Сулимов Владимир Александрович Литературный текст в интеллектуальном пространстве современной культуры специальность 24. 00. 01 Теория и история культуры автореферат

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Главе второй «Постперсонологическая модификация интеллектуального пространства современности»
В §2 «Феноменология персоны в современном литературном тексте»
Между и Не-бытия
Глава третья «Семиотика культуры и литературный текст»
В § 3 «Проблема интерпретации литературного текста в контексте современной культуры: анализ и синтез смысла»
Глава четвертая «Культуролингвистический подход к анализу литературного текста»
В §4 «Исторический нарратив и литературный текст: парадокс концентрации в языке описания»
Глава пятая «Категория континуальности в культурологической герменевтике: от дискретности к личностному смыслу»
В §3«Интеллект и проблема личностного смысла»
Статьи в ведущих рецензируемых научных изданиях
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

Субъект начинает организовывать процесс понимания текста культуры в контексте интеллектуального самообоснования в интеллектуальном пространстве современной культуры, испытывая семиотические трудности соотнесения знака, знаковой системы, семиосферы или, точнее, – текста культуры, языка (кода культуры) и гипертекста. Процесс понимания («встраивание» текста в гипертекст) оказывается симметричным процессу «встраивания себя» в интеллектуальное пространство культуры. Возникает новое состояние самоидентификации субъекта: самообоснование-в-тексте, прямо соотносимое с состоянием самообоснования-в-культуре. «Нулевой» позицией такого самообоснования становится позиция не-самообоснования-в-тексте или смерть адресата.15 Расширенный (через «большую» семиосферу» или гипертекст) способ понимания текста культуры как точки когнитивно-интеллектуальной проекции гипертекста приводит к необходимости изменения способа существования самого субъекта в интеллектуальном пространстве современности. Недопустимым оказывается положение субъекта вне когнитивно-семиотической конструкции текст культуры – язык (код) культуры – гипертекст, т.е. положение универсального наблюдателя, вместе с тем положение субъекта внутри интеллектуального пространства (универсума) или внутри гипертекста существенно затрудняется внутренними свойствами самого гипертекста, представляющего собой саморазвивающуюся и саморегулирующуюся систему. Индивидуум становится своеобразным пленником современного интеллектуального пространства, «притягивающего и отталкивающего» отдельные сообщения и целостные информационные пакеты, а также вбирающего поток информации «впрок». Эта информация поступает в некоторое пред-инсайтное хранилище (сверх-тезаурус), просто не соотносимое с информационными возможностями отдельной личности. С другой стороны, она показывает основную – интерпретационно-накопительную – директорию бытия языковой личности. Саморазвитие как попытка преодоления разрыва – вот главная идея существующей модели коммуникации. Именно «разваливающаяся коммуникация» создает то бесконечное коммуникативное разнообразие (в т.ч. смысловое, стилистическое и аксиологическое разнообразие текстов культуры), которым характеризуется переживаемый период бытия отечественной культуры.


§ 2 «Самообоснование в интеллектуальной культуре современности: когнитивная версия сознания и литературный текст» посвящен анализу глубинной связи между бытием текста и самообоснованием человека в культуре как субъектом интеллектуального пространства современности. Отмечается, что в условиях сформировавшегося интеллектуального пространства современной культуры, построенной, в основном, на текстово-дискурсивной основе, самообоснование личности – это социокультурный процесс освоения и усвоения (интериоризации) индивидуумом сложных систем знаков, кодов, ценностей и норм, воспроизводящих культурные формы и смыслы. Самообоснование современной личности протекает на фоне повседневной жизни, является ее непременной частью, но не исчерпывается сферой коммуникации. Этот процесс должен содержать специфические формы научения культуре, которые непременно включают тексты культуры и способы (стратегии) их интерпретации. При этом массовость и элитарность, интеллектуальность и маргинальность не противопоставлены в самом процессе формирования человеком своего «культурного тела» - некоторой модели социокультурного существования. Идея (во многих случаях иллюзорная, «симулякровая») формирования личности может быть в принципе приписана любому действию по аккультурации и инкультурации индивидуума, даже если это действие совершается в пространстве маргинальной культуры, субкультуры или групповых аксиологических представлений (повседневных групповых «понятий», социальных обычаев, социально-групповых психологических установок и т.п.).

Самообоснование или иллюзия самообоснования неразличимы субъектным сознанием так же, как неразличимы человеческим организмом полезные и вредные вещества в момент их потребления. В роли «потребляемых» текстов культуры (амбивалентных по ценностному и/или интеллектуальному критерию) могут выступать не только тексты культуры, но и чувственно «заряженные» знаковые образования, «пустые» (тавтологичные) в логико-смысловом и интеллектуальном аспекте римейковые фрагменты, парадоксально-абдуктивные мысленные или текстовые построения, прагматичные по своей мотивации и обнаруживающие нравственно-этическую и эстетическую дефектность. Вместе с тем и собственно тексты культуры, и симулякровые тексты культуры становятся когнитивной базой процесса самообоснования и инкультурации личности в интеллектуальном пространстве культуры, выработки интеллектуально-поисковых тактик и стратегий (продуктивных, абдуктивных или смешанных). Другим обобщенным способом самообоснования, понимаемым нами как реальная возможность не-бытия индивидуума в интеллектуальном пространстве современности, является не-самообоснование. Не-самообоснование, самообоснование в массово-симулякровой культуре и самообоснование в интеллектуальном пространстве культуры представляют собой выбор целей и средств обоснования или отказ от них. При этом результатом только одной директории (самообоснование в интеллектуальном пространстве культуры) является человек-в-культуре.

§3. «Новая переходность» и проблема понимания текста: абдуктивные схемы посвящен рассмотрению наиболее общих логико-когнитивных моделей построения текстов современной культуры. Делается вывод об общей абдуктивности этих моделей, что имеет под собой объективную основу в виде современной смысловой коммуникации. Здесь создается новая когнитивная ситуация, сходная со своеобразным смысловым палиндромом: каждый элемент одного вербального ряда (выполненный посредством одного кода), указывает на некоторое явление во втором вербальном ряде или множестве рядов (выполненных посредством других кодов). При этом смысл возникает как результат их сопряжения в мыслительном акте получателя сообщения (читателя, пользователя Интернет, слушателя и т.п.). Противоречие авторства, смысла, формы выражения и адресата становится глобальным. Оно фиксируется в литературном (или ином) современном тексте как его когнитивный каркас, требующий специальной (примирительной или симметризирующей) интерпретационной процедуры.

