В. Н. Сагатовский издательство томского университета томск-1973

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 66

ГЛАВА II

ПРИНЦИПЫ ПОСТРОЕНИЯ СИСТЕМЫ КАТЕГОРИЙ

В ходе анализа истории проблемы (I гл.) было поставлено много вопросов, фиксированы различные противоречия и альтернативы. Не претендуя, разумеется, на их полное разрешение, мы попытаемся, тем не менее, обосновать тот путь поисков ответов и решений, который представляется нам наиболее перспективным. Во введении были сформулированы принципы, непосредственно регулирующие построение системы категорий. Эти принципы, в свою очередь, обосновываются другими положениями, систему которых мы и намерены рассмотреть в этой главе.

А. Природа категорий

а. Эмпирический базис

a1. Убеждение о внеопытном происхождении категориальных знаний обусловливается узким пониманием опыта. Один частный вид опыта (физического опыта, в котором даются ощущения телесных индивидов, физических тел), как наиболее распространенный и непосредственно значимый, объявляют единственным опытом; что не дано в нем — то внеопытно. Забывают, что на самом деле имеются, во-первых, различные уровни опыта, и, во-вторых, эти уровни образуют определенную систему.

Такой взгляд вполне объясним, если его высказывает, например, инженер или ученый-естественник. «Электродинамическая теория Ампера далеко не выведена всецело из опыта,— писал П. Дюгем,— а этот последний играл весьма слабую роль в ее образовании. Он сослужил только роль толчка, пробудившего интуицию (под-

104

черкнуто нами — В. С.) гениального физика»218. Но откуда же интуиция (включающая в себя и философские принципы, категориальные знания), из какого она опыта? Физик знает только то, что эта сомнительная реальность не измеряется его приборами и не дана в его профессиональном опыте. У естественника есть средства для анализа телесных вещей, а не умственных действий: «Физиолог редко пускался в объяснение тонкостей человеческого ума, ибо там он принужден был бы оставить свойственные ему приемы исследования и думания»219.

Представители гуманитарных наук, имеющие дело с целостным опытом личности, чувствуют, что здесь что-то не так, что упускается какой-то существенный компонент опыта. Но догадки и сомнения гуманитариев и философов, так сказать, гуманитарного толка отступают перед строгими и авторитетными высказываниями естественников и логиков, принимающих всерьез только естественные науки. Ограниченное понимание опыта неизбежно, если учитывать только опыт изучения природы как таковой (вне ее соотношения с человеком) и практику только как производство физических вещей (производство холодильников—практика, а производство человеческих отношений— так, нечто эмоционально-лирическое). При таком подходе и самый строгий анализ не обнаружит опытных оснований категориальных высказываний. Поясним это простым примером. Выделим формальное основание вывода в силлогизме: Все люди смертны

N — человек

N — смертен.

Соответствующее знание— (АÎВ). (СÎА) —> (СÎВ) — действительно не выводимо ни из фактов опыта, касающегося смертности N и всех известных до сих пор людей, ни из каких-либо других фактов опыта того же уровня.

Что же получается, если мы не будем искать другие уровни, а объявим «физикалистский» уровень единственно возможным опытом? Получаются философские злоключения. С одной стороны, все то, что не выводится из

218 П. Д ю г е м. Физическая теория, ее цель и строение. СПб, 1910, стр. 236.

219 П. К. Анохин. От Декарта до Павлова. М., 1945, стр. 75.

105

такого опыта, объявляется произвольной абстракцией220, а с другой — данные этого опыта оказываются абсолютно точкой отсчета (непогрешимо отражающими реальность— с точки зрения материалистов-метафизиков и просто не подвергающимися сомнению протокольными предложениями — с точки зрения субъективных идеалистов) . В действительности же чувственные данные могут быть как истинными, так и ошибочными, но даже если они достоверны, то знать это, оставаясь на уровне чувственных данных, мы не можем. Произвольная абстракция также не может придать достоверность этим данным, а ссылка на практику вообще, как было показано выше, не спасает положения.

