Философия и наука

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
§ 7. Постпозитивизм

В 60―70-е годы взаимоотношения философии науки и самой науки существенно изменились. Это было вызвано в значительной степени эволюцией самой науки, в которой стали усиливаться интеграционные и исторические тенденции, противоречащие духу аналитичности, свойственной неопозитивизму. Эти новые тенденции и учли постпозитивисты. Наиболее яркими представителями четвертого этапа философии науки были: Карл Поппер (1902―1994), Томас Кун (род. 1922), Имре Лакатос (1922―1974), Майкл Полани (1891―1976), Пол Фейерабенд (1924―1996).

Если неопозитивизм разработал логико-методологическую модель науки, то постпозитивизм строит ее историко-методологическую модель. Основные принципы этой модели сводятся к следующему:

1. Без динамической структуры научного знания теоретическое понимание науки невозможно. Парадигма Дарвина распространяется на эволюцию науки. И если Мах говорил об эволюции понятий, то постпозитивизм говорит об эволюции структур.

2. Научное знание по самой своей сути является целостным. Деление на эмпирический и теоретический уровни научной теории не абсолютно, а относительно. Нет и не может быть нейтральных протокольных суждений. Любое эмпирическое высказывание «теоретически нагружено».

3. Философия и наука неразрывно связаны. Как Коперник совместил науку и религию в рамках культуры, так и постпозитивизм совмещает науку и философию. Философские идеи органично входят в «тело» науки. Они либо стимулируют, либо тормозят научный прогресс, но без них нет науки. Принцип всего позитивизма ― «Физики, бойтесь метафизики!» ― несостоятельный принцип для постпозитивизма.

4. Эволюция научного знания не есть строго кумулятивный процесс (непрерывный, постепенный, экстенсивный). Научные теории независимы, несопоставимы и несоизмеримы друг с другом. Правда, этот принцип не разделяется И. Лакатосом.

5. Целью эволюции науки является не постижение объективной истины, а лучшее понимание природных феноменов, решение научных проблем, построение более простых и компактных теорий.

6. Логический анализ научного знания необходим, но занимает подчиненное место в понимании природы науки. «Тело» науки непонятно вне «тела» культуры. Наука является одним из органов культуры. Для понимания науки необходимы историко-научный, методологический, науковедческий, социологический, психологический и логический подходы.

Главное, что отличает постпозитивизм от предшествующей философии науки, ― это анализ науки в контексте культуры. Позитивистский анализ науки исчерпал себя. Стало ясно, что наука «…есть феномен, обусловленный культурой. Это не пустой идеал, обожествляемый и замкнутый в платоновском пространстве. Наука, быть может, является наивысшим выражением человека, но, так же как и сам человек, она отнюдь не исчерпывается плоской рациональностью»1.

Подобное многомерное, человекоразмерное понимание науки, характерное для постпозитивизма, фокусирует внимание на осмыслении научной деятельности как разновидности социально-культурного процесса. Трактовка науки, исходящая из объяснения деятельности ученого, позволяет учесть взаимодействие человеческих ценностей, мировоззрения, логики теории, исторических, социологических и психологических факторов. «Научная картина мира» Поппера, «парадигма» и «дисциплинарная матрица» Куна, «ядро исследовательской программы» Лакатоса, «тематическое пространство» Холтона, «принципы естественного порядка» Тулмина, «эпистемы» Фуко ― все это различные названия устойчивых оснований научного знания, которые, будучи началами познавательной деятельности, не могут быть поняты вне культурно-исторического контекста, включающего в себя такие факторы, как интеллектуальный климат, убеждения, ценности.

Без учета культурной атмосферы нельзя понять характер общепринятых предписаний, убеждений, которые явно или неявно участвуют в становлении научной теории. Любая научная теория содержит представление о мыслительной и практической деятельности ученого, без которого эта теория не может быть построена и проверена. Это представление формируется вне специально-научных процедур в более широком контексте культуры. Чисто натуралистический подход к науке, фиксируя внимание только на отношении теории к объекту, игнорировал активную творческую культурную деятельность субъекта, регулирующую построение теории объекта. Но ведь ученый не только относится к объекту, но и обосновывает это отношение на ряде предпосылок мышления, которые могут либо осознаваться, либо нет.

