В. Н. Сагатовский издательство томского университета томск-1973

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   66


251 Тем более нельзя согласиться с толкованием общности частных законов, как общности, независимой от места и времени. Так, согласно В. С. Швыреву, законы науки «являются универсальными высказываниями, высказываниями неограниченной общности, они распространяются на бесконечный класс предметов, утверждают нечто о любом предмете данного класса, независимо от его пространственно-временной локализации. Например, высказывание «все металлы расширяются при нагревании» утверждает признак всех возможных металлов независимо от места и времени их обнаружения» («Неопозитивизм и проблемы эмпирического обоснования науки». М., 1966, стр. 71—72). Видимо, такое априорное утверждение было бы абсолютной истиной, если смотреть на пространство и время как пустые и всегда одинаковые вместилища материи. Любой, самый достоверный закон не абсолютно безусловен, он может оказаться «вдруг» недействующим в неизвестных еще условиях.

124


дачу систематизации категории с изучением их эвристических функций и показать важность этой работы для роста философского самосознания, четкого осознания своей роли в системе наук.


Сопоставляя систематизацию с эвристическим подходом (изучением роли категорий в научном творчестве) необходимо в общей форме сопоставить значимость задач по получению нового знания и упорядочению уже добытого, а затем посмотреть, для решения какой задачи более непосредственно и эффективно могут служить категориальные знания.

Принято считать, что получение нового знания, бесспорно, более важное дело, чем упорядочение уже добытого. Однако не исключено, что темпы развития современного общества приведут к необходимости переоценки. Противоречие между валом информации и ограниченностью возможностей ее усвоения, усугубляемой отсутствием научной организации рационального хранения и передачи имеющегося знания, делает задачу, упорядочения добытого не менее важной, чем бессистемное приобретение любого нового252.

В творчестве новых знаний очень большую роль играет интуиция, чутье, мудрость исследователя; здесь «нужно обладать не просто способностью мыслить, а способностью мыслить мудро»253. Но «чтобы усовершенствовать процесс мышления, ум можно тренировать при выработке способности переносить навык из одной ситуации в другую. Можно также выработать способность избегать обычных ошибок при переходе в процессе мышления от одной ступени к другой. Но никому до сих пор еще не удалось открыть способ, как путем обучения вырабатывать мудрость»254. Неуточненные и несистематизированные философские знания (рациональное уточнение категорий возможно лишь в процессе систематизации их) на уровне философской культуры способствуют совершенствованию интуиции исследователя. Но философия на таком уровне — как «кладезь мудрости», воплощенный в


252 И здесь очень злободневно звучат слова Лапласа «Человеческий разум испытывает меньше трудностей, когда он продвигается вперед, чем тогда, когда он углубляется в самого себя».

253 Ф. Бартлетт. Психика человека в труде и игре. М, 1959, стр. 141.

254 Там же, стр. 142.

125


публицистических афоризмах,— это скорее искусство, очень полезная разведка на передовых позициях науки, весьма опосредованно обогащающая орган разума. Однако не менее важно уметь отлить достижения органона в четкие формы канонов рассудка255. И это тоже дело философии, но уже как науки.

Очень неубедительным представляется мнение, будто бы прямо применяя тот или иной всеобщий закон, исследователь делает открытие256. Философия как наука непосредственно служит прежде всего систематизации уже добытого знания и опосредованно — улучшая стартовую площадку для дальнейшего движения — поискам нового. Система категорий — это программа постановки вопросов, но не программа получения ответов на них. Строгие дефиниции и точные правила мало помогают «схватить» новую мысль, но они необходимы для обоснования этой мысли, для того, чтобы сделать ее всеобщим достоянием. «Интуивное чувство и логическое доказательство — это два различных способа познания истины, которые можно сравнить с двумя способами восприятия материального предмета — зрением и осязанием»257. Очевидно, это «ощупывание» предмета шаг за шагом более уместно в целях его детального описания для других, а не в практической ситуации, требующей понятия быстрого интуивного решения.

