В. П. Макаренко бюрократия и сталинизм

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Педагогика сегодняшнего и завтрашнего дня, 93.42kb.
• Виталий Семенович Макаренко (1895-1983). Мой брат антон семенович. [Воспоминания], 697.94kb.
• Социальная организация и бюрократия основные вопросы Организация: сущность и характерные, 230.75kb.
• Антон Семенович Макаренко Педагогическая поэма, 7312.23kb.
• 1. биография а. С. Макаренко, 329.71kb.
• Частичная библиография сталинизма часть I источники, 461.87kb.
• Алексей землянский мастер, 142.59kb.
• Курс лекций: Учеб пособие, 8.8kb.
• «классовая борьба, сталинизм, постмодернизм». Обсуждение статьи д. Бенсаида, 378.13kb.
• А. С. Макаренко Положение о x международном конкурс, 358.8kb.

11. Зак № 28. 305


ложность марксизма, а ложность его определенных истолко­ваний. Эти истолкования обусловлены связью бюрократи­ческого и идеологического мышления. В их пользу ничего не говорят и практические успехи, поскольку марксизм в данном случае становится разновидностью религиозной веры. Из того, что данная вера пользуется популярностью, обла­дает сторонниками и последователями и даже предсказывает свои будущие успехи, еще не следует, что ее содержание под­тверждается фактами. Так, успехи ислама или христианства доказывают не истинность Корана или Библии, а лишь то, что данные религии обладали способностями мобилизации человеческих масс и отражали определенные социальные потребности. Подобным образом успехи Сталина не являются доказательством его правоты» как марксиста. То же самое можно сказать о Троцком. Оба были догматиками. Не разъ­яснили ни одного вопроса в марксизме, а только деформиро­вали его в соответствии со своими властными притязаниями.

Однако на Троцком, в отличие от Сталина, не лежит ответственность за массовые репрессии коммунистов и совет­ских людей. Безусловно, Троцкий был необыкновенным чело­веком. Отличался отвагой, волей и выдержкой. До смертной минуты не прекратил борьбы со Сталиным и не сломался в обстоятельствах, которые были хуже ситуаций, предшест­вующих смерти Ленина и Сталина. Пережил изгнание из Рос­сии, смерть детей и поистине волчью охоту со стороны одной из самых мощных репрессивных и пропагандистских машин мира. Не говоря уже о клевете и проклятьях Сталина и Коминтерна. Но его удивительная сопротивляемость обстоя­тельствам была результатом непоколебимого догматизма и духовного окостенения. Такие качества присущи глубоко религиозным людям и идеологам, а не теоретикам. Способ­ность человека выносить гонения и преследования из-за своих убеждений еще не доказательство интеллектуальной и моральной истинности любой веры.

Политическая деятельность Троцкого в изгнании пора­жает своей беспросветностью. Несбывшимися пророчествами, фантастическими иллюзиями, неверными диагнозами и не­известно на чем базирующимися надеждами. В этом конгло­мерате важно не столько то, что Троцкий не смог предсказать результатов второй мировой войны. Многие политики, уче­ные, деятели культуры накануне войны высказывали пред­положения, которые вскоре оказались ошибочными. Однако Троцкий все свои предположения выдавал за строго научные прогнозы, базирующиеся на знании диалектики и глобаль­ных исторических процессов. Дедукция Троцкого в этом от­ношении проста: исторические закономерности в конце концов, а может быть и завтра, обнаружат свою силу.

Но стремление взять реванш у Сталина — не менее значи­мая часть этих прогнозов. Поставим чисто спекулятивный вопрос: если бы Сталин с самого начала знал исход второй

306


мировой войны и сохранил жизнь вождю мировой револю­ции, так выразив свою мстительность.— что бы Троцкий сказал, если бы дожил до конца войны?

