Geum.ru

В. Н. Сагатовский издательство томского университета томск-1973

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   66

170 «На низшем уровне,— говорил Н. Винер,— машины более надежны и более быстры, чем человеческие существа. Но на более высоком уровне у людей появляются преимущества. Люди более гибки, обладают способностью оперировать плохо определенными идеями, «смутными» идеями. И где-то, на каком-то перекрестке, это преимущество начинает играть решающую роль». («Вопросы философии», 1960, №9, стр. 168).

171 П. Н. Д е н и с о в, цит. работа, стр. 12.

83


принципиально недостижим»172. Недостижима только такая система категорий, которая хочет быть универсальной отмычкой в любых познавательных ситуациях. Но это уже не нуждается в доказательстве.

Любая система категорий оказывается беспочвенным построением, если не решен вопрос о ее отношении к опыту, и о том, какой объект она отражает. Однако в нашей литературе еще встречается такое понимание этих вопросов, которое делает фактически невозможным преодоление трудностей, с которыми встретилась здесь буржуазная философия, и которые особенно резко были зафиксированы неопозитивизмом. До сих пор объект познания сводится некоторыми исследованиями к физическому телу, а практика и непосредственный опыт — к физическим действиям173. Но в таких объектах, практике и опыте действительно нет аналога для системы категорий, и с таких позиций трудно опровергнуть позитивизм. Мы постараемся показать это на наиболее репрезентативном примере — на примере позиции В. С. Швы-рева, которому принадлежит одна из лучших работ по критике неопозитивизма, но позитивные соображения которого не позволяют, на наш взгляд, решить отлично показанные им затруднения. В самом деле, показав несостоятельность неопозитивистской программы сведения зна-


172 Т а м же, стр. 17.

173 «Каждый материалист,— пишет, например, Е. К. В о й ш в и л л о,— согласится с тем, что свойства, отношения, классы не существуют в объективной действительности как самостоятельные предметы. Утверждение противоположного свойственно идеалистам (представителям, так называемого «реализма»)». («Понятие», М., 1967, стр. 23). И это пишется без малейшей попытки проанализировать концепцию А. И. У е м о в а, блестяще показавшего взаимопереход категорий «вещь», «свойство» и «отношение». Точность в анализе частных логических вопросов сочетается с такой вот общефилософской беззаботностью. Наиболее резко эта метафизическая тенденция выражена в концепции реизма (пансоматизма) Т. Котарбиньского. Вся наука ориентируется здесь на физику и только на физику, а потом удивляются,- что целое не сводится к частному фундаменту. Все «несводящееся» начинают, вполне логично, считать оторванным от практики и. презрительно именовать «философией». Например, физик Н. Белов, выступая против оторванности теории от очень узко понимаемой им практики, замечает: «Значение некоторых сегодняшних отделов математики я, признаюсь, также не понимаю: мне кажется, что это уже не математика, а философия». («Литературная газета», 1968, № 33, стр. 11). Где уж при таком отношении претендовать на внимание чисто философской системе категорий!

84


ния к эмпирическому базису, В. С. Швырев в то же время продолжает утверждать, что положения логики и математики «...явно нельзя считать высказываниями о чувственно данном...»174, что «В действительности не может быть найдено какого-то чувственного прообраза связи элементов высказывания, выражающейся в структуре его знаковой формы»175. Иными словами, если знание уподобить молекуле, то чувственные прообразы имеют только атомы, но не связи между ними176. Как же предполагает Швырев разрешить проблему генезиса связей? Ссылкой на общественно-производственную практику «во всей ее совокупности»177. Но в такой форме — это уход от решения вопроса. Спрашивается, в каких иных формах, кроме чувственных, может непосредственно отразиться практика в сознании общественного индивида (ибо сознание вне индивидов —такая же фикция, как сознание, рассматриваемое в качестве свойства только индивида)? Как может миновать этап чувственности историческое образование логических связей из практической деятельности? Видимо, никак. Значит надо пересмотреть традиционный взгляд на «чувственные данные» и поискать там прообразы не только физических тел, но и отношений, действий и т. д.

Однако очень трудно прийти к такой постановке вопроса, если над тобой довлеет другая традиция: убеждение в абсолютной неограниченности общности теоретического знания178. Для такой их особенности искать чувственный прообраз представляется совсем уж неразумным. А может быть и в таком понимании всеобщности (и необходимости также) будет позволено усомниться? Мы будем иметь возможность предложить иное решение этих вопросов в главе П. А сейчас пока отметим, что простая ссылка на практику не уводит нас от ранее сформулированной альтернативы: или строить систему категорий произвольно, или объявить это занятие ненаучным и отказаться от него, если (указание выхода из альтернативы) не пересмотреть некоторые традиционные представ-


174 В. С. Швырев. Неопозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки. М.,, 1966, стр. 19.

175 Там ж е, стр. 26.

176 Т а м же, стр. 130.

177 С м. т а м же, стр. 48, 52.

178 См.: В. С. Швырев, цит. работа, стр. 71—72, 97, 99.