Делается вывод о том, что индивидуальный код, индивидуальная картина мира, модель текста, не подверженная строгой социальной детерминации, меняют само отношение человек – человек, опосредуя его текстом: человек-текст-человек. При этом проблема понимания становится не социокультурной, а собственно семиотической, определяя и позицию индивидуума в постоянно усложняющемся информационном пространстве, и его возможности социально-культурного и когнитивного самообоснования. Понимание как сопряжение (со-ориентация) сложных кодов культуры получает внешнее выражение в специфике коммуникативно-прагматического поиска, направленного теперь не на локуцию-иллокуцию-перлокуцию (т.е. фазы содержательного учета ситуации и участников общения), а на сам процесс осмысления. Вычленение смыслов профессионального и/или повседневного общения оказывается «фишкой» речевой коммуникации в силу того семиотического сдвига с результата высказывания на процесс высказывания, который отмечается, например, при лингвосемиотическом анализе функционирования естественного языка как знаковой системы. Усложняясь и становясь все более многосторонним (континуальным), знак разрывает уровневое строение языка, делая его единицы (воспринимавшиеся в виде устойчивой системы) подвижными, децентрированными (лишенными центра и периферии), диффузными (взаимопроникающими). «Накатывающиеся» на семиотические единицы многочисленные когнитивные трансформации (концептуализацию, метафоризацию, типизацию, а также устойчиво-разговорные и римейковые способы презентации знака) превращают знак в «слоистый пирог», участвующий в порождении смысла только на гипертекстовом или некотором мега-знаковом уровнях.16

В Главе второй «Постперсонологическая модификация интеллектуального пространства современности» рассматриваются вопросы моделирования и логико-смыслового анализа пространства современной культуры, подвергшейся существенной постперсонологической модификации. В основе этой модификации лежит постперсонологический поворот интеллектуального пространства современности, который представляет собой трансформацию когнитивных параметров личности как сложного интеллектуального, культурного и социального феномена. В ходе развития языковой (креативной) личности (человека-в-культуре), преодолевающей свою ущербность в условиях свободы – самочинности, самодеятельности и самостроительства, начинает актуализироваться разрыв в структуре индивидуального сознания, «не успевающего» за количественными и качественными изменениями «омывающего» информационного потока. Это выражает себя в опережающей рефлексии, в нестабильности внутренней логики мнения, в непроясненных сгущениях шизоидно-депрессивных мотивов и образов, охватывающих ментальное пространство вновь открываемого бытия. Переход бытия-в-мире индивидуума в бытие-в-культуре личности требует усилий по «знаниевому» наполнению и перестройке индивидуального сознания, выработке эффективных интеллектуальных практик, коммуникативно-дискурсивной открытости. Это, в свою очередь, ведет к установлению дополнительных уровней когнитивной рефлексии, повышению степени виртуализации сознания и, соответственно, мышления. Возрастающая степень абстракции текста вступает в противоречие с социально зафиксированными и индивидуально усвоенными стандартами форм и значений. С другой стороны, необходимая для осмысления себя-в-мире свобода целеполагания неизбежно вступает в противоречие с невозможностью осуществления в прагматических реализациях внутреннего идеационного пространства, приводя к ощущению экзистенциальной разорванности и внутренней утраты. Возникает проблема восприятия прагматической повседневности, не преодолеваемая в ходе текстовой (интеллектуальной) деятельности. Это приводит к появлению и развитию феномена интеллектуальных фантомов (например, Персоны), обладающих чертами универсальных участников текстовой (креативной) деятельности.

§ 1 «Национальный семиозис и современный литературный текст» посвящен проблеме соотнесения национального семиозиса как процесса порождения текстов культуры (при помощи известных участникам коммуникации кодов культуры) и изменений социокультурного настоящего, определяемых движением способов, методов, интеллектуальных практик, а также философского осмысления бытия-в-культуре. Это вполне соотносится с осмыслением постмодерна как особого когнитивного состояния, соотносимого с гносеологически, аксиологически и логически подвижным идеационным комплексом – когнитивным пространством смыслов, трансформирующихся в тексты культуры. Такая ситуация требует существенного изменения («сдвига») гуманитарной парадигмы, приобретающей черты постчеловеческой (а значит – гипертекстовой) перспективы, порождаемой измененным интеллектуальным состоянием индивидуального сознания. Именно это стало причиной появления и расширения постмодернистского типа интеллектуальных (дискурсивных) практик, лежащих в основе текстовой деятельности. Все большую роль начинает играть семиотика разрыва, предваряющая появления феномена Персоны. На примере текста В. Пелевина в диссертации демонстрируется следствие разрыва предметного и виртуального мира, феномен «безумия интерпретаций». Компенсаторными механизмами нарастающего разрыва становятся когнитивные механизмы порождения/восприятия литературных текстов, способствующих погружению индивидуального сознания в пространство виртуальной непрерывности, коммуникативной смысловой стандартизации и римейка.

В §2 «Феноменология персоны в современном литературном тексте» выделяются основные признаки и последствия когнитивного разрыва, демонстрируются приметы фантомного проявления Персоны в современных литературных текстах. Здесь же дается определение Персоны как одной из фантомных сущностей современности. Персона определяется как гиперзнак, некоторый центр когнитивных соответствий (целей интерпретации и интерпретационных возможностей), оказывающихся всегда предтечей и предпосылкой текста. Причем в случае когнитивного несоответствия и неравновесия соотносимых сущностей исходной точкой порождения текста становится Персона. Персона, существующая в небытии предтекста как постчеловеческий неантропологический феномен, является моментом инициации текста в его речесмысловом непосредственно данном сознанию инобытии. Культурологический анализ новейшего литературного текста обнаруживает обозначенную нами Персону как некий выделяемый в процессе текстовой деятельности субъект, «снятый» сознанием в комплексе ментальной и креативной деятельности, зависимых, конечно, от состояния индивидуального сознания и социально-культурных доминант эпохи, но не исчерпывающийся ими. Персона не есть действующее лицо, личность, индивидуальность, обладающие нарративом существования (нарратив существования может быть, в конце концов, описан в виде биографии и интериоризирован в виде знания). Персона – это конструкт, модель ассоциативной картины мира. Это структура и одновременно результат деятельности понимания, относящаяся не собственно к данному сознанию данного субъекта, а к достаточно узкому коридору, возникающему между сознанием субъекта и текстом культуры в процессе его порождения / восприятия, с одной стороны, и «знанием о…» как непременном условии любой интерпретации – с другой. Современную эпоху можно определить через наиболее распространенный способ выстраивания Персоны как эпоху погружения в текст. Этот процесс сродни процессу распада семиозиса (В.А. Сулимов, И.Е. Фадеева)17 или процессу когнитивного возврата в семантическую матрицу раннего периода онто- и филогенеза. «Новое младенчество» обладает новым преобразованным ресурсом памяти, которая уже не принадлежит индивидууму, а «раскатана» «специалистами по PR» по всему информационному пространству, выстраивающему индивидуальные наборы пресуппозиций знания «под заказ» или «под цель». При этом сильный тип индивидуального сознания (активное меньшинство) проходит в «кипящем растворе» неустойчивых подвижных смыслов интеллектуальную тренировку и осваивает стратегию когнитивных теней как одну из когнитивных стратегий креативности (другими словами, использует ее для создания текстов культуры с заданными стилистическими свойствами). Слабый тип индивидуального сознания (пассивное большинство) «не справляется» с ассоциативным пространством и впадает в медленный процесс деструкции, связанный с ситуацией распада семиозиса как такового. Основанием для этих наблюдений и выводов являются свидетельства самоощущения нахождения «внутри» ситуации виртуального бестелесного мира, показанные на примере текстов Натали Сарот, Альдо Нове, В. Катаева, который, в частности, предвосхитил ситуацию обеспредмечивания (виртуализации) мира в своих новеллах-мовизмах.