Ведь война принесла крушение всех пророчеств Троцкого. Она шла под антифашистскими лозунгами. Никакой про­летарской революции в Европе и Америке не произошло. Сталинская бюрократия не была сметена, а укрепила свою власть. Авторитет Сталина возрос неимоверно. Демократия как политическая форма не только уцелела, но и расширилась за счет Италии и Германии. Большинство слаборазвитых стран добились независимости без пролетарской революции. IV Интернационал как был, так и остался бессильной сектой.

Как бы поступил Троцкий в такой ситуации? Признал бы окончательно марксизм утопией? Вряд ли. Все содержание его политической логики позволяет предположить, что такого вывода он бы не сделал. А в очередной бы раз сказал: дей­ствие исторических закономерностей опять запаздывает, но вскоре должна наступить новая, еще более мощная, рево­люционная волна!

Глава 19

Война и послевоенные дискуссии

К концу 30-х гг. марксизм окончательно догма­тизировался и в форме сталинизма превра­тился в идеологию партийно-государствен­ной бюрократии. Согласно этой идеологии, марксизм-лени­низм есть взгляды вождя. В их состав время от времени входят цитаты из сочинений Маркса, Энгельса и Ленина. Вся идеология опирается на принцип: взгляды Сталина есть теория, развитая и обогащенная классиками. Их было чет­веро, но Сталин — живой классик. Тем самым Марксу, Эн­гельсу, Ленину присваивался ранг предшественников Ста­лина. Однако действительное содержание марксизма-лени­низма изложено не в их сочинениях, а только в работах Ста­лина во главе с «Кратким курсом».

Сталинизм как идеология не выражал ни интересов рабо­чего класса, ни интересов крестьянства, а только правящих слоев общества. Определяющая черта данной идеологии — связь абсолютного догматизма с абсолютным оппортунизмом. На первый взгляд кажется, что эти идейные и политические

307


установки противоречат друг другу. На самом деле они пре­красно уживаются. Сталинизм представлял набор неизмен­ных формул в виде катехизиса, которые нужно повторять без малейших отклонений. В то же время содержание дан­ных формул было настолько неопределенным, что они годи­лись для оправдания абсолютного произвола бюрократии во всех направлениях политики государства на различных стадиях его существования.

Наиболее парадоксальным результатом догматизации марксизма была его частичная самоликвидация во время войны. В предвоенные годы Сталин вел ловкую и тонкую политику, стремясь обезопасить свое положение со всех сто­рон. Уступки и трусость западно-европейских политиков осложняли возможность предвидения событий в случае агрессии Германии на запад или на восток. После аншлюса Австрии и Мюнхенского сговора неизбежность войны стала очевидной. В августе 1939 г. Советский Союз подписал Пакт о ненападении с Германией, который содержал секретные параграфы о расчленении Полыни между сторонами и раз­деле сфер влияния в прибалтийских республиках.

1 сентября 1939 г., после ратификации договора Советским Союзом, Гитлер напал на Польшу, а 17 сентября это сделал Советский Союз. Так началась вторая мировая война. В пе­риод действия Пакта о ненападении Сталин передал Гитлеру определенное число немецких коммунистов, находившихся до этого в сталинских концлагерях. Среди них был физик А. Вайсберг, которому удалось пережить войну. После нее он один из первых написал о сталинской «охоте за ведьмами».

Пакт с Гитлером повлиял на идеологию. Критика фашиз­ма и само слово «фашизм» моментально исчезло из пропа­ганды. Вслед за Советским Союзом компартии Европы, особенно французская и британская, призывались обратить всю свою политику и пропаганду против собственных пра­вительств. И переложить вину за развязывание войны на французский и британский империализм. Но неудачная война СССР с Финляндией обнажила перед всей Европой, в том 'числе перед «союзнической Германией», военную сла­бость страны, уничтожение которой с самого начала было целью Гитлера.