85


ления об объекте познания, чувственных данных и характеристиках теоретического знания.


Косвенным свидетельством трудности построения системы категорий, возвышающейся над чисто дидактическим упорядочиванием и стремящейся иметь научный статус, является уход в более частную проблематику многих способных исследователей, так или иначе имевших отношение к «системосозданию»: в математическую логику, социологию, эвристику, общую теорию систем, логико-трансляционную теорию и т. д. Все это очень интересные и нужные занятия, но надо же ведь кому-то и дойти от самого абстрактного раздела философии — системы категорий до более конкретных проблем, а не уйти в них, не выдержав разреженного воздуха абстракции, пребывание в котором к тому же совсем не модно в наше время.

в. Онтологический подход

Общей чертой сторонников чисто онтологического подхода179 к систематизации категорий является их убежденность в том, что категории непосредственно описывают бытие как таковое. Но поскольку ни один из них не дает удовлетворительных указаний, как найти в бытии непосредственную основу субординации категорий, постольку все варианты онтологического подхода страдают одним общим недостатком: отсутствием принципа выведения и определения категорий. То, что среди этих вариантов мы находим и совершенно произвольную конструкцию Е. Кузьмина180 и интересные результаты, полученные В. И. Свидерским, зависит уже от различия других методологических установок авторов, от их общенаучной эрудиции и т. д., но не от особенностей онтологического подхода. Так как нас интересуют прежде всего


179 Онтологический подход к систематизации категорий представлен в марксистской литературе в работах В. П. Тугаринова «Соотношение категорий диалектического материализма». Л., 1956; П. Д. С е и т о в а «Об объективной основе систематизации категорий», «Вестник МГУ», 1963, № 6, серия VIII. В духе онтологического подхода выполнена в основном система категорий А. П о л и к а р о в а. (А. Р о 1 i k а г о w. Zum Problem der Systematisierung der Philo-sophischen Kategorien Wissenschaftliche der Humboldt Universitat zu Berlin, 1959—1960,4). В онтологическом плане исследует всеобщие. категории В. И. С в и д е р с к и й.

180 Е. С. Кузьмин. Система онтологических категорий. Иркутск, 1958.

86


принципы исследования и систематизации категорий, та есть смысл остановиться на более ярком проявлении онтологического подхода — концепции В. И. Свидерского.

Бесспорным достижением этой концепции является попытка осознать собственный предмет философии в окружающей действительности, четко разделить всеобщий и частный аспекты материи и ее характеристик: движения, пространства, времени и т. д. Это находит свое выражение в принципе относительности конкретных форм движения материи181. Мы полностью согласны с В. И. Свидерским там, где он выступает против абсолютизации конкретных состояний и отношений движущейся материн и противопоставляет всеобщее как абсолютное, частному как относительному. Но мы не можем согласиться с тем, когда всеобщее начинает выступать у него как абсолютное во всех отношениях, как абсолютно абсолютное: философия считает «абсолютным лишь то, что непреложно, неуничтожимо, независимо ни от каких условий, всеобще и т. п. для мира «в целом», для материи «вообще»182; философские положения «действуют независимо ни от каких условий, являясь... абсолютным «вообще»183. При этом, правда, делается оговорка, что среди положений, которые сейчас считаются абсолютно абсолютными, могут оказаться относительно абсолютные. Но это не меняет сути дела: принцип конкретности истины не распространяется на подлинно философские знания.

Далее, при таком подходе частно-научные понятия начинают трактоваться как «только абстракции», которые отражают действительность приблизительно или могут вообще не иметь в ней непосредственных прообразов, в то время как только философская онтология отражает мир в целом таким, как он есть. Рассмотрим в связи с этим следующие утверждения: «В природе нет ни актуальной, ни потенциальной бесконечности. О бесконечности реального мира нельзя спрашивать: актуальна или потенциальна она? Актуальная и потенциальная бесконечность— это абстракции, отражающие лишь отдель-


181 В. И. С в и д е р с к и й. Некоторые вопросы диалектики изменения и развития. М., 1965, стр. 12—30.

182 В. И. С в и д е р с к и й, А. С. Кармин. Конечное и бесконечное. М., 1966, стр. 214.

183 Т а м ж е, стр. 216.

87


ные стороны реальной бесконечности...»184. Необходимо «проводить различие между физической бесконечностью как абстракцией, имеющей значение лишь в строго определенной области, и реальной бесконечностью, относящейся к объективно существующим характеристикам материального мира, Вселенной»185. «Смешивать реальную бесконечность действительного пространства с абстракцией бесконечности, относящейся к абстрактному математическому пространству — значит совершать грубую ошибку»186.