§ 3 «Литературный текст и кризис идентичности» раскрывает роль превращенных состояний индивидуального сознания ( Между и Не-бытия) в построении современных литературных текстов. Проводится мысль о роли личностного сознания и интеллектуально ориентированной текстовой деятельности в возникновении и развитии наблюдаемого парадокса самообоснования. Личностнообразующая динамика мысли разрушает себя: стремление утвердиться в коммуникативном пространстве противоречит стремлению насытить это пространство смыслами. Это приводит к когнитивному парадоксу трех коммуникативно значимых систем: системы смыслов (онтолого-гносеологической системы), системы значений (семантической системы) и системы целей (телеологической системы). Указанный когнитивный парадокс имеет своим следствием разрушение коммуникативного пространства, которое в информационном плане выражается в прекращении наррации, включая автонаррацию или «осуществление себя», как линейного описания последовательных состояний (а значит, и прекращении линейной логики причинности). В социальном плане этот парадокс приводит к развитию социально-психологических комплексов неудовлетворенности результатами деятельности, отрицательной социальной (и когнитивной) самоидентификации («Я не понимаю», «Я не могу»), эмоционально-депрессивных состояний. Состояние внутренней нестабильности порождает «новую экзистенциальность» текстов, которую можно условно назвать экзистенцией Иного (т.е. «обычное» экзистенциальное ощущение вненаходимости, «удвоенное» ощущением нетождественности), следствием чего становится порождение «рваных» образов, непроясненных (и непроясняемых в принципе) мотивов и отсюда – не-нарративных, фрагментарных текстов. Феноменология кризиса идентичности находит свое отражение в «фантомных» жанрах современной прозы: фрагментированном романе-эссе (напр., Захар Прилепин «Грех»), фрагментированном философском письме-эссе (напр., Макс Фрай «Сказки и истории»), экзотическом жанре методического эссе-дискурса, построенного на основе применения приема проблематизации на занятиях по философии (напр., В. Розин «Приобщение к философии»). Наиболее ярким проявлением фрагментации и гипердискурсивности современного литературного текста является жанр литературного словаря-эссе, широко распространенный в современной русской литературе (Андрей Волос «Алфавита. Книга соответствий»; Сергей Чупринин «Жизнь по понятиям. Русская литература сегодня» и др.). Делается вывод, что система лингвокультурологических приемов и культуролого-когнитивных призм, позволяющих преобразовать смысл в текст, становится арсеналом повседневной интеллектуальной практики как современного автора, так и современного читателя.

Глава третья «Семиотика культуры и литературный текст» направлена на выяснение роли семиотических аспектов в формировании смыслового пространства литературных текстов. Это особенно важно для обоснования и применения интегрированного подхода к анализу литературных текстов, который получил наименование культуролингвистического. Обсуждается понимание современного текста в виде культуроориентированного гипертекста, написанного на метаязыке. Такое понимание современного текста требует не только интегративного подхода к его описанию (культуролингвистического), но и выбора аспектов его описания, пригодных для создания когнитивного портрета текста. Основным аспектом описания избран семиотический, который транспонирован на новый набор знаков – континуальный.

В §1 «Семиотическое пространство культуры: семиотика континуального знака» главное внимание уделяется обоснованию семиотики континуальных знаков (пространственно-контекстных, смыслопорождающих). Семиотическое пространство культуры определяется как исторически непрерывная цепь связанных между собой отношениями понимания (осмысления) знаков или знаковых систем, или целостных произведений (текстов культуры), позволяющая для каждой точки исторической наррации вычленять и объяснять артефакты и ментефакты культуры. Объектом такой семиотики становятся не отдельные знаки и / или их системы, а тексты культуры, являющиеся наиболее полными трансляторами смыслов. Интерес вызывают закономерности создания и функционирования текстов культуры в исторической и синхронической перспективе, их изменения (развитие и/или упадок). Предметом континуальной семиотики становятся когнитивно (по типу и специфическим свойствам языкового сознания) и национально (по типу и способу дискурсивной практики) ориентированные исторически сложившиеся информационные знаковые системы, обладающие своими имманентными (т.е. присущими только им) семиотическими характеристиками. При этом главным свойством семиотически представляемых текстов культуры оказывается смысловая подвижность, а главной характеристикой – способность быть универсальным семиотическим механизмом, преобразующим смыслы. Текст включает в себя в виде «управляющих приводов» когнитивные механизмы смысл-текстовых трансформаций, которые поддаются моделированию. Реализуя свою способность к восприятию/порождению виртуальности, естественное человеческое сознание с неизбежностью обращается к миру знаков, замещающему мир чужеродной реальности. Можно говорить о том, что семиотическое пространство культуры есть вторая реальность, гораздо более естественная для индивидуального сознания, чем первая (астро-гео-биологическая) в силу своей гомогенности с ним. Эта внутрення гомогенность индивидуального сознания человека и семиотического пространства культуры постоянно «сдвигает» знаковую систему естественного языка в сторону континуальности, делая фактически любое высказывание (слово) ситуативным, контекстнозависимым, смыслосоотнесенным, дискурсивным и/или интерактивным, а текст выстраивает как онтологически и гносеологически ориентированный интертекст культуры.

В §2 «Литературный текст – естественное основание семиотического пространства культуры» обосновывается выбор литературного текста как основания для анализа интеллектуального и семиотического пространства культуры. Благодаря естественному языку – универсальному коду культуры – литературный текст наиболее полно реализует систему смыслов и определяет характер семиозиса. Текст является наиболее смыслонасыщенным, обладающим временной и персональной подвижностью, способностью перемены ракурса. Возрастание визуализации текста и сознания участников текстовой деятельности способствует интертекстуальному и образному расширению литературного текста, включению в текст относительно самостоятельных фрагментов-проекций, построенных по моделям историко-философского дискурса (см., например, произведения М. Фрая). Когнитивные механизмы, моделируемые на основе анализа литературного текста, могут применяться для объяснения смысловой картины любого текста культуры. В текущую эпоху происходит существенное интеллектуальное (и когнитивное) усложнение литературных текстов. Новый литературный текст (как и новый текст культуры) обладает качествами некоего универсального интерпретатора, позволяющего не только прочитывать сам текст, но и участвовать в прочитывании ряда других (если не всех вообще) текстов. Как эманация Персоны – универсального интерпретатора – современный литературный текст требует от читателя (адресата текста), одновременно, и свойств наблюдателя текста («Lector in fabula»), и свойств интерпретатора текста, обладающего навыками литературной и/или историко-культурологической интерпретации. На примере анализа текста М. Фрая демонстрируется прием расщепления наррации, характерный для интерпретационной деятельности. Можно выделить открытый и скрытый варианты смысло-текстопорождения, обеспечивающие различные способы включения литературного текста в семиотическое пространство континуальных знаков.