Эта слабость стала еще более очевидной после катастро­фических последствий первых месяцев войны. Историки до сих пор анализируют причины неготовности Советского Союза к ней: репрессии генералитета и офицерского корпуса, политическую слепоту Сталина, пропускавшего мимо ушей все предупреждения, психологическое разоружение армии и народа (за неделю до начала войны Советское правительство публично дезавуировало все разговоры о предстоящей войне как абсурдные), бездарность Сталина в военном деле, не­довольство населения сталинской политикой и т. д. В резуль­тате страна оказалась на краю пропасти.

308


Война принесла важные изменения в сфере идеологии как внутри страны, так и в мировом коммунистическом дви­жении. Внутри страны началось сталинское «переселение народов»: на Север, в Сибирь и Казахстан пошли эшелоны с поляками, приволжскими немцами, калмыками, чечен­цами, ингушами и крымскими татарами. Тогда как компар­тиям Запада предписывалось вести борьбу уже не против антигитлеровской коалиции, а против фашизма как есте­ственного врага.

В годы войны началась специфическая идеологическая оттепель в сталинском вкусе. В публичных выступлениях Сталин аппелировал к национальным чувствам, а не к марк­сизму. Ссылался на имена национальных героев — Алек­сандра Невского, Суворова и Кутузова. Тогда как имена Маркса и Энгельса почти исчезли из официальной пропа­ганды. Государственный гимн «Интернационал» был заменен песней националистического содержания, прославляющей «великую Русь». Прекратилась антирелигиозная агитация, распустили Общество воинствующих безбожников. Усили­лись контакты с церковью для поднятия национального духа. Предполагалось, что весь этот дух целиком можно свести к русскому, несмотря на многонациональный характер го­сударства.

Таким образом, когда Сталину приставили нож к горлу,— он быстро забыл марксизм как революционную и интерна­циональную теорию. Оказалось, что содержание теории должно выполнять служебную роль — как психологическое средство обороны и войны. В этом Сталин не отступал от своих принципов. Что не помешало ему в послевоенной про­паганде представлять победу над Гитлером как триумф со­циалистической идеологии, которая, оказывается, жила в сердцах армии и народа. Гораздо ближе к истине будет про­тивоположное утверждение: существенным фактором по­беды было забвение марксизма и замена его патриотическими и националистическими чувствами, образами мысли и миро­воззрениями, усилившимися во время войны. Определен­ную роль сыграла также помощь США военной техникой, продовольствием и другими предметами первой необходи­мости.

На захваченных землях Гитлер проводил политику, обу­словленную нацистской идеологией. Местное население, за исключением фольксдойчей, квалифицировалось как ско­пище недочеловеков, осужденных на истребление или вечное рабство. Примечательно, что колхозы не были распущены. Оказалось, что существующая до войны организация сель­ского хозяйства облегчает фашистам грабеж на оккупирован­ных территориях. Но жестокость сверхчеловеков убедила всех: нет худшего зла, чем гитлеризм.

Главным фактором победы была кровь и пот народа. После первого периода поражений советские солдаты воевали

309


с необычайной самоотдачей и мужеством. Они, как и многие советские люди, надеялись, что победа в войне принесет не только уничтожение фашизма, но и свободу: «Победил весь народ, всеми своими слоями, и радостями, и горестями, и мечтаниями, и мыслями. Победило разнообразье... Дух широты и всеобщности начинает проникать в деятельность всех» [8. 220]. Народ надеялся на ослабление сталинского режима (блестящим выражением этих надежд является ро­ман В. Гроссмана «Жизнь и судьба»).

Но после войны все эти надежды рассыпались в прах. Начался длительный период идеологических кампаний, ко­торые превратили марксизм не только в катехизис, но и ка­рикатуру. Предпосылки этого процесса были заложены во время войны.

Вышло постановление ЦК ВКП(б) об ошибках в третьем томе «Истории философии« под редакцией Г. Ф. Алексан­дрова. Авторы труда, говорилось в постановлении, чрезмерно преувеличили заслуги Гегеля. Как в истории философии, так и в подготовке почвы для марксизма. И не обратили внимание на немецкий шовинизм Гегеля. Это постановление не столько было направлено на уяснение историко-фило­софских проблем, сколько стало обычным актом антинемец­кой пропаганды, развитой во время войны. Оно сильно подо­рвало престиж Гегеля в советской философии. Сталин назвал его идеологом аристократической реакции на Французскую революцию и французский материализм. Эта оценка на долгие годы стала общепринятой.

