В. П. Макаренко бюрократия и сталинизм

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 37

185

мя направлена на накопление за счет рынка. Отсюда Преображенский заключал, что партия пренебрегает развитием промышленности во имя благосостояния крестьян. Главными сторонниками такой политики являются кулаки — класс сельских эксплуататоров. Если экономическая политика государства стимулирует развитие сельского хозяйства, то крестьяне, которые дают больше товаров на рынок, лучше обеспечиваются кредитами, льготами и т. д. Такая политика не учитывает потребностей развития промышленности, соотношение классовых сил и общие интересы пролетариата. Государство усиливает класс сельских эксплуататоров, который вначале экономически, а затем и политически будет подрывать основы пролетарской власти.

На этом основании Преображенский делал вывод: не может быть компромисса между установками политики на крестьянина или на рабочего, на сельское хозяйство или на промышленность. Если, например, государство стремится удовлетворить все экономические потребности крестьянства для того, чтобы склонить его к полной продаже на рынке произведенных товаров,— то оно вынуждено и импорт подчинить этой задаче. Ввозить средства потребления для крестьян вместо средств производства для развития промышленности. Тем самым направление развития социализма искривляется в пользу не пролетариата, а других классов. Это искривление может привести к падению социалистического государства. Поэтому Преображенский и вся левая оппозиция требовали коллективизации сельского хозяйства. Но пока не объясняли, как ее нужно осуществлять.

Аналогичные взгляды высказывал Троцкий. Если темп развития государственной промышленности ниже темпа развития сельского хозяйства, реставрация капитализма неизбежна. Нужно механизировать и электрифицировать сельское хозяйство. Превратить его в отрасль государственной промышленности. Только таким способом социализм может преодолеть чуждые элементы и ликвидировать классовые противоречия. Интенсивное развитие промышленности представляет собой средство достижения этой цели.

Производительность труда — главный критерий победы любой новой формации. Социализм победит, если достигнет большей производительности труда и лучшего развития производительных сил по сравнению с капитализмом. Потому вопрос о победе социализма тождествен вопросу о социалистической индустриализации. И в этом смысле у социализма есть ряд преимуществ. Прогресс науки и техники здесь не ограничивается «фуриями частного интереса». Каждое научное открытие и техническое изобретение может внедряться моментально и без помех. Государственная централизация хозяйства помогает преодолеть затраты средств, типичные для конкуренции.

Государство сверху устанавливает нормы и расценки,

186

которые применяются ко всем производителям без исключения. В результате социализм достигает лучших показателей в производительности труда. Производство не зависит от капризов потребителя. Всякие разговоры о том, что в условиях механизации, стандартизации и централизации труд становится монотонным, а человеческая инициатива пренебрегается, есть не более чем реакционная попытка реставрировать ремесленное производство. Задача социализма заключается в преобразовании всей экономики в единый механизм, функционирующий автоматически. Пролетарское государство — надсмотрщик и наладчик этого механизма. Развитие экономики должно осуществляться только в таком направлении. Благодаря этому станет возможным наступление государства против элементов капитализма — мелкотоварного крестьянского хозяйства.

Правда, Троцкий, в отличие от Преображенского, не говорил об объективном законе социалистического накопления: выкачивании из крестьян максимальной прибавочной стоимости для развития промышленности. Но его призывы к наступлению государства на элементы капитализма сводились к той же самой идее.

Преображенский и Троцкий обвиняли Бухарина в том, что он представляет интересы богатеющего кулачества и подготавливает «термидорианский переворот». Его политика постепенно увеличивает значение капиталистических элементов в экономике и укрепляет враждебные классы.

Бухарин и Сталин обвиняли оппозицию в том, что она провозглашает нереальный лозунг «сверхиндустриализации». Стремится все крестьянство, а не только кулаков, настроить против Советской власти. Подорвать союз пролетариата с крестьянством — священный завет Ленина и условие существования Советского государства. Оппозиция требовала ограничения капиталистических элементов в хозяйстве. Однако не объясняла, как быть, если экономическое давление государства подорвет у крестьян стимулы к производству. И каким способом, если не возвращаться к методам гражданской войны, можно обеспечить производство и снабжение города хлебом.

Бухарин считал (и его точку зрения некоторое время поддерживал Сталин), что если государство затеет борьбу с крестьянством, то она будет экономически бесплодной, а политически убийственной. Военный коммунизм — наиболее показательный тому пример. Экономическое развитие страны должно опираться не на максимальную эксплуатацию крестьянства, а на поддержку равновесия между государственным и частным сектором, рабочим классом и крестьянством. Рынок и обмен есть средство достижения такого равновесия.