Здесь игнорируются трудности, не раз обсуждавшиеся в истории философии. Если частные абстракции отражают отдельные стороны реальности, то ,как понять, что их прообразов нет в природе? Не понимается ли здесь под природой некий Абсолют? А если это так, то какие средства есть у нас для познания этого Абсолюта? Если на безусловное знание мира в целом претендует философия, то как проверить ее высказывания, по определению верные безусловно? Конечно, философские абстракции отличаются от частно-научных абстракций тем, что они относятся к любому объекту, данному в нашем опыте. Но вот к любому ли предмету всегда и вообще и во всех отношениях? Если ответить «да», то повторяем, мы не сможем проверить высказывания такого рода, в них остается лишь верить (с таких позиций нам трудно было бы бороться с Расселом, Айером и т. д.). Философские знания — также абстракции как и любые знания, но любая истинная абстракция в каком-то отношении конкретна, т. е. адекватно отражает определенный срез реальности. Вместо претензии на единственно возможное описание единственного Абсолюта философские теории должны осознавать, какой именно срез, уровень реальности они описывают и для решения каких познавательных задач это нужно.

Именно этого и не хватает онтологам. Они полагают, что описывают материю вообще, причем единственно верным способом. Почему же в таком случае В. И. Свидерский исходит в этом описании из понятий движение, элемент, структура, а В. П. Тугаринов из понятий вещь,


184 В. И. С в и д е р с к и й, А. С. Кармин. Конечное и бесконечное. М., 1966, стр. 134.

185 Там ж е, стр. 223.

186 Там же, стр. 267.

88


свойство, отношение? Обоснование В. И. Свидерским своего подхода к классификации категорий совершенно-неубедительно187: та последовательность категорий, которую он предлагает, представляется ему более «естественной» и «целесообразной». Очевидно, что те же чувства испытывает любой «системосозидатель» по отношению к избранной им последовательности. С нашей точки зрения, и в классификации категорий В. И. Свидерского и В. П. Тугаринова и в любой другой, если она не является полностью произвольной (что бывает крайне редко) имеются рациональные моменты, описывающие категориальные каркасы уровней реальности, отражаемых системами знания, строящимися для решения определенных познавательных задач. Число таких рациональных моментов прямо пропорционально осознанию философами нужд и проблем современной науки. Задача заключается в том, чтобы сами онтологи осознали, что именно они описывают, и сформулировали бы гносеологическое основание выбора исходных категорий и последовательности их выведения.

Попытки найти чисто онтологическую основу субординации категорий не увенчались успехом. П. Д. Сеитов, например, предлагает такую основу вывода категорий: «Когда говорится о последовательности в возникновении общих сторон отдельных вещей и явлений, имеется в виду не возникновение пространства вообще, качества вообще. Эти всеобщие стороны объективной реальности существовали до возникновения отдельно взятого предмета или явления и будут существовать после его исчезновения. Здесь речь идет о возникновении новых качественных определенностей, новых пространственных отношений и т. д., как выражающих различные стороны развития отдельных предметов и явлений. Последовательность в возникновении общих сторон в материальных связях заключается в том, что в процессе развития отдельных вещей и явлений вначале возникают новые качественные и количественные изменения, затем присущие этим предметам пространственно-временные отношения»'88. Это не выход из положения, ибо новое во вновь возникающих качественных определенностях, простран-


187 В. И. Свидерский. Некоторые вопросы диалектики изменения и развития. М., 1965, стр. 254—257.

188 П. Д. С е и т о в, упомянутая работа, стр. 75.

89


ственных отношениях и прочих категориальных характеристиках выражается в частных (физических, биологических и т. п.) понятиях, а не всеобщих категориях (речь идет о ситуации, описанной П. Д. Сеитовым).

«Но,— могут возразить нам,— ведь вы же сами утверждаете, что предмет в разных отношениях может обладать разными «категориальными физиономиями». Да, предмет обязательно обладает и качественными и количественными характеристиками, но в определенном отношении данное его отличие может выступать только как качественное, или только как количественное. Следовательно, в данном отношении различие, сформировавшееся как количественное, еще не сформировалось как качественное. И в этом смысле можно проследить последовательность формирования категориальных отношений между предметами.

Возможно, что П. Д. Сеитов стремился выразить именно эту мысль. Но для ее четкого и обоснованного выражения необходимо, во-первых, отказаться от тавтологического понимания всеобщего как абсолютно всеобщего во всех отношениях. Во-вторых, наличие или отсутствие всеобщей характеристики в определенном отношении обнаруживается лишь при условии осознания той познавательной задачи, для решения которой необходимо видение объекта в определенном срезе, обладающем соответствующим категориальным каркасом. Говоря проще, вы никогда не решите, является ли, допустим, реформа качественным или количественным изменением, если не осознаете цель, ради которой эта реформа проведена: по отношению к какой-либо частной цели она может иметь качественное значение, по отношению к изменению общественного строя она останется изменением количественным.

Если же вы будете просто наблюдать реформу как становление чего-то нового, то сможете описать лишь частные аспекты этого становления, но никак не соотношение всеобщих категорий. В-третьих, как будет показано в главе II, онтологическая структура определенных уровней материи (соотношение категорий как отражений всеобщих характеристик объекта) и структура познания (соотношение категорий как ступенек познания) бывают разных типов, и изучение их соотношений друг с другом требует специального изучения.