Поясним сказанное на примере известного парадокса близнецов. Один из близнецов отправляется на космическом корабле со скоростью, близкой к скорости света, скажем, к Сириусу. Как только он прибудет туда, его сразу же с той же скоростью отправляют назад на Землю. Его брат все это время оставался в покое и состарился на 16 лет, а космический путешественник почти не изменился. Между тем их восприятия этого эксперимента окажутся почти одинаковыми. Тот, кто оставался на месте, скажет: «Я видел, что мой брат удалялся влево от меня со скоростью, близкой к световой. Затем он остановился и вернулся ко мне снова с такой же скоростью». Путешественник опишет этот опыт так: «Я видел, как мой брат удалялся вправо от меня со скоростью, близкой к световой. Затем он остановился и вернулся ко мне снова с такой же скоростью». Анализируя причины расхождения между одинаковостью протокольных предложений и" различием действительных результатов эксперимента, К. Ланцош справедливо замечает: «Противоречие возникает из того факта, что непосредственное описание наблюдаемых фактов вовсе не обязательно представляет истинную оценку конкретной физической ситуации»221 (подчеркнуто нами —В. С).

220 Органическую связь узкого понимания эмпирического базиса как совокупности индивидов с идеей произвольности абстракции, отсутствия объективных оснований ее хорошо показал Э. В. Ильенков. Понятие «абстрактного» («идеального») объекта. Сб. «Проблемы диалектической логики», Алма-Ата, 1968.

221 К. Ланцош. А. Эйнштейн и строение космоса. М., 1967, стр. 68.

106

Таким образом, сопоставление «непосредственных описаний» должно иметь место на любом уровне опыта и разумнее вывести эту операцию (и другие категориальные знания) из более широко понимаемого опыта, а не считать ее априорной. Тем более, что сама физика уже, не удовлетворяется чисто физикалистским пониманием опыта: «...из современной физики вытекает более радикальный вывод: представление об «элементарных» процессах, существующих независимо от «неэлементарных», должно быть в общем случае оставлено, природа не состоит из «кирпичей», адекватное описание природы должно с самого начала оперировать локальными и интегральными характеристиками, которые теряют физический смысл, взятые изолированно»222.

а2. Предлагаемое более широкое понимание эмпирического базиса можно выразить с помощью следующих положений: 1. В любой полной или целостной эмпирической ситуации даны знания не только о вещах и свойствах, но и об отношениях и действиях. Субстанционально-атрибутивные и релятивные знания — два необходимых компонента исходных чувственных данных. 2. Полная эмпирическая ситуация предполагает не только отражение внешнего объекта действия, но и отражение взаимодействия субъекта и объекта, что выражается в знании (разумеется, не обязательно осознанно) плана действия субъекта. 3. Данные, касающиеся плана действий в определенной эмпирической ситуации, не выводимы из этой ситуации, но это не значит, что они вообще не выводимы из опыта: они выводятся из ситуации другого уровня и играют активную роль в организации данной ситуации, благодаря чему получаемые в ней данные (data) являются одновременной «взятыми» субъектом (capta). 4. Не следует сводить философское понятие объекта к представлению о теле (массово-энергетической вещи), данному в наиболее бросающейся в глаза части современного земного опыта. Не следует сводить философское понятие эмпирического базиса к психологическому понятию чувственных данных. Мир физики предстает все более «странным», а информационный (кибернетический) подход с необходимостью дополняет массово-энергетический. Возможности получения исходных данных отражаю-

222 Б. Г. Кузнецов. Этюды об Эйнштейне. М., 1965, стр. 329.

107

щей системой не сводится ни к 5, ни к 11 человеческим чувствам. 5. Не существует такого эмпирического уровня, на котором знание было бы только конкретным и не содержало элементов абстракции, и не существует такой .абстракции, которая не имела бы эмпирического (в фи-лософско-логическом, а не психологическом смысле) коррелята.