Если у крестьянина отнять все излишки (неважно как: прямым насилием или экономическим принуждением), то

187

он будет производить не больше, чем нужно для физического выживания. Поэтому принуждение крестьянства противоречит интересам партии, государства и пролетариата. Материальные интересы — единственный стимул роста сельскохозяйственного производства. Правда, при такой экономической политике крепнет кулачество. Но с помощью кооперации можно втянуть все крестьянство, в том числе и кулаков, в экономическую систему. Под контролем государства она будет способствовать экономическому развитию нового общества.

Развитие промышленности зависит от товарообмена на рынке. Аккумуляция денег в сельском хозяйстве увеличивает спрос на продукты промышленности. Отсюда следует, что обогащение крестьянства соответствует интересам всей страны. На этой основе Бухарин в 1925 г. провозгласил лозунг «Обогащайтесь!». (Который затем более полустолетия приводился как яркий пример его ренегатства.) Политика борьбы с крестьянином и разжигания классовой борьбы в деревне разрушит не только деревню, то и всю экономику страны. Помощь бедным крестьянам не должна быть связанной с разорением крестьян зажиточных. Государство должно уметь использовать средства, накопленные кулаками, для поддержки бедняков. Для этой цели нужно открыть ворота для накопления в сельском хозяйстве.

Кооперация потребления и снабжения естественным путем приведет к развитию производственной кооперации. А предложения троцкистов ведут к экономическому краху сельского хозяйства и промышленности. Если они будут реализованы — вся деревня поднимется против Советского государства и рабочего класса. Следовательно, они неизбежно приведут к краху диктатуры пролетариата. Вздувание цен на промышленные товары во имя социалистической индустриализации направлено не только против крестьян, но и против рабочих. Поскольку большая часть этих товаров потребляется горожанами.

Что касается нападок оппозиции на бюрократическое перерождение партийно-государственного аппарата, то такая опасность, по убеждению Бухарина, действительно существует. Однако она возрастет в сто раз, если использовать предложения левых в аграрной политике. Возврат к методам военного коммунизма потребовал бы создания целого класса привилегированных чиновников. Они вначале будут заниматься применением насилия к крестьянам, а потом и ко всему обществу. Стоимость такого аппарата не будет идти ни в какое сравнение со всеми потерями, связанными с «неорганизованным» сельским хозяйством. Главная гарантия от бюрократизации — создание во всех сферах жизни добровольных организаций граждан. Критикуя бюрократизм нового аппарата, оппозиция предлагает средство более опасное, чем сама болезнь.

188

С учетом последующего развития советского общества можно сказать вполне определенно: прогнозы Бухарина о бюрократизации партии и государства по мере давления на деревню подтвердились. Он был первым марксистом, определившим социалистическую бюрократию как класс. В то же время нельзя не заметить, что и Бухарин ничего не предлагал для демократизации партии и государства.(Добровольные же общества со временем тоже стали звеном разветвленной бюрократической машины.) Наоборот, Бухарин клеймил Троцкого, Зиновьева и Каменева как «штрейкбрехеров», которые нарушают единство партии и требуют свободы фракций. И напоминал, что единство партии и запрет фракций — азбука ленинизма.

Диктатура пролетариата, по Бухарину, предполагает существование только одной правящей партии. Все оппозиционеры хорошо знают об этом. А их моментальное превращение в демократов никого не обманет.

Таким образом, в дискуссии об индустриализации противники взаимно упрекали друг друга в том, что политика оппонента «объективно» ведет к реставрации капитализма. Термин «объективный» в данном случае был разновидностью бюрократической объективности, которая, конечно же, прикрывалась марксистской фразеологией. Ни один из участников спора не был свободен от взаимосвязи бюрократического и идеологического мышления. Впрочем, у Бухарина это качество было выражено меньше, нежели у других участников дискуссии.

Бухарин упрекал Преображенского в том, что он предлагает тот же самый путь накопления, которым шел капитализм,— путь эксплуатации и уничтожения мелкой собственности. Диктатура пролетариата рухнет, если будет подорван союз пролетариата с крестьянством. Планы внутренней колонизации направлены не против кулаков, а против всей деревни. Хотя бы потому, что интересы всех слоев крестьянства совпадают в отношении к ценам на промышленную и сельскохозяйственную продукцию.