90


с. Логический подход

Противоположностью чисто онтологического подхода должен был бы выступать подход чисто гносеологический. Но в марксистской литературе все сторонники гносеологического подхода признают принцип единства гносеологии и онтологии и, таким образом, более или менее последовательно проводят онто-гносеологический подход. «Чистые онтологи» у нас есть, но назвать «чистых гносеологов», т. е. исследователей, принципиально не желающих видеть опосредованной онтологической основы последовательности категорий, которая непосредственно обосновывается гносеологически, было бызатруднительно189. Есть лишь исследователи, которые не проводят онто-гносеологический подход только потому, что работают в чисто логическом аспекте изучения познания и стремятся к получению специальных логических результатов. Однако, когда в сферу их интересов попадают категориальные проблемы, то имеет место специфический логический подход к изучению категорий. Мы не можем не остановиться на некоторых объективных тенденциях этого подхода, поскольку несмотря на специальные устремления наших логиков, некоторые их результаты продолжают иметь общефилософское значение190.


Исследования в области логики и методологии науки с необходимостью приводят к анализу роли системы категорий в познании. В. Ш. Рубашкин, например, рассматривает ОПК (общий понятийный каркас) как основу интерпретации частных научных теорий191 и исследует логическую процедуру категориальной интерпретации192.


189 Хотя, как было отмечено выше, пренебрежение к «бедности» всеобщего объективно ставит альтернативу: либо «чистый» гносеологизм, либо — натурфилософия.


190 Речь идет только о представителях современной формальной логики. Представители логики «содержательно-генетической» или общей теории деятельности (Г. П. Щедровицкий и др.), видимо, вообще не считают нужным изучать категориальный каркас готового знания, полагая, что система категорий не является необходимым условием системной разработки отдельных мезо-теорий. Относительно такого подхода мы можем лишь повторить то, что было сказано о направлении в разработке общей теории систем, представленной Р. Акофом. (I, I, В. в).

191 В. Ш. Рубашкин. Проблема интерпретации в физической теории. Сб. «Логика и методология науки». М., 1967.

192 В. Ш. Рубашкин. Интерпретация физической теории как методологическая проблема. «Вопросы философии», 1967, № 1.

91


Таким образом, он осознает одну из общенаучных функций системы категорий. «Система категорий — и в этом состояла гениальная догадка Канта, — отмечает В. Ру-башкин,— выступает по отношению ко всякому новому знанию как некоторый фиксированный категориальный каркас, который имеется до познания данного конкретного класса явлений и определяет формы этого познания, так что всякое новое содержание, доставляемое конкретным исследованием, подводится под одну из категорий и упорядочивается по правилам категориального каркаса»193.

Как логик В. Рубашкин вправе предположить этот категориальный каркас (или каркасы?) уже готовым и говорить только о его функционировании в системе знания. Но ведь мы знаем, что большая часть информации, касающейся категорий, находится пока на уровне интуиции и «здравого смысла». Следовательно, сначала требуется осознать этот каркас, а потом уже использовать его как одно из орудий науки. Здесь В. Рубашкин ограничивается замечанием, что система категорий есть знание об общей структуре действительности194. Недостаточность такого подхода для построения системы категорий мы уже выяснили, и В. Рубашкин сам справедливо замечает, что необходимым условием применения категориальной интерпретации «является дальнейшее упорядочение и систематизация категориального (философского) знания: логическая реконструкция интуитивно подразумеваемых связей и содержания отдельных категорий, четкое формулирование принимаемых исходных принципов и т. д.»195.

Не удовлетворяясь расплывчатыми представлениями о категориях, которые предлагают философы, логики пытаются иногда уточнить их собственными средствами. Например, А. А. Зиновьев в связи с различными логическими проблемами научного познания анализирует понятия структуры, части и целого, пространства и времени, условия, причины и др.196. Смыслы соответствующих


193 «Вопросы философии», 1967, № 1, стр. 74.

194 «Вопросы философии», 1967, стр. 75; «Логика и методология науки», М., 1967, стр. 278.

195 «Логика и методология науки», М., 1967, стр. 282.

196 А. А. Зиновьев. Основы логической теории научных знаний. М., 1967.

92


терминов при этом, конечно, уточняются, но получается так, что либо различные смыслы просто записываются рядом друг с другом в виде формул, но без выяснения их соотношения в процессе познания, либо анализируемые категории вообще без остатка заменяются новыми понятиями, которые также не субординируются. Имеют место и очень удачные экспликации отдельных категорий, но именно отдельных, вне связи с другими. Рассмотрим эти случаи.