Едва шансы победы над Гитлером определились окон­чательно, Сталин занялся вопросами послевоенного устрой­ства Европы и мира. В результате переговоров в Тегеране и Ялте Советский Союз практически получил свободу дей­ствия в странах Восточной Европы. Кроме абсолютной ан­нексии трех прибалтийских государств и урезания террито­рии почти всех своих соседей (Польши, Чехословакии, Румы­нии, Финляндии и Японии), Советский Союз, с согласия Чер­чилля и Рузвельта, получил право доминирующего влияния в Польше, Чехословакии, Румынии, Болгарии, Венгрии и — в меньшей степени — Югославии. Унификация политики данных государств, включая Восточную Германию, потребо­вала еще несколько лет. Однако исход был известен за­ранее.

Некоторые историки утверждают, что унификация моти­вировалась требованиями государственной безопасности Советского Союза. Необходимо было окружить страну дру­жественными или подчиненными государствами. Но тогда не ясно, в чем состоит различие между унификацией поли­тики различных стран и их политической самостоятельно­стью. Если принять такую логику, то ни о какой самостоя­тельности речи быть не может — пока одна страна не подчи­нена другой. А раз такого подчинения нет — нет и гарантий

310


безопасности. И тогда процесс гарантирования не может за­кончиться до тех пор, пока одна страна не господствует над всем миром. В этом, на наш взгляд, и состоит суть бюрокра­тизации международных отношений.

Страна вышла из войны с огромными человеческими и экономическими потерями. Но ее политическое положение и личный престиж Сталина возросли непомерно. Из военной бури он вышел выдающимся государственным деятелем, гениальным полководцем и главным могильщиком фашизма. И сразу же после войны наступило «завинчивание гаек» -в сфере идеологии.

Оно было направлено на преодоление последствий воен­ного «либерализма». Надо было напомнить народу, что режим с присущей ему бюрократией не собирается отказываться от своих прав. А тех людей, кто видел другие страны, кроме «родины мирового пролетариата», заставить поскорее их забыть. Наиболее ярким примером такой политики была массовая ссылка советских военнопленных в сталинские концлагеря.

Несмотря на все потери, война принесла оживление в сфере культуры. Появились значительные художественные произведения в прозе, поэзии, кино и т. п. Однако уже с 1946 г. началась борьба, которая должна была не только возвратить режиму прежнюю идеологическую чистоту, но и поднять ее на новый уровень. Для этого потребовалось изолировать советскую культуру от всяких контактов с остальным миром. Идеологические кампании последовательно охватывали ли­тературу, философию, музыку, историю, экономические нау­ки, естествознание, живопись и архитектуру. Важнейшие цели кампаний формулировались так: уничтожить низко­поклонство перед Западом; уничтожить всякую самостоя­тельную мысль и творчество; подчинить культуру задачам апологетики Сталина, партии и режима.

Главным исполнителем сталинской политики в области культуры был А. А. Жданов — секретарь ЦК ВКП(б) и вете­ран борьбы со всякой независимостью в культуре. Еще в 1934 г. он держал речь от имени партии на I съезде писателей. И оповестил публику, что советская литература является не только высочайшей, но и единственной из литератур, ко­торая способна к творчеству и развитию. Тогда как вся бур­жуазная культура разлагается и гниет. Пропагандирует пес­симизм. Писатели продались капиталу. Главными героями романов являются воры, проститутки, сыщики и хулиганы. Жданов говорил, что под руководством партии, вниматель­ным и постоянным руководством Центрального Комитета, благодаря неустанной помощи и поддержке товарища Ста­лина, советские писатели объединились вокруг Советской власти и партии. По его мнению, советская литература должна, во-первых, быть оптимистической, во-вторых, смо­треть вперед, в-третьих, служить рабочим и крестьянам.