Левые обвиняли Бухарина и Сталина в том, что их политика способствует росту экономического значения частных собственников. Социалистическая промышленность, а вместе с нею и рабочий класс, постепенно теряют свои позиции, что ведет к ликвидации диктатуры пролетариата. Тяжелая промышленность — главный мотор развития социализма.

Бухарин считал таким мотором товарообмен между городом и деревней. Производство не самоцель, а средство удовлетворения потребностей народа. Тогда как оппозиция повторяет Туган-Барановского, полагавшего, что можно создать такую экономику, в которой производство создает рынок для самого себя, независимо от размеров потребления. Бухарин требовал накопления денег и товаров в деревне.

189

В данных условиях это не только не противоречит, но и совпадает с интересами рабочего класса.

Оппозиция отвечала, что не может быть единства интересов между эксплуататором и эксплуатируемым. Кулак — это эксплуататор, и всякое экономическое содействие ему есть подкармливание классового врага.

Таким образом, в 20-е гг. сформировалось как бы две версии марксизма. Представители каждой из них постоянно ссылались на Маркса, Энгельса, Ленина. Ленин говорил о необходимости союза с середняком, но предупреждал и об опасности кулака. Бухарин утверждал, что нельзя уничтожить кулака, не уничтожая одновременно середняка. Преображенский и Троцкий считали, что нельзя экономически поддерживать середняка, не укрепляя одновременно кулака.

Иными словами, речь идет о выражении одной и той же истины, но с противоположными политическими намерениями. Оппозицию поддерживали те коммунисты, которые возмущались обогащением нэпманов на фоне бедности рабочего класса. Они руководствовались не столько марксистскими, сколько утопически-уравнительными представлениями о равенстве и справедливости. Еще верили в возможность буквального осуществления диктатуры пролетариата и не учитывали бюрократических тенденций революции. Следовательно, группа Троцкого — Зиновьева выражала корпоративные интересы рабочего класса, совпадающие с властными притязаниями чиновников революции.

Но и группа Бухарина не была свободна от таких притязаний. Ее сторонники считали, что государство должно выступать носителем общего блага и благосостояния всех классов. Поскольку это представление было связано с политическими иллюзиями большинства населения, постольку концепция Бухарина транслировала государственно-бюрократические, народнические представления о социализме. Которые тоже не имели ничего общего с марксизмом.

Каким было поведение Иосифа Виссарионовича Сталина в дискуссии, от исхода которой зависели судьбы десятков миллионов людей? Оно вполне соответствовало стереотипам политического бюрократа. Некоторое время будущий «великий вождь и учитель» поддерживал точку зрения Бухарина. В то же время он уклонялся от однозначных и окончательных высказываний. Позволял Бухарину и Рыкову провозглашать идеологические декларации. Отметил, правда, ошибку Николая Ивановича, выдвинувшего лозунг «Обогащайтесь!». Этим призывом он задел за живое многих чиновников революции и верноподданных, питавших бессознательно-доверчивое отношение к новой власти. Их сознание представляло собою помесь цитат из Маркса, лозунгов гражданской войны и типично традиционалистского мировоззрения, составной частью которого является убеждение в том, что государство должно устраивать жизнь подданных.

190

Сталин признал этот лозунг простой оговоркой, которую допустил «дорогой Бухарчик» и которая не шла ни в какое сравнение с чудовищными преступлениями оппозиции. Как и всякий восточный сатрап, Сталин не заходил далеко в дискуссиях. Но давал понять, что существенных различий между ним и Бухариным нет. Подобно Николаю Ивановичу, он повторял все ленинские тезисы о необходимости союза между пролетариатом и крестьянством. Критиковал ультралевые лозунги оппозиции, ее революционный авантюризм и чудовищную идею о внутренней колонизации страны.

В политической и организационной борьбе за власть Сталин был верховным авторитетом не только по причине своего положения в партийном аппарате. Но и потому, что легко мог доказать, с какой неимоверной легкостью все оппозиционеры отступают от своих убеждений, за которые они еще вчера рьяно сражались.

Например, не было ничего проще, чем доказать чисто бюрократическое происхождение демократизма Льва Давидовича. Едва Григорий Ефимович заключил с ним союз для борьбы с генсеком, не стоило большого труда напомнить, как сегодняшние союзники еще вчера поливали друг друга грязью. Если же речь идет о внутрипартийной демократии, то ни один из политических вождей партии не имел оснований выставлять себя демократом. На XIV съезде РКП(б) Сталин вполне справедливо напомнил: «Разве товарищам из оппозиции не известно, что для нас, для большевиков, формальный демократизм — пустышка, а реальные интересы партии — всё?» [44, 7, 383]. Несколько позже он еще более точно определил суть внутрипартийной демократии: «Внутрипартийная демократия есть поднятие активности партийных масс и укрепление единства партии, укрепление сознательной пролетарской дисциплины в партии» 144, 8, 145—146].