Показывая многозначность термина «причина» и подчеркивая только отрицательную сторону этой многозначности (то, что она «порождает многочисленные и совершенно бесперспективные дискуссии»), А. Зиновьев приходит к выводу, что «различные употребления слова «причина» свидетельствуют не о том, что кто-то прав, а кто-то не прав, но о том, что употребляются различные логические формы, в силу неопределенности логической терминологии называемые одним и тем же именем»197. Это верно, но это лишь одна — и не главная — сторона дела. Если все эти смыслы правомерны (а это так), то следует определить те познавательные ситуации, в которых правомерен каждый из смыслов, субординировать их и, тем самым, показать эти смыслы как категориальные ступеньки познания обусловленности предмета. Мы попытаемся выполнить это в V главе. Формальная логика не имеет средств для решения такой задачи. Она лишь поставляет средства точной записи смыслов, которые А. Зиновьев выделил, выступая уже как методолог. Но поскольку эта его методологическая деятельность протекала, так сказать, на втором плане, а фиксированной оказалась лишь логическая деятельность, то методологическая задача экспликации категорий не была поставлена им в полном объеме, как экспликация в системе. Более того, сформулированный им в другом месте принцип последовательного выведения категорий из неопределяемого минимума198 не нашел применения в его работе по уточнению категорий в контексте логических исследований.

В другом месте А. Зиновьев очень четко определил виды логических условий (активные, пассивные, полные,


197 Там же, стр. 231.

198 А. А. Зиновьев. Два уровня в научном исследовании. Сб. «Проблемы научного метода», М., 1964, стр. 243—244.


3


необходимые, достаточные) и отличил их от эмпирических условий199, но выделенные виды условий остались рядоположенными, не соотнесенными друг с другом и с видами причины. Чрезвычайно интересным и близким к нашему по своей направленности является его подход к определению пространства и времени200 (ср. III, В, в), но опять-таки эта проблема рассмотрена им в отрыве от других категориальных проблем. В отношении категорий «часть» и «целое» А. Зиновьев ограничивается констатацией их многосмысленности и делает такой вывод: «Понятия части и целого являются не единственными общими понятиями, уточнение которых заставляет вводить комплексы других понятий и превращает исходные (уточняемые) понятия в чисто литературные или обиходные выражения с весьма аморфным смыслом»201. Такой выпад эффектно ранит философа, не взявшего еще на вооружение логическую точность, но вряд ли помогает ему. Помощь имела бы место в том случае, если бы автор выделил объективно главный (для философской проблематики) смысл терминов «целое» и «часть» (система и составляющие системы, см. V, В, а).

Нам могут возразить, что А. Зиновьев и не ставил себе цели строить систему категорий. Верно. Но мы рассматриваем не работу А. Зиновьева как таковую, а возможности логического подхода в исследовании категорий. В этом отношении можно сделать следующие выводы. Систему категорий нельзя построить средствами современной формальной логики, которые могут выполнять лишь вспомогательную роль. Логическая экспликация категорий вне системы может дать отдельные положительные результаты, но q таким же успехом может привести к застройке «категориального города» отдельными времянками вместо строительства по единому плану202.


199 А. А. Зиновьев. Основы логической теории научных знаний. М., 1967, стр. 224.

200 Там же, стр. 212—214.

201 А. А. 3 и н о в ь е в. Основы логической теории научных знаний. М., 1967, стр. 224.


202 «Так, выделение причинной импликации оказывается совершенно бессмысленным «волосорасщеплением», если не учитывать, что категориальное (подлинно логическое) содержание причинной связи может быть понято только в единстве... с категориями: условие, сущность, возможность, необходимость, т. е. в системе категорий» (В. С. Библер. Анализ развивающегося понятия. М., 1967, стр.58).

94


Единый план категориального каркаса, лежащего в основе разветвленной структуры современной логики, может и должен быть осознан вне рамок этой науки — это философская проблематика, которая решается средствами философии. Если эти средства не точны, то их надо уточнить, но не заменять средствами другой науки. Осознание принципов построения системы категорий (в рамках которой может быть успешно применена логическая экспликация) требует выхода в онтологическую и гносеологическую проблематику.

d. Онто-гносеологический подход

В отличие от онтологов представители онто-гносеологического подхода203 осознают, что непосредственным материалом, изучение которого дает систему категорий, является деятельность познания, в то же время все они так или иначе обсуждают проблему соотношения онтологического и гносеологического. Так же как у онтологов ни в одной из этих систем формулировка принципа вывода категорий не доводится до уровня работающего предписания, позволяющего последовательно выводить категории друг из друга и давать такие определения категорий, которые исключали бы их многосмысленность (точнее, указывали бы место каждого из смыслов на «категориальной лестнице» познания). Разная последовательность категорий, имеющая место в каждой из этих систем, не обосновывается и не соотносится с определенным предметом (а не бесконечным объектом вообще), который описывает та или- иная система. В этих системах мы не найдем таких строгих определений категорий, как у А. А. Зиновьева. Основной интерес в их анализе представляет обсуждение вопросов о природе категорий и соотношения гносеологического и онтологического в системе категорий.

В. П. Бранский строит свою систему категорий как атрибутивную модель материи. Он берет те категории,


203 Системы, построенные на основе единства онтологии и гносеологии, представлены в работах В. С. Библера «О системе категорий диалектической логики», 1958 и П. А. Шептулина «Система категорий диалектики», М., 1967. С более выраженным онтологическим акцентом построена система В. П. Бранского («Философское значение «проблемы наглядности» в современной физике». Л., 1962).