«Наши интуитивные знания,— отмечает Ю. Д. Апресян,—об окружающей нас действительности и особенно о нас самих практически безграничны, но на языке точной науки к настоящему времени могла быть записана лишь ничтожная их часть»258. Надо хорошо понять, что не для омертвления живой мысли в угоду «формалистам» и «схоластам» нужна такая запись. Интуивные


255 Вчерашний разум обязательно становится сегодняшним рассудком, как вчерашнее новшество сегодняшним «здравым смыслом». Эти компоненты есть в любом знании, но различие их не только абсолютно, но и относительно.

256 В утрированной форме такое «спрямление» сложного пути от всеобщего к частному выражается в мнении китайских догматиков, что «идеи Мао Цзе-дуна» прямо могут руководить и продажей арбузов и «перевоспитанием» на ассенизаторской работе (см.: Э. В. Ильенков. Диалектика или эклектика? «Вопросы философии». 1968, №7).

257 Д. Пой а. Как решать задачу? М., 1961, стр. 131.

258 Ю. Д. Апресян. Идеи и методы современной структурной лингвистики. М., 1966, стр. 4.

126


знания, хорошо управляющие решением отдельных ограниченных задач, исчерпывают свои возможности, когда речь заходит о решении задач, требующих согласованных усилий представителей самых различных профилей и уровней знания и деятельности,— а это типичная для нашего времени ситуация. И здесь, чтобы найти общий язык и выработать общий план, нужно осознание, производимое шаг за шагом, строгое обоснование и систематизация. Именно для такой ситуации как нельзя лучше подходят слова Эйнштейна: «Исследователь должен скорее выведать у природы четко формулируемые общие принципы, отражающие определенные общие черты совокупности множества экспериментально установленных фактов... Но до тех пор, пока принципы могущие служить основой для дедукции не найдены, отдельные опытные факты теоретику бесполезны»259. В системе категорий формируются предельно общие принципы, которые должны лечь в основу систематизации знания в целом. В известном смысле систематизация, как подведение частного под общее, противоположна развитию знания, где выделяются все новые специфические смыслы. Но эти разные тенденции следует объединить в высшем синтезе, а не метафизически противопоставлять друг другу260.


259 А. Эйнштейн. Принципы теоретической физики. «Физика и реальность» М., 1965, стр. 5—6.

260 Именно такое противопоставление лежит в основе пренебрежения к систематизации знаний. Соответствующая ситуация хорошо проанализирована в следующем рассуждении: «Особое внимание следует обратить на систематизацию знаний фармакологии и лекарственной терапии. Знаменитый физиолог середины прошлого века Клод Бернар считал, что «как экспериментальная наука медицина есть наука антисистематическая. Она представляет собой, как я сказал, здание, находящееся всегда в периоде построения, которое никогда не будет закончено... Экспериментальная физиология не такова, чтобы ее можно было приложить к какой бы то ни было системе. Системы в своих обобщениях ничего не оставляют за своими пределами потому, что они создаются целиком из одной точки зрения». Это говорилось в то время, когда зарождалась экспериментальная медицина и когда еще весьма была жива память о медицинских системах Броуна, Разори, Бруссе и др., создававшихся целиком из одной точки зрения. Этим и объясняется протест Клода Бернара против «систем»: под ними он разумел подобные только что названным. В наше время считать медицину (или какую-либо другую науку) антисисте-матической было бы весьма ошибочным. Бесконечность научного прогресса не только не противоречит систематизации вновь и вновь приобретаемых знаний, но настоятельно ее требует: Клод Бернар, сделавший ряд крупнейших открытий в области физиологии, весьма систе-

127


Развитие знания приводит, например, к тому; что выделяются разные смыслы термина «вероятность»: как частота события и как промежуточное значение между ложностью и абсолютной истинностью научной гипотезы. Но разве это противоречит тому, чтобы наряду с дифференциацией мы сохранили бы знание общего рода дифференцируемых элементов? В общем виде это выглядит так. То, что считалось одним предметом а, теперь поняли как два разные предмета а и в (a = c + d; в = e + f). Но чтобы эта дифференциация не привела к утрате возможности обзора различий с единой точки зрения, надо параллельно проделать и другой путь: понять айв как элементы A (a = A + d; в = А+f). Например, Гуссерль абсолютно противопоставил значение существованию. Гораздо разумнее, на наш взгляд, говорить о двух видах или аспектах существования: физическом (массово-энергетическом) и информационном.