Впрочем, Сталин обладал достаточным макиавеллизмом для того, чтобы не пользоваться выражением «диктатура партии», перед которым не останавливались ни Ленин, ни Бухарин. Он всегда говорил о диктатуре пролетариата под руководством партии. И клеймил Троцкого за то, что тезис о невозможности строительства социализма в одной стране призывает партию отказаться от власти. Нетрудно понять, что такой способ использования теоретических понятий неизбежно вел к преобразованию марксизма в политическую риторику. Различные функции теоретических понятий (коммуникация, аргументация, защита идеи, монолог и т. д.) Сталин свел к одной единственной: защите существующей системы власти. Постоянное использование в политической борьбе данных понятий лишало их строго теоретического смысла и превращало в разменную монету политической валюты. Которая камуфлировала эту борьбу не только в сфере словоупотребления, но и в кадровой политике. Опе-

191

рирование марксистской терминологией стало разновидностью политического искусства, в котором любой термин напоминал масонские символы единства или принадлежности к когорте сторонников Сталина. Каждый человек, вступающий в партию, приобретал возможность бесконечного совершенствования в подобном искусстве. Правда, и другие политические вожди в этом отношении незначительно отличались от генсека.

Хозяйственная и налоговая политика во время нэпа не стояла на месте. Развивалась в направлении все большего давления на крестьянство. Кроме Бухарина, новую экономическую политику защищали Рыков и Томский — председатель Совнаркома и председатель ВЦСПС. Они были самостоятельными политиками, а не марионетками Сталина. Подобно Бисмарку, генсек с самого начала окружал себя людьми, которые не обладали ни самостоятельностью, ни политическим талантом (типа Молотова, Калинина, Ворошилова или Кагановича). Они могли только беспрекословно слушаться вождя.

Неопределенность экономической политики государства постепенно привела в тупик, откуда не было оптимального выхода. В 1925 г. правительство пошло на уступки крестьянству, что привело к росту производства продукции сельского хозяйства. Но и к 1927 г. производство хлеба не достигло довоенного уровня. Урбанизация и индустриализация расширяли потребность в продовольствии. Мелкие крестьянские хозяйства не могли удовлетворить эту потребность. Крестьяне не спешили продавать хлеб, поскольку нечего было купить на вырученные деньги. Кроме того, сами идеологи нэпа не отрицали классовой борьбы в деревне, о чем сейчас, кстати говоря, забывают поклонники 20-х гг.

Поэтому Сталин уже в 1927 г. решил перейти к более жестким мерам в отношении деревни — конфискациям и принуждению. Эти методы были составной частью политического опыта многих вождей и нового аппарата власти, сформировавшегося во время гражданской войны. В первые месяцы сталинского поворота в политике Бухарин ее поддерживал. Как всякий присяжный идеолог, он модифицировал свою экономическую программу. Предлагал увеличить вмешательство государства в товарно-денежные отношения. Усилить планирование экономической политики. Увеличить инвестиции в промышленность и начать наступление на кулака.

Такая политика, несомненно, шла на руку троцкистам и представителям новой оппозиции, хотя и не обещала им никаких политических дивидендов. Оппозиция была уничтожена. В то же время вмешательство государства в сельское хозяйство привело к ухудшению продовольственной ситуации в городах, которая и так была неважной. В публичных выступлениях Сталин все чаще говорил о кулацкой

192

опасности и усилении классового врага. Однако был настолько «мудр», что до поры до времени своих карт не раскрывал. Еще в феврале 1928 г. утверждал, что всякие разговоры об отмене нэпа и раскулачивании являются контрреволюционной агитацией.

Но пришло лето 1928 г., и Сталин провозгласил, что уж« созрели условия для массовой организации колхозов. На Пленуме ЦК в июле он, как истый политический эпигон, повторил все тезисы Преображенского: социалистическая индустриализация возможна только путем внутренней колонизации; нет иного пути строительства социализма, кроме установления государством таких цен, которые вначале принудят крестьян, а затем и весь народ, переплачивать за промышленные товары; таким способом можно будет получить дань для развития промышленности. Однако в целях политической риторики Сталин еще утверждал, что мелкое крестьянское хозяйство необходимо, и поддерживал лозунг прочного союза с середняком.