Наука не есть результат лишь индукции (эмпиризм) или дедукции (рационализм), а является исключительно сложным процессом познания, осуществляющимся в субъекте и протекающим вне познаваемого объекта. Осознание этого придает научному представлению объекта более тонкое и глубокое значение, чем это имеет место при одностороннем натуралистическом понимании науки. Адаптация науки как к объекту познания, так и к культурной среде означает, что наука всегда имеет дело с целостной системой человек ― природа, что наука всегда имеет человеческое измерение. Ученый не может мыслить о природе, не мысля о себе. «Не в себе сущая природа является предметом современного естествознания, но взаимодействие между математически и экспериментально рассматривающим природу человеком и природой, которая благодаря этой научной постановке вопроса насильственно принуждается к прямому ответу»1.

Подобное понимание науки не является открытием постпозитивизма. Предпосылки такого понимания мы встречаем у Сократа, Платона, философов-просветителей. Впервые в явном виде оно было сформулировано И. Кантом. Априоризм трансцендентальной философии связан с отказом от наивной натуралистической гносеологии эмпиризма и рационализма, которая игнорирует культурно-исторический контекст научного познания. Широко распространенное обвинение философии Канта во внеисторичности само является историческим недоразумением. Внеисторична догматическая философия эмпиризма и рационализма, которую критикует основоположник немецкой классической философии, упрекая ее в односторонности. Критическая философия ― это открытие еще одного измерения науки, помимо опыта и логики, на которые опирались эмпиризм и рационализм. Отвергая гносеологическую робинзонаду догматической философии, трансцендентальная философия открыла новую перспективу в понимании процесса познания. Слова А. Эйнштейна, согласно которым высший удел теории заключается в том, что она открывает новые перспективы, справедливы и по отношению к философским учениям. Доказывая недостаточность эмпирического и формально-логического обоснования научного знания, теоретическая философия Канта сделала возможным анализ процесса познания в контексте культуры.

Суть коперниковской революции, произведенной Кантом, заключается в понимании бытия науки в контексте человеческого бытия, а научной деятельности в контексте культурной деятельности. Ведь центральным понятием трансцендентальной философии является понятие опыта. Понять человека через то, что он делает, ― исходная идея Канта. Априоризм означает возможность изучения сознания в контексте человеческой деятельности. Именно такой подход привел к открытию трансцендентальных предпосылок, которые делают возможным опыт и его последующее осмысление, экспериментальную деятельность. Эти предпосылки не входят явно в содержание научных теорий, хотя и используются в процессе их построения. Трансцендентальные предпосылки определяют структуру познавательной деятельности, а не структуру объекта познания. Они является результатом рефлексии над процессом познания. Кант пишет об их эмпирической реальности и трансцендентальной идеальности, а физику определяет не как опытное исследование природы, а как исследование для опыта.

Априорные предпосылки не даны нам от рождения, так как носят характер духовного принуждения, а не навязаны ни изнутри (рационализм), ни извне (эмпиризм). Они носят нормативный характер и поэтому могут быть обоснованы только в рамках культуры. Действительно, нормативность ― это атрибут человеческой деятельности вообще: чтобы говорить об истине, добре и красоте, нужны соответствующие эталоны. Для достижения своих целей человек всегда действует согласно определенным нормам, которые регулируют их достижение. Нормы конструктивны, так как сформулированы человеком и принадлежат культуре, они обусловлены, но не навязаны в таком виде внешней природой. Уже древние философы связывали между собой истину, добро и красоту, обращая внимание на их сверхбиологическую природу. Эти нормы не направлены непосредственно на сохранение жизни человека, но необходимы для формирования и деятельности его в мире культуры. Они связаны непосредственно с культурными и только опосредованно с биологическими потребностями людей.