В § 3 «Проблема интерпретации литературного текста в контексте современной культуры: анализ и синтез смысла» рассматриваются способы и когнитивные возможности реализации смысла в современных литературных текстах. Формирующиеся в текстах логико-философские и культурные смыслы, определяя гиперинтертекстуальность текстов как с точки зрения Адресанта (автора), так и Адресата (читателя), обосновывают особый класс континуальных знаков. Система континуальных знаков является контекстно- и текстозависимой, обладает свойствами существования в актуализированном виртуальном пространстве «здесь – сейчас» и не коррелирует с фиксируемой путем вычленения из текста описания системой дискретных знаков языка/речи. Континуальные знаки группируются в коды культуры, описание которых возможно только посредством специального логико-философского дискурса (дискурса интерпретаций). Интерпретационная деятельность в рамках герменевтической феноменологии становится вариантом когнитивной моделирующей деятельности, которая является второй стороной поиска возможности – основного средства феноменологической корреляции смысла и предмета (М. Хайдеггер). Место коллективной (социальной) креативности занимает индивидуальный креативный акт, который связан с рефлексивными возможностями индивидуального сознания и осуществляется на базе апперцепции результата интеллектуального действия в условиях избранного эстетического и аксиологического детерминизма. Поэтому когнитивная модель результата креативного акта – текста культуры оказывается состоящей из следующих элементов:
  • образа коммуникантов (автора/читателя);
  • когнитивного образа (образа мысли) – смыслообразующего фрагмента, уже содержащего в себе потенциальный парадокс определения и/или описания;
  • образа целого (результата текстовой деятельности);
  • образа следствий целого (образа впечатления от...), свойственного позиции наблюдателя-исследователя;
  • образа эстетико-аксиологического контекста существования текста культуры (или образ «бытия в ...»), родственного самообоснованию личности в виде субъекта культуры (человека-в-культуре).

Индивидуальное сознание человека-в-культуре, построенное на основе интериоризированных тезаурусных блоках (пресуппозициях знания) и освоенных в процессе дискурсивных практик моделях когнитивных трансформаций, обладает двумя непсихологическими свойствами:
  1. свойством интерпретанта (возможность интерпретации текста с сохранением или расширением его смыслового поля);
  2. свойством репрезентанта (возможность создавать или пересоздавать текст с заданными коммуникативными и когнитивными свойствами).

Эта «двойная» креативность постсовременной личности является компенсаторной по отношению к полинормативности, аксиологической подвижности и общей нетрадиционности ситуации постмодернистского по природе языкового континуума. Свойство двойной креативности (или двойного прочтения) – есть также свойство постсовременного читателя, моделирующего в процессе чтения Иную реальность для Другого воспринимающего сознания. На основании анализа фрагмента повести «Омон Ра» В. Пелевина показывается процесс формирования смысла как выбора точек фиксации смыслообразующего сознания. Смысл как гипотеза, как понимание Нового рассматривается в связи с текстом повести М. Палей «Кабирия с Обводного канала». Новое возникает при смысловом сопоставлении позиций триады Событие – Контраст – Фон.

Глава четвертая «Культуролингвистический подход к анализу литературного текста» посвящена обоснованию и описанию культуролингвистического подхода как культурологического по характеру и постановке исследовательских задач и лингвосемиотического по способу их решения. Показано, что применение данного подхода позволяет продемонстрировать функциональные и феноменологические особенности современных литературных текстов.

В §1 «Когнитивные стратегии порождения/восприятия текста» рассматривается глубинная связь информативного и коммуникативного аспектов (функций) современного литературного текста. Наличие в системе смысл – текст заложенных адресантом в результате формирования высказывания аксиодоминант (доминирующих ценностных смыслов), приводит к активации ценностного мира адресата, сознание которого в этот момент подвергается коррекции, приспосабливаясь к аксиодоминанте (аксиодоминантам) адресанта, либо отвергая их. Такое активное взаимодействие между адресантом и адресатом позволяет объединять их в момент коммуникации в единую коммуникативную систему, в которой они становятся не «сторонами» и не «участниками» (различная степень пассивности), а активными партнерами. Дихотомия семиотических позиций Я и Ты, исторически трансформировавшаяся в дихотомию Один (Автор, Читатель) и Другой, является основной дихотомией смысловой основы литературного текста. Онтологический или гносеологический смысл («изначальная» или логико-эмпирическая информация), трансформирующийся в текст в процессе текстовой деятельности, предстает в виде внутреннего диалога между ипостасями Одного и Другого. Этот внутренний диалог всегда может быть развернут по оси Автор – Читатель, а также усложнен дополнительной коммуникативной позицией Наблюдателя (компетентного читателя), способствующего углубленной интерпретации текста. Ситуацию перманентного внутреннего диалога М. Бубер обоснованно считал свойством культурно-антропологического ряда – видовым отличием человека. Современный литературный текст модифицирует это видовое отличие в когнитивно-коммуникативное условие понимания, ввиду существенного увеличения информационной насыщенности («сгущенности») литературного текста. Поэтому линейные (семантико-лингвистические и/или когнитивно-лингвистические) модели теряют свою достоверность (ср., например, модели И. Мельчука или Т. ван Дейка), не обеспечивая задачу интерпретации интертекстуального пространства текста («взятого» в гипертексте культуры). На основании критериев информационной новизны (И.Р. Гальперин) можно выделить несколько когнитивных текстовых стратегий: когнитивную стратегию информирования и когнитивно-концептуальную стратегию.

Когнитивная стратегия информирования направлена на выделение из информационного потока фактуальной информации и обработку ее посредством сличения (а) с интенциональными (целевыми) и мотивационными пресуппозицями (в том числе, выраженными в образно-эмоциональной форме), (б) со знаниевыми пресуппозициями личности (в том числе, и с выраженными в визуально-ассоциативной форме) и (в) с образцами текстов данного типа, изученными и/или интериоризированными автором. Когнитивно-концептуальная стратегия обеспечивает текстам наибольшую информационную ценность в силу (а) ассоциативно-образной наполненности текста (своего рода многочисленных «смысловых сгущений», требующих для построения/прочтения дополнительных логико-смысловых, знаниевых и визуально-ассоциативных пресуппозиций языковой личности), (б) большей свободы в конструировании текста и применении более широкого набора лексико-грамматических и жанрово-стилистических средств. Поэтому именно в области когнитивно-концептуальной стратегии построения текста в каждый исторический период наблюдается наибольшее нарушение устоявшихся норм не в плане разрушения (энтропии), а в плане строительства (конструирования) нового текста, позволяющего осуществить все большую смысловую наполненность за счет усиления концептуальной сферы, создания новых метафорических моделей действительности. В работе выделяются ряд субстратегий, развивающих коммуникативно-когнитивные аспекты текстового смыслопорождения.