Бухарин, Рыков и Томский выступили против поворота в политике. После чего Сталин сообщил (вначале Политбюро, а затем — всему народу), что образовалась «правая группа». Осенью 1928 г. он начал клеймить правую опасность, отрицая при этом факт разногласий в Политбюро. Затем оказалось, что «правый уклон» выдвигает следующие требования: замедлить темп развития промышленности; дать поблажку кулаку; отодвинуть организацию колхозов в неопределенное будущее; восстановить полную свободу торговли; отменить чрезвычайные меры (реквизиции, полицейское давление и аресты) против кулака. Спустя непродолжительное время Сталин сообщил публике, что правые неправильно оценивают и международную обстановку. Верят в стабилизацию капитализма и не хотят бороться с социал-демократами. Все эти обвинения против группы Бухарина уже довольно давно выдвигали Троцкий, Зиновьев и Каменев. И здесь Сталин не был оригинален.

В это же время Сталин сформулировал принцип, который долгое время служил основанием для его славы как «теоретика». В июле 1928 г. им впервые было высказано: по мере строительства коммунизма классовая борьба будет обостряться, а сопротивление враждебных классов возрастать. Это открытие на протяжении четверти века было теоретическим оправданием всех репрессий и преследований, как в Советском Союзе, так и в партиях Коминтерна, а затем — в странах народной демократии.

Так началась массовая коллективизация — великая отечественная война нового государства со своим народом. «Великая» потому, что в истории нельзя найти аналога подобной войне. Попытки применить умеренное принуждение к крестьянам не дали успеха. В конце 1929 г. Сталин решил перейти к сплошной коллективизации. Началась мас-

193

совая ликвидация кулачества как класса. Уже спустя два с половиной месяца, в марте 1930 г., катастрофические последствия новой политики дали о себе знать. Начался массовый убой скота и уничтожение хлебных запасов — пассивное сопротивление политическому воплощению взаимосвязи бюрократического и идеологического мышления.

Иосиф Виссарионович на минуту приостановил разгон новой бюрократической машины. Опубликовал в «Правде» статью о головокружении от успехов. В ней он критиковал чрезмерное усердие и поспешность некоторых (в полном соответствии с постулатами либерально-бюрократического мышления) партийных чиновников и нарушение ими «принципа добровольности» при организации колхозов. Статья вызвала замешательство в партийно-государственном аппарате. Моментально начался массовый самороспуск колхозов. Тем самым выяснилось, что отступать нельзя. И вновь последовал поворот к политике сплошной коллективизации.

В стране, называющей себя «советской» и «социалистической», наступил ад. Новая бюрократия квалифицировала сотни тысяч, а затем миллионы людей как кулаков и подкулачников. Их повезли на Север, в Сибирь и на все «великие стройки социализма». Отчаянные протесты и восстания на селе («волынки» — по тогдашней бюрократической терминологии) беспощадно подавляла армия и ГПУ. Хаос, несчастья и голод овладели страной. Зачастую на стройки социализма и в прочие «не столь отдаленные» края вывозились целые деревни. Многие деревни вымирали с голода. Люди гибли и во время перевозки на новое место жительства от голода, холода и террора. Полуживые тени людей бродили по стране, побираясь Христовым именем. Отмечались даже случаи людоедства.

Чтобы предотвратить массовые побеги крестьян в города, была введена паспортная система. Ни один человек, под угрозой тюрьмы, не мог покинуть место жительства. Крестьянам паспортов не выдавали. Почти на 30 лет они превратились в крепостных нового социалистического государства, которое, подобно феодалу, привязывало их к земле. Так были воплощены в действительность почвеннические и славянофильские иллюзии, которые на практике переплелись с казарменным социализмом. Люди, приговоренные к каторжному труду, переполнили концлагеря.

Главным результатом сталинской коллективизации был упадок сельского хозяйства, из которого оно не выбралось до сих пор, несмотря на бесконечные реорганизации и реформы. В год смерти Сталина, т. е. спустя четверть века после начала массовой коллективизации, производство зерна на душу населения было меньше, чем в 1913 г. И несмотря на голод и нищету населения, в течение всего этого времени сельскохозяйственная продукция из СССР экспортировалась куда угодно. Лишь бы получить лишний доллар,

Blog

В. П. Макаренко бюрократия и сталинизм