Как правила построения знаний о мире, они имеют познавательную ценность, поскольку без них познание невозможно. И это не тавтологическое обоснование их необходимости, а явный учет познавательной способности человека. Априоризм Канта освобождает их обоснование от логического и эмпирического доказательств, которые носили редукционный и тавтологический характер, исключающий последовательное деление на субъект и объект. Нормы ― от нас, но кажутся принадлежащими объекту познания, так как участвуют в его осознании. Именно поэтому критической философии Канта предшествует догматическая философия, основанная на онтологической трактовке норм. Я волен действовать согласно им или нет, но если я хочу познать истину, то следование им становится обязательным. Иного пути к достижению цели просто не существует.

Конечно, априоризм Канта является продуктом своего времени и поэтому ограничен. Кант не распространил, да и не мог распространить идею историзма на нормы мышления, но без его философии это было бы невозможно. Поэтому нет жесткой связи между априоризмом и врожденностью, как утверждают неопозитивисты. Априоризм ― это принцип запрета на гносеологическую робинзонаду, на натуралистически понимаемую гносеологию, а не учение о единственно возможных формах чувственности и рассудка. Конвенционализм Пуанкаре, доказав условный характер исходных посылок науки, тем самым подтвердил их невыводимость из опыта, подтвердил их трансцендентальный характер. Неопозитивистское же понимание трансцендентального философствования как антиисторического не позволяет понять, почему философия Канта оказала существенное влияние на становление диалектической философии Гегеля и Маркса.

Постпозитивизм явно использует исторический подход к методологии науки. При этом он реабилитирует Канта, критикуя наивную критику априоризма неопозитивизмом как разновидности нативизма. Признавая целесообразным неопозитивистское деление логики открытия и логики обоснования, постпозитивисты отказываются трактовать логику открытия только как психологическую проблему, а логику обоснования только как логическую проблему. Они расширяют понятие рациональности, исключая его сведение к логической непротиворечивости и эмпирическому оправданию. Сама проблема обоснования для них не может быть удовлетворительно решена без учета культурно-исторического контекста.

Распространив идею развития на методологию научного познания, постпозитивизм формулирует два подхода к истории науки: кумулятивный и антикумулятивный. В рамках кумулятивной трактовки эволюция научного знания сводится к постепенному увеличению информации о внешнем мире, к признанию объективного характера поступательного движения науки. Антикумулятивный подход исходит из социально-культурного анализа эволюции науки, обращая внимание на качественную несводимость различных этапов развития науки. При таком подходе проблема истины как соответствия научного знания реальности вообще снимается. Короче, кумулятивная концепция основное внимание обращает на отношение науки к объекту, антикумулятивная ― на отношение науки к субъекту. Амбивалентность науки реализуется в двух подходах на ее историю.

Антикумулятивная концепция развития науки критикует сведение истории науки к истории идей. Центральным понятием учения Куна как наиболее яркого представителя этой концепции является понятие научного сообщества, через которое он вводит в свою концепцию человека. Такая установка позволяет выйти за пределы чисто имманентного толкования развития науки, открывая новые возможности для объяснения механизма развития науки. Доктрина Куна о структуре научных революций сводит их к смене научных парадигм, то есть стилей научного мышления. При этом смена парадигм понимается в духе научных школ как носителей определенных стилей мышления. Ученый выходит за пределы той или иной парадигмы в силу социально-психологических факторов. Выбор новой парадигмы определяется ценностями научного сообщества.

Анализ взаимоотношения науки и социально-культурного контекста в рамках антикумулятивной трактовки ведет к интерпретации научного познания не как приближения к реальности, а как развития сознания, развития индивидуальных способностей человека. Характер познавательной деятельности становится определяющим для понимания сущности науки и научного познания. Наука понимается не как средство познания объективной действительности, а как средство развития человека. Естествознание сближается с обществознанием посредством введения в естественно-научное объяснение социальных, исторических и психологических факторов. Фокусировка внимания на этих факторах делает понятным многообразие путей эволюции науки и разнообразие теорий, имеющих один и тот же эмпирический базис. Данное обстоятельство считается признаком прогресса науки, а поиск критерия оценки теорий и путей их развития рассматривается как путы, сковывающие свободу человека и тормозящие развитие науки.