Когнитивные стратегии и субстратегии не строго разграничены, они обладают способностью перетекания, контаминации. Сильное и слабое их разграничение показано на текстах Ю.А. Саурова и С.Ю. Саурова «Научные картины мира: Элементы эпистемологии» (концептуализация, сильное разграничение), Аллы Латыниной «Я пишу картины, которые взорвут общество…» (образно-понятийный вариант концептуализации, не строгое разграничение), а также на фрагменте повести Т. Толстой «Река Оккервиль», демонстрирующем смешанный концептуально-метафорический тип с комбинацией сложных субстратегий, что и создает виртуальный художественный мир литературного текста. Вне пространства смыслопорождения, в поле тавтологической рече-мысли находится типологическая стратегия порождения текста, которая не имеет когнитивной природы, а потому, с культурологической точки зрения, представляет собой симулякр, т.е. особый вид континуального знака, не имеющий смыслового наполнения и представляющий собой набор ассоциаций без интерпретации. Таковы, например, бесконечные «римейки» электронных СМИ, обеспечивающие порождение «непроясняемой» в смысловом отношении вторичной «реальности», обладающей также способностью суггестивного воздействия на неустойчивые структуры предличностного (стандартизированного) типа сознания. Типологическая стратегия имеет также нелингвистическую сторону: эта сторона может быть определена как «силовой ментальный маркетинг» и представляет собой узаконенную на практике попытку использования «чужого бренда» и даже «чужого товара», если в роли последнего выступает литературный текст.

В §2 «Проблема текстовой когниции: когнитивные тактики» на основании культуролингвистического анализа литературных текстов современности выделяются когнитивные тактики, служащие обеспечению логико-трансформационных процессов «смысл – текст» в сознании участников коммуникативного акта, вовлечение которых в активный процесс смыслопорождения является одним из главных признаков современного литературного процесса (У. Эко18). Показано, что современные тексты представляют собой не последовательно (линейно) расположенный набор логически осмысливаемых суждений, а некоторый смысловой сгусток, существующий в индивидуальном пространстве нелинейного (личностно ориентированного) времени, что обусловлено «возмущающим» действием интерпретирующей мир личности (интерпретатора), обладающей дополнительными признаками наблюдателя. Это делает когницию главным участником литературного процесса, при этом картина мира приобретает черты подвижности, переменности, аморфности (не-предметности, «высвобождения смыслов» – М. Хайдеггер, И. Смирнов).

Нами выделено несколько типов когнитивных тактик (трансформаций): концептуализация (выражение смыслов через логико-семантическую операцию обобщения), метафоризация (выражение смыслов через логико-семантическую операцию сравнения/сопоставления) и типизация (выражение смыслов через логико-семантическую операцию соположения или сопряжения). Тексты Б. Акунина, М. Веллера, В. Пелевина, Т. Толстой демонстрируют различные варианты когнитивных тактик, в том числе смешанных, усложненных, что происходит в соответствии с позицией текста в модели текстовой когниции (теми когнитивными задачами, которые они актуально решают).

Особое место в русской культуре занимает символизация – тип когнитивной тактики, существующий в неразрывной связи с другими типами трансформации и демонстрирующий латентный, скрытый отказ от логико-семантической операции. Символизация, лишенная логической оценочности, создает в условиях русской ментальности собственное когнитивное подпространство, существующее на основе переноса духовного символизма веры (по определению лишенного объекта наблюдения и оценки) на объекты повседневного наблюдения: людей, события, факты, явления. В русском литературном тексте символизация (латентно присутствующая во всех когнитивных трансформациях смысл – текст) является свидетельством исторического бытия духовности и, одновременно, – текстоцентрического характера русской культуры.

§3 «Стиль мышления как культурно-идеационная платформа современного литературного текста» демонстрирует деконструктивные признаки современных литературных текстов как когнитивно-стилевую реализацию различных индивидуальных комбинаций когнитивных стратегий и тактик. Стиль мышления представляет собой доминирующий способ осмысления референциального и сенсорного полей литературного текста, а также провокацию способа восприятия текста Читателем, которому заранее задаются не только параметры бытия его мысли, но и био-социально обусловленные параметры чувствования (сенсорного восприятия). Стиль мышления постмодерна раскрывает виртуализированную реальность литературного текста через клиповую разорванность, ассоциативно-чувственную непоследовательность и суггестивную податливость.

Особую роль играют заданные текстом обратные аксиологические шкалы, отражающие перевернутый ценностный мир. Тексты Л. Улицкой и М. Покальчука, анализируемые в параграфе, оказываются различными вариантами этой аксиологической шкалы, смысловое использование которой приводит к деструкции когнитивного механизма метафоризации и развитию типизации как основного исхода постмодерна. Наблюдаются деструктивные процессы имитации мыслительной деятельности, типизация через имитацию смысла и потому естественный разрыв смысла. Такой набор навязываемых индивидуальному языковому сознанию свойств обладает достаточной агрессивностью для деструкции (полной или частичной) основных творческих когнитивных механизмов языка – концептуализации и метафоризации – и помогает существенному повышению роли «вторичного», «нетворческого» когнитивного механизма языкового сознания – типизации. Типизация через фрагментацию и разрыв становится основным способом имитации мыслительной деятельности, признаваемой авторами характерной особенностью постмодерна.

