Карл Павлович Брюллов. Жизнь и творчество
Курсовой проект - Культура и искусство
Другие курсовые по предмету Культура и искусство
а, соединенная с величественным стилем, натуральность освещения, жизнь всей картины,- все сие кажется достигшим совершенства!
Три века признали сие творение единственным из произведений Рафаэля, и смею утвердительно сказать, что не надеюсь никогда принесть большей пользы отечеству, как, скопировав, сей оригинал с должным терпением и прилежанием, к чему немало будет поощрять меня мысль быть полезным отечеству... Копирование сильно затруднялось неудовлетворительным состоянием фрески. Работу Брюллова прямо называли в Риме восстановлением оригинала. Он так пострадал от времени, что трудно распознать некоторые лица (свидетельствовал С. П. Шевырев). Копирование, превращающееся в реконструкцию памятника, не удивляло в 1820-х годах. После ряда похвал различных авторов только осторожный отзыв Стендаля является более верным. Французский писатель приехал в Рим осенью 1827 года и показывал своим друзьям его достопримечательности. Друзья остановились перед Афинской школой, рассматривая фигуру за фигурой. Наши спутницы с первого же взгляда уловили оттенки в выражении действующих лиц этой картины благодаря копии в размере подлинника, которую пишет какой-то русский художник. Копия эта, по-моему, была бы превосходна, если бы художник не позволял себе иногда восстанавливать то, что время уничтожило в произведении Рафаэля, и даже некоторые детали, которые Рафаэль не хотел изображать на картине, рассматриваемой с расстояния семи или восьми шагов.
Яркие краски русской копии послужили нам прекрасным комментарием, отлично поясняющим текст старинного автора....
Брюллов, конечно, внес немало своего в копию с Рафаэля. Точно передав рисунок фигур и архитектуры, он не уловил (пользуясь масляными красками), воздушности фрески, сделал изображение более плотным и выдержал его в теплых, коричневатых тонах (принятых об историческом жанре конца XVIII и начала XIX в.). Тем не менее, его копия доносит до нас величавость и благородство замысла, грандиозный композиционный размах оригинала. Работая над нею, Брюллов имел достаточно времени, чтобы глубоко прочувствовать возвышенную мощь образов и значительность содержания оригинала. В Ватикане, перед Афинской школой бледнели и мельчали начинания самого художника (Благословение детей, Гилас и нимфы, Эрминия у пастухов, Клеобис и Битон, Осада Коринфа) и восхваляемые в те годы картины Камуччини, Агриколы и иных, ныне позабытых знаменитостей. Копия помогла подготовиться к работе над большой картиной. Художник готовился к тому, чтобы писать свою картину.
.2 Последний день Помпеи
Брюллов в Италии не был оторван от родины. Он вспоминал о ней в дружеском доме Гагариных, в литературно-художественном салоне Зинаиды Волконской, где он встречал Бруни, Александра Иванова, молодого философа Н. М. Рожалина, поэта и критика С. П. Шевырева. В беседах с ними, в спорах и мечтаниях крепло его желание создать картину, воплощающую дух переживаемой эпохи.
Соперничество с классиками, великие события прошлого, живые характеры - вот что пока еще неясно рисовалось в воображении Брюллова. Он был внутренне подготовлен к созданию огромной картины. Уже в 1824 году он писал Обществу поощрения художников: В Риме стыдишься произвести что-нибудь обыкновенное.
В 1827 году Брюллов осматривал раскопки Помпеи и поступившие в неаполитанский музей вещи, найденные на раскрытой к тому времени территории. Позднее он рассказывал Железному, что у него во время осмотра этого города... блеснула мысль написать большую картину и представить на ней гибель Помпеи. Об обстоятельствах катастрофы, погубившей город, художник знал из текста двух Писем римского писателя Плиния Младшего,- рассказа об извержении Везувия в 79 году первого века, о гибели людей под массой падавшего пепла, о мраке и ужасе.
Систематические раскопки Помпей начались в 1748 году. В начале XIX столетия было издано несколько трудов о городе, его архитектуре и находках. В 1829 году вышел в свет большой альбом Thermes de Pompei, в котором текст и таблицы были подготовлены Александром Брюлловым. Молодой архитектор находился в Помпеях в 1824 году, и как раз при нем были раскрыты термы - прекрасное здание публичных бань, которым он и посвятил свое исследование, превосходно изданное в Париже.
Александр Брюллов писал во вступлении к альбому: Обстоятельства, стеревшие Помпею с лица земли, спасли ее руины. Погребенная восемнадцать веков под вулканическим пеплом, которым скрыл ее Везувий, она является нам совсем такой же, какой была в правление Тита. Следы человека в ней еще столь живы, что глаз изумляется, не встречая ее обитателей.
Карл еще до появления альбома, разумеется, слышал увлекательные рассказы Александра. Один такой рассказ дошел до нас в письме А. П. Брюллова из Помпей (от 2 декабря 1825 г.), посланном матери: ...Я выхожу на главную дорогу, ведущую к городским воротам; предо мною ряды гробниц и памятников [...]. По правую сторону первое жилище - дом Диомеда... Я забываю век, в котором живу, мечтаю видеть сей город в цветущем его состоянии: толпы народа теснятся по узким улицам... Но что это? Я вижу огненные реки, вырывающиеся из огромного его (Везувия.- А. С.) жерла; они стремятся, разливаются [...]. Меж тем дождь песку, золы и камней засыпает пышную Помпею; Помпея исчезает пред моими глазами. Диомед, не надеясь найти спасения в роскошном своем жилище, с кошельком золота в руках надеется, по крайней мере, сп?/p>