При таком подходе общие понятия выводятся друг из друга, получают определения в системе. Это необходимо к для собственно философской работы с ними. Какую бы позу презрения к «дефинициям» ни принимали иные товарищи, им не уйти от ответа на такой вопрос. Чтобы работать с предметами (идеями в том числе) не на уровне интуиции, а на уровне общезначимого обоснования, эти предметы надо уметь отчетливо отличать друг от друга. Это можно сделать либо с помощью органов чувств (что в философии невозможно), либо путем измерения (можно не иметь дефиниции электрического заряда, но зато уметь измерять его; в философии нет и этого), либо... с помощью дефиниции. Мы не видим другого пути, если работать в области науки, а не публицистики. В самом деле, в чем общезначимые результаты даже интересных и захватывающих рассуждений вокруг, скажем, структуры и системы, если ни исследователь, ни читатель толком не знают, что это такое?! Это или иллюзия причастности «к тайнам науки», или «художественная подготовка» к науке (последнее нужно, но ведь не-


матично излагал свои лекционные курсы. Наука именно тем и характеризуется, что она систематизирует добываемые ею знания; только с систематизации последних и начинается наука (то, чему можно научить и чему можно научиться). (В. М. К а р а с и к. Прошлое и настоящее фармакологии и лекарственной терапии. М., 1965, стр. 174—175).

128


достаточно!) Нельзя не согласиться с тем, что «В философии вопрос «Для чего мы, собственно, употребляем данное слово, данное предложение?» всегда приводил к ценным результатам»261. Но ответить на вопросы такого рода можно лишь в системе, описывающей вполне определенный предмет.

Ю. А. Гастев очень остроумно сравнивает различные подходы к научному исследованию с тремя способами разбивки парков: «догматическим», «немецким» и «английским»262. Для нас представляет интерес сравнение двух последних. Для «немецкого» способа характерны тщательно поставленные исследования, «целью которых является максимально полное выяснение сущности интуитивной системы понятий, известной под расплывчатым именем «парк», и составление оптимальных рекомендаций к разбивке конкретных «парков». Английский способ позволяет людям свободно протаптывать тропинки, а в невытоптанных местах подсеивается и подстригается трава, так образуется парк. Этот способ «в силу своей явной беспринципности и прагматизма не может, конечно, удовлетворить настоящего ученого — натурфилософа (не говоря уже о том, что тут мы так и не узнаем, что же такое «парк»...)», но сам Гастев явно за «английский» подход.

Мы же откровенно за «немецкий». Но без догматизма, понимая что все хорошо на своем месте. При разбивке собственного садика, при поиске наугад места для парка — пожалуйста, применяйте «английский» способ. Но при организации общественного парка больше подойдет «немецкий». Впрочем, «что такое парк в себе», может быть и не стоит определять, ибо его и так отличишь от пустыря. Иначе обстоит дело с определением категорий, содержание которых в сложных ситуациях не схватишь наугад. Эмпирики не хотят понять, что способ, годный при оперировании с чувственно постигаемыми предметами и кажущийся естественным, приводит к величайшей путанице и искусственности в мире идей:

Система категорий должна быть научной теорией, следовательно, предстоит выделить предмет этой теории.


261 Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат. 6, 211.

262 Ю. А. Гастев. О гносеологических аспектах моделирования. «Логика и методология науки». М., 1967, стр. 213—214.

129


В. Система категорий и ее объективные аналоги


а. Единство онтологии253, гносеологии и логики

а1. Для того, чтобы изложить нашу позицию по этому вопросу, надо определить некоторые основные понятия. Это будет сделано без детального обоснования, ибо последнее увело бы нас слишком далеко.

Понятия, которые мы собираемся определить, характеризуют субъект, объект и их отношения. Под субъектом будем понимать нечто действующее и познающее (более широко—воздействующую и отражающую систему любого уровня, специфика социального субъекта пока не имеет значения). Объект — отражаемая и подвергающаяся воздействию система; нечто познаваемое и изменяемое субъектом. В различных ситуациях субъект может становиться объектом и наоборот.