311


Первое выступление Жданова после войны связано с раз­громом журналов «Звезда» и «Ленинград». В августе 1946 г. ЦК .ВКП(б) принял постановление, осуждающее эти жур­налы. Жертвами оказались великая русская поэтесса А. Ах­матова и выдающийся писатель-сатирик М. Зощенко. В речи, произнесенной в Ленинграде, Жданов высек обоих. Зощен­ко — это злопыхатель, не уважающий советских людей, а Ахматова мечтает о возврате царских времен, увлекается мистикой и эротикой. Несмотря на это, ленинградские жур­налы публикуют опусы этих отщепенцев. Значит, обстановка в писательской среде нездоровая. Одни хотят чему-то. на­учиться у гнилой буржуазной литературы, другие бегут куда-то в прошлое, лишь бы скрыться от актуальных тем. Тогда как товарищ Сталин учит, что главная задача литера­туры — воспитывать молодежь в духе патриотизма и рево-лиционного энтузиазма, что она должна быть партийной и политической. Надо, кроме того, демаскировать растлен­ную буржуазную культуру. Показывать величие советского человека и народа. Но не таким, каков он сегодня. А таким, каким станет в будущем!

Указания Жданова были яснее солнца и определили про­филь литературы на следующие годы. Идеологически «не­чистые» писатели вынуждены были замолчать, а кое-кого ожидала и худшая судьба. Даже наиболее правоверные ста­линисты (типа Фадеева) бесконечно перерабатывали свои произведения, чтобы довести их до требуемых кондиций. Если литература должна смотреть вперед, то оца должна отражать действительность не такой, какая она есть, а какой должна быть в соответствии с идеологическими схемами.

Волна за волной пошли лакировочные произведения, описывающие красоту жизни в советской стране и размахи­вающие кадилом перед Сталиным и режимом. Тучи литера­турной саранчи, целые отряды сикофантов овладели литера­турным процессом.

Подверглась гонениям и музыка. В январе 1948 г. Жданов сделал доклад на конференции композиторов, дирижеров и музыкальных критиков. Повторил нападки на гнилую буржуазную культуру и призвал композиторов создавать патриотическую советскую музыку. Непосредственным по­водом к такому призыву стала опера грузинского компози­тора В. Мурадели «Великая дружба». Замыслы автора не выходили за рамки верноподданнических устремлений. В либретто рассказывалось, как в первые годы после революции народы Кавказа (грузины, лезгины и осетины) воевали с рус­скими. А потом начали с ними дружить и установили Совет­скую власть.

Ничего подобного не было!— рек с идеологического ам­вона Жданов. Все народа Кавказа с самого начала боролись плечом к плечу с русским народом за Советскую власть. Против дружбы народов восставали только чеченцы и ин-

312


гуши (которые во время войны были выселены, ρ чем не упоминалось, но было известно всем). Жданов, однако, на этом не остановился. Стал нападать на композиторов, обви­няя их в формализме, отходе от социалистического реализма и недостаточном патриотизме.

Последствия таких установок не заставили себя долго ждать. Раскритикованный за 9-ю симфонию Шостакович вынужден был оперативно «искупить вину»: написать оду в честь сталинского плана лесопосадок. Другие композиторы тоже бросились устранять идеологические недостатки. Ора­тории в честь Сталина, партии и режима стали классической музыкальной формой.

Кампании против литературы и музыки отражали общие принципы сталинской политики: идеологического устраше­ния и вооружения народа на случай войны. Главным принци­пом идеологии был раздел мира на два лагеря. С одной сто­роны — гниющий и разлагающийся империализм, который вот-вот рухнет под тяжестью пронизывающих его противо­речий. С другой — лагерь мира, социализма и демократии, который является оплотом любого прогресса. Поэтому вся буржуазная культура определялась как реакционная и дека­дентская. Поиск в ней чего-то положительного — измена Родине и служба классовому врагу.