Сделаем некоторые пояснения и выведем следствия, непосредственно касающиеся категориальных структур. Даже оставаясь в рамках физического опыта, мы будем теперь искать корреляты физических абстракций не среди тел (их там действительно нет), но в определенных типах эмпирических ситуаций. Так, ситуация, где поведение объекта зависит и от его массы, и от размеров, и от формы и т. д. будет отражена в понятии тела, а ситуация (ничуть не менее объективная, чем первая), где это поведение (допустим, период колебаний груза, подвешенного на пружине) будет зависеть от массы и окажется независимым от размеров и формы, отразится в понятии материальной точки.

Для нефизических абстракций мы будем искать объективные ситуации, которые даны на соответствующих (нефизических) уровнях опыта. Уже животное должно не только действовать, но и иметь план действия. Тем более практика человека — это не просто рубка дров, но и организация своего отношения к людям и природе. Эта двойственная природа любого опыта (знание элементов состава, к которому сводит эмпирический базис традиционная точка зрения, и знание отношений и действий) исследуется в работах Ж. Пиаже. Он ставит по существу старый философский вопрос: «...порождены ли математические соотношения деятельностью ума или эта деятельность только открывает их, как некую внешнюю реальность, действительно существующую»223. Выбирая второе решение, Пиаже, как ученый, не может представлять себе искомую реальность в виде реалий. Прежде всего он фиксирует двойственную природу отражения на любом этапе: «Ум выявляется, по существу, как координация действий. Эти последние суть вначале просто материальные или чувственно двигательные процессы,., но уже то-

223 Ж. Пиаже. Структуры математические и операторные структуры мышления. В книге «Препонауки в «негеоцентрический океан» категориальные знания помогут осуществить включение новой «странной» информации в систему нашего опыта. Признавая неоднородность тех знаний, которые представляются нам сейчас всеобщими (среди них могут оказаться и такие, которые «имеют всеобщее значение лишь

96

в границах того круга объектов, который представляет в наше распоряжение практика»204, он в то же время подчеркивает: «Но если существует нечто общее между прошлым, настоящим и будущим опытом, то из настоящего опыта должны следовать также аксиомы, применимые к любому будущему опыту»205. Во II главе мы постараемся показать, почему из такого понимания всеобщего (с которым мы согласны) не следует признание абсолютно абсолютной всеобщности.

Наибольшей фундаментальностью, глубиной и тщательностью анализа подхода к построению системы категорий отличается работа В. С. Библера. С тем большей наглядностью выступают на этом фоне причины того, что и этот подход не увенчался удовлетворительным результатом.

В. С. Библер справедливо полагает, что «осуществить сведение категорий в единую сеть возможно лишь путем последовательного выведения категорий»206. Непосредственным аналогом системы категорий является процесс познания, «последовательные ступени познания и преобразования мира (а тем самым — все более глубокие связи самой материальной действительности)»207. В непосредственном аналоге в снятом виде содержится объективный аналог — исходное противоречие действительности: мир — отдельный предмет. Материал, на основе которого строится система,— это история науки и техники, «обобщенная с наибольшей полнотой в истории философии»208. Гносеологическим принципом субординации категорий является движение от абстрактного к конкретному.

Большое внимание Библер уделяет проблеме начала системы категорий и в связи с этим дает критику беспредпосылочного начала у Гегеля: «Бытие предметов — это качественная специфика предметов, оно всегда является наличным, конкретным бытием, понятие «чистого бытия» противоречит, по сути дела, самому понятию бытия, является бессодержательной абстракцией»209. В свя-

204 В. П. Брянский, упомянутая работа, стр. 128.

205 Т а м же, стр. 147.

206 В. С. Б и б л е р, упомянутая работа, стр. 9.

207 Т а м же, стр. 13.

