведомости. 1894. № 54. С. 9 – 10.

С. 9