95


которые поставляет в распоряжение исследователя современная практика и пытается провести категориальный анализ объекта путем последовательного расщепления категорий, начиная с пары исходных противоположностей «сущность — явление» и вплоть до предельных абстракций, дальше которых не пошла современная практика. Затем производится синтез объекта, т. е. соединение проанализированных категорий сущности, которая оказывается субстанцией, и явления, выступающего в качестве меры (количественно определенного явления). Этот синтез дает понятие взаимодействия.

Недостатком системы Бранского является то, что связь последовательности категорий с процессом познания декларируется в общей форме, а конкретно осуществляется на уровне примеров из истории науки, которые, будучи взятыми вне системы, могут подтвердить самые различные (а иногда и противоположные) философские гипотезы. Желание представить систему категорий как атрибутивную модель объекта правомерно, но для этого надо сначала определить их на соответствующей гносеологической модели. Л для этого надо сформулировать принципы построения такой модели, отказаться от претензии на изучение познания вообще и мира вообще, осознать критерии сопоставления различных категориальных каркасов и субординации их, которая позволит выделить ту систему, которая дает наиболее общую характеристику любого объекта на современном уровне познания.

Для В. П. Бранского характерно глубокое осознание связей всеобщих понятий с основными тенденциями современного познания. Одна из таких ведущих тенденций — это выход науки за пределы ограниченного земного опыта, что порождает философский отклик в виде концепции, удачно названной Бранским «онтологическим негеоцентризмом». Придерживаясь того же взгляда на различие всеобщих и частно-научных знаний, что и В. И. Свидерский, Бранский показывает, что в процессе выхода земнойнауки в «негеоцентрический океан» категориальные знания помогут осуществить включение новой «странной» информации в систему нашего опыта. Признавая неоднородность тех знаний, которые представляются нам сейчас всеобщими (среди них могут оказаться и такие, которые «имеют всеобщее значение лишь


96


в границах того круга объектов, который представляет в наше распоряжение практика»204, он в то же время подчеркивает: «Но если существует нечто общее между прошлым, настоящим и будущим опытом, то из настоящего опыта должны следовать также аксиомы, применимые к любому будущему опыту»205. Во II главе мы постараемся показать, почему из такого понимания всеобщего (с которым мы согласны) не следует признание абсолютно абсолютной всеобщности.


Наибольшей фундаментальностью, глубиной и тщательностью анализа подхода к построению системы категорий отличается работа В. С. Библера. С тем большей наглядностью выступают на этом фоне причины того, что и этот подход не увенчался удовлетворительным результатом.


В. С. Библер справедливо полагает, что «осуществить сведение категорий в единую сеть возможно лишь путем последовательного выведения категорий»206. Непосредственным аналогом системы категорий является процесс познания, «последовательные ступени познания и преобразования мира (а тем самым — все более глубокие связи самой материальной действительности)»207. В непосредственном аналоге в снятом виде содержится объективный аналог — исходное противоречие действительности: мир — отдельный предмет. Материал, на основе которого строится система,— это история науки и техники, «обобщенная с наибольшей полнотой в истории философии»208. Гносеологическим принципом субординации категорий является движение от абстрактного к конкретному.


Большое внимание Библер уделяет проблеме начала системы категорий и в связи с этим дает критику беспредпосылочного начала у Гегеля: «Бытие предметов — это качественная специфика предметов, оно всегда является наличным, конкретным бытием, понятие «чистого бытия» противоречит, по сути дела, самому понятию бытия, является бессодержательной абстракцией»209. В свя-


204 В. П. Брянский, упомянутая работа, стр. 128.

205 Т а м же, стр. 147.

206 В. С. Б и б л е р, упомянутая работа, стр. 9.

207 Т а м же, стр. 13.

208 Т а м же, стр. 34.

209 Та м же, стр. 38.


97


зи с этим показывается иллюзорность гегелевского выведения категорий. Сам Библер предлагает такое решение вопроса: «Именно соотношение, взаимодействие материального мира в целом и отдельного предмета, во всей его специфичности и неповторяемости, и составляет диалектическое содержание любой философской категории»210.


Система Библера проходит 4 основных «больших круга категорий», которые с его точки зрения,, отражают историю познания: 1) общая картина мира (категории— мир, движение, пространство, время, отражение); 2) изучение отдельных предметов как законченных вещей, определенностей (сюда вперемежку входят и категории определенности и категории обусловленности: качество, свойство, причина, условие и др.); 3) исследование предметов как процессов (сущность, случайность, необходимость и др.); 4) круг категорий действительности (возможность, действительность, средство, свобода и др.). «Отталкиваясь от познания бытия материального мира как единого целого, наше познание трижды возвращается к этой категории (материальный мир)—как взаимодействию, как субстанции, как действительности. Трижды синтезируется в познании и каждый отдельный предмет — как определенность, как процесс, как деятельность»211.