208 Т а м же, стр. 34.

209 Та м же, стр. 38.

97

зи с этим показывается иллюзорность гегелевского выведения категорий. Сам Библер предлагает такое решение вопроса: «Именно соотношение, взаимодействие материального мира в целом и отдельного предмета, во всей его специфичности и неповторяемости, и составляет диалектическое содержание любой философской категории»210.

Система Библера проходит 4 основных «больших круга категорий», которые с его точки зрения,, отражают историю познания: 1) общая картина мира (категории— мир, движение, пространство, время, отражение); 2) изучение отдельных предметов как законченных вещей, определенностей (сюда вперемежку входят и категории определенности и категории обусловленности: качество, свойство, причина, условие и др.); 3) исследование предметов как процессов (сущность, случайность, необходимость и др.); 4) круг категорий действительности (возможность, действительность, средство, свобода и др.). «Отталкиваясь от познания бытия материального мира как единого целого, наше познание трижды возвращается к этой категории (материальный мир)—как взаимодействию, как субстанции, как действительности. Трижды синтезируется в познании и каждый отдельный предмет — как определенность, как процесс, как деятельность»211.

Мы согласны со всеми принципами построения этой системы категорий в их общей форме. Неверные решения определяются в ней недостаточной конкретизацией этих исходных общих принципов. Как уже отмечалось, история науки и техники «вообще» не спасает от произвольных конструкций. И «круги» Библера столь же подтверждаются, сколь и не подтверждаются этой историей вообще, как переходы Бранского, и другие построения (рациональные моменты их соответствуют определенным типам движения познания — но каким?). Тем более неверным представляется некритически заимствованное у Гегеля убеждение в том, что последовательность категорий может быть непосредственно прослежена в истории философии. «Выудить» эту последовательность из истории философии, науки, оперировавшей весьма неопределен-

210 В. С. Б и б л е р, упомянутая работа, стр. 49.

211 Там же, стр. 61.

98

ными и многосмысленными понятиями и отражавшей современное ей движение научного познания очень опосредованно, пожалуй, еще труднее, чем из истории науки вообще. Поскольку не задана та конкретная модель, на которой категории должны выводиться по принципу восхождения от абстрактного к конкретному, то этот (верный в общем плане) принцип у Библера не работает, и категории в его системе остаются столь же неопределенными, как и вне этой системы. В результате, если последовательность кругов еще может быть принята как правдоподобная догадка о движении мысли от общей картины мира (ср. категории III гл. этой работы) к изучению данного предмета с точки зрения его устойчивости и изменения, а затем с точки зрения целевого подхода, сопоставлена с гегелевской догадкой (бытие -> сущность -> понятие) и подвергнута критической переработке при сопоставлении с конкретной моделью, на которой должна строиться система, то переходы внутри кругов столь же искусственны и произвольны, как многие переходы у Гегеля; на догадках, пусть даже гениальных, нельзя до конца построить научную систему.

И еще одно, более частное замечание. В. С. Библер не до конца преодолел беспредпосылочность гегелевского начала. «Мир», из которого выделяется, с которым взаимодействует данный предмет, также оконечен предшествующим взаимодействием, как и этот предмет. Это не мир вообще, но мир, среда данного предмета, то множество, в котором данный предмет существует как элемент. «Мир вообще» должен быть удален из философии как пустая абстракция типа вещи в себе, якобы существующей вообще, вне конкретного взаимодействия.