Онтология — это учение о всеобщих свойствах и отношениях объективного мира, теория всеобщего, которая рассматривает объект вне его отношения к субъекту. Логика (общая логика) есть учение о всеобщих структурах познания субъекта, рассматриваемых как таковые, вне их отношения к объекту.

Учение, рассматривающее отражательное отношение субъекта к объекту, называется теорией отражения. Теория отражения изучает общие черты любой отражающей системы и процесса отражения на любом уровне. Познание— частный случай и высшая форма отражения, а потому теория познания — есть результат спецификации общей теории отражения. Спецификация эта носит социологический и психологический характер.

Поясним различие между логикой, теорией отражения и теорией познания на примере. Пусть они изучают один и тот же объект — теорию. Логик рассмотрит структуру теории независимо от того, что она отражает, каковы объективные основы этой структуры. С позиций общей теории отражения потребуется охарактеризовать то общее отношение между субъектом и объектом, ко-


263 Термин «онтология» редко употребляется в нашей литературе. В данном контексте он означает то же, что и «объективная диалектика». Но, поскольку диалектика — это прежде всего учение о связи и развитии, то для характеристики учения о любых всеобщих чертах мы употребляем более широкий термин «онтология».

130


торое выражается в наличии теории (переход к познанию систем). Гносеолог должен будет указать те условия в развитии науки, которые позволяют переходить от эмпирии к теории (социологическая спецификация), и психологические условия этого перехода (соотношение чувственного и рационального и т. д.). Конечно, и логик и представитель общей теории отражения исторически исходят из человеческого познания, именно в нем находят объект, именуемый теорией. Но они изучают его так, выделяют в нем такие предметы, как будто соответствующие структуры могут иметь место не только в познании (логика) и не только в человеческом отражении (теория отражения). Если в отношении теории такое условное предположение остается пока возможностью, то, допустим, в отношении конъюнкции или анализа— это действительно так, все три подхода оказываются эмпирически оправданными.

Синтез данных теории отражения и логики для целей теории познания дает общую методологию. Методолог знает и объективную направленность, и логическую структуру познавательных операций, но абстрагируется от социальных и психологических условий их генезиса и функционирования.


Представим соотношение указанных дисциплин в виде схемы,

онт. т.о. г. м. л.

↓ ↓ ↓ ↓ ↓

О ↔ S

где онт.— онтолог, т. о.—представитель теории отражения, Г.—гносеолог, М.— методолог, Л.— логик, О—объект, S—субъект, с. у.— социальные условия, п. у.— психологические условия; сплошные стрелки показывают

131


направленность интересов соответствующих специалистов; пунктирная стрелка между О и S — отношение познания, остальные пунктирные стрелки — потоки информации.

Таким образом, в едином объекте (познавательное отношение между S и О) разные специалисты, занимающие разные позиции, изучают различные предметы. Наиболее синтетическими оказываются подходы гносеолога и методолога. В теории познания представлены интересы всех сторон, и, видимо, она должна задавать исходные принципы расчленения объекта, результаты действия которых мы здесь констатировали. Методолог же синтезирует данные, полученные на выходах других дисциплин, для того, чтобы непосредственно задавать общую программу познавательной деятельности.

Мы сознаем неполноту этой схемы, поскольку в ней не отражены, по крайней мере, два существенных момента, относительно которых мы вынуждены будем ограничиться краткими замечаниями.


Во-первых, мы ориентировали внимание, на науках, изучающих получение субъектом информации от объекта, ничего не говоря о процессе воздействия субъекта на объект. Видимо, в теории отражения должна быть рассмотрена связь информационного отражения и массово-энергетического воздействия, а теория человеческого познания должна быть тесно связана с теорией человеческой деятельности. Но, к сожалению, и соотношение информации и действия, и предмет общей теории деятельности—слишком еще не разработанные проблемы, чтобы мы могли почерпнуть там какие-либо конкретные результаты для нашей темы. Поэтому мы пока вынуждены рассматривать соотношение деятельности, познания и бытия в общем плане.