Мы согласны со всеми принципами построения этой системы категорий в их общей форме. Неверные решения определяются в ней недостаточной конкретизацией этих исходных общих принципов. Как уже отмечалось, история науки и техники «вообще» не спасает от произвольных конструкций. И «круги» Библера столь же подтверждаются, сколь и не подтверждаются этой историей вообще, как переходы Бранского, и другие построения (рациональные моменты их соответствуют определенным типам движения познания — но каким?). Тем более неверным представляется некритически заимствованное у Гегеля убеждение в том, что последовательность категорий может быть непосредственно прослежена в истории философии. «Выудить» эту последовательность из истории философии, науки, оперировавшей весьма неопределен-


210 В. С. Б и б л е р, упомянутая работа, стр. 49.


211 Там же, стр. 61.


98


ными и многосмысленными понятиями и отражавшей современное ей движение научного познания очень опосредованно, пожалуй, еще труднее, чем из истории науки вообще. Поскольку не задана та конкретная модель, на которой категории должны выводиться по принципу восхождения от абстрактного к конкретному, то этот (верный в общем плане) принцип у Библера не работает, и категории в его системе остаются столь же неопределенными, как и вне этой системы. В результате, если последовательность кругов еще может быть принята как правдоподобная догадка о движении мысли от общей картины мира (ср. категории III гл. этой работы) к изучению данного предмета с точки зрения его устойчивости и изменения, а затем с точки зрения целевого подхода, сопоставлена с гегелевской догадкой (бытие -> сущность -> понятие) и подвергнута критической переработке при сопоставлении с конкретной моделью, на которой должна строиться система, то переходы внутри кругов столь же искусственны и произвольны, как многие переходы у Гегеля; на догадках, пусть даже гениальных, нельзя до конца построить научную систему.


И еще одно, более частное замечание. В. С. Библер не до конца преодолел беспредпосылочность гегелевского начала. «Мир», из которого выделяется, с которым взаимодействует данный предмет, также оконечен предшествующим взаимодействием, как и этот предмет. Это не мир вообще, но мир, среда данного предмета, то множество, в котором данный предмет существует как элемент. «Мир вообще» должен быть удален из философии как пустая абстракция типа вещи в себе, якобы существующей вообще, вне конкретного взаимодействия.


Остановимся теперь на системе категорий А. П. Шептулина. Им приняты верные общие принципы (единство онтологического и гносеологического подходов, рассмотрение категорий как ступенек познания); как и в других системах, у него есть рациональные моменты. Так, например, он показывает, что переход к познанию качества совершается после познания общего и отдельного или что процесс познания идет от причины (которая понимается в широком смысле как взаимообусловленность) к необходимости и затем к закону. Но в целом системы не получилось, категории не удалось субординировать как ступеньки познания. После характеристики материи и созна-


99


ния первыми категориальными ступеньками у Шептулина оказываются понятия отдельного и связи. Но почему? Прежде чем выделить отдельное, мы в любом акте познания констатируем элементы определенного множества, их сходства и различия. Связь А. П. Шептулин называет видом отношения. Но от констатации наличия какого-либо отношения познание проходит немалый путь, прежде чем с достоверностью утверждать наличие связи. Возьмем пример, приводимый Шептулиным: «С взаимосвязи началось и познание гальванического тока. Толчком к исследованию этого явления, как известно, послужило то, что Луиджи Гальвани в 1786 году заметил, что в момент прикосновения концом скальпеля к внутреннему бедренному нерву препарированной лягушки мускулы этого сочленения сокращаются»212. Но ведь говорить о связи в подобных случаях можно лишь при соблюдении строжайших условий эксперимента, позволяющих установить именно соответствие изменений, наблюдаемых на входе и выходе изучаемого «черного ящика». А это очень сложная процедура, и связь никак не может быть исходной категорией. Непонятно, далее, почему элемент и структура рассматриваются после анализа качества и причины: ведь качество нельзя познать, не выделяя элемента, а внутреннюю обусловленность — не исследуя структуру; почему возможность есть вид условия и в то же время рассматривается после сущности и т. д. (здесь, на наш взгляд, смешаны «категориальные физиономии», возникающие при решении познавательных задач разного типа).


А. П. Шептулин правильно декларирует необходимость строгих определений категорий. Но вот примеры его определений: «Более правильно, на наш взгляд, определить качество как совокупность свойств, указывающих на то, что собой данная вещь представляет, чем она является, а количество как совокупность свойств, указывающих на размеры вещи, на ее величину (характеризующих ее объем, длину, ширину, темп развития, степень проявления тех или иных свойств)»213. Качество определяется здесь через понятия, которые сами не определены в системе категорий и кажутся ясными лишь на уровне


212 А. П. Ш е п т у л и н, цит. работа, стр. 176.


213 А. П. Шептулин, цит. работа, стр. 210.


100


обыденного опыта («то, что собой данная вещь представляет и чем она является»); понятие же количества вообще не определяется, а лишь поясняется на примерах.


Что касается эмпирического материала, на котором строится анализируемая система, то он, к сожалению, используется больше в качестве примеров, поясняющих, но не доказывающих положения автора.