В §4 «Исторический нарратив и литературный текст: парадокс концентрации в языке описания» показываются когнитивные изменения исторической наррации как базового способа представления смыслов. На основании работ П. Рикера, В. Шмида и П. Вена делается вывод о подвижности современной исторической наррации, ее обязательной идеологичности и нелинейности. Возрастает роль языка как универсального языка описания или кода. Феномен наррации как свойство и, одновременно, признак любого литературного (не исключительно исторического) текста опирается на эпистемологические свойства языка, представляющего собой не обычную систему условных знаков (как математические или другие искусственные языки) а «свернутый» мир, уже содержащий интерпретацию и/или комментарий. В этом смысле язык (код) описания наррации не является «средством», а представляет собой когнитивную динамичную систему, способную моделировать мир на уровне индивидуального или социального его понимания. Язык в своих значимых единицах (например, словах, фразеологемах, различных штампах и стандартах) осуществляет аккумуляцию не просто прошлых интерпретаций, а потенциальной возможности будущих интерпретаций, которые будут осуществлены на дискурсивной основе (т.е. в процессе порождения / восприятия текста). Можно сказать точнее – язык есть всегда текстовая деятельность, так как обеспечивает не простое понимание, а процедуру приписывания значимым единицам расширительных свойств (свойств быть единицей текста/дискурса, т.е. порождать некоторую перманентную интерпретацию). Язык как код обеспечивает общение/передачу информации, и эта упрощенная функция никак не соотносится с наличием большого количества текстов культуры. Язык как система языкового существования – бытия человека-в-культуре – обеспечивает основную – интертекстуальную, интерпретационную – функцию текста. Эта форма существования есть когнитивный процесс самоосуществления, преобразующего мир (или картину мира) в особый исторический нарратив (повествование о мире). Сами условия повествования в этом подвергающемся нарративизации мире изменчивы: они меняются в процессе накопления знаний о нем. Мы имеем дело с когнитивным парадоксом, когда приближающийся объект одновременно удаляется в связи с уточнением (увеличением) расстояния до него. Прием приведения нарратива к словарной форме является одним из наиболее распространенных на пространстве постнеклассической (постмодернистсткой) литературной прозы. В силу иной онтологической причинности (логико-смысловой, референциальной) он также не может быть отнесен к игровой форме, к некоторому литературному баловству или определенному мимесису. Было бы точнее, на наш взгляд, определить его как способ (или попытку) прекращения Автором-Читателем распада «квантированного» текста/дискурса, утратившего черты нарратива. С желанием Автора – Читателя уточнить дискурс до нарратива (т.е. вернуть форму и содержание логического последовательного повествования) связано оформление жанра литературного словаря в современной прозе, начатое известным романом М. Павича «Хазарский словарь» и продолженного в современной русской прозе (в частности, в книгах Кати Метелицы «Азбука жизни» и «Лбюовь», Сергея Чупринина «Жизнь по понятиям», Андрея Волоса «Альфа Вита» и др.).

Разрыв и внутренняя противоречивость логико-временных нарративных цепочек заставляют Автора – Читателя уходить от известных способов литературной семантизации текста, переходить от текста действительности к тексту состояния, а от него к тексту нелогического определения координат существования триады автор – текст – читатель в разрушающемся мире иллюзий. Такая цепочка обладает Иной логикой – логикой соположения, которая, в отличие от логики возможных миров Я. Хинтикка, не предполагает рассмотрения вариантов логических связей, а принимает за данность любое развитие /разветвление логической цепи. Таким образом, можно предположить, что квантово-нарративной цепочкой является прерывистая, формально-логически не связанная и противоречивая в своем основании последовательность сообщений, которая в результате энтропии смыслов замещает нарратив, подвергшийся когнитивному квантировнию (распаду на самостоятельно, но когерентно развивающиеся элементы).

§5 «Деконструкция семиозиса в контексте постсовременности» посвящена описанию изменений в тезаурусном статусе личности, появлении и развитии деструктивных тенденций различного рода логоэпистемных деструкций, приводящих к нарушениям смыслообразовательного цикла в литературном тексте. Совершенно очевидно, что даже при учете того обстоятельства, что исторический процесс становления человека и в онтогенезе, и в филогенезе предшествует энтропии прекращения индивидуальной (и коллективной) истории, энтропия сознания, являясь параллельным и неконтролируемым процессом, неуклонно нарастает. Поэтому текст как основной способ существования языкового сознания обладает одновременными признаками преодоления энтропии (системностью) и нарастания энтропии (асистемностью, случайностью). При этом наблюдаемые в тексте элементы текстообразования (стратегии, трансформации, мотивы) могут приобретать черты и системности, и асистемности (единичности, окказиональности, случайности), свободно изменяясь и перетекая в коммуникативном пространстве в виде различных «стилей», «направлений», «моды», «драйва» и т.п. Это приводит к разорванности бытия и мышления – феномену «двойной экзистенции», который рассматривается на примере текста В. Пьецуха. Создается (и нарастает) когнитивный парадокс между возможностью вариативного описания действительности и невозможностью осмыслить завершение незавершенности в философском (как мировоззрение) и/или социальном аспектах. Отказ от трансцендентальности смыслов и поиск простых не-ценностных истин, с одной стороны, и замена рационально-логических констант языкового сознания визуально-образными дологическими «картинками» – с другой, составляют двуединый процесс прекращения воссоздания смыслов в массовом сознании. Это негативно влияет на формирование языковой личности, лишая этот процесс системной основы: аксиологической по существу области смыслов, функционирующей в качестве продуктивно-репродуктивного датчика базовых культурно-исторических интенций интеллектуального поведения индивидуума. Без такого рода инициации структуры языковой личности не коррелируют с коммуникативной средой обитания индивидуума (коммуникативным окружением) и подвергаются быстрому разрушению (либо прекращению процедуры формирования новых систем пресуппозций знания). В области порождения/восприятия смыслов можно уравнять процессы распада языковой личности и семиотической деконструкции (деконструкции семиозиса с точки зрения индивидуального сознания). Ситуация соотнесения деструкции (распада) языковой личности и семиотической деконструкции интеллектуального пространства культуры (деконструкции семиозиса) будет выглядеть следующим образом:
  1. Семиозис (в процессуальном отношении) коррелирует с трансцедентально-аксиологической областью смыслов и создает условия для бытия культурной личности (человека-в-культуре) в том числе в меняющемся (переходном) интеллектуальном пространстве.
  2. Семиозис в стадии деконструкции коррелирует с изменяющейся областью смыслов-значений, лишенных трансцендентальных связей, и обязательно приводит к массовой деструкции культурной личности (человека-в-культуре), что предшествует социальным сдвигам и коллапсам.

Поэтому деконструкция как способ представления значений и смыслов может относиться только к области текстов, но не может относиться к области семиозиса.

Глава пятая «Категория континуальности в культурологической герменевтике: от дискретности к личностному смыслу» посвящена способам формирования языкового континуума как логико-когнитивной основы современных литературных текстов.

В § 1«Дискретно-континуальные знаки литературного текста» развивается мысль о модификации семиотико-языковой основы современных литературных текстов в сторону возрастания континуальности – включенности любого знака в гиперсинтагму языкового континуума. Дискретно-континуальные знаки могут рассматриваться как результат исторического взаимодействия дискретных единиц и смысловых процедур их интерпретации в контексте/тексте. К дискретно-континуальным знакам можно отнести все знаки, имеющие эпистемологические свойства, некоторую дискурсивную историю своего происхождения и развития, а также свойства относительной обратимости и выделимости, которые делают их пригодными для целей анализа текста. В современных литературных текстах концепт часто конструируется автором, причем процессуальность такого построения, «взятая» в отношении к сознанию (автора, персонажа, читателя, наблюдателя, некоторого Другого, Персоны), демонстрируется как прием построения текста. В параграфе при помощи анализа концепта Дом выделяется гиперзнаковая общность смысл-концепт-ценность, которая создает иллюзию семантической неподвижности концепта, но не может предотвратить процесс его «разбегания» (Ю.Е. Прохоров). Семантические границы такого «разбегания» показаны на сопоставлении текстов словарей И.К. Исупова и С.И. Ожегова, а также фрагмента рассказа «Сонечка» Л. Улицкой. Семиотическая несостоятельность исторической концептуализации словосочетания «танцевать мазурку» (М.Ю. Лермонтов), не получившего прецедентного статуса, показывает доминирование тенденций деконцептуализации над механизмами концептуализации. Делается вывод о том, что современный литературный текст теряет логико-когнитивную ясность, применяя контаминированные способы историко-культурных проекций или, вообще уводя концептуальное содержание в тень повествования, прибегая к умолчанию и тому способу выделения смысла, которое не может быть озвучено, представляя собой глубинные символические ассоциации. Такая эманация смысла теряет телеологичность (Ср. В.Л. Рабинович: «Вновь спрашиваю – Зачем? Затем»).

