Исследование природы человеческого существования в ранних рассказах Ф. Горенштейна
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
?ивают с русскими классиками XIX века. Неоднократно указывалось на его сходство с творчеством Ф.М. Достоевского, с которым, несмотря на это, Горенштейн постоянно полемизирует.
Лев Наврозов пишет: Когда я прочел в журнале Время и мы повесть Искупление Фридриха Горенштейна, я подумал: Чехов восстал из мертвых. Усвоение Горенштейном чеховских уроков можно видеть в реакции на зло и притеснение главного героя романа Место Цвибышева. В одном из своих рассказов - Мой Чехов осени и зимы 1968 года - он пишет: Первая реакция человека, подавленного несправедливостью, на свободу и добро - это не радость и благодарность, а обида и злоба за годы, прожитые в страхе и узде… …Пассивная враждебность человечности опаснее враждебности активной, преступления активной враждебности кровавы, но враждебность эта живая, а, следовательно, смертная, пассивная же враждебность не столь ясно выражена, бескровна, природна, но она способна ждать и побеждает человечное в человеке не силой, а терпением.
Другой исследователь, Т. Чернова, в статье Читая Фридриха Горенштейна: Заметки провинциального читателя отмечает, что Фридрих Горенштейн работает в манере зощенковского анекдота, но не обнаруживает характерного для Зощенко сочувствия своим героям. Он отстраненно, сухо, брезгливо и сурово судит своих персонажей и страну, в которой они возможны. Этот отстраненный взгляд делает естественной насмешку над очень серьезными вещами. Луна, символ вечности и холода космического, похожа на давно засохший кусок сыра и, по-блоковски ко всему приученная, высокомерно наблюдает за тем, как ничтожно и бездарно проживают свой недолгий век люди, посягнувшие на осуществление великой идеи, вконец испортив и измельчив свой национальный характер, превратив Отечество в коммунальную квартиру.
Марк Липовецкий в статье Рождённые в ночи сравнивает Ф. Горенштейна с Ч. Айтматовым в изображении детства. При этом, исследователь указывает на то, что как раз на фоне Айтматова чётко видно своеобразие мифа о детстве-отрочестве-юности, созданного Горенштейном.
Во-первых, М. Липовецкий говорит: Если у Айтматова мифологические образы вводятся в реалистический сюжет…, то у Горенштейна мифологические смысловые структуры извлекаются изнутри вполне реалистических, казалось бы, ситуаций.
Во-вторых, если у Айтматова через миф осуществляется художественная оценка жизни: миф предстаёт как концентрат изначальных нравственных ценностей, то у Горенштейна миф безоценочен - он воплощает бытийный порядок вещей….
В-третьих, если… ребёнок у Айтматова через встречу с мифом усваивает фундаментальные нравственные истины, то у Горенштейна никто ничему не научается…..
А. Аннинский в статье Фридрих Горенштейн: миры, кумиры, химеры говорит о перекличке Ф. Горенштейна с В. Гроссманом. Горенштейн наследует у Гроссмана базисную, ключевую тему: мировой поворот России от коммунизма к национализму, а также общефилософское ощущение: личность размазана, расщеплена, разложена, распята, и это - не ошибка, это - закон бытия. Но если у Гроссмана личность в какой-то степени всё-таки пытается сопротивляться, то у Горенштейна подорвано и размыто самое основание личностного бытия и человек принуждён искать соответствующую систему ориентации. Также А. Аннинский упоминает имя Вяч. Иванова, который с профессиональной точностью вспоминает ближайшего аналога Горенштейна - Андрея Платонова, особенно в изображении детей. Только у Платонова сквозь злободневное светится вечно доброе, а у Горенштейна сквозь добродневное (жалость момента) темнеет вечно гибельное, - заключает А. Аннинский.
Также и В. Камянов свидетельствует о том, что в реалистических картинах Горенштейна прослеживаются отголоски платоновского сказа.
В.В. Иванов во вступительной статье к роману Псалом сравнивает Ф. Горенштейна с Ф. Кафкой, Л. Толстым, А. Солженицыным. Критик говорит о том, что роман Псалом принадлежит к центральноевропейской традиции философского романа, и если его вписать в литературное окружение XX века, то можно задуматься о частичном сходстве с магическим реализмом Варгаса Льосы, или Гарсиа Маркеса, или с романами-притчами Кафки.
Именно в сопоставлении с Ф. Кафкой видится и немаловажное отличие романа Ф. Горенштейна Псалом. Исследователь отмечает, что, как и на Горенштейна, на Кафку Ветхий Завет повлиял и как литературное произведение. Но Кафка перенял прежде всего библейский стиль, а Горенштейн старается следовать самой букве ветхозаветного текста. Роман Псалом по своему построению близок к богословскому, необычен способ, каким говорит и мыслит Антихрист: Не он думает, а Бог говорит ему через одного из пророков. Таким образом, Горенштейн в отличие от Кафки не ограничивается только философскими притчами на ветхозаветный лад, а пытается втолковать … читателю свою философию. Что касается влияния Л. Толстого на Ф. Горенштейна, то это проявляется в чётком следовании психологической линии, монологичности сюжета, а также в использовании толстовского приёма отстранения, заглядывания далеко за мнимую поверхность явлений - прямо в их суть.
Горенштейн-психолог очень обязан Ф.М. Достоевскому. Вячеслав Иванов фиксирует, что роман Псалом по построению напоминает самые спорные стороны лучших книг последней половины века. Обил?/p>