Следует остановиться еще на одном моменте. В качестве исходных основных категорий А. П. Шептулин рассматривает категории материи, сознания и практики. Действительно, это узловые категории философии в целом. Но можно ли из них вывести все другие философские понятия? Было бы очень любопытно, если бы кому-нибудь удалось вывести, например, из понятия «сознание» понятие «отражение», а из категории «практика» категорию «действие». Иными словами, являются ли все философские понятия системой одного уровня, или же это совокупность систем разных уровней, таких, что понятия одного уровня будут метапонятиями по отношению к другому? Мы придерживаемся последнего взгляда. И если считать категории ступеньками познания, то понятия «материя» и «сознание» являются мета-категориями, необходимыми предпосылками системы, но сами они — не ступеньки и, следовательно, в систему не входят214. Не случайно поэтому в работе А. П. Шептулина отсутствует логический переход от категорий второй главы («Материя и сознание») к третьей («Отдельное, взаимосвязь и движение»), в которой только и начинается рассмотрение категорий как ступенек. Получается так, что некий X — материя просто наделяется атрибутами: связь, движение и т. д. На самом же деле мы имеем с одной стороны понятие материи как предпосылку, о которой без предварительного рассмотрения категорий ничего нельзя сказать кроме того, что она противостоит сознанию, а с другой стороны — развернутую философ-


214 Во избежание недоразумений специально подчеркиваем, что осознание разносистемности понятий не "означает, «пренебрежения» к понятиям той или иной системы, тем более их «ликвидации», «забвения» и т. п. нехороших вещей. Основной вопрос философии необходимо рассматривать до системы всеобщих категорий, и относящиеся к нему понятия выводятся и систематизируются на иной основе, уже не как последовательные ступеньки, но как необходимые предварительные условия отношения человека к миру.


101


скую теорию материи как результат синтеза категорий, который появляется как продукт системы и отражает всеобщий категориальный «каркас» любого предмета на определенном уровне видения мира человеческим обществом. Не случайно поэтому, что глава о материи и сознании построена в основном на обсуждении цитат, а не новых данных науки. Так, говоря о сознании, автор не анализирует достижений кибернетики. А как бы он мог это сделать, не затронув категорий «отражение», «информация», «целесообразность», вопроса о соотношении причинности и обратной связи и т. д.? Но для этого уже надо вывести и уточнить соответствующие категории в рамках системы, которую еще предстоит построить...


В работе А. П. Шептулина — последней по времени попытке построения системы категорий — хорошо осознается необходимость онто-гносеологического подхода, и, видимо, дальнейшие попытки будут предприняты в том же русле, наиболее соответствующем ленинским заветам. Но в то же время эта работа наглядно демонстрирует то, что этот подход еще недостаточно конкретизирован и освоен нашими исследователями. Необходимо более четко осознать общенаучные функции системы категорий, ее конкретный предмет и отношение к эмпирическому материалу, принципы вывода и определения категорий, критерии сопоставления различных систем.


В заключение надо отметить, что представители того подхода, который мы назвали онто-гносеологическим, как правило, говорят не просто о единстве гносеологии и онтологии, но вспоминают известное ленинское положение о том, «...логика, диалектика и теория познания... это одно и то же»215, т. е. говорят уже о триединстве. Однако, на наш взгляд, в предложенных системах положение «не надо 3-х слов» реализуется пока еще больше на словах. В самом деле, кто сумел органически увязать «логические» категории с «онтологическими»? Конечно, верно то, что любая категория выполняет логические функции. Но все же различие между понятиями типа, скажем, «часть» и «целое» с одной стороны и «анализ» и «синтез», с другой, не снимается этой оговоркой. Поэтому, даже если исследователь стремится избежать слишком прямолинейного деления категорий на категории бытия и


215 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 29, стр. 301.


102


познания (как, например, у А. Поликарова), то он все же или выделяет такие понятия, как анализ, синтез, абстрактное, конкретное и т. д. в особый раздел (П. В. Копнин), или в значительной степени искусственно привязывает их к «онтологическим» категориям в качестве характеристик их как ступеней познания (А. П. Шептулин).


Между тем в нашей литературе в общей форме уже высказывалась верная мысль о том, что существует соотношение категорий и соответствующих им логических приемов: синтез и анализ, например, соотносятся с познанием целого и его частей и т. д. Кроме того, у этих и других логических приемов существуют прообразы в виде определенных отношений в действительности216. М. А. Розов успешно реализовал это общее положение, показав связь абстрагирования и конкретизации с их категориальными основами — отношениями независимости и зависимости217. Использование этой идеи при построении системы категорий должно способствовать достижению действительного единства ее онтологического, гносеологического и логического аспектов.


Итак, присоединяясь к исходным установкам представителей онто-гносеологического подхода, мы попытаемся конкретизировать этот подход и соединить его с подходом логическим.


216 Б. М. К е д р о в. Единство диалектики, логики и теории познания. М., 1963, стр. 217—236. К сожалению, Б. М. Кедров не показывает категориальной природы отношений, являющихся прообразами логических приемов, сводя их к частным проявлениям (химические реакции разложения и соединения по отношению к анализу и синтезу и т. п.).


217 М. А. Розов. Научная абстракция и ее виды. Новосибирск, 1965.