Во-вторых, не принято сейчас говорить о логике, не уточняя, о какой из трех идет речь: диалектической, математической или традиционной формальной. Нашему пониманию общей логики наиболее близко такое понимание логики диалектической, когда ее рассматривают не как отражение какой-то ступени познания и не как часть теории познания (хотя с точки зрения гносеолога последнее и оправдано, но не эта ее функция определяет специфику логики), а как нечто изоморфное целостному учению о всеобщих структурах бытия и познания.

132


Математическая логика возникает в результате применения математических методов к логическим проблемам. Применение математических методов (не обязательно в рамках современной математической логики) в методологии порождает новую дисциплину: технологию познания, где методология переходит от общей программы к детальному программированию. Традиционная формальная логика исторически представляла собой конгломерат логических, психологических и гносеологических сведений. Ее логическая часть в настоящее время ассимилируется с разных позиций общей (диалектической) и математической логиками.

Применение математических методов в принципе возможно и к проблемам диалектической логики, но пока еще последняя не готова к этому, предстоит еще немало поработать над превращением ее в систему отчетливых знаний на качественном уровне. Подчеркнем еще раз, что мы не отрицаем роли диалектической логики как интуитивного искусства разума, но это скорее предчувствие логики, а не логика как наука, и мы не можем согласиться с тем, что из преувеличенной боязни формализации и «омашинивания» ей всегда следует остаться на уровне общей культуры мышления.

а2. Непосредственным аналогом системы категорий является последовательность их как ступенек познания. Этот аналог вполне объективен, поскольку законы познания непроизвольны, и объективен не только внешний субъекту объект, но и отношение между субъектом и объектом. Ступеньки познания, фиксированные в языке науки, в свою очередь отражают последовательность общих действий субъекта, осваивающего объект. Категории выступают как ступеньки деятельности, и эта их последовательность — уже более опосредованный аналог системы категорий. Далее, как было показано выше, категориальные отношения субъекта к объекту являются проявлением категориальных отношений между любыми объектами. Если субъект движется от познания следствия к познанию причины, то это возможно только потому, что между объектами существуют отношения причины и следствия.


Но в какой форме эти категориальные отношения между любыми объектами могут быть даны сознанию? И как относятся друг с другом категориальные зависи-

133


мости в познании и деятельности, с одной стороны, и в отношениях между любыми объектами, с другой? На эти вопросы мы сможем ответить после рассмотрения проблемы множественности систем категорий.

Пока же отметим, что единство онтологии и гносеологии проявляется двояко: только начиная с гносеологии мы можем выйти к онтологии, но онтология затем обосновывает гносеологию; категории определяются как ступеньки познания, а познавательные операции — по их направленности на познание соответствующих категориальных сторон264. Что касается логики, то она совпадает с онтологией в том смысле, что каждая логическая структура не только отражает тип деятельности субъекта с объектом, но реализуется или в принципе может быть реализована в структурах взаимодействия объектов.

в. Множественность систем и понятие базовой системы

в1. Предыдущие рассуждения о единстве онтологии, гносеологии и логики в системе категорий носили достаточно общий характер, и это не случайно. Дело в том, что мы пока еще не определили предмет нашей системы, говоря о познании вообще и объекте вообще. Следует отказаться от претензии на построение единственно возможной системы, которая автоматически объявляет все другие системы ложными. Если система категорий строится на материале познания вообще, то практически это означает, что в целом она является плодом авторского конструирования, а ее рациональные моменты (число которых зависит от уровня интуиции и эрудиции ав-


264 Нам могут предложить другой путь исследования категорий: прямо начать с изучения их генезиса в процессе деятельности. Принятый нами подход состоит в том, что генезис (прошлое) изучается с позиций знания результата (настоящего), а данный результат среди бесконечности настоящих событий выбирается с позиций цели (будущего). Имея достаточно ясное, хотя и не абсолютно отчетливое представление о цели систематизации категорий, т. е. значимости системы категорий в оптимально организованной человеческой деятельности, мы стремимся сначала получить отчетливую систему результатов (категорий), а потом уже доводить до отчетливости знание об условиях, порождающих эти результаты. Если же начать прямо с условий, то у нас не будет ни отчетливого исходного языка для работы, ни критерия выбора интересующих нас условий из бесконечности «условий» вообще.