Несомненным достижением антикумулятивного подхода к развитию науки является его трактовка принципа соответствия. Первоначальная интерпретация этого принципа выделяла асимптотическую связь между старой и новой теориями, согласно которой новая теория содержит в себе старую как свой предельный случай. Создавалось впечатление, что индуктивный процесс определяет переход от менее общей старой теории к более общей новой теории. Махистский идеал понимания, связанный со сведением непонятного к привычному, лежал в основе такой трактовки. При этом неизбежно затемнялось принципиальное различие понятийной структуры старой и новой теорий. Постпозитивизм показал, что не существует непрерывного перехода от понятий новой и старой теорий, так как в случае предельного перехода мы говорим о равенстве численных переходов, а не равенстве понятий. Поэтому нельзя говорить, что из неевклидовых геометрий и релятивистской физики вытекают евклидова геометрия и нерелятивистская физика.

Так, например, из римановой концепции неоднородных пространств, которую Эйнштейн использовал при построении общей теории относительности, не может быть получена концепция однородных пространств Ф. Клейна, используемая во всей остальной физике, поскольку тензор кривизны в геометрии Римана имеет локальный характер, тогда как концепция однородных пространств основана на глобальной симметрии. Подобно этому из специальной теории относительности не может быть получена классическая механика, так как постоянство скорости в этой теории Эйнштейна является атрибутивной характеристикой поля, исключая тем самым ее механическую трактовку. Гениальность Эйнштейна проявилась прежде всего в критическом подходе к очевидным вопросам, навеянным предшествующей физикой, что и привело к изменению исходных посылок механистического понимания мира. Именно учет отношения физического познания не только к объекту, но и к деятельности физика открыл новую перспективу в развитии физики. Короче, Эйнштейн отнес трудности механического эфира не к объекту, а к культурной среде. Он ясно осознал, что механической эфир ― это не физическая реальность сама по себе, существующая как бы за спиной ученого, а одна из моделей этой реальности, построенной физиками и поэтому существующей перед глазами.

Таким образом, если кумулятивная трактовка эволюции науки обращает внимание на физические законы, как основные элементы физической теории, то антикумулятивная ― на физические принципы, как базисные структуры, определяющие сущность физической теории. Поэтому социокультурный контекст физического познания антикумулятивная концепция эволюции науки учитывает явно, тогда как кумулятивная ― опосредованно, поскольку вынуждена говорить о культурной детерминации эволюции науки на языке физических законов, вынуждена говорить о красоте, простоте этих законов. И если при этом нет полного согласия между результатами теории и экспериментом, то отсюда еще не следует прямолинейный вывод о ложности самой теории, поскольку расхождение может быть вызвано несущественными факторами, правильный учет которых будет возможен лишь при дальнейшем развитии науки. Мораль, которую извлекли физики из эволюции современной физики, заключается в том, что красота, простота, компактность физических теорий важнее их согласия с экспериментом. Поэтому Эйнштейн и не удивился экспериментальному подтверждению общей теории относительности, а заметил, что был бы чрезвычайно удивлен, если бы это не имело места.

Но антикумулятивная концепция развития науки столь же односторонняя, как и кумулятивная. Без идеала истины наука не существует. Размножение теорий является необходимым, но недостаточным условием прогресса науки. Рекомендация рассматривать одновременно несовместимые друг с другом научные теории имеет смысл, но считать их все равноправными с точки зрения перспектив развития ― явно неудовлетворительный совет. Если бы физики следовали совету Пуанкаре, то теория относительности никогда не была бы создана. Тезис о несоизмеримости теорий, сменяющих друг друга, основывается на социопсихологическом анализе эволюции науки и поэтому сам по себе не может запретить поиск критерия оценки теорий за пределами такого анализа.

В антикумулятивной интерпретации эволюция науки утрачивает свой внутренний смысл и конечную цель. При таком подходе проблема возникновения нового знания рационально неразрешима, так как игнорируется внутренняя связь между эволюционным и революционным аспектами развития науки. Антикумулятивная трактовка принципа соответствия лишает его конструктивного характера, поскольку игнорирует его гносеологический аспект. Феноменологизм и конвенционализм этой концепции исключает целостное понимание эволюции научного познания, используя эклектический подход в понимании научного метода и развития науки. Односторонность такого понимания связана с фокусированием внимания на социальных, исторических и психологических факторах научного познания и игнорировании его онтологического статуса. Естествознание по самой своей сути опосредовано природой и культурой. И это должно быть учтено в фундаменте любой концепции его развития.

Гуманизация естествознания ― несомненный факт ХХ века. Но этот факт не отрицает специфики естествознания как науки о природе. Эволюция естествознания осуществляется в контексте более медленного и более широкого процесса расширения человеческого понимания, который предшествует каждому революционному открытию и следует за ним. Работа по восприятию и усвоению этого открытия после того, как оно сделано, столь же длинна, сложна и трудна, как и та работа, которая расчищает и прокладывает дорогу к рождению этого открытия. Именно поэтому до сих пор не смолкают споры вокруг физических открытий начала ХХ века. Сами участники этого процесса в основном склонны придерживаться более взвешенной, осторожной и конструктивной позиции, согласно которой эволюция естествознания, включающая в себя и эволюцию моделей понимания, больше напоминает «естественное распускание цветка» (Эддингтон), чем хаотичный процесс, доступный только описанию, но не пониманию. Даже основоположник естественно-научного конвенционализма Пуанкаре писал об однозначном выборе при переходе от одной теории к другой, следующей за ней.

Эйнштейн писал: «Замечательный характер имеет взаимосвязь, существующая между наукой и теорией познания. Они зависят друг от друга. Теория познания без соприкосновения с наукой вырождается в пустую схему. Наука без теории познания (насколько это вообще мыслимо) становится примитивной и путаной»1. В основе любой физической теории лежит гносеологическое требование деления на субъект и объект: «В любом случае, сколь далеко ни продолжали бы мы вычисления ― до ртутного сосуда термометра, до его шкалы, до сетчатки или до клеток мозга, ― в некоторый момент мы должны будем сказать: а это воспринимается наблюдателем. Это значит, что мы всегда должны делить мир на две части ― наблюдаемую систему и наблюдателя. В первой из них мы можем, по крайней мере принципиально, сколь угодно подробно исследовать все физические процессы; в последней это бессмысленно»2. Гносеологический принцип деления на субъект и объект делает возможным физическое познание и поэтому сама гносеология существенным образом входит в физику и в науку в целом. Естествознание нуждается как в экспериментальном подтверждении, так и в гносеологическом обосновании, которое осуществляется вне специально-научных процедур в контексте культуры, на что явно и обращает внимание постпозитивизм, предавая забвению подчас коррелятивный характер отношения субъект ― объект. Из того факта, что граница между субъектом и объектом сегодня уже не может рассматриваться как абсолютная, еще не следует, что она произвольна. Стремление к истине было, есть и всегда будет высшей ценностью науки, несмотря на эволюцию самого понятия «истина» как фундаментального понятия гносеологии.

Как математизация физики не означает растворения физики в математике, так и учет культурной составляющей физического познания не означает его деформации, а свидетельствует лишь о том, что путь к истине становится длиннее, тоньше и сложнее. Явный учет операционального и ценностного аспектов физического познания свидетельствует о зрелости современной физики, открывая новые возможности в ее эволюции. Принципы эмпиризма, рационализма, операционализма, простоты, красоты (изящества), учет этических, религиозных соображений и т.д. ― это, с современной точки зрения, ценностные принципы и идеи, с помощью которых строится научное знание и регулируется путь к истине. Они уходят своими корнями в толщу современной культуры и предопределяют само понимание науки и научного познания. Если проблемы, решаемые ученым, не требуют выхода за рамки существующего стиля мышления, то и влияние общекультурных компонентов будет минимальным, поскольку они уже есть в научном знании в самой его основе, как грамматика уже есть в языке. Только в области фундаментальных исследований это влияние очень важно и ученый должен их осознавать и критиковать, чтобы перейти к новой парадигме, без которой невозможно разрешить «драму идей» (Эйнштейн).