Подобные цели преследовала и кампания против фило­софии. Поводом стал учебник Г. Ф. Александрова «История западно-европейской философии», изданный в 1946 г. Вполне правоверный по замыслу и снабженный всеми соответствую­щими цитатами классиков. Главным из которых, конечно, был Сталин. В учебнике на популярном уровне излагались общеизвестные вещи и давались разъяснения о классовом содержании анализируемых доктрин. Основной целью книги был идеологический сервилизм.

Но это не уберегло автора от недовольства партийной бюрократии. Он писал только о западной философии до 1848 г. и ничего не говорил о преимуществах русской мысли по сравнению с западной. В июне 1947 г. по указанию ЦК партии была проведена философская дискуссия, на которой Жданов сформулировал очередные идеологические рекомендации, не ограничившись критикой книги Александрова.

По мнению главного идеолога, основным пороком учеб­ника является недостаток партийности. Александров не по­казал, что марксизм — качественный переворот в истории философии. И начало совершенно нового этапа, в котором философия становится оружием пролетариата в борьбе с буржуазией. Автор страдает гнилым объективизмом. Он просто излагает взгляды различных буржуазных филосо­фов, тогда как товарищ Сталин призывает вести беспощад­ную борьбу за победу единственно правильной философии. Русская философия даже не упоминается, значит, автор не свободен от низкопоклонства перед Западом. Сами философы

313


не подвергли критике книгу Александрова. Потребовалось личное вмешательство товарища Сталина, чтобы обнаружить ошибки автора. Все это свидетельствует о серьезных недо­статках на философском фронте. Об упадке боевого больше­вистского духа среди философов.

Каким же требованиям должна удовлетворять филосо­фия, чтобы поднять такой дух? Указания Жданова на сей счет просты и понятны.

Во-первых, каждый философ должен зарубить себе на носу, что история философии есть история возникновения и развития научного материализма. А поскольку материа­лизм в своем развитии постоянно наталкивается на противо­действие идеализма, то история философии — это также история борьбы материализма с идеализмом.

Во-вторых, марксизм являет собой революцию в фило­софии. Он передал философию в руки масс и завершил фило­софию, которая была делом избранных. С момента возникно­вения марксизма буржуазная философия находится в со­стоянии разложения и упадка. Она не может дать ничего ценного. Последние сто лет истории философии — это исто­рия марксизма. Образцом, которым надлежит руководство­ваться в борьбе с буржуазной философией, является работа Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». А книга Алек­сандрова в этой борьбе занимает позицию беззубого вегета­рианства. Пытается служить некой общей культуре, а не классовой борьбе.

В-третьих, вопрос с Гегелем уже давным-давно решен, и нет смысла к нему возвращаться. Вместо того, чтобы копаться в прошлом, философы должны заниматься вопросами социа­листического строительства. Уделять основное внимание современности. В социалистическом обществе классовая борьба уже не существует. Но продолжается борьба нового со старым. Главной формой такой борьбы является критика и самокритика. Это — движущая сила прогресса и оружие партии. В ней и состоит новый диалектический закон раз­вития самого прогрессивного общества.

В дискуссии приняли участие все ведущие чиновники философского фронта, повторяя хором ждановские рекомен­дации, благодаря товарища Сталина за его творческий вклад в марксизм, а также за усилия по исправлению ошибок со­ветской философии. Сам Александров выступил с ритуальной самокритикой. Признал важные ошибки, допущенные в учеб­нике. Утешился тем, что деятели философского фронта под­держали товарища Жданова в его критике. Клялся в своей постоянной верности партии. И обещал исправиться.

Во время дискуссии Жданов не поддержал идею создания философского журнала («Под знаменем марксизма» был за­крыт в 1944 г.). Считал, что журнала «Большевик» вполне достаточно для потребностей философии. Но вскоре сменил гнев на милость и разрешил создать журнал «Вопросы фило-