§ 2 «Мотив и образ как континуальные знаки: порождение/восприятие нарратива» посвящен проблеме выделения лингвокогнитивных единиц текста – мотивов и образов. Они относятся к числу единиц, формирующих образный «ландшафт» литературного текста и составляют когнитивную основу повествования, ее «ткань», обозначающую и обнажающую индивидуально-авторское видение мира, ту эвристическую модель, которую выработало культурное сознание автора/читателя. С этой точки зрения можно говорить о нарративе как о реализации мотивационно-образной модели текста, существующей в сознании в виде ментальных комплексов и ассоциаций (как правило, на общей ценностной основе).

Мотив в литературном произведении чаще всего понимается как часть, элемент сюжета. Любой сюжет представляет собой переплетение мотивов, тесно связанных друг с другом, врастающих один в другой. Один и тот же мотив может лежать в основе самых различных сюжетов и тем самым обладать самыми разными смыслами.

Эти достаточно традиционно выделяемые смысловые единицы существенно изменяются в современном литературном тексте, приобретая черты их нестрогого разграничения. Начинают функционировать встроенные в большой логико-философский контекст бытия-в-культуре контаминированные знаковые образования – мотивообразы, а сами мотивы и образы схематизируются и теряют смысловое наполнение. Мотивообразы могут проектироваться и синтезироваться (как в анализируемом тексте Д. Быкова), а могут подвергаться деперсонализации (как в приводимом тексте М. Фрая).

В §3«Интеллект и проблема личностного смысла» рассматриваются способы реализации интеллектуальной составляющей модели «смысл-текст» в литературных текстах. Особое внимание уделяется развитию идей философской логико-лингвистической школы. Развиваемая в работе идея континуальности знаков и знакового пространства в тексте литературной прозы во многом опирается на логические теории языка, существенно расширившие в XX веке представления о системе «значение-смысл». В частности, речь идет о гипотезе континуальной логики высказывания-текста Л. Витгенштейна, показавшего расширение рамок конвенциональности системы «значение – смысл» в пользу ее континуальности (тезаурусной направленности, контекстуальности, информационной открытости, логической модальности и интенсиональности). Способность человеческого сознания континуально представлять логику высказывания-текста он обосновал невозможностью дискретного мышления (выделения и представления атомарных фактов). Особую роль в построении когнитивных моделей текста играет идея Витгенштейна о предельных случаях тавтологии и парадокса в репрезентации истинности высказывания-текста. Эта идея показывает основные директории реализации смыслов (тавтологическую или идеологическую и парадоксальную или собственно креативную), в пространстве Между которыми размещаются возможные текстообразующие высказывания. Существенное дополнение в теорию континуальной логики внес С. Крипке, показавший невозможность создания нон-континуальной системы «смысл – текст», в которой были бы тождественны знаки, их референты и дескрипции. Несинонимичность имени и дескрипции имени приводит к ситуации «множественности определений», когда для определения десигнатора и дескриптора в возможных мирах необходима методика интерпретации случайных признаков, а эта методика практически отсутствует в узком зазоре Между онтологией и гносеологией пространства бытия индивидуального сознания. В коллективном восприятии роль стандартизатора почти всегда играет идеология как установленная модель когнитивной трансформации «смысл – текст». Такое положение вещей делает, кроме всего прочего, парадоксальным и не-истинностным сам процесс поиска истинностного (стандартного, закрепленного) смысла. Опровержение логической синонимии и тождества референтов имеет существенное следствие в виде логического закона подвижности референтов по отношению к имени, обоснованного С. Крипке. Преобладание отношения мнения над отношением референции, имеющее прямое отношение к когнитивной базе литературного текста, демонстрирует невозможность однозначной интерпретации текста в его основном – логическом – понимании. Тем более что «разбегание смыслов» свойственно семиотической природе текста, для которого оказывается частотным и регулярным явлением трансформация пресуппозиции знания в пресуппозицию мнения без изменения жанрово-стилистических координат текста.

Процессуально-призматический характер интерпретации реализуется в ходе текстовой когниции, образуя сложные семантико-стилистические единства и объединения, требующие обязательной интерпретации. Эта особая, многозначная интерпретация, по мнению Я. Хакинга, будет оказывать влияние на интеллектуально-словесные жанры, «примиряясь» (т.е. получая решающее уточнение) в некотором описательном тексте, охватывающем существенные стороны, варианты и детали (ср. понятия денотация и коннотация). Соединение различных герменевтических действий в одном тексте создает феноменологию текста как культуро-лингвистической интерпретации, требующей дополнительного интеллектуального осмысления (как в анализируемом тексте Б. Екимова). В случаях смысловой нетождественности (разрыва и даже противопоставления смысла и значения, истины и мнения, референта и денотата, имени и описания имени), близкой к ситуации когнитивного парадокса, возникает вопрос о креативности и, соответственно, новизне как возможности преодоления травматических последствий прекращения тождества, существующего в виде некоторого когнитивного «убежища» от неизбежности перемен. Поиск творческой перспективы как воображаемого нового пространства «бытия-в-культуре» связан с реализацией ряда когнитивных потенций личности (К.С. Пигров). Творчество предстает как процесс текстопорождения с определенными свойствами, отражающими три логико-когнитивных ситуации погружения: (а) ситуацию погружения в бытие через эпистемологически построенный мир (мир – Эпистему), (б) ситуацию погружения в бытие через креативно построенный мир (мир – Модель), (в) ситуацию погружения в мир через субъектно построенный мир (мир – Я). Указанные логико-когнитивные ситуации объединяются основной логической детерминирующей (обязательной) операцией – погружения в континуальный мир смыслов (мир – Языковой континуум).