Остановимся теперь на системе категорий А. П. Шептулина. Им приняты верные общие принципы (единство онтологического и гносеологического подходов, рассмотрение категорий как ступенек познания); как и в других системах, у него есть рациональные моменты. Так, например, он показывает, что переход к познанию качества совершается после познания общего и отдельного или что процесс познания идет от причины (которая понимается в широком смысле как взаимообусловленность) к необходимости и затем к закону. Но в целом системы не получилось, категории не удалось субординировать как ступеньки познания. После характеристики материи и созна-

99

ния первыми категориальными ступеньками у Шептулина оказываются понятия отдельного и связи. Но почему? Прежде чем выделить отдельное, мы в любом акте познания констатируем элементы определенного множества, их сходства и различия. Связь А. П. Шептулин называет видом отношения. Но от констатации наличия какого-либо отношения познание проходит немалый путь, прежде чем с достоверностью утверждать наличие связи. Возьмем пример, приводимый Шептулиным: «С взаимосвязи началось и познание гальванического тока. Толчком к исследованию этого явления, как известно, послужило то, что Луиджи Гальвани в 1786 году заметил, что в момент прикосновения концом скальпеля к внутреннему бедренному нерву препарированной лягушки мускулы этого сочленения сокращаются»212. Но ведь говорить о связи в подобных случаях можно лишь при соблюдении строжайших условий эксперимента, позволяющих установить именно соответствие изменений, наблюдаемых на входе и выходе изучаемого «черного ящика». А это очень сложная процедура, и связь никак не может быть исходной категорией. Непонятно, далее, почему элемент и структура рассматриваются после анализа качества и причины: ведь качество нельзя познать, не выделяя элемента, а внутреннюю обусловленность — не исследуя структуру; почему возможность есть вид условия и в то же время рассматривается после сущности и т. д. (здесь, на наш взгляд, смешаны «категориальные физиономии», возникающие при решении познавательных задач разного типа).

А. П. Шептулин правильно декларирует необходимость строгих определений категорий. Но вот примеры его определений: «Более правильно, на наш взгляд, определить качество как совокупность свойств, указывающих на то, что собой данная вещь представляет, чем она является, а количество как совокупность свойств, указывающих на размеры вещи, на ее величину (характеризующих ее объем, длину, ширину, темп развития, степень проявления тех или иных свойств)»213. Качество определяется здесь через понятия, которые сами не определены в системе категорий и кажутся ясными лишь на уровне

212 А. П. Ш е п т у л и н, цит. работа, стр. 176.

213 А. П. Шептулин, цит. работа, стр. 210.

100

обыденного опыта («то, что собой данная вещь представляет и чем она является»); понятие же количества вообще не определяется, а лишь поясняется на примерах.

Что касается эмпирического материала, на котором строится анализируемая система, то он, к сожалению, используется больше в качестве примеров, поясняющих, но не доказывающих положения автора.

Следует остановиться еще на одном моменте. В качестве исходных основных категорий А. П. Шептулин рассматривает категории материи, сознания и практики. Действительно, это узловые категории философии в целом. Но можно ли из них вывести все другие философские понятия? Было бы очень любопытно, если бы кому-нибудь удалось вывести, например, из понятия «сознание» понятие «отражение», а из категории «практика» категорию «действие». Иными словами, являются ли все философские понятия системой одного уровня, или же это совокупность систем разных уровней, таких, что понятия одного уровня будут метапонятиями по отношению к другому? Мы придерживаемся последнего взгляда. И если считать категории ступеньками познания, то понятия «материя» и «сознание» являются мета-категориями, необходимыми предпосылками системы, но сами они — не ступеньки и, следовательно, в систему не входят214. Не случайно поэтому в работе А. П. Шептулина отсутствует логический переход от категорий второй главы («Материя и сознание») к третьей («Отдельное, взаимосвязь и движение»), в которой только и начинается рассмотрение категорий как ступенек. Получается так, что некий X — материя просто наделяется атрибутами: связь, движение и т. д. На самом же деле мы имеем с одной стороны понятие материи как предпосылку, о которой без предварительного рассмотрения категорий ничего нельзя сказать кроме того, что она противостоит сознанию, а с другой стороны — развернутую философ-

214 Во избежание недоразумений специально подчеркиваем, что осознание разносистемности понятий не "означает, «пренебрежения» к понятиям той или иной системы, тем более их «ликвидации», «забвения» и т. п. нехороших вещей. Основной вопрос философии необходимо рассматривать до системы всеобщих категорий, и относящиеся к нему понятия выводятся и систематизируются на иной основе, уже не как последовательные ступеньки, но как необходимые предварительные условия отношения человека к миру.

101

скую теорию материи как результат синтеза категорий, который появляется как продукт системы и отражает всеобщий категориальный «каркас» любого предмета на определенном уровне видения мира человеческим обществом. Не случайно поэтому, что глава о материи и сознании построена в основном на обсуждении цитат, а не новых данных науки. Так, говоря о сознании, автор не анализирует достижений кибернетики. А как бы он мог это сделать, не затронув категорий «отражение», «информация», «целесообразность», вопроса о соотношении причинности и обратной связи и т. д.? Но для этого уже надо вывести и уточнить соответствующие категории в рамках системы, которую еще предстоит построить...

В работе А. П. Шептулина — последней по времени попытке построения системы категорий — хорошо осознается необходимость онто-гносеологического подхода, и, видимо, дальнейшие попытки будут предприняты в том же русле, наиболее соответствующем ленинским заветам. Но в то же время эта работа наглядно демонстрирует то, что этот подход еще недостаточно конкретизирован и освоен нашими исследователями. Необходимо более четко осознать общенаучные функции системы категорий, ее конкретный предмет и отношение к эмпирическому материалу, принципы вывода и определения категорий, критерии сопоставления различных систем.

В заключение надо отметить, что представители того подхода, который мы назвали онто-гносеологическим, как правило, говорят не просто о единстве гносеологии и онтологии, но вспоминают известное ленинское положение о том, «...логика, диалектика и теория познания... это одно и то же»215, т. е. говорят уже о триединстве. Однако, на наш взгляд, в предложенных системах положение «не надо 3-х слов» реализуется пока еще больше на словах. В самом деле, кто сумел органически увязать «логические» категории с «онтологическими»? Конечно, верно то, что любая категория выполняет логические функции. Но все же различие между понятиями типа, скажем, «часть» и «целое» с одной стороны и «анализ» и «синтез», с другой, не снимается этой оговоркой. Поэтому, даже если исследователь стремится избежать слишком прямолинейного деления категорий на категории бытия и

215 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 301.

102

познания (как, например, у А. Поликарова), то он все же или выделяет такие понятия, как анализ, синтез, абстрактное, конкретное и т. д. в особый раздел (П. В. Копнин), или в значительной степени искусственно привязывает их к «онтологическим» категориям в качестве характеристик их как ступеней познания (А. П. Шептулин).

Между тем в нашей литературе в общей форме уже высказывалась верная мысль о том, что существует соотношение категорий и соответствующих им логических приемов: синтез и анализ, например, соотносятся с познанием целого и его частей и т. д. Кроме того, у этих и других логических приемов существуют прообразы в виде определенных отношений в действительности216. М. А. Розов успешно реализовал это общее положение, показав связь абстрагирования и конкретизации с их категориальными основами — отношениями независимости и зависимости217. Использование этой идеи при построении системы категорий должно способствовать достижению действительного единства ее онтологического, гносеологического и логического аспектов.

Итак, присоединяясь к исходным установкам представителей онто-гносеологического подхода, мы попытаемся конкретизировать этот подход и соединить его с подходом логическим.

216 Б. М. К е д р о в. Единство диалектики, логики и теории познания. М., 1963, стр. 217—236. К сожалению, Б. М. Кедров не показывает категориальной природы отношений, являющихся прообразами логических приемов, сводя их к частным проявлениям (химические реакции разложения и соединения по отношению к анализу и синтезу и т. п.).

217 М. А. Розов. Научная абстракция и ее виды. Новосибирск, 1965.

Blog

В. Н. Сагатовский издательство томского университета томск-1973

Содержание