В диссертации показано, как на уровне фрагментов или смысловых аспектов текста выделяются концепты и логоэпистемы, обладающие признаками смысловой (ситуативной) проективности и логико-философской контекстуальности. При этом в современном литературном тексте их дискретность уменьшается в пользу континуальности, а это, в свою очередь, приводит к размыванию концептуальной и проективной основы текста, к эффекту подвижной интертекстуальности, которая требует перманентно осуществляемой новой интерпретации, личностно ориентированного обновления контекста восприятия для целей понимания. Такая когнитивная ситуация объясняется увеличением когнитивного разрыва и осознанием невозможности его преодоления. Возникает новый когнитивный эффект – концептотень.

В условиях изменения когнитивно-информационных предпосылок коммуникации и опасности непонимания возрастает роль интеллекта как условия успешной текстовой деятельности. При этом особую роль играет уровень рефлексии как основной признак интеллектуального типа сознания. Современный литературный текст как деятельность и процесс включает в себя требования необходимого уровня и типа рефлексии, интеллектуально-логических координат личности. Эти необходимые рефлексивные типы названы нами C-D система и обозначены как интеллектуальные типы, способные воспроизводить тексты вновь, т.е. создавать текст навстречу, обладающий высоким уровнем логико-философской насыщенности.

В Заключении подводятся итоги диссертационного исследования, делаются основные выводы. Выявлены тенденции в фундаментальных изменениях культурно-антропологических свойств человека-в-культуре, которые приводят к существенным сдвигам в системах и механизмах смыслопорождения. Эти сдвиги соотносятся с семиотическими характеристиками текста и представляют собой результат разрывных тенденций в структуре пост-человеческой личности. Постчеловеческая или пост-постнеклассическая модификация индивидуального сознания, очевидная на фоне информационного всплеска и усложнения условий коммуникации, приводит к изменению информационных текстовых (когнитивных) механизмов. Формируется набор когнитивных механизмов, обеспечивающих разрыв: когнитивных (информационных) стратегий и тактик, расположенных по осям креативность-миметичность, (смысловая) информационная насыщенность – пустота. Осуществляется построение фантомных виртуальных образований, активно влияющих на виртуальные отношения текст – текстовое (интеллектуальное) пространство (например, Персоны). Постчеловеческая или пост-постнеклассическая модификация индивидуального сознания стимулирует трансформацию или распад когнитивных текстовых образований, деструкцию и/или прекращение логико-смысловых отношений в тексте. Стратегии и тактики выполняют в тексте функцию формирования смысловых единств (когнитивных конфигураций), основными из которых являются доминанты и проекции. При этом основными логико-когнитивными фигурами оказываются парадоксы, которые различаются по степени противопоставления виртуально/реальное. В рамках социально-культурного семиозиса показаны активные (концептуально-метафорические) и пассивные, вторичные – римейковые, стратегии, основанные на использовании когнитивного механизма типизации.

Смысловые изменения литературного текста демонстрируют характер и признаки измененного типа сознания, что дает основания для когнитивной и референциальной классификации актуальных модификаций современной личности. Этим модификациям соответствуют различные способы и уровни логико-когнитивной рефлексии (от интеллектуальной реакции до рефлексии высокого уровня – рефлексии на рефлексию), а также различный уровень понимания и интерпретации текста.

На основании актуальных модификаций когнитивного инварианта «человека-в-культуре» выделены способы самоидентификации личности в современном интеллектуальном пространстве: когнитивно погруженные/не погруженные, различающиеся характером эпистемологического вхождения в «большой» историко-культурный контекст литературного текста. Обнаружено, что эпистемологическое погружение в историко-культурный ассоциативный контекст сопряжено с восприятием индивидуальным сознанием языкового континуума – модельного текстового поля, предшествующего любому акту когнитивных трансформаций, а неудача в этом погружении оказывается предпосылкой формирования таких фантомных когнитивных объектов как Персона.


Основные результаты диссертации отражены в публикациях автора:


Статьи в ведущих рецензируемых научных изданиях,

рекомендованных ВАК РФ

  1. Сулимов В.А., Фвдеева И.Е. Коммуникативное пространство современной культуры: знаки и символы Текст / В.А. Сулимов // Философские науки. 2004. №4. - С. 28-42 . (0,8/0,4 п.л.)
  2. Сулимов В.А. Когнитивное описание языка и его культурологическая интерпретация Текст / В.А. Сулимов // Филологические науки. 2006. №1. -С.40-47. (0,8 п.л.)
  3. Сулимов В.А. Персонологическая вертикаль и тексты постсовременности Текст / В.А. Сулимов, И.Е. Фадеева // Философские науки. 2008. №12. - С. 54-70. (0,8 п.л.)
  4. Сулимов В.А. Рефлексируя проблему (материалы виртуального круглого стола) Текст / В.А. Сулимов // Философские науки. 2008. №12. – С.124-126 (0,2 п.л.)
  5. Сулимов В.А., Фадеева И.Е. Русский текст: философская рефлексия и языковая картина мира Текст / В.А. Сулимов, И.Е. Фадеева // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2008. № 4(1). С. 69-74 (0,8/0,4 п.л.)
  6. Сулимов В.А. Русский семиозис: проблемы методологии исследования Текст / В.А. Сулимов // Фундаментальные проблемы культурологии: В 4 томах. Том 2: Историческая культурология/ отв. Ред. Д.Л. Спивак. – СПб.: Алетейя, 2008. С.283 – 297. (0,9 п.л.)
  7. Сулимов В.А. Парадоксы дважды пост-персоны Текст / В.А. Сулимов // Философские науки. 2009. №9. - С.58-59. (0,2 п.л.)
  8. Сулимов В.А., Фадеева И.Е. Русский семиозис: трансформации постсовременности Текст / В.А. Сулимов, И.Е. Фадеева // Вопросы культурологии. 2009. №12. - С. 35-42. (0,8/0,4 п.л.)
  9. Сулимов В.А. Лингвокультурология. Культуролингвистика. Когнитивная культурология: Словарная статья Текст / В.А. Сулимов // Философские науки. 2009. №12. – С. 111-114 (0,3 п.л.)
  10. Сулимов В.А. Национальный семиозис: Словарная статья Текст / В.А. Сулимов // Философские науки. 2009. №12. – С. 115-118 (0,3 п.л.)
  11. Сулимов В.А. Персона как вызов Текст / В.А. Сулимов // Философские науки. 2009. № 12. - С. 46-53. (0,8 п.л.)
  12. Сулимов В.А. Когнитивное моделирование литературных текстов: культурологический аспект Текст / В.А. Сулимов // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2009. №2 (2). Том 2. Филология и искусствоведение. - С. 154-158. (0,8 п.л.)
  13. Сулимов В.А. Самообоснование в интеллектуальном пространстве современности [Текст] / В.А. Сулимов // Философские науки. 2010. №4. С. 119 – 126 (0,5 п.л.)
  14. Сулимов В.А., Фадеева И.Е. Исторический семиозис: культурная антропология слов и вещей [Текст] / В.А. Сулимов, И.Е. Фадеева // Вопросы культурологии. 2010. № 9. С. 4-8 (0,8/